Невербальная магия

Тишину аудитории нарушал только скрип перьев о бумагу. Профессор обвел класс взглядом, дождавшись, когда студенты закончат зарисовывать с доски схему заклинания и записывать на полях пояснения преподавателя. — Невербальная магия, — произнес он, когда в аудитории воцарилась тишина. Профессор Персиваль Грейвз вел занятия у семикурсников с начала учебного года, после того, как в мае должность преподавателя Защиты от Темных искусств вновь стала вакантной. — Кто расскажет, что это такое? — спросил он у класса. В воздух взлетело несколько рук. — Да? — Грейвз жестом указал на рыжеволосого конопатого юношу в красно-золотом галстуке. — Невербальная магия — это умение накладывать заклинания, не произнося их вслух, — бодро отчеканил тот. — Замечательно, мистер Уизли, — похвалил Грейвз. — Пять очков Гриффиндору. — И это то, чем мы уже занимались на шестом курсе, — громким шепотом прокомментировали из противоположного конца класса. Грейвз снисходительно склонил голову: — Верно, мистер Тремлетт. Однако директор сообщил мне, что предыдущий преподаватель был не слишком компетентен, чтобы посвятить вас в азы. Так что если вы намерены сдать ЖАБА по моему предмету, — по классу пронесся одобрительный смешок, — я настоятельно рекомендую вам вникать в материал. — Итак, — продолжил он, когда студенты успокоились, — кто-нибудь хочет ассистировать мне? Семикурсники встретили предложение вежливым молчанием. Грейвз оглядел класс, и тут его взгляд зацепился за юношу на последней парте. Тот сидел, склонив голову, и что-то сосредоточенно царапал на пергаменте. — Мистер Бэрбоун, — позвал Грейвз. Юноша дернулся, перо застыло в его пальцах. Не поднимая головы, он перевел тяжелый взгляд на профессора, смотря исподлобья. — Поможете мне продемонстрировать невербальные заклинания вашим однокурсникам? Тот нехотя поднялся из-за стола, свернув пергаментный свиток, и вышел к доске. Криденс Бэрбоун стоял чуть сутулясь, будто желал казаться меньше ростом. В этом не было ничего удивительного — за последнее лето он сильно вытянулся, оказавшись выше своих соседей по комнате чуть ли не на голову. Разница в росте смущала его — он не успел привыкнуть к новому, взрослому телу, а потому на подсознательном уровне пытался казаться меньше. — Что я должен делать, сэр? — негромко спросил Криденс, смотря на Грейвза. — Мистер Тремлетт сказал, что вы уже знакомились с этими чарами, — напомнил профессор. — Вот и покажите нам, что вы усвоили за прошлый год. На скулах Криденса проступили розовые пятна, он нахмурился. Невербальные заклинания давались ему не очень хорошо — они требовали концентрации и владения собственными мыслями. Но если в прошлом году его ничто не смущало, то сейчас главная причина беспокойства стояла прямо перед ним. Криденс вскинул палочку, пытаясь не думать о том, что минуту назад писал на пергаменте, и попытался собрать волю в кулак, вытеснить из головы посторонние мысли. «Акцио перо», — указывая на него палочкой, мысленно произнес Криденс, гипнотизируя взглядом преподавательский стол. Он представлял, как перо взмывает вверх, плывет к нему по воздуху... Но оно даже не шелохнулось. «Акцио перо», — с раздражением твердил про себя Криденс. Результата не было. Агрессия — неверный помощник, когда только постигаешь основы нового вида чар. Конечно, были заклинания, что требуют злых мыслей, а порой — даже желания причинить боль. Криденс вдруг снова вспомнил тот роковой день, когда в дом его родителей пришел волшебник в черной мантии и серебряной маске. Криденс был еще мал и не понимал, чего хотел от них незнакомец, но, почувствовав угрозу, почти сразу спрятался за диваном в гостиной, с испугом наблюдая, как уверенно и властно ведет себя в их доме незваный гость. Переполненный страхом, Криденс почти не запомнил, что говорил родителям тот человек, но до сих пор, стоило только закрыть глаза, ясно видел искаженное невыносимой болью лицо матери, слышал ее леденящие душу крики и мольбу отца, которого волшебник в маске заставил наблюдать за мучениями жены. Криденс заполз под диван и лег на пол. Теперь он мог видеть лишь ноги родителей и волшебника в маске. Но он не увидел, как тот достал палочку, услышав лишь зловещее шипение: «Круцио!» Мать упала на пол, корчась в жуткой агонии. В испуге приоткрыв рот, но не проронив ни звука, Криденс смотрел, как ее тело извивалось на ковре; глаза были зажмурены, рот страдальчески распахнут. Она оглушительно кричала, ее выкручивало, как во время припадка, словно мама хотела увернуться от нестерпимой боли, но боль никуда не уходила. Она билась в конвульсиях, будто ее сжигали заживо, выворачивали суставы, клеймили раскаленным металлом. Отец, едва сдерживая рыдания, просил не причинять ей боль, забрать его и больше никого не трогать, но злой волшебник был неумолим. Наконец пытка прекратилась — действие заклинания закончилось, и отец подскочил к маме, чтобы бережно приподнять ее. — Где скрывается Орден Феникса? — спросил волшебник. — Я не знаю, не знаю, ясно вам? — выкрикнул отец, подхватив на руки безвольное тело жены. Её голова склонилась набок; мама открыла глаза и нашла взглядом Криденса, слабо улыбнулась ему и еле заметно покачала головой, давая понять, чтобы он не вылезал из укрытия, не выдал своего присутствия. В глазах Криденса стояли слезы, нос заложило от сдерживаемых рыданий, все тело затекло от неудобной позы, но он не шевелился, прося Мерлина, чтобы кошмар поскорее закончился... Пытка не продлилaсь долго. — Авада Кедавра, — ядовито процедил волшебник. Яркая изумрудная вспышка. Гостиную затопил ослепительный свет заклинания, и тело мамы обмякло на руках отца. Ее глаза все еще смотрели на Криденса, но во взгляде больше не было жизни. Глаза неподвижно застыли, точно стеклянные, рот чуть приоткрылся. Криденса затрясло. Ему отчаянно хотелось выбраться из убежища, растерзать этого мерзкого, отвратительного, жестокого человека, посмевшего переступить порог их дома, чтобы мучить и убивать. Отец закричал раненым зверем, вцепился мертвой хваткой в тело жены. Непростительное заклинание прозвучало во второй раз, и гостиная снова наполнилась зеленым свечением... Спустя годы, уже учась в Хогвартсе, Криденс узнал, что его семья, как и многие другие в то неспокойное время, подверглась нападению Пожирателей смерти, и лишь чудом убийца родителей не обнаружил присутствие Криденса, как и тот не узнал его имени. Возможно, он уже давно сидел в Азкабане или отправился на тот свет. А может, живет где-нибудь в Британии, разыграв перед Визенгамотом раскаяние? Криденсу не удалось ничего узнать о событиях тех дней, зато он четко решил для себя, что не намерен искать мучителя своих родителей. Времени прошло слишком много, и страшное знание ничего не изменит, лишь разбередит старую рану. К тому же он понимал, что, решив отомстить, в колдовстве не сумеет потягаться с убийцей, не брезговавшим Непростительными заклинаниями, когда у него самого даже не получались невербальные чары... — Мистер Бэрбоун, — позвал профессор Грейвз, и Криденс вздрогнул. — У меня не выходит, сэр, — слабо оправдался он, не поднимая головы. — Все хорошо, — подбодрил его профессор. Он положил ладонь ему на плечо, несильно сжав, будто почувствовал смятение своего студента. — Вам необходимо больше практики. Идите на свое место, Криденс. Криденс задержал дыхание, ощутив через ткань мантии успокаивающее тепло ладони, и почти мгновенно отскочил прочь, чтобы вернуться за последнюю парту. Он никогда не знал, что такое влюбленность, пока первого сентября, будучи уже семикурсником, за торжественным ужином в Большом Зале не встретился мимолетно взглядом с новым преподавателем Защиты от Темных искусств. Несколько лет назад Криденсу нравилась одна девушка с его факультета, на курс старше, но о каких-то отношениях не было и речи, потому что они с ней даже ни разу не разговаривали, зная друг друга лишь косвенно, и она всегда находилась в компании подруг, так что не получалось улучить момент и заговорить с ней. Симпатия Криденса оказалась односторонней, и ему оставалось лишь украдкой наблюдать за девушкой издалека в Большом Зале, библиотеке или в гостиной Рейвенкло, пока они готовили домашние задания. С профессором Грейвзом все было иначе. Хотя бы потому, что им приходилось общаться, пусть и только по учебе. Криденс чувствовал себя не в своей тарелке, всякий раз оказываясь рядом с ним, и старался не подавать виду, что испытывает в его присутствии смущение. Конечно же, они здоровались в коридорах Хогвартса и на улице, профессор Грейвз охотно отвечал на его редкие вопросы во время уроков, но сам Криденс старался лишний раз не привлекать к себе его внимание, чтобы не оказаться в неловком положении, ненароком дав понять о своих чувствах. На практических занятиях профессор ставил студентов в пары и ходил по классу, давая советы, как лучше повторить движения палочки, на чем заострить внимание. После неудачной попытки с невербальным наложением Манящих чар Криденс отступал в конец аудитории, стараясь лишний раз не попадаться профессору Грейвзу на глаза, и внимательно наблюдал за ним издалека. Наблюдал за его уверенной походкой, четкими движениями руки, когда тот накладывал заклинания; затаив дыхание, слушал его негромкий уверенный голос и ощущал себя так, будто на него наложили «Конфундус». Он понимал, что проку от таких уроков немного, поскольку сосредотачивал внимание не на предмете, а на том, кто его преподавал, — но не мог пересилить себя.

***

Приближались рождественские каникулы, преподаватели не нагружали учеников сверх меры, чтобы не омрачать праздники, однако каждый считал должным напомнить, что после Рождества возьмет весь курс в оборот, чтобы еще раз повторить школьную программу к ЖАБА, которая повергала Криденса в трепетный ужас, потому что он до сих пор не определился, куда податься после Хогвартса. За несколько дней до праздника в гостиной факультета Рейвенкло установили густую ель. Профессор Флитвик лично украсил ее горящими свечами, пламя их было холодным и заговоренным таким образом, чтобы не подпалить хвою. На пушистых лапах качались бронзовые и ярко-синие стеклянные шары в тон факультетским цветам, а почти под самым потолком на макушке сияла рождественская звезда, вокруг которой парили светляки. Устав летать, они садились на ее грани, и тогда звезда, преломляя свет, начинала сиять изнутри всеми цветами радуги, придавая праздничному убранству поистине волшебный вид. Почти все студенты разъехались по домам, гостиная Рейвенкло, обычно наполненная гомоном и смехом, опустела и казалась брошенной и одинокой. В спальне мальчиков седьмого курса Криденс так и вообще остался единственным, кто не пожелал отпраздновать Рождество в кругу семьи. Впрочем, он не сомневался, что его нежелание видеться с приемной матерью было обоюдным. Каждое возвращение домой становилось для Криденса настоящим испытанием, хоть он и должен был проводить там всего два месяца в году. Но какие два месяца это были! Мэри Лу Бэрбоун отказывалась мириться с тем, что ее приемный сын — волшебник. Будучи религиозной до мозга костей, она всячески пыталась доказать ему, что магии не существует, что это происки дьявола, который выбрал Криденса в свои приспешники. Криденс не приехал на Рождество на первом курсе. И на втором. Но на третьем году обучения все же решился вернуться на праздники домой, к матери и приемной сестре Частити. Каковы же были разочарование и обида четырнадцатилетнего подростка, когда Мэри Лу заявила, что он занимается Темными искусствами, а значит, Рождество не для него. Он несколько дней не выходил из своей комнаты, не желая ни с кем разговаривать, и всерьез задумывался о том, чтобы вернуться в Хогвартс прямо посреди каникул. Это было бы совсем невыносимо, если бы не Частити, которая жалела младшего брата, украдкой приносила ему немного рождественских угощений и оставалась ненадолго поболтать с ним. Криденс замечал порой ревность в глазах сестры, догадывался, что Частити и сама была бы рада вырваться из-под бдительного контроля Мэри Лу. В отличие от брата, ей приходилось постоянно жить бок о бок с матерью. Несколько раз сестра даже просила Криденса показать какое-нибудь волшебство. Он пытался объяснить, что несовершеннолетним волшебникам запрещено применять магию вне стен школы, но Частити обиделась, назвала брата лжецом и эгоистом и целый день не разговаривала с ним. Только прошлым летом, когда Криденсу уже исполнилось семнадцать, что делало его совершеннолетним по меркам магического сообщества, он смог наконец выполнить просьбу сестры. Криденс предложил Частити прогуляться в парке на другом конце города. Сорвав несколько цветков, он наложил на них «Вингардиум Левиоса», заставив летать по воздуху. Простенькое заклинание для первокурсников — но на Частити настоящее волшебство произвело такое сильное впечатление, что она расплакалась, и Криденсу пришлось утешать ее. Дома друзей у Криденса не было. Когда он еще совсем маленьким ходил в магловскую школу, то общался с несколькими ребятами, но большинство считало его странным. По большому счету из-за того, что рядом с ним происходили необъяснимые вещи — лампы гасли сами собой, когда он злился; книги не получалось открыть, будто кто-то промазал страницы клеем и те слиплись намертво. Криденс почти готов был поверить приемной матери, утверждавшей, что в нем сидит какая-то скверна, если бы не знал о своем происхождении. Надежда затеплилась, когда в одиннадцать лет он получил письмо из Хогвартса — школы чародейства и волшебства.

***

К сочельнику замок окончательно опустел: в Хогвартсе осталось около половины преподавателей и немногие студенты, в основном средних курсов, пожелавшие провести праздники с друзьями, а не в семейном кругу. Окрестности замка запорошило мелким снежным крошевом, каменные ступени обледенели, из-за чего приходилось быть максимально осторожным, чтобы, выходя из замка, не поскользнуться и не опрокинуться на спину. Персивалю Грейвзу, только что покинувшему хижину Хагрида, сразу же бросились в глаза следы на свежем снегу. Кто-то прошел здесь недавно, направляясь в сторону Запретного Леса, куда студентам без сопровождения ходить было запрещено. Однако это мог быть и преподаватель. Профессор Снейп, например. Вот только Грейвз ума не мог приложить, какие запасы лекарственных трав для зелий можно было собирать, если сегодня с утра сугробы подросли на целых три дюйма. Запахнув поплотнее теплую мантию, Грейвз бросил напоследок взгляд на дверь домика, будто прикидывая, стоит ли позвать с собой лесничего, но после короткого раздумья направился по следам в сторону Запретного Леса в одиночестве. Он старался идти след в след, но снег все равно забивался за отвороты зимних ботинок из драконьей кожи и намочил носки, почти моментально тая. Грейвз, чьим призванием было отнюдь не преподавание, не мог перестать строить догадки о том, кого обнаружит на другом конце свежепротоптанного пути. Его не отпускала мысль, что это непременно должен быть кто-то из взрослых, а мужчин в замке было не так уж и много, помимо него: профессора Снейп, Флитвик, Дамблдор, Кеттлберн, Квиррелл и мистер Филч. Однако эти большие следы, размером со след Грейвза, никак не могли принадлежать миниатюрному преподавателю Заклинаний, а Филч со своим хроническим насморком вряд ли пожелал бы покинуть жарко протопленный замок. Грейвз мог бы еще порассуждать о том, какой гриндилоу дернул кого-то шататься по лесу, если бы ответ вдруг не возник перед ним сам собой. На открытой заснеженной опушке Грейвз увидел высокую, чуть сутулую фигуру. У ног человека лежала красно-розовая туша свиньи. Снег на опушке окрасился кровью, однако складывалось впечатление, что свинью закололи именно здесь, поскольку от трупа животного кровавый след никуда не тянулся. Либо же тот, кто принес сюда тушу, намеренно очистил снег заклинанием. С этого расстояния были отчетливо видны обглоданные на ляжках свиньи кости, неаккуратно разорванная кожа и торчащий из-под нее белесый жир. Человек стоял, не шевелясь, и смотрел куда-то вперед, не слыша скрипа снега под подошвами профессора. — Мистер Бэрбоун, — громко окликнул Грейвз, остановившись в пятнадцати футах от неподвижной фигуры. Криденс вздрогнул всем телом, прежде чем обернуться, и виновато посмотрел на профессора. — Что вы здесь делаете? — с укором спросил Грейвз. Подняв отороченный мехом ворот мантии, он подошел ближе. — Простите, сэр, — торопливо произнес Криденс, однако в глаза смотрел смело, хоть и пытался сдержать волнение. — Хагрид разрешил мне покормить фестралов. Грейвз застыл. — Фестралов? — переспросил он и огляделся по сторонам, будто мог заметить невидимую лошадь. — Да, сэр, — кивнул Криденс и, повернув голову, уставился на что-то позади растерзанной туши. — Вы их не видите, — заключил он, вытянув руку вперед, и ладонь сделала движение, будто поглаживала чью-то шею. Вот только перед глазами Грейвза вместо черного коня с драконьей мордой и кожистыми крыльями, как у летучей мыши, каким его изображали на картинках, была пустота. — Думаю, это к счастью, но нет, не вижу, — согласился тот и приблизился, осторожно ступая. Снег вокруг туши был сбит, словно здесь топталось несколько животных, продавив его копытами. Грейвз шел осторожно, боясь налететь на крылатого коня; он бросил быстрый взгляд на своего студента — тот улыбался и с любопытством наблюдал за его выверенными движениями. Изо рта вырывались облачка пара, щеки порозовели, и Грейвз, не удержавшись, послал ему озорную короткую улыбку. Встав напротив и сняв теплые перчатки, он вытянул руку, чтобы его ладонь оказалась рядом с ладонью Криденса. — Чувствуете? — с волнением спросил тот, когда пальцы профессора коснулись гладкой гривы. Грейвз медленно и плавно провел снизу вверх. Криденс завороженно смотрел на его руку, осторожно скользящую вдоль шеи животного, будто он тоже видел не фестрала, а лишь ощупывающую воздух ладонь. Повернув драконоподобную морду в сторону Грейвза, крылатый конь заинтересованно фыркнул в ответ на почти невесомые прикосновения, но тот не услышал ни звука. Вместо этого он обратил взгляд вниз: в месте, где предположительно должны были находиться передние ноги фестрала, с верхней кромки осыпался снег, и почти сразу совсем рядом пустота с хрустом продавила свежий снег и наст, оставляя след от копыта. Грейвз с тщательно скрываемым восторгом смотрел сквозь животное, пытаясь четко нарисовать в своей голове материальную лошадь, копыто которой все еще стояло на этом отпечатке. Он мог видеть след от ороговевших подошв там, где они соприкасались со снегом, но не самого фестрала. Криденс смущенно изобразил кашель, словно застал профессора за чем-то неприличным, и отвел взгляд, чтобы не смотреть на него. Его пальцы поглаживали шелковистую кожу на спине коня однообразными, будто неосознанными, движениями. Грейвз почувствовал себя неуютно: за прошедшие полгода ему еще не доводилось оказываться наедине со своими студентами в такой камерной, даже интимной обстановке. Конечно, к нему приходили отрабатывать взыскания за нарушения дисциплины, но в такие моменты между ним и учеником существовали четкая дистанция и ясные понятия о дозволенном и неприемлемом, где каждому отведена своя роль. Иерархия, как отношения между начальником и подчиненными, к которым Грейвз привык в МАКУСА — американском аналоге британского Министерства Магии. У всего были свои границы. Но сейчас у Грейвза закрались подозрения, что разделенный между ним и Криденсом момент выходил за рамки того, что предписано образовательными стандартами: они стали в некотором роде ближе, узнали один на двоих секрет, совершенно не относившийся к учебе. Тем более что профессор Кеттлберн не проходил фестралов даже со старшекурсниками. — Мистер Бэрбоун, — четко и раздельно проговорил Грейвз, чтобы разрушить эту противоречивую ситуацию, — профессор Флитвик знает, что вы уходите в Запретный лес? Криденс, потупив взгляд, промолчал. Все было и так понятно. — Вы знаете, что фестралы занесены в категорию опасных животных? — нравоучительным тоном продолжил Грейвз. — Мистер Хагрид не преподаватель, только лесничий, и он не отвечает за вашу безопасность. Более того — он разрешил вам находиться в Запретном лесу в одиночестве. — Но сэр, они не... — попытался заступиться за Хагрида Криденс, но Грейвз прервал его на полуслове одним движением руки. — Не опасны? — подсказал профессор. — Кто может поручиться за это? А если вслед за фестралами на опушку выйдет кто-то еще? Кто-то более опасный? Этот лес не зря называют Запретным: он обитаем. И по нему могут бродить такие создания, о которых неизвестно даже профессору Дамблдору. Криденс стоял, понурив голову, руки его больше не касались крылатого коня, и он засунул их в карманы мантии, чтобы согреть замерзшие ладони. Грейвз чувствовал, что перегнул палку и вконец смутил юношу, но как преподаватель был четко убежден в собственной правоте. — Я вынужден сообщить профессору Флитвику об этом инциденте, — серьезно сообщил он, наблюдая за тем, как Криденс окончательно сник, — а также настаивать, чтобы отныне вы не выходили за территорию замка. Фестралы способны питаться и без вашей помощи. Идемте, я отведу вас назад в замок. Договорив, Грейвз поспешно вытащил из кармана перчатки и надел их, будто это могло защитить его от очередной неловкой ситуации. Поджав слегка побелевшие на морозе губы, Криденс свесил голову и поплелся обратно к замку. Обернувшись напоследок на холодную свиную тушу, Грейвз заметил, как кто-то невидимый ухватился за плоть и потянул, чтобы оторвать шмат мяса. Он передернул плечами, поднял воротник повыше и пошел следом за своим студентом. Криденс был раздосадован. Ему казалось, что на краткий миг между ними возникло понимание, но после профессор будто резко одернул себя. В Хогвартсе на протяжении семи лет у Криденса было не так много друзей. Настоящих друзей. Его считали странным и замкнутым, как и в магловской школе. Среди рейвенкловцев он не сильно выделялся — те часто вели себя отстраненно, но в шумных компаниях Криденс оказывался неуместен. Отчего-то именно Хагрид проявлял к нему особое внимание. Возможно, лесничий чувствовал, что тот одинок так же, как и он сам, и оттого Криденс переживал, что профессор Грейвз, поговорив с добродушным полувеликаном, запретит им общаться. — Что вы скажете Хагриду? — не удержался от вопроса Криденс, когда они как раз проходили мимо каменной хижины лесничего. Грейвз бросил на дом задумчивый взгляд. — С мистером Хагридом я поговорю лично, — уклончиво ответил он. — Да, но что вы ему скажете? — упрямо не сдавался Криденс. — Мистер Бэрбоун, — устало вздохнул Грейвз, поравнявшись со студентом. До этого, выходя из леса, они шли друг за другом по узкой тропе, но от хижины к замку вела широкая дорожка, расчищенная лесничим, и теперь можно было идти рядом. — То, что я скажу мистеру Хагриду, вас не касается. — Я не хочу, чтобы у него были проблемы. Грейвз притормозил, поднявшись на холм и остановившись почти в самом центре каменного круга, откуда одна дорога вела к совятне, а другая к замку. Криденс остановился рядом с ним. Щеки его раскраснелись на морозе, неровные пятна легли на подбородок и лоб. — Вы должны понимать, что школа отвечает за вас. Должны были понять за семь лет, — Грейвз нахмурил густые брови. Отдавать приказы подчиненным было намного проще, нежели общаться со студентами, особенно старших курсов: их сознание захлестывал юношеский максимализм, и они всячески сопротивлялись дисциплине. — Я понимаю, сэр. А вот Грейвз не понимал. Не понимал, отчего вместо того, чтобы просто велеть возвращаться в замок и пригрозить снятием факультетских очков с Рейвенкло, он занимался тем, что пытался мягко и дипломатично убедить. Ведь никаких нервов не хватит, если проявлять индивидуальный подход к каждому. Но разве не в этом истинная суть педагогической деятельности? И разве не декан факультета должен беспокоиться о моральном облике своего студента, а не Грейвз, которого директор пригласил поработать всего на один год? — Возвращайтесь в свою гостиную, мистер Бэрбоун, — велел он, кивнув в сторону заснеженного моста. Криденс без возражений направился к замку, скрипя по свежему снегу подошвами зимних ботинок и немного вжав голову в плечи. Грейвз стоял в центре каменного круга, глядя вслед высокой ссутуленной фигуре, становившейся все меньше и меньше, пока она не скрылась во дворе часовой башни.