Нерассказанные истории

      — Приятно провести время!       — Приятно провести время!       — Приятно провести время!       «Моя сороковая Ночь Мёртвых. День Мёртвых? Сутки Мёртвых. Юбилейная. Пора попробовать пройти?»       Джек сплёвывает в сторону и чертыхается старой глупой привычке. Он стоит, спиной прислонившись к стене, и наблюдает за проходящими через турникет к мосту из листьев мёртвыми, чьи фотографии оказались на офренде. Уже сороковой раз Джек почти решается встать в очередь, пройти её и вытерпеть, пока сканер покажет, оказался ли он на чьей-либо.       «Но каковы шансы? Кому бы я тут был нужен».       Джек хмыкает и качает головой. В этих краях он чужой, совершенно чужой, одинокий, никому не нужный и всеми забытый. Сбежавший из своей страны и оказавшийся в чужом загробном мире.       «Так и знал, надо было дома умирать».       Джек невесело смеётся. Он морщится, снова качает головой, вздыхает. Отталкивается от стены, чтобы уйти с этой… границы, но что-то в очередной раз заставляет его остановиться. Остаться на месте. Дать себе ещё один шанс решиться. Джек снова прислоняется спиной к стене.       — Приятно провести время!       «Что может быть приятного в том, чтобы смотреть на то, как по тебе тоскуют? Никогда не понимал этого обычая».       Джек вздыхает. В его памяти возникает образ поминания умерших родственников. Семейный ужин, молчание, несколько рассказов об умерших. Тишина. Что с семьёй, что с другими — всегда все тоскуют и не молчат только о памятных событиях из жизни умерших, а здесь, что удивляло Джека, день был похож на праздник.       — Да, это я, Фрида Кало! Пропустим сканер?..       «Фрида… Её тоже звали Фрида».       В памяти Джека снова возникает образ, но уже из местных краев. Прекрасная юная дева, знающая, за какую сторону держать револьвер, молодая и горячая, взрывная… своя… Настоящая соратница, которую Джек потерял в обычной перестрелке, подставившись под чужие пули. Здесь он много, слишком много раз обдумывал тот день, вспоминал его во всех подробностях, размышлял, как мог бы выйти победителем и вернуться к дорогой Фриде. Уже сорок лет он думал лишь об этом дьяволе в длинной юбке, под которой могло прятаться с полдюжины заряженных револьверов. И одно ружьё.       «И одно ружьё».       Джек улыбается, едва ли не чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. В голове снова звучит голос Фриды, хвастающейся своим скрытым арсеналом, как она с хитринкой в глазах упоминает про свое ружьё. Любимое. Отцовское. Никогда не промахивающееся. Которое было бы очень кстати в той перестрелке.       «Давай, дурень, а вдруг она поставила твоё фото?»       Джек отрывается от стены, ведомый надеждой, и даже делает два шага в сторону очереди.       «Нет. Не спустя же сорок лет. Да и откуда у нее моя фотография?»       Два шага назад. Спина снова прижата к стене. Джек скрещивает руки на груди и опускает голову. Мечтает о сигарете. Снова поднимает голову и смотрит, как какого-то оборванца тащат подальше от таможни. Того самого оборванца, что каждый год рвется наружу под разными предлогами.       «Хотел бы я быть таким? Нет. Его фотографию не поставили. Я бы такого узнать точно не хотел. Но он все равно побежал — зачем?»       Джек, щурясь, смотрит вслед тому, кого волокут под руки. Волокут назад, как когда-то его самого выволакивали побитого из салуна. Вот только он тогда боролся за честь прекрасной оскорблённой дамы, а после, лёжа на земле и пытаясь разглядеть в мути хоть что-то чёткое, увидел её — ту самую даму с поруганной честью, нависающую над ним с обеспокоенным лицом. Она искала в нём признаки жизни, а он в ней — повод влюбиться ещё сильнее.       «За что боролся этот несчастный? За любовь?»       Джек бы тоже боролся за любовь, если бы их бандитский роман перерос бы во что-то более мирное. Если бы их роман был бы чем-то большим, чем дикая страсть, жажда проливать чужую кровь вместе и обогащаться за счёт других. Тоже вместе.       «Может, и мне стоило бы хоть раз попробовать? Если я всё ещё её люблю, то и она, быть может, тоже могла бы не найти себе кого за это время? Хотя прекрасная Фрида всегда была слишком прекрасной, чтобы быть одинокой».       Джек усмехается. Вспоминает свою любовь при жизни. Вкус её губ и теплоту её кожи. Улыбку. Загадочный взгляд.       «Слишком поздно, да, Фрида? Я мог бы быть с тобой, твоим, тогда… Ещё не факт даже что на своей первой ночи мертвяков».       Джек беззвучно смеётся, едва не срываясь на плач.       — Ты, чёртов неудачник!       Мрачную тишину разрезает гневный женский голос, Джек вздрагивает и поднимает голову. На него летит яростная женщина, размахивая какой-то бумажкой.       — Ты где пропадал, а?! Я тебя спрашиваю! Ты какого чёрта сдох?!       Джек оторопело вглядывается в лицо женщины, пытаясь понять, кто она такая. Седые волосы, платье в пол и… отсутствие черт лица делают её удивительно похожей на других местных женщин.       — Вы обознались? — неуверенно спрашивает он, поднимая руки.       — Обозналась?! Тебе в голову попали, что ли?! Ты почему ни на одной Ночи Мёртвых не появился, а?! Мне сказали, что ты ни разу не прошёл через турникет, — я что, каждый раз зря делала эту тупую офренду?! Каждый раз зря следовала всем этим тупым традициям?! У меня вообще-то времени-то не много было, знаешь ли, после того как ты сдох!       Джек не торопится отвечать. Он всё ещё разглядывает орущую на него женщину, стараясь найти в ней хоть что-то знакомое, хоть что-то отличное от всех тех, кого он здесь видел раньше. Но обзор перекрывает прилетевший в лицо пожелтевший листок бумаги.       Вздрогнув от неожиданности, Джек срывает его с лица. На бумаге изображено его собственное живое лицо с надписью «живым или мёртвым», его именем и ценой.       — Фрида?.. — спрашивает он внезапно осипшим голосом, снова поднимая глаза на разгневанную женщину.       — Придурок! — гаркает она в ответ. — Я каждый год ставила твой портрет на эту чушь, каждый год ставила твоё любимое барахло рядом, еду, и всё для того, чтобы узнать, что твоя никчёмная задница ни разу не удосужилась перейти через мост?!       — Н-но Фрида! Я думал… Я думал, ты забыла меня! Нашла себе кого-то, да и… Как бы я вообще прошел? Это же даже не фотография!       — Да тебя при жизни тогда ещё для плакатов зарисовывали, ты забыл, что ли, тупица?! Могла бы — голову бы тебе оторвала! — снова рычит женщина.       Джек слабо улыбается. Не находя ничего более умного, берет свой же череп в руки и поднимает, отрывая от позвоночника. Улыбается глуповато.       Фрида едва не роняет челюсть.       — Верни на место! Фу. Гадость какая. И вообще... Вернись на место…       Фрида смущённо отводит глаза в сторону. Джек ставит череп обратно на позвоночник, осторожно подходит к наконец-то встреченной подруге и обнимает её.