Семь правил Мин Юнги

      Зрение обычного человека воспринимает цвета, образы, форму, движение. Зрение Юнги воспринимает грязь и микробы на телефоне, на книгах, на людях, на еде и посуде. Обычный человек слышит звуки ветра, музыку, человеческие голоса и смех. Юнги слышит, как копошатся бактерии на его подушке, как они пищат, когда он в который раз протирает руки антисептиком. Нюх обычного человека улавливает запах свежей выпечки из уютной булочной, приятный парфюм прелестной незнакомки, спешащей по своим делам, запах пота в переполненном вагоне метро. Юнги чувствует запах пикирующих на него откуда-то сверху бактерий, запах пыли, в которой эти бактерии успешно перемещаются по городу, лавируя между людьми, чтобы достичь своей главной цели — Мин Юнги.       Юнги просыпается, бежит в душ, долго смывая с себя бактерий, которые успели прилипнуть к нему за время сна, вытирается хрустящим полотенцем, тщательно моет руки новым кусочком ароматного антибактериального мыла, меняет постельное бельё и забрасывает использованное всего лишь раз в стиральную машинку, моет руки новым кусочком ароматного антибактериального мыла. Потом Юнги идёт на кухню, по пути замечая, как радуются ему бактерии, как протягивают к нему свои лапки. Он берет чашку, тщательно моет её, набирает воды и выпивает свои таблетки. Вот сейчас он перестанет так остро ощущать их присутствие всеми органами, перестанет так часто думать о том, чтобы забежать в идеально вычищенную душевую кабину и содрать с себя всех бактерий вместе с кожей. Вот прямо сейчас он наденет свои свежие, постиранные в стоградусной воде вещи, латексные анатомические перчатки, маску, и спокойно отправится на работу.       У Юнги есть всего лишь семь правил, соблюдение которых делают его жизнь проще.       Не пользоваться общественным транспортом. Юнги подходит к своей машине, краешком черного драпового пальто открывает дверь и быстро запрыгивает на водительское сидение. Надевает на руль одноразовый полиэтиленовый чехол и заводит машину, с улыбкой думая о том, сколько микробов сейчас погибло под колесами его машины.       Не ходить в общественные туалеты. Юнги выработал привычку — не ходить в туалет больше восьми часов, поэтому у него есть чёткое расписание приёмов воды: первый раз — запить таблетки утром, второй раз — запить таблетки во время обеденного перерыва, третий раз — запить таблетки в экстренной ситуации. Юнги не выходит из туалета вечером полчаса.       Не посещать клубы, кафе и рестораны. Юнги носит обед с собой в ланчбоксе. Каждое утро он с любовью упаковывает рис с овощами в небольшую коробочку коричневого цвета, надевает на любимую вилку защитный чехол (который делает сам из салфеток и полиэтиленового пакета), кладет всё в свою сумку и отправляется на своей машине на работу, радуясь количеству бактерий, умерших под его колёсами.       Всегда носить латексные анатомические перчатки. Юнги создаёт щит между своей кожей и внешним миром. Юнги уверен, что перехитрил весь мир, когда надел на руки эти перчатки. Они как вторая кожа для него. Они как его посредники между ним и предметами, которых приходится касаться. Они как уверенность Юнги в том, что он в безопасности.       Не брать ничего у других людей из рук. Хочешь дать Юнги свою визитку? Клади её на стол, он заберет. Хочешь вернуть Юнги его кредитку? Клади её на стол. Хочешь отдать ему бумаги на подпись? Клади их на грёбаный стол. Считаешь, что Юнги выёбывается? Клади своё мнение себе в задницу.       Не приводить никого в свой дом и не ходить в гости. У Юнги нет друзей. Люди, как считает Юнги, только поближе приносят бактерий к нему, а этого допустить нельзя. Люди не понимают, почему так важно мыть руки или протирать их антисептиком каждые пятнадцать минут, почему так важно надевать латексные анатомические перчатки, почему так важно игнорировать протянутую тебе руку или предмет. Люди не понимают его, а Юнги не понимает их. Но люди волнуют его намного меньше, чем бактерии, которые прямо сейчас могут попасть ему в организм через рот, если он лишний раз заговорит. Юнги немногословен. Люди считают это моветоном, дурацкой прихотью, завышенным чувством собственной важности. Юнги считает, что они должны пойти нахуй.       У Юнги есть ещё одно правило — не заниматься сексом. Тем более с незнакомцами. Тем более без презерватива.       Юнги мастурбирует в латексных анатомических перчатках и в презервативе. После этого он тщательно моет руки новым кусочком ароматного, антибактериального мыла, принимает душ в идеально вычищенной душевой кабинке, выпивает таблетку и ложится спать.       Юнги ненавидит, когда что-то идёт не по плану. Буквально свирепеет, если обрабатывает руки антисептиком с опозданием в три минуты. Превращается в цербера, если его кто-то отвлекает, и он сбивается с привычного, выработанного годами алгоритма. Юнги разбивает тарелку о край столешницы, если достает её из шкафа раньше, чем чашку. Потому что это н е п р а в и л ь н о. Юнги просто хочет крушить всё, когда его единственный друг звонит и сообщает о своём приезде в Сеул из очередной длительной командировки, просит о встрече, извиняется, просит встретиться в клубе, ещё раз извиняется, просит оставить машину и проехать две остановки на автобусе, потому что «здесь близко», снова извиняется.       И Юнги соглашается. Не только потому, что Намджун его друг, а еще потому, что Намджун хирург. А для Юнги все хирурги априори стерильные, как и его идеально вычищенная душевая кабинка. А ещё потому, что Юнги бывает скучно.       Ежедневно, год за годом Юнги следует этим простым правилам. Но есть только один случай, когда все правила катятся в тартарары и горят огнём — когда Юнги с усердием протирает салфеткой стакан, из которого сейчас выпьет холодный и крепкий виски. Потому что алкоголь убивает все бактерии. Потому что алкоголь, соединяясь с антидепрессантами и успокоительными, меняет сознание Юнги, надевает розовые очки, сквозь которые, к счастью, не видно бактерий (ну, может не так сильно видно).       Юнги протирает горлышко стакана салфеткой, отпивает несколько глотков своего напитка, слушает, как Намджун рассказывает о том, как его самолёт попал в зону турбулентности и как люди в панике залазили под сиденья. Намджун всегда говорил много: о странах, в которых он побывал; об удивительных традициях разных народов; о ночной жизни в штатах. Но Намджун никогда не рассказывал Юнги о санитарных условиях в африканских больницах, о кишащих в организмах людей бактериях и аскаридах, об операциях не в прокварцованных комнатах огромных больниц, а то даже и под открытым небом и пекущим солнцем. Намджун знал, что если расскажет ему это, то разрушит веру Юнги в возможность хоть где-то спастись от навязчивых, вездесущих бактерий.       Юнги протирает горлышко стакана салфеткой, отпивает несколько глотков своего напитка, морщит нос, увидев отпечатки пальцев на бокале, из которого сейчас пьёт Намджун. Старательней протирает горлышко своего стакана салфеткой.       — Я отойду, — Намджун чуть было не коснулся руки Юнги, желая привлечь его внимание, но вовремя отдёрнул её. — Я быстро.       Юнги коротко кивнул, переводя взгляд на танцующих людей. Юнги даже думать не хочет, что происходит там, куда сейчас пошёл его друг. Но он все-таки подумал, в ярких красках представив себе сколько бактерий содержится просто на дверной ручке, он уже молчит о самом помещении. Он мысленно закрывает себе рот руками, когда думает об унитазе. Его немного мутит, и Юнги прикладывает ладонь, обтянутую латексной анатомической перчаткой, ко рту, чтобы сдержать рвотный позыв. Его мелко трясёт. Таблетки. Он лезет в карман пальто, трясущимися руками пытаясь извлечь баночку. Таблетки. Юнги лезет в другой карман, но баночки нет и там. Т а б л е т к и. Он ощупывает карманы своих брюк, осознавая, что сейчас на поверхность стола он вернет весь алкоголь и обед, который сегодня съел. ТАБЛЕТКИ. Он начинает задыхаться. Люди вокруг превращаются в микробов, бактерий, танцующих в паре метров от Юнги, зазывая пошлыми взглядами к себе.       Чья-то рука протягивает ему оранжевую баночку. Трясущимися руками он хватает её, яростно открывает крышку, срывает латексную анатомическую перчатку с руки, и достаёт сразу две таблетки. Юнги не использует воду, потому что мочевой почти заполнен. Он откинулся на спинку бежевого дивана и, закрыв глаза, восстанавливал дыхание.       — Спасибо, Намджун, — Юнги не глядя на парня достаёт из сумки антисептик и новую пару латексных анатомических перчаток.       — Не за что, — ответил совсем не Намджун. — Только меня зовут Хосок.       Юнги медленно поднял испуганный взгляд на незнакомого парня. Он даже не до конца натянул на руку перчатку.       Что он сделал? Что он, мать его сделал? Этот тупой, бесполезный, отвратительный, грязный Хосок взял в руки баночку с таблетками и нагло всунул её Юнги в руки. Юнги ошалело хлопал ресницами, глядя на улыбающегося парня. Но улыбка быстро исчезла с лица рыжеволосого, когда он заметил, что глаза Юнги начали хаотично и быстро двигаться. Взгляд Юнги изучал лицо парня так тщательно, словно готовился потом опознавать маньяка в полицейском участке.       — С тобой все в порядке? — Хосок встревожено осмотрел зал в поиске того парня, с которым пришёл этот странный. — Может скорую вызвать?       Юнги резко замер. Комок, состоящий из виски, риса с овощами и слизи, подскочил к горлу, грозясь вырваться из всех щелей. Он закрыл глаза, сглатывая этот ком, пытаясь запихнуть его немного глубже по пищеводу.       Хосок все так же внимательно наблюдал за этим странным парнем, ведь он никогда таких не встречал. Таких, от которых веяло ненормальностью. Что-то было в нём, что отталкивало и притягивало одновременно, а Хосок ведь падок на ненормальных, поэтому со стопроцентной уверенностью он осознал, что так просто не уйдёт. Он должен попробовать его.       — Ты нарик что ли? — задал достаточно логичный вопрос Хосок.       Юнги ничего не ответил, все так же безуспешно пытаясь приручить этот ком в горле. Он еле сдерживается.       Хосок что-то решает для себя какое-то время. Не то чтобы он хотел помочь этому парню, ему скорее было интересно. Хосок хотел узнать, что же с ним происходит, поэтому он крепко хватает Юнги за плечо и тянет за собой. А тот, словно тряпичная кукла, повинуется, потому что мыслями он находится дома, в идеально вычищенной душевой кабинке, размазывая собственную рвоту по стенкам этой идеально вычищенной душевой кабинки. «Нужно её вымыть. Два раза», — думает Юнги, когда сильные руки заталкивают его в туалет. Он не сразу осознаёт происходящее, лишь пару раз растерянно моргнув он понимает, где находится, и ком в горле увеличивается в три раза, мощной струёй пытается вырваться из горла Юнги. Но, в очередной раз, он собрал все силы в кулак и проглотил все, что мечтало вырваться наружу и показать отношение Юнги к этому месту, ко всем этим людям, к Хосоку и к Намджуну, который его предал и исчез.       — Иди сюда, — Хосок открыл дверцу, которая прятала за собой достаточно чистый на первый взгляд унитаз. — Тебе обязательно нужно проблеваться, а я пока воды принесу.       С этими словами рыжеволосый ускакал из туалета. Юнги же стоял, как вкопанный, боясь не то что пошевелиться, а даже дыхнуть. Он с ужасом таращился на унитаз, а в его голове со скоростью света проносились картины отвратительного содержания. Они сменяли друг друга так быстро, что у Юнги закружилась голова и затряслись колени и он умолял себя убежать отсюда, бросить Намджуна, который его ПРЕДАЛ и исчез, пробежать несколько кварталов, чтобы запереться в идеально вычищенной душевой кабинке и тереть, тереть, теретьтеретьтереть себя, пока на коже не появится красная россыпь кровоподтёков.       Ещё момент и Юнги согнулся пополам над унитазом, разом выпуская все накопленное отвращение, которое начало стекать с края сортира. Он уперся рукой в бачок унитаза, пытаясь сплюнуть все остатки рвоты изо рта. Его намокшие от слез ресницы подрагивали, ноги все грозились разъехаться. Случись такое, Юнги бы пришлось соприкоснуться коленями с полом, который был покрыт каплями его собственной рвоты и мочи, оставленной здесь еще до него.       Дверь со скрипом открылась и в узкую кабинку влетел Хосок с бутылкой воды, без проблем вставая своими кроссовками в лужи возле унитаза.       — Эй, возьми и выпей, — он протягивает Юнги бутылку. Юнги смотрит на него мутным взглядом.       — Поставь, — хрипит он.       — Чего? — Хосок недоуменно вскидывает брови вверх, округляя глаза.       — Поставь бутылку на пол, — Юнги это кажется такой очевидной вещью, что он поражается тупости этого парня.       Хосок слушается. Аккуратно открывает бутылку, ставит на пол и смотрит. Смотрит, как темноволосый парень брезгливо стягивает со своих рук перчатки и бросает их в унитаз, затем отматывает длинный кусок туалетной бумаги, складывает из него подобие прихватки, потом нервно отрывает еще небольшой кусок бумаги, которым вытирает горлышко бутылки. Только проделав эти манипуляции, парень начинает заливать себе в рот воду так, чтобы горлышко бутылки ни в коем случае не соприкоснулось с его губами. Он опустошает меньше половины бутылки и ставит её обратно на пол. Юнги понимает, что его мочевой полный и что еще несколько глотков воды просто разорвут его. Он пытается уйти, хватаясь рукой без латексной анатомической перчатки за стенки кабинки, но его перехватывают и делают то, что Юнги не могло присниться даже в самом страшном сне. Этот тупой, бесполезный Хосок хватает его за волосы на макушке, наклоняет над сортиром и, тихо сказав: «Прости», вставляет Юнги в рот три пальца, проталкивая их глубоко, чтобы вызвать рвоту. Если бы не еще одна волна рвоты, которая выбивалась изо рта Юнги, он бы закричал.       Юнги больше не думает, все его защиты сорваны, и он ощущает себя таким грязным, таким заражённым, что готов умереть прямо здесь, на обоссаном полу возле унитаза. Юнги напрягает остатки сознания, пытается вспомнить, чему его учили на сеансах психотерапии. Забрасывая удочку в разные озерца в своей голове, он достаёт на крючке слово «абстрагирование» и словно выключает внешний мир, находясь в своём выдуманном, ненастоящем убежище. Он не чувствует, как Хосок подводит его к раковине, как промывает ему рот, умывает его лицо, смывая пот, слезы и слизь после рвоты. Юнги не чувствует, как Хосок, минуя танцпол, выводит его на улицу. Но он чувствует, как холодный осенний ветер хлыщет его по лицу, словно взывая: «Приди в себя». И Юнги слушается. Он открывает глаза и тихо шепчет:       — Отвези меня домой.       Хосок лишь кивает, спрашивает адрес и вызывает такси. Хосок едет с ним, Хосок чувствует, что он должен. Этот холодный осенний ветер дует в спину, заталкивая его в машину. Хосок думает, что он должен сделать, а Юнги думает, что нарушил уже пять правил и сейчас нарушит шестое, приведя Хосока в свой дом.       Вернувшись с улицы после нескольких выкуренных сигарет к их с Юнги столику, Намджун обнаруживает там только лежащую баночку с таблетками.       Выбежав из такси, Юнги пулей мчится по ступенькам на свой четвертый этаж, трясущимися руками вставляет ключ в замок, проворачивает его несколько раз, открывает дверь и забегает в квартиру. Пока Хосок его догоняет, он сбрасывает с себя ботинки, отшвыривает в угол пальто, затем отправляет туда же черный пиджак и рубашку темно-бордового цвета. По пути в ванную он расстёгивает брюки, стягивает их и забрасывает в стиральную машинку, хотя думает о том, что, скорее всего, сожжет все эти вещи. Уже в идеально вычищенной душевой кабинке он снимает с себя нижнее бельё и носки, бросая их на светло-серую плитку в ванной. Юнги выкручивает горячую воду на максимум, подставляя под струи свою спину, упирается ладонями в стену и просто стоит. Юнги не выходит оттуда полчаса.