Мы ведь семья

— Мам, а кто такой Итачи? Изаму говорит, что он был лучшим другом Шисуи-сана. А еще… старшим братом моего папы. Это правда? Изаму любит выдумывать всякую чушь — лишь бы его все слушали! Черноволосая девочка лет пяти пытливо уставилась на мать, заставив ту отвлечься от готовки. Сакура вздрогнула, едва не поранившись острым кухонным ножом. Когда-нибудь Сарада все равно бы что-нибудь узнала, это все было вопросом времени. И пусть Сакура уже давно заранее обдумывала, что она могла сказать своей дочери об Итачи, сейчас все ее мысли как будто назло смешались, спутались. Сакура выдохнула. Подставила руки под холодную струю воды, а затем с мягкой печальной улыбкой посмотрела на Сараду. — Это правда. У твоего папы был старший брат, но его давно уже с нами нет. Когда-то он придумал себе очень сложную миссию. — Сам придумал миссию? Так можно? И что, он не справился? — интерес в глазах Сарады только возрастал. Она вообще слабо понимала, что происходило на этих самых миссиях, отчего детская фантазия разыгрывалась только сильнее. Сакура на все вопросы только многозначительно коротко кивнула, сделав вид, что ей сейчас важнее следить за закипевшим супом, а не удовлетворять опасную любознательность дочери. — Ясно… — девочка между тем задумчиво опустила голову. — А было бы здорово, если бы у меня был дядя, да? Ну, Наруто-сан и Шисуи-сан не считаются, они мне не родные! Сакура снова не нашлась, что ответить. Хотелось сказать, что дядя Итачи любил бы ее, научил бы всем секретным техникам клана, о которых она давно уже упрашивала своего отца. Но Сакура не хотела лгать дочери. Итачи Учиха в ее памяти все еще оставался беспринципным лжецом, у которого цель, борьба за идеальный мир оправдывали любые средства. Она не хотела быть как он, а потому не собиралась усыплять дочь сладкими иллюзиями. — Твой дядя был очень сложным человеком, но долг шиноби стоял для него превыше всего. Его, наверное, никто не понимал. Сарада в непонимании сморгнула. — Как? Мама, ты же тоже шиноби. И папа… И я тоже когда-нибудь буду! — глаза девочки засияли в возбуждении. Сакура усмехнулась — слишком уж Сарада в такие моменты походила на нее в детстве. — Для вас же тоже главное — это долг шиноби, нет? Сакура покачала головой. Ее сенсей в свое время учил ее совсем другому. — Сарада, в нашей жизни есть вещи важнее долга шиноби и наших миссий. Семья, товарищи — в первую очередь ты должна защищать и думать о них. Твой дядя очень любил свою семью, но совсем ей не дорожил. Поэтому теперь его с нами нет. — Я не понимаю… — пробормотала девочка, пристально уставившись на мать. Сарада уже с детства была не в меру сообразительной и проницательной, но сейчас она действительно не могла понять, что пыталась донести ей мама. Что значит, семья важнее миссий? В Академии их этому не учили. В голове ребенка зароилось слишком много вопросов, на которые мама, кажется, совсем не горела желанием отвечать. Придется ждать отца — он как раз на днях должен был вернуться. — Когда-нибудь поймешь. А теперь иди, я знаю, что ты еще не все уроки подготовила. Давай. Сама говорила, что на следующем занятии ты обязательно сделаешь Изаму и Боруто. Мрачно задумчивое выражение Сарады вмиг сменилось колючим раздражением. При упоминании этих двоих придурков Сарада обычно вспыхивала, краснела и тут же становилась подозрительно тихой. Когда-нибудь своими дурачествами они выведут ее настолько, что она сразу пробудит Мангеке. И Сарада, и Сакура были в этом уверены. Боруто пошел весь в своего отца — еще с малых лет начал донимать понравившуюся ему девочку своим настойчивым вниманием. Изаму же вел себя более дипломатично — хоть что-то в его характере ему досталось от отца — главы клана — Шисуи Учиха. Изаму набивался к Сараде не в друзья, а в соперники. Сарада же только презрительно называла их обоих «малышней» и старалась как можно показательней игнорировать. Это не работало. «Малышня» активно доказывала, что их разница в год (с Изаму) и полтора (с Боруто) ничего не значит. Сакура же, глядя на зарождающуюся сердечную дружбу, была больше, чем уверена, что по иронии судьбы кого-то из них точно определят в одну команду — история циклична. Связь Учиха и Узумаки, видимо, нерушима. Сарада еще с минуту покрутилась возле матери, а затем пошлепала в свою комнату. К урокам она и правда старалась подходить со всей ответственностью. К возвращению отца в Академии должны были огласить результаты с новым рейтингом успеваемости — она должна быть на первом месте. Должна обойти даже смышленого не по годам Изаму. Сарада должна доказать папе, что уже готова по-настоящему стать частью клана Учиха. Научиться хотя бы технике огненного шара! Сарада верила, что если она станет лучшей хотя бы среди своих сверстников, папа обязательно найдет время с ней позаниматься. Вспомнит о ней. Забудет на время о своих миссиях. Сакура быстро закончила с готовкой, скинув с себя фартук. Женщина подошла к окну, задумалась. Последний раз она видела Итачи здесь — тоже через окно. Всего на одно отчаянное застывшее мгновение. Она помнила, как сидела еще с малышкой-Сарадой на руках, боясь даже взглянуть на часы в беспокойном ожидании возвращения Саске. Сакура помнила, как плечи ее мелко подрагивали, как хныкала Сарада, будто чувствуя волнение матери. Сакура помнила тот день. Она помнила промелькнувший тогда у окна знакомый силуэт. Итачи всегда пугал ее своими внезапными появлениями, но в тот раз она сама ждала его. Он не мог уйти просто так. Не мог не взглянуть в последний раз в изумрудные глаза, пропитанные болью и отчуждением. Не мог не поймать на себе заинтересованный взгляд черных глаз-бусинок. Итачи знал, что не смел даже приближаться к ним. Но он не мог не проститься — отказать себе в своей единственной слабости. «Прощай». Сакура редко вспоминала их странное прощание. Не хотела вспоминать. Саске вернулся тогда поздно. Об Итачи они так никогда больше и не заговорили. Для них он умер, а память о нем со временем обуглилась. Но легче никому от этого не стало. Сакура знала, почему Саске постоянно брал длительные миссии и пускался по самым разным уголкам самых разных стран. Нет, он не смирился, он не забыл. Саске всегда был честен перед самим собой. Саске все еще жил памятью о своем брате, все еще искал ответы. А может, и его самого. Сакура никогда не спрашивала его об этом. Знала: бесполезно. Может, если не она, то Сарада сможет когда-нибудь до него достучаться? Она тоже имеет право знать правду. И что-то подсказывало Сакуре, рано или поздно она добьется своего. Учиха ведь. Сакура прислонилась ладонью к холодному окну. На улице стояла ранняя весна, как тогда. На душе у женщины было так же неспокойно, как тогда. Только ждала она теперь другого, всматриваясь в редкие силуэты проходящих мимо соклановцев через запотевшее стекло. И ждала не для того, чтобы смазанно проститься. Теперь Сакура ждала, надеясь наконец услышать радостные, немного робкие возгласы дочери «папа вернулся!..». Надеясь наконец почувствовать на своих плечах теплые руки; на шее — такое же теплое дыхание. Горячее. Родное. Сакура ждет и надеется, что когда-нибудь она перестанет греться только этими редкими моментами. Ждет, что Саске когда-нибудь отпустит прошлое. Вернется к ним насовсем. И Саске отпустит. Совсем скоро забудет, когда через два дня он вернется домой и с порога кинет короткое спокойное: «Я видел его, Сакура». И Сакура снова все поймет без слов: когда-нибудь Сарада все-таки познакомится с дядей.