Пляска чёрных теней

Я не знаю, каким образом дожила до ужина. Я думала лишь о том, что я нахожусь в чёртовой "Игре престолов". Мне рассказали про каких-то ледяных великанов, я повидала Асов с их золотыми шлемами и плащами. Мне рассказали про Великую войну. Всё это время я чувствовала, что схожу с ума. Я бы всё отдала, чтобы сидеть в дряхлом мотеле на скрипучем диване. Смотря на тарелку с вкусностями, кусок не лезет в горло. Словно скребут миллионы кошек. Неприятно. Жжётся. Больно. Остро. Не могу понять, чья маска на мне? Палача или казнённого? Мой мир разлетелся подобно пулям, разжигающих холодные стволы, перед завязанными глазами расстрелянных. Вы знаете, почему людям завязывали глаза и надевали мешки перед расстрелом? Чтобы палачи не вспоминали их лица. Мой мир озирался на меня как палач в капюшоне или в маске. С яркими глазами. Зелёными. Смотрят на меня через весь стол, врезаются острыми клинками, я — чужая. Пришлая. Забытая и потерянная. Мне тут не место. Мне вообще нигде нет места. А вы знали зачем палачи раньше надевали маски? Чтобы было легче перевоплощаться из состояния примерного семьянина и добропорядочного соседа, в состояние пожирателя. Но, если честно, это не имеет никакого значения, на ком именно надета маска или мешок. Проклятие палача унаследует каждый. Каждый сам себе палач, сам себе казнённый. Вот это мой эшафот. Нужно помнить, что люди, пережившие утраты, опасны. Они знают, что смогут выжить. Я потеряла слишком много, но вот выжить, вряд ли смогу. Кислота вместо крови. Я бы всё отдала ради пачки сигарет и бутылки пива. Я чувствую безнадежность, подавленность, злость, но, больше всего, я боюсь. Все за столом молчат, лишь изредка обмениваются взглядами и ухмылками. Как я поняла, сегодня вечером будет глупое празднование. Я упустила в честь чего или ради кого. Но, тот факт, что соберутся множество людей и все будут веселиться, я запомнила. Клише. Я мечтаю повзрослеть, я словно глупая фея хочу снять это дурацкое платье. Очень хочется снять кожу, а затем и плоть. Мне очень интересно, сколько теперь стоит моя душа, сколько вообще платят за пепел. Я не феникс, я не смогу воплотиться снова. Меня словно вырвали, раскололи. Ведь так будет проще, легче, можно будет спокойней дышать. Смотрю прямо, расправляю плечи. Так неприятно, так неуклюже. Мне кажется, словно в районе сердца один укол, такой болючий, словно в детстве, словно первый раз делают прививку. Он дарит увечья. Мне хочется кричать, дергаться, шприцы под ребра впиваются сильнее, больно, чувствую это нутром. — Ох, Леа, моя мать как-то рассказывала мне, что если срезать кожуру яблока и кинуть её через плечо, то кожура должна принять примерные очертания букв, с которых начинается имя будущего супруга, — Фригг улыбается и берет за руку Одина. Они улыбаются и смотрят друг на друга. Они действительно любят. Человек, утративший внутреннюю стойкость, быстро разрушается. Жизнь, какой мы ее здесь понимаем, не есть нечто смутное, расплывчатое — она конкретна, как и требования ее к нам в каждый момент, что тоже весьма конкретны. Эта конкретность свойственна человеческой судьбе: у каждого она уникальна и неповторима. Ни одного человека нельзя приравнять к другому, как ни одну судьбу нельзя сравнить с другой, как ни одна ситуация в точности не повторяется — каждая призывает человека к иному образу действий. И каждая ситуация остается единственной, уникальной. И, коль скоро судьба возложила на человека страдания, он должен увидеть в этих страданиях способности перенести их, свою неповторимую задачу. Он должен осознать уникальность своего страдания — ведь во всей Вселенной нет ничего подобного; никто не может лишить его этих страданий, никто не может испытать их вместо него. — Леа, попробуй, может быть, наша ситуация такая напряженная, но, никто не отменял чего-то хорошего, — она улыбается и кидает мне яблоко. — Ладно, — беру яблоко и снимаю кожуру, — Нужно кидать через плечо? — Да, да, солнце, — она показывает мне рукой, что нужно кидать через левое плечо. Женщина смеётся. Она умеет разбавлять ситуацию. Это точно. Я поднимаюсь со стула, на меня устремляется пара зелёных глаз. — Давай, облажайся вновь, — Локи вздымает руки и улыбается. Я недовольно хмурю брови. Пропускаю мимо ушей и просто шепчу себе под нос, что кое-кто задница та еще. Кидаю через плечо и сразу оборачиваюсь. Кожура упала недалеко, но я уже вижу очертания двенадцатой буквы английского алфавита. Чёрт. Чёрт. Так. — Что там? — Фригг чуть поднимает голову и смотрит на меня. — Здесь сказано «нет», — смеюсь, делаю вид, что говорю правду. Никто не должен узнать об этом. Господи, как я не люблю такие шутки. — Тут серьёзно сказано «нет». — Ты и вправду облажалась, — Локи пропускает шутку и я кривлю губы. Я наелась и хочу в свою комнату. — Ты ведёшь себя как задница, — заявляю я, на что Локи удивленно понимает брови и чуть поворачивает голову. Фригг укоризненно кивает головой, а Один смеется, — Спасибо. Я наелась. — Перед своим уходом, я посмотрела на свою тарелку — не съела и половины.

***

Все мы читали сказки о драконах, рыцарях и принцессах, невесомых грузах, пере, тяжелей железа, мы читали сказки, в которых так много драм. А теперь я сама попала в какую-то сказку с Богами и непонятными существами. Мальчики, девочки, Боги, Богини, кто-то там ещё, они разные. Кто-то талантлив в музыке и стихах, кто-то танцует, поет, а некоторые, вообще на языки остры. Я же, словно читала о тех, кого поглотили огромные костры, и теперь — они возродились. Другая сторона медали. Тут не обвиняют, как ведьму не сжигают Жанну, хотя, её я тут совсем не встречала, и никто не говорит и словечка о земных героях. Не понимаю. Тяжело. У некоторых кислота вместо крови, зачем губить ножами, копьями, магией, если можно спокойно убить молвой и простым злым взглядом? Не верой. Это всё — полная отрада. Я всегда желала найти своего рыцаря на белом коне и быть леди. С длинными, золотыми волосами, сбежать из башни, собрать волосы с цветками в хвост, плясать босиком по зелёной траве. Или иметь рыбий хвост и петь песни под водой, смотреть на водную гладь и наблюдать закаты. Или птицей, что улетает за горизонт, и только я буду знать границу мира. Конца. И мы бы собирались в стаи, говорили о море, ведь на небесах всегда говорят о нём. А стала я пустой душой с наглым взглядом. Хотя до конца держалась, улыбалась, прятала злость. Я все жду чуда, только не будет его. Тот, кто хоть на миг стал ласков, вновь будет грубым. Тут разбивают сердца. Целуя в губы, он говорил, что зверя не приручить. А я не поверила, думала, что стервятник спрячет свою уродливую морду, будет терпеть, но, только почуяв слабость, он нападет. Сделает больно. Я потерянная. Остались лишь дрожащие руки и пустота. У Вселенной отвратное чувство юмора. Выхожу на балкон и смотрю на закат. Интересно, меня кто-то ищет? Скучает ли по мне Крис? А коллеги? В очередной раз понимаю, что никому я не сдалась. Может даже лучше, что я тут. Устала. Хочется выкурить, выкупить все это у какого-нибудь старика коллекционера. Легкий ветер приятно обволакивает лицо, волосы разлетаются в разные стороны. Не хочу лишний раз двигаться, хочется зафиксировать момент. Зафиксировать эту вечность. Но ничего у меня не осталось. Не ноутбука, который уже забрали наверняка, не камеры. Я словно переродилась. В другое тело, в другую оболочку. С чистого, нового листа. Босиком на холодной плитке, чувствую. Чувствую всё. Хочется стать камнем, который согнуть гораздо сложнее, чем сломать. Быть холодным, острым. Гранитом. Алмазом. Чтобы не было больно. Не было бы ничего твёрже и холоднее меня. Хочу бронежилет, чтобы в сердце никто не целился. Чтобы билось. Хотела бы быть льдом, чтобы можно было растаять. Страшно, до боли страшно быть вновь покинутой. Стук в дверь. Я вздрагиваю. Совсем забыла, что Фригг настояла на том, чтобы я появилась на торжестве. Не хочу. Совсем. — Да? — Дверь открывается и заходит Локи собственной персоной. Удивленно поднимаю брови. — Не обольщайся. Фригг попросила наведаться к тебе и извиниться. Вот наряд. Ты обязана там появиться, с тобой хочет кое-кто познакомиться, — он кивает платье на кровать и осматривает меня. Словно разглядел во мне что-то давно забытое, старое. — Это и есть извинения? Ладно, они приняты. Спасибо, — подхожу к кровати и забираю платье. На ощупь мягкое, возле указательного немного колит. — Как переоденешься, выходи за дверь. Я жду, — он уходит, уже на другой стороне комнаты, он поворачивает голову, — живее. Я долго ждать не собираюсь, — дверь хлопает со страшным звуком. Что ж, вечер обещает быть веселым.