Невербальная магия

По привычке встав без будильника будто к первому уроку, Криденс нехотя стал собираться на завтрак. Находиться одному в спальне мальчиков почти целые сутки оказалось тоскливо: в комнате царила тишина, снизу, из гостиной, доносились лишь приглушенные разговоры. Криденс чувствовал, что скучает по смеху и шуму; и сейчас ему, оказавшемуся словно в изоляции, невольно хотелось быть ближе к людям. Особенно в праздник. Вчера, вернувшись из Запретного леса, он не находил себе места. Его распирало негодование оттого, что профессор Грейвз обнаружил его и запретил приближаться к животным. Профессору было невдомек, что общение с ними по-своему успокаивало Криденса, и общество фестралов было ему намного приятнее, чем общество некоторых людей. Вот уж кого по праву можно назвать опасными созданиями! Временами Криденсу казалось, что он не нравился профессору, хотя сам же и провоцировал это отчуждение. Он сторонился его, а Грейвз, возможно, догадываясь о выстраиваемой дистанции, благосклонно уступал и не вступал в диалог первым. Но при этом Криденс и пустым местом для него не был, раз тот переживал за его безопасность. Или ему это только казалось? Это были не те проблемы, о которых следовало беспокоиться: через полгода семикурсникам предстояло сдавать ЖАБА... И все же душевные тревоги в данный момент были для него важнее, чем все остальное. В рождественское утро к завтраку спустилось не так много народу: на каникулах многим хотелось побаловать себя поздним подъемом. Так что когда Криденс вошел в Большой Зал, то почти не увидел там учеников, зато за преподавательским столом было довольно многолюдно. Проходя вдоль стола Рейвенкло, Криденс украдкой взглянул в сторону преподавателей и с облегчением обнаружил, что Хагрид как ни в чем не бывало о чем-то беседовал с профессором Стебль. Если бы накануне он имел неприятный разговор, то скорее всего выдал бы это своим поведением, но полувеликан был весел и улыбчив. Профессор Флитвик тоже не выказывал никакого волнения, не смотрел на своего студента испытующим взглядом, а увлеченно переговаривался с профессором Дамблдором. Облегченно выдохнув, Криденс уселся за стол, лишь через несколько секунд сообразив, что сторона, которую он выбрал, давала отличный обзор на ту часть преподавательского стола, где завтракал профессор Грейвз. Быстро взглянув на него, Криденс опустил глаза и потянулся к кофейнику. Он повел бы себя глупо, если бы поднялся, чтобы обойти весь длинный факультетский стол и устроиться с противоположной стороны. Потому в течение всего завтрака Криденс старательно отводил глаза, разглядывал студентов за соседним столом, смотрел, как совы опускаются с зачарованного потолка, неся поздравительные письма и посылки. Криденс не ждал, что кто-то пришлет ему подарок: мать посчитала бы вздором пользоваться совиной почтой; зато его вдохновлял поход в Хогсмид, запланированный после завтрака. Конечно, это время он собирался провести один, но, помня о прошлых рождественских гуляньях в деревушке, надеялся увидеть праздничную ярмарку. Денег у него было не так много, поэтому Криденс постарался плотно позавтракать, чтобы не соблазняться в Хогсмиде лотками с карамельными яблоками и горячей имбирной выпечкой, не остывавшей даже на холоде. Покончив с завтраком, Криденс выбрался из-за стола, краем глаза отметив, что профессор Грейвз тоже поднялся, и поспешно направился к дверями Большого Зала. Но стоило ему оказаться в Холле рядом с статуей Мерлина перед дверями во внутренний двор, как профессор нагнал его. — Мистер Бэрбоун, можно вас на пару слов? Криденс замер, не успев сделать следующий шаг, и повернулся, инстинктивно вжимая голову в плечи, с удивлением обнаружив, что выше профессора Грейвза как минимум на дюйм. — Я не говорил с профессором Флитвиком, — прямо сказал тот, не тратя время на то, чтобы подобрать слова. Криденс недоуменно нахмурился. — Почему? — спросил он вместо того, чтобы обрадоваться, уже успев морально подготовиться к разговору с деканом. И сейчас, когда опасность миновала, так сложно казалось поверить, что ему ничто не грозит. Профессор Грейвз тихо хмыкнул себе под нос, будто поражаясь собственной безалаберности. — Подумал, что у всех у нас бывают маленькие тайны, — уклончиво ответил он, кажется, не замечая, что его слова при желании можно истолковать по-разному. — Хорошей прогулки в Хогсмиде, — добавил он, оставив Криденса оторопело таращиться ему вслед. «Маленькие тайны», — набатом прогремело в мыслях. Неужели профессор Грейвз что-то подозревает?.. Всю дорогу до деревушки Криденс размышлял над его словами. Очевидно, тот передумал и решил не ставить никого в известность. Но означало ли это, что теперь он мог снова заниматься с животными помимо уроков профессора Кеттлберна? Но еще больше Криденса беспокоил вопрос: почему профессор Грейвз передумал? У него не было какой-то определенной теории, и от этого становилось тревожнее. Будь он студентом другого факультета, а не Рейвенкло, то мог бы успокоиться, что избежал выговора. Однако Криденсу хотелось внести ясность: в его жизни и так было слишком много непонятных вещей. Например, почему приемная мать, невзлюбив его магическую сущность, не пожелала отправить его назад в приют? Или почему Частити не могла успокоиться и перестать завидовать ему, умом наверняка давно поняв, что в совершеннолетнем возрасте магия у нее уже точно не проявится? Будь они обе более рассудительными и откровенными — Криденсу было бы легче. А теперь еще и профессор Грейвз не добавлял ему покоя своими туманными ответами. Криденс едва ли не силой заставил себя прекратить терзаться, чтобы не омрачать прогулку, лишь когда добрался, наконец, до Хогсмида. Небольшая деревушка, населенная только волшебниками, походила на сказочную открытку или на стеклянные шары, которые маглы продавали на Рождество — стоило их потрясти, как внутри начинали кружиться снежинки. Высокие остроугольные крыши покрывал снег, с водостоков причудливо свисали не сбитые во время декабрьской оттепели сосульки, из каменных труб к небу поднимались белые клубы дыма, а по узким улочкам сновали маги в отороченных мехом длинных мантиях, заговоренных Согревающими чарами. Пройдя вглубь Хогсмида, Криденс едва заметно улыбнулся, увидев развернувшуюся на площади ярмарку. Все было в точности так, как он запомнил в прошлом году: празднично украшенные прилавки, предлагающие всевозможные сладости и горячие напитки; магазинчики, торгующие теплыми мантиями, а также легкими, расшитыми переливающимися звездами; лотки с игрушками; шатер улыбчивой и сладкоречивой прорицательницы, от которой Криденс сумел скрыться, когда та предложила ему погадать. Чуть в стороне расположился заводчик птиц: за семь кнатов можно было отправить сову с посылкой, которая, как указывалось на табличке, доставит груз в кратчайшие сроки в отличие от избалованных и медлительных почтовых сипух. В одной из ярмарочных палаток волшебники устроили некое подобие магловского тира, проверяя свою меткость — сбивали заклинанием пирамиду кеглей. В отличие от магловских, фигурки дразнились и насмехались над глазомером играющего, чтобы тот потерял бдительность и промахнулся. Гуляя по Хогсмиду, Криденс разглядывал нарядные витрины магазинов, время от времени заходя внутрь, чтобы погреться, но не собираясь ничего покупать. Но все же в лавке Зонко он не удержался от приобретения пера, по заверению продавца способного подделать любой почерк. Он не знал, для чего оно ему, но мистер Зонко оказался слишком убедителен. К тому же Криденсу не хотелось совсем остаться без подарка, так почему бы не сделать его себе самому? Ближе к вечеру на улице стало более шумно, чем днем: разгоряченные выпивкой волшебники распевали вольные неприличные трактовки рождественских хоралов; им ничуть не уступали повеселевшие гоблины, горланившие на гобледуке. Криденс, успевший окончательно продрогнуть, дошел до «Трех метел» — паба мадам Розмерты. Хозяйка как раз выгоняла за двери какого-то пьянчужку, когда на другой стороне улицы показался профессор Грейвз. Криденс попытался отступить в сторону, чтобы его не заметили, но не преуспел в этом, и тот окликнул его: — Мистер Бэрбоун, развлекаетесь? Криденс вопросительно округлил глаза, не понимая, шутит преподаватель или уже успел начать празднование. — Да, сэр, — вяло ответил он, зябко поежившись и украдкой покосившись на «Три метлы», откуда доносились звуки оживленных разговоров, пахло горячими пирогами и жареным мясом. Ему сразу захотелось вернуться назад в замок, на ужин в Большой Зал, а потом занять в гостиной Рейвенкло кресло поближе к камину и вытянуть к огню ноги, пока за окнами валит снег, а ветер безуспешно пытается задувать в заговоренные от ненастий окна башни. Видимо, профессор Грейвз заметил его мимолетный взгляд, потому что приблизился на пару шагов, встав почти плечом к плечу, и кивнул на паб. — Вы совсем продрогли, — проницательно заметил он, и Криденс поспешно помотал головой. — Мистер Бэрбоун, не выдумывайте, я же вижу, — вздохнул профессор Грейвз, и Криденс навострил уши. Что именно он видел? Неужели Криденс хоть на дюйм приблизится к пониманию того, почему профессор то солидарен с его отчужденностью, то сам подходит к нему посреди Холла, чтобы поговорить? «Я же вижу». Криденсу стало не по себе: на него снизошло озарение, что именно тот видел. Видел скромное внимание Криденса, который старался лишний раз не поднимать на него глаз? Видел, как тот, подобно влюбленной пятикурснице, выводит на краешке свитка его фамилию, украшая вензелями и завитушками? — Идемте, — профессор Грейвз кивнул на двери паба, — Рождество на носу. Криденс не стал упираться дальше и последовал за профессором. Стоило ему переступить порог, как холодные с мороза щеки и пальцы тут же закололо от резкого тепла. Он быстро осмотрелся по сторонам и почти не заметил студентов Хогвартса: должно быть, те уже брели в замок, чтобы успеть к праздничному ужину. А Криденс вместо этого оказался в компании профессора и предчувствовал, что проведет это время, чувствуя себя не в своей тарелке. Как только они заняли небольшой опрятный столик, к ним тут же подошла порядком уставшая, но улыбчивая мадам Розмерта, чтобы принять заказ, а спустя несколько минут принесла две кружки подогретого сливочного пива. — С Рождеством, мистер Бэрбоун, — отсалютовал ему профессор Грейвз и сделал щедрый глоток. Над верхней губой у него осталась белая пенка в виде забавных усов. Криденс повторил его жест, поздравил в ответ и с удовольствием сделал глоток согревающего напитка. Он по-прежнему чувствовал неловкость из-за происходящего, но теперь это ощущение было не таким гнетущим, как несколько минут назад. Догадываясь, что пожалеет о вопросе, Криденс все же решил спросить: — Почему вы это делаете, сэр? Профессор досадливо нахмурил густые брови, будто был опечален тем, что в его поступке ищут подвох. Но Криденс искал, это правда! Волнение и непонимание достигли предела после их вчерашней встречи в Запретном лесу, и теперь, когда ему представилась возможность, только круглый дурак избегал бы подобного вопроса. Криденс ждал, что первым делом профессор Грейвз открестится от серьезного ответа, скажет что-нибудь вроде «потому что вы замерзли», «потому что бродите в одиночестве по вечерним улицам, и это может обернуться последствиями более серьезными, чем встреча с фестралами», но никак не... — Мне хотелось загладить свою вину за вчерашний день. Криденс нахмурился, потянувшись за кружкой сливочного пива, чтобы выиграть время на раздумья. — Фестралы безобидны, иначе им не доверили бы возить кареты со студентами от станции до замка, — пояснил профессор Грейвз. — Тут сыграло скорее мое беспокойство. «За меня?» — едва удержался от вопроса Криденс, потому что это прозвучало бы как вопиющая наглость. — Рядом Запретный лес, и кто знает, какие существа там бродят. Однако запрещать вам общаться с животными я не могу. Вы разумный молодой человек и должны понимать — всегда пугает то, чего не видишь, пусть даже знаешь — это «что-то» не причинит вреда. Такого ответа Криденс никак не ожидал. Откровенное признание, хотя он всего-навсего студент. Один из сотен других. И все же профессор Грейвз посчитал нужным искреннее ответить на его вопрос, пусть и не стал вдаваться в личные подробности. Криденсу было знакомо то, о чем он говорил: его тоже пугала неизвестность и неопределенность, пусть даже она не сулила угрозу. — Почему не отмечаете праздник дома? — участливо спросил профессор, сделав еще глоток сливочного пива, когда пена осела. — Я живу в приемной семье, — равнодушно объяснил Криденс. — Они маглы и настороженно относятся ко мне. — Он замялся с дальнейшим ответом. — По правде говоря, моя приемная мать ненавидит меня, и я предпочитаю приезжать только на лето. Профессор задумчиво нахмурился, сведя брови к переносице. — Почему же тебя не отдали в волшебную семью? — с искренним сочувствием спросил он. Криденс никогда ни с кем не обсуждал эту тему, но почему-то говорить с профессором Грейвзом получалось легко и свободно. Он и не замечал раньше, насколько понимающим и сочувствующим тот был, пусть на первый взгляд и производил впечатление хмурого, строгого волшебника. — Я сбежал. На лице профессора Грейвза отразилась грусть, и он печально поджал губы. — После того, как Пожиратели смерти убили моих родителей... Авроры еще не успели аппарировать на место происшествия. Тогда в Англии свирепствовал Сами-Знаете-Кто, наверняка у них было много работы, и они не застали меня... Я сбежал, — повторил он, будто если сказать их еще раз, слова обретут больший смысл. — Просто на улицу, куда глаза глядят, пока маглы не забрали меня в приют. Лицо профессора Грейвза стало жестче, он хмурил брови, но молчал. Впрочем, сам Криденс тоже не представлял, что можно на это ответить. — В любом случае сейчас я здесь, — неловко закончил он, и это словно подстегнуло профессора заговорить. — А родственники твоих родителей? Они же были волшебниками? Ведь Пожиратели смерти пришли к вам не просто так, чтобы развлечься? Криденс пожал плечами. — Да. Но никто не искал меня. А я не искал их. По... понятным причинам. Профессор Грейвз старался быть хладнокровным, но Криденс видел его возмущение. И он невольно ловил себя на мысли, что ему льстит это беспокойство. Сейчас он уже не отводил взгляд, и мог вблизи без стеснения разглядывать его лицо. — Когда рождается волшебник, его появление тут же фиксируется в специальной книге в Министерстве Магии, — сухо объяснил профессор. — Так что я не понимаю, почему никто не обеспокоился, что ты бесследно пропал. Теперь уже Криденс не знал, что ему ответить. Бокалы со сливочным пивом стремительно пустели, за окнами окончательно стемнело, на улице поднимался ветер, и Криденс с каждой минутой все сильнее чувствовал нарастающую тоску. Пусть не самый веселый, но определенно волшебный вечер подходил к концу, и следовало возвращаться в школу, а это значило, что им с профессором Грейвзом придется разойтись и вернуться к своим привычным жизням, пусть сегодня, в канун Рождества, они на какой-то момент перестали чувствовать себя как студент и преподаватель. Совсем как вчера в Запретном лесу. Хотя Криденс долго не соглашался, профессор Грейвз в конце концов убедил его, что заплатит за них обоих, — ведь именно он пригласил его в «Три метлы», в то время как Криденс мог уже давно греться в замке или собираться на праздничный ужин, вместо того, чтобы общаться на неловкие темы с преподавателем. Мороз и ветер с утроенной силой накинулись на них, разморенных сливочным пивом и уютным теплом, когда они покинули паб мадам Розмерты. Криденс поежился, натягивая рукава на ладони, а профессор Грейвз поднял повыше воротник и вытащил из внутреннего кармана волшебную палочку. — Будет преступлением, если по моей вине ты заболеешь, — объяснил профессор, накладывая на одежду Криденса согревающее заклинание. Его почти мгновенно окутало тепло, словно кто-то завернул его в плед и дал кружку горячего шоколада. Криденсу не раз приходилось испытывать на себе действие этих чар, но никогда прежде он не чувствовал, чтобы так тепло и легко становилось на душе. — Путь неблизкий, да еще и в такую погоду... — с неудовольствием заметил профессор, накладывая заклинание на собственную мантию. — Почему бы нам не аппарировать к замку? Ты ведь сдавал экзамен на аппарацию? — Прошлой весной, — подтвердил Криденс, и профессор Грейвз протянул ему руку. — Тогда держись. Они материализовались неподалеку от школьных ворот, по бокам которых на фоне снега мрачно серели две каменные горгульи в виде вепрей. Во время аппарации Криденс в очередной раз испытал ужасное ощущение, будто его проталкивают сквозь игольное ушко: из легких словно вышибло весь воздух, а грудную клетку сдавило тисками, так что понадобилось еще несколько секунд на то, чтобы отдышаться. Ему никогда не нравилась аппарация, пусть это и был самый быстрый и эффективный способ перемещения, и он знал, что многие волшебники предпочитают пользоваться каминной сетью или метлами, лишь бы не испытывать это состояние удушья. Они возвращались неспешно, будто хотели еще хоть ненадолго продлить этот момент, пока действительность не вернула их к прежним ролям. Под ногами скрипел снег, небо почернело, и на него успели высыпать первые звезды, которые они отчетливо видели посреди окутывающего их мрака, пока брели по утоптанной десятками ног дорожке. С каждым шагом замок вырастал из тьмы, будто корабль, выплывающий из тумана, встречая их уютным светом окон, и Криденсу захотелось поскорее оказаться в родной башне Рейвенкло... но это означало, что им с профессором придется разойтись. — Первая звезда уже давно взошла, — проговорил профессор Грейвз, глядя на небо и немного сбавив шаг, так что Криденсу пришлось притормозить вместе с ним. — С Рождеством. — С Рождеством, сэр, — эхом повторил тот. Их молчание было для Криденса слишком противоречивым. Он боялся его, потому что если дать волю фантазии и позволить себе представить, что поступки всегда надо исследовать вдоль и поперек, читая между строк, то можно прийти к ошеломляющим, оглушающим здравый смысл выводам, из-за которых недолго потерять разум и спокойный сон. И сейчас, когда профессор Грейвз говорил, казалось бы, очевидные и простые слова, Криденс не мог перестать думать о том, повел бы профессор себя точно так же, окажись на его месте кто-то другой? Заводил бы он разговоры на личные темы, если бы оставался только преподавателем, да еще и ведущим у них Защиту всего год, четыре месяца которого уже прошли? Криденсу не хотелось верить, что да, стал бы. Он искренне лелеял мысль, что оказался для профессора Грейвза особенным. И вчера в Запретном лесу, когда он кормил фестралов... профессор что-то почувствовал, Криденс отказывался признавать иной ответ. — Чем вы займетесь, когда учебный год закончится? — против воли спросил он, даже не представляя, что хотел бы услышать. Мысль, что этот человек исчезнет из его жизни, резонировала с нарастающей внутри пустотой. — Вернусь назад в Америку, продолжу службу в МАКУСА. Буду защищать не-магов от волшебного сообщества и, наоборот, следить за соблюдением Статута о Секретности, — буднично поведал мистер Грейвз. Пустота внутри Криденса стала еще более угнетающей. — А ты? — спросил профессор. — Ведь ты тоже не задержишься тут надолго. Криденс смущенно отвел взгляд. Одно дело признаваться себе, но совершенно иное — сказать другому человеку, особенно тому, в которого влюблен, что ничего не знает о своем будущем, не знает, кем быть, и главный его ориентир — результаты ЖАБА, по которым только летом он сможет понять, куда его возьмут... Он не боялся, что на родном факультете его бы осудили за такой подход: рейвенкловцы по большей части отличались терпимостью и философским взглядом на вещи, но сказать мистеру Грейвзу... — Я пока не решил, — уклончиво ответил Криденс, — пытаюсь понять, что мне ближе. Он надеялся, что такого общего ответа будет достаточно, и они сменят тему, но, судя по всему, профессор Грейвз не разделял его точку зрения. — Но какие-то общие мысли есть? Чем бы тебе хотелось заниматься? Сделать карьеру в Министерстве или посвятить себя любимому делу? Криденс едва удержался, чтобы не фыркнуть от волнения. — Я не очень хорош в Защите, как вы знаете, и это сильно сужает круг моих возможностей. Слова вырвались против воли, и только спустя секунды он осознал, что именно сказал. Это походило почти на прямой вопрос: «Не хотите ли вы мне помочь, чтобы подтянуть меня по вашему предмету?» К его облегчению, профессор Грейвз лишь беззлобно хмыкнул. — Возможно, тебе не хватает концентрации? Это касается только Защиты или еще каких-то предметов? Криденс не стал ничего говорить, решив оставить понимание на его совести, потому что и так уже наговорил лишнего, и если продолжит, то профессор Грейвз догадается, что сосредоточиться он не может по большей части из-за него самого. Он не заметил, как они добрались до заснеженного внутреннего двора, освещенного магическим, не затухающим даже от порывов ветра огнем факелов, и профессор Грейвз потянул за ручку, чтобы распахнуть массивные деревянные двери. — На мой взгляд, чтобы обрести концентрацию, необходимо сначала понять, что ей препятствует, — поделился Грейвз после некоторого раздумья. — Тебя тяготит семья, неизвестность. Ты смущен. Возможно, ты пытаешься понять, что тебя не устраивает в твоей жизни... Отбрось все это. Подумай в первую очередь о том, чего в ней не хватает. Криденс слишком хорошо знал, чего не хватало ему в этой жизни, но не имел представления как сделать так, чтобы это «что-то» получить. — Хороших каникул, Криденс, — пожелал Грейвз на прощание. — И вам, сэр. Вернувшись в башню Рейвенкло словно в бреду и с трудом дав ответ на загадку, чтобы войти в гостиную, Криденс с каменным лицом прошел мимо небольшой кучки студентов, делящихся впечатлениями от сегодняшней прогулки. Не задерживаясь, он направился сразу в спальню, и впервые за последние дни был искренне рад, что остался в комнате один. Скинув зимнюю мантию, на которой еще не развеялись Согревающие чары профессора Грейвза, и стащив ботинки, Криденс повалился на постель и уткнулся лицом в подушку, чтобы сдержать широкую улыбку, счастливую и одновременно смущенную. Даже в мире магии случаются необъяснимые чудеса, и сегодня с Криденсом произошло одно из них. Это было настоящим подарком на Рождество, пусть даже он вел себя как немногословный неловкий дурак, пытаясь контролировать мысли и чувства, чтобы не сболтнуть лишнего. В чем все равно не слишком преуспел. Да, они поднимали не самые приятные темы, но оттого возникшее взаимопонимание казалось еще глубже. Забравшись прямо в одежде под одеяло, чтобы отогреться после почти целого дня на улице, Криденс засунул руку под матрас и выудил оттуда помятый свиток, на котором чернилами были жирно выведены всего два слова: Персиваль Грейвз.

***

Утром Криденс поспешил в Большой Зал, чтобы увидеть профессора Грейвза, но того не оказалось за преподавательским столом. Это повторилось и на следующий день, и тогда он догадался, что тот уехал. Конечно, Криденс не тешил себя мыслью, что они опять смогут провести время вместе, однако даже само присутствие профессора Грейвза в замке успокаивало его. Это был первый день после Рождества, и наверняка Грейвз отправился к родным и близким, чтобы провести праздники вместе с ними... Криденс снова был один. Он бесцельно слонялся по школьным коридорам, чтобы как-то занять время, пытался заниматься, но домашняя работа не клеилась. Профессор Грейвз был прав, у него проблемы с концентрацией, и только работа над собой могла помочь сосредоточиться. Но все, о чем думал Криденс, — это где сейчас профессор, с кем он проводит время и как? Дошло до того, что даже вылазки к хижине Хагрида уже не радовали его. Взгляд каждый раз возвращался к прогалине, по которой шел профессор Грейвз, обнаружив его рядом с фестралом. Криденс мечтал, чтобы каникулы, превратившиеся в пытку, наконец-то закончились. Рождественский подарок оказался не только даром, но и проклятием. От скуки, просиживая часы в спальне, Криденс взялся отрабатывать невербальные заклинания, отчетливо помня один из самых первых уроков Защиты в этом году. Он гипнотизировал взглядом свое перо, пытаясь наложить Манящие чары, но оно упрямо продолжало покоиться на столе, даже не шелохнувшись. Криденс не сдавался, старался вытеснить из головы все посторонние мысли. Забыть о родителях, о приемной матери, о невыполненных домашних заданиях, о подготовке к ЖАБА и о профессоре Грейвзе. Остаться в этом мире один на один со злосчастным пером, которое подло не поддавалось, и от досады его хотелось сломать или лучше наложить «Инсендио», но уже вербально, потому что... — Хватит, — шумно вздохнув, осек себя Криденс и отложил палочку, сердито глянув на равнодушное перо. От обиды он вновь занялся самоедством, размышляя о до сих пор непонятном будущем, пока его не озарила неожиданная мысль. Его ничто не держало в Англии, и даже по меркам маглов он уже несколько месяцев был совершеннолетним, был волен выбирать свой собственный путь. Так почему бы не начать его в другой стране? Америка казалась чужой и далекой, он был знаком с ее не-магическим миром благодаря книгам и телевидению, но этот мир для него все равно был чужим. О магическом сообществе США Криденс не знал ровным счетом ничего, и единственным связующим звеном были профессор Грейвз и крохи информации, которые он знал о МАКУСА. Раз уж его будущее туманно, почему бы не развеять его в совершенно ином месте земного шара? Стоит ли говорить, что новая идея ни капли не помогла Криденсу с концентрацией и тренировкой невербальных чар? Зато теперь в его голове зародилась отчаянная страсть, захватившая все его существо, и осталось единственное заклинание, которое он произносил на протяжении полугода, отчаянно желая в него поверить. Заклинание, не обладающее магической силой, но сумевшее подарить ему веру и цель, подтолкнувшее найти в себе силы, чтобы действовать. Подарившее понимание, что каким бы неопределенным ни было его будущее — принадлежит оно только ему, и именно он волен распоряжаться своей судьбой. Заклинание это было «Персиваль Грейвз».