Польза

      Автобусная остановка. Я нервно смотрю на проезжающий поток машин, несущий за собой не меньший поток грязной серой талой воды, маленькими шажками отступая от дороги. Куртка стирана недавно — запачкать её будет обидно, да и как я домой пойду в таком виде? От неприятных мыслей о возможных бабулиных пилюлях меня отвлекла скамейка, стукнувшаяся в ногу. Видимо, я отошла уж слишком далеко от проезжей части. Мельком глянула на наручные часы — семь сорок. Ничего, парк никуда от меня не денется, деревья — тем более. Разве что они обретут разум, хотя, учитывая местный контингент, без него им даже лучше. А то замечательная картина получится — будет гигантское дерево сидеть на… Как дерево может сесть на корточки? Не важно. Будет сидеть на кортанах, лузгать семки и бухать балтику девятку. Ну красота же, ну! Мечта пейзажиста.       Я потерла переносицу. Всегда от недосыпа всякий бред в голову лезет. Говорила мне мама: «Не ложись поздно», но нет, нет! Мы будем самыми умными, самыми непримиримыми и неспящими до трех часов ночи!.. А потом у нас будет болеть голова, а пол чудесным образом поплывет перед глазами и мы рухнем на кафель, больно ударившись лбом, носом и подбородком.       Вдалеке мелькнул знакомый металлический прямоугольник. Наконец-то, еще бы и номер мой был — вообще красота. Рука нырнула в один из многочисленных карманов на куртке, перебирая мелочь на проезд.       — Ира?.. Ира Дмитриевна! — раздалось сзади. Я обернулась.       — О, таки шалом дорогие люди! — Широко улыбнувшись, скрестила руки на груди, рассматривая его с ног до головы. Какие люди, что он тут делает? — Какими ветрами вас задуло на эту помойку жизни? Да ещё и в такой час?       — Помойка? Скажешь тоже.       — Да уж не цветник, — я пнула камушек в его сторону, — Кеша, ты че здесь делаешь? — Парень изменился в лице, махнул рукой и, подойдя поближе, сел на скамейку. Я обеспокоенно посмотрела на него, — Кеш?       К остановке подъехал троллейбус. Глянула на номер и вздохнула — не мой. Постояв с минуту, села рядом с Иннокентием.       — Меня отчислить хотят, — прервав затянувшееся молчание, мрачно пробубнил он.       — Что?.. Тебя? Но как? Кеша, ты же… Ты ж голова! У тебя ж на плечах не башка, а компьютер. Ты же отличник, лучший студент кафедры! Ты на бюджет с первого раза поступил, в конце-концов! И на кого — на физика-ядерщика! — Я рассматривала его лицо, пытаясь понять — может, он шутит? Но нет. Серые глаза смотрят куда-то в асфальт, весь осунулся, даже непослушные, вечно торчащие в разные стороны волосы торчат без какого-либо энтузиазма.       Мне вспомнилось, что когда мы впервые ездили на шашлыки с ребятами, Кеша забыл спички и зажигалку. Ситуация патовая — ни у кого их не было и все мысленно — а кто и вербально — покрывали его матюками. Потом он исчез. На пару часов мы его потеряли из виду и уже начали волноваться — кругом лес, вдруг заблудился? Парни с фонариками даже собирались идти искать, как вдруг он появляется — помятый, в грязных джинсах, на лице какие-то полосы краснеют — уже потом стало ясно, что это его ветки хлестанули — взмыленный весь, дышит тяжело. Мы ему: «Кеша, мать твою, ты где был?», а он нам: «За спичками бегал». Этот дурак не испугался, поперся в ближайшую деревню за «огоньком» — а она в километрах десяти, если не больше. Кеша всегда был несгибаем и непоколебим, всегда оставался в хорошем расположении духа, я и представить себе не могу, что так его подкосило.       — Сессию не сдал. Хвостов жопой жуй… дохрена в общем. Ты же знаешь, я работаю, мотаюсь туда-сюда. За квартиру ведь платить надо. Это ты у нас с бабкой и дедушкой живешь, а я то… На двух работах, плюс учеба. Ты же знаешь, что я аниматором подрабатывал? — я кивнула, — Нам там всем зарплаты посокращали. Так что теперь я ещё и грузчик. Ночью работаю. Вот — со смены возвращаюсь. Не высыпаюсь нихрена. — Кеша вцепился в свои волосы и шумно выдохнул. Я положила руку ему на плечо.       — Эй… Всё образуется, Кеш. Мы с ребятами тебя не оставим. В конечно итоге, я могу тебе помочь. Как-нибудь, — если честно, я не знаю, как могу ему помочь. Пригласить жить к себе? Бабушка с дедушкой не оценят, они конечно Кешу любят, но вчетвером в двухкомнатной квартире это не по людски. Видимо, прочитав мои мысли по лицу, Кеша засмеялся.       — Ладно, — отмахнулся он, — Не парься. Это я так… расклеился что-то. Ты-то чего так рано выперлась?       — Листья собирать, мне для опытов надо, — осторожно начала я. Черт, волнуюсь я за него. Кеша, конечно, умный парень, но если его попрут из института… Он без физики жизнь не мыслит! Он ведь импульсивный, а долгое ли дело под машину, к примеру, прыгнуть?       — Биологи наступают, — хмыкнул парень, — Я так понимаю, вы на первом курсе только листья проходите? Травкой балуетесь? — шуточно ткнул он меня в бок.       Я нервно рассмеялась. Не знаю, заметил Кеша мою натянутую улыбку или сквозящее в глазах беспокойство, но он замолчал. Внутри нарастало ощущение, что я должна что-то сделать и как-то ему помочь, но вот только как? Дать денег? У меня-то они есть, но его проблемы с учебой это не решит, как и то, что за квартиру нужно платить ежемесячно. Да и не согласится он взять деньги. Я бы не согласилась.       Холодный ветер хлестанул по щеке. Машина, иномарка, проехала на полной скорости и брызги из-под колес взмыли в воздух, оставляя пятна на белых стенах стоящего неподалеку киоска с мороженым. Ряд голых деревьев мерно покачивался, закрывая сухими ветками яркий билборд с красочной надписью.       — Тебе какой троллейбус? — негромко спросил Кеша.       — Тринадцатый, — так же негромко ответила я.       — Тогда пока, — мой взгляд направился туда же, куда и его. Действительно, ехал нужный троллейбус. Встав на ноги, я секунду помедлила и обняла Кешу.       — Всё будет хорошо, — Я похлопала его по плечу, — Ты же Иннокентий, у тебя не может быть иначе.       — Увидим, — парень грустно усмехнулся и кивнул то ли мне, то ли себе.       Было тяжело оставлять его на этой остановке одного. Было в этом что-то неправильное. Будто я его предаю. Но это ведь не так? Не так ведь?.. Ему ведь нужна поддержка. Даже если помочь не могу, так хоть ободрить, обнять, напомнить, что у него есть друзья. Семьи, правда, нет. Мама умерла недавно, а отца, как он сам говорит, не помнит. Человеку без якоря хуже всего. В памяти какого-то черта всплыли слова песни. Не помню исполнителя, даже название уже выветрилось из памяти, но там были строчки, каждый раз возращавшие меня из состояния меланхолии и хандры. «Для мира ты кто-то, а для кого-то ты мир». У Кеши не было этого «кого-то». И поэтому я ещё больше за него беспокоилась.       Троллейбус подпрыгнул на очередной яме. От неожиданности наступила на чью-то ногу. Извинилась, но меня послали в долгое пешее путешествие. Обожаю общественный транспорт — подберут, обогреют, нагреют — у меня однажды кошелек украли — полный спектр услуг. Прямо как в салоне. И выходишь и сразу себя человеком чувствуешь. Тварь ли я дрожащая или право имею? На лице расплылась ехидная усмешка — этот вопрос особо актуален в реалиях давки. Все на работу едут, все чувствуют себя Наполеонами, особенно вон та мадама с химической завивкой, что так яростно пробивается к выходу. Да эту тетку как таран можно при осаде крепости использовать — она же напрямик идет и ей плевать, что только что прошлась своими каблучищами по белым кроссовкам парня, ей глубоко насрать, у кого там банки упали, она — ледокол, она — Моисей этого моря, она тут Иисус, что ходит по воде. Но у всякой силы есть предел…       Я меланхолично смотрю прямо на неё и медленно, изображая сонную муху, произношу заветную фразу.       — Я сейчас выхожу, — Всё. Катарсис. По её лицу видно, что она готова была дальше идти напролом, но кто ж ей даст? Я стою у дверей и отходить не собираюсь. Женщина еле слышно что-то шепчет под нос, но я в следствии всеобщего галдежа не слышу ничего.       Приехали. Я спускаюсь со ступенек и отхожу от троллейбуса. Пока ехала — начался дождь. Придется переждать где-нибудь. Благо в парке вроде было кафе, да и цены там приемлемые.       Никогда не была особо богатой, но деньги умела находить. Вернее, как находить — зарабатывать. В век высоких технологий заработать — не проблема. Переводы, статьи, иногда помогала в институте, да стипендия. Деньги были, потому для меня любая цена в пределах моей недельной выручки была приемлемой.       Под ногами хрустели камни, больно впиваясь в подошву. Зеленая листва над головой закрывала от дождя, но в этом было мало необходимости — я уже промокла до нитки. Впереди маячила белая стена здания кафе. Оставалось всего пару шагов до него и я буду в тепле. Выпью кофе, дождусь солнца и пойду обдирать деревья. Звучит немного по-хулигански, но таковы будни студента-биолога.       Я открыла дверь в кафе. Помещение встретило меня приглушенным светом и запахом кофе. Это не был обычный аромат растворимого кофе из пакетиков, которые продаются в магазинах на кассах, нет. Это кофе было иным. Настоящее, темное, обжаренное, крепкое и ароматное, оно пропитало своим духом всё это помещение. Даже если перестать готовить его, запах не выветрится — настолько он въелся в мебель, занавески и даже стены.       Я только сделала шаг вперед, как ко мне подошла девушка-официантка. Она устало улыбалась и, казалось, если она ещё чуть-чуть походит, то свалится с ног.       — Свободных мест нет, мне очень жаль, — Официантка кивнула в сторону зала и действительно, ни одного свободного диванчика.       — Вот как… Но, может, я всё же могу посидеть у вас здесь? Хоть за барной стойкой кофе попить. Ты пойми, на улице ливень, а я без зонта.       — И вы поймите, мы не можем вас нигде разместить, — Видимо, я не первая пыталась уговорить её пустить меня в зал, слишком заученно звучали её слова.       Я вздохнула и с тоской обвела диванчики и теплые кресла. Хотела уже было уходить, как знакомая фигура бросилась в глаза.       Александр Альбертович Шилов. Это был точно он. В институте о нем ходили слухи как о человеке доброжелательном и умном, но иногда всплывали и другие мотивы басен — в них он казался чудовищем, отчисляющим студентов направо и налево. У нас он вел один из тех бесполезных курсов, которые вроде и интересны сами по себе, но к нашей специализации отношения имеют мало. Александр Альбертович был молод — всего тридцать четыре, имел два научных труда и звание профессора. А ещё он был не женат, почему и пользовался особым вниманием женского пола всех возрастов. Сплетни роились вокруг него как пчелы, но, по факту, он никогда не позволял себе лишнего. Лично мне он напоминал Базарова из «Отцов и детей», только повзрослевшего и живого. Базаров мне никогда не нравился, почему я и составляла ту честь девушек, которых преподаватель в первую очередь интересовал как… преподаватель, и в последнюю как мужчина. Между холодным ливнем и относительно знакомым мужчиной я выбрала второе. Возможно, он почувствовал мой взгляд, но поднял глаза и безошибочно уставился на меня.       — Там мой друг сидит, как оказалось, — ляпнула я.       — Друг? — официантка повернулась, — Какой из?       — Третий столик, справа, возле вазы, — подсказала я.       — Пройдемте-ка, — Она направилась к Александру Альбертовичу, я последовала за ней, моля бога, чтобы он меня узнал.       — Здравствуйте, эта девушка говорит, что… — Официантка не закончила говорить, как была перебита.       — Я действительно ее знаю, спасибо, что решили проверить, — мягко улыбнулся он ей, и, уже обращаясь ко мне, сказал, — Ира, здравствуй.       Официантка кивнула и отошла в сторонку, изредка поглядывая на нас. Я сняла куртку и села напротив преподавателя.       Молчание затягивалось. Александр Альбертович смотрел на меня с интересом, выжидая что-то, но, видимо, не дождался и заговорил первым.       — Я тоже сюда из-за дождя заглянул. Удивительно, как мы с вами встретились, — начал он.       — Вы, — мой голос был чуть хриплым и я немного покашляла, вызвав обеспокоенный взгляд со стороны преподавателя. Он поежился и немного передвинулся от меня на противоположный край дивана, — Вы не боитесь, что если нас так в кафе увидят, то поползут слухи?       — Слухи? Не смешите меня, кто нас здесь увидит? А даже если и так, мне к ним не привыкать.       — Тяжело быть самым молодым преподавателем? — я откинулась на спинку дивана и бросила взгляд в сторону другой стойки.       — Тяжело быть самой молодой в группе? — Усмехнулся мужчина и повторил мой жест. Светильник осветил его лицо и мне теперь можно было рассмотреть его получше — волосы едва доставали до плеч, на висках уже появилась проседь, ярко выделявшаяся на фоне каштановых волос. Вообще вид у Шилова был ухоженный — гладко выбрит, воротник белой рубашки выглажен без складок, галстук завязан аккуратно и даже пуговицы — обычный элемент одежды — имели какую-то особую, идеально-круглую форму. Слишком правильный. Слишком, — Что до вашего вопроса — не сказал бы. Мой предмет увлекателен и его изучение стоит всех неудобств.       — Увлекателен? Не полезен? — нахмурилась я.       — Польза всегда относительна, а вот интерес, так как исходит от одного человека и может рассматриваться только с его точки зрения, нет.       — Польза для людей всегда абсолютна, — На мое парирование он лишь снисходительно улыбнулся.       — Максималистично.       — Возможно.       — Обычно про пользу для людей говорят в контексте пользы для себя.       — Я… Нет! Какая польза для себя может быть от обычной биологии? И тем более, какая личная польза может быть от… Этики? — Я повела плечом — всё же, это звучало как оскорбление его предмета. Мне не это хотелось вложить в прозвучавшие слова, но как получилось. Шилов тоскливо вздохнул и, вроде даже, разочарованно посмотрел на меня. «Я думал, вы умнее» — читалось в его глазах.       — Этика может быть крайне полезна для всех нас, — С нажимом произнес он и замолчал. Тишина длилась одну неловкую минуту, за которую я успела на своей шкуре прочувствовать фразу «напряжение ножом режь». Шилов не собирался продолжать разговор на задевшую его тему, а я не знала, о чем с ним говорить. — Вы часто здесь бываете? — прервал он затянувшееся молчание.       — Реже, чем хотелось бы, — Шилов удивленно поднял брови, — Я часто прихожу в этот парк, а кофе здесь очень вкусный.       — Только кофе? И ничего более?       — Цены, — Вздохнула я, — Цены кусаются.       Он как будто понимающе улыбнулся и перевел взгляд на прошедшую мимо официантку.       — Возвращаясь к «абсолютной пользе», — Голос Шилова выражал явную насмешку над моими словами, — Как думаете — может ли принести абсолютную пользу обычный официант? Без каких-либо поблажек, социальных лифтов и возможно даже без должного образования? — В глазах Шилова мелькнуло что-то выжидающее, голодное. По хорошему это должно было меня насторожить, но природное любопытство, недосып и понимание, что из кафе я не выйду ещё полчаса минимум притупили мою осторожность. Да и что мне бояться собственного преподавателя?       — Своей работой официант уже приносит абсолютную пользу, возможную в его профессии, — Долго подумав, ответила я.       — Но она не абсолютна как человеческая польза, которую человек может принести людям. Официанты не спасают жизней, официанты не создают новые технологии, официанты не разрабатывают лекарства, не создают новые виды растений, не развивают экономику, они даже не готовят еду, которую подают! — Он всплеснул руками и светлая прядь выбилась из его прически. Шилов рефлекторно и как-то нервно заправил её обратно за ухо, — Не подумайте, я не умоляю значение официантов — они приносят хоть какую-то пользу, даже такую мизерную. Но если подумать, то кто вообще приносит абсолютную пользу? Я? Или, быть может, вы? — Он покачал головой и грустно улыбнулся, — Абсолютная польза возможна только на пике человеческих возможностей.       — Если человек достигнет этого пика, он умрет, — подала голос я. Шилов замер. Его лицо выражало странную рассеянность, он открыл было рот, но ничего не сказал и захлопнул его. Салфетка, что очутилась в его руках, уже была измята, а сейчас он терзал её ещё сильнее и, в конечном итоге, порвал ее на две части.       Удар его ладоней о стол причудливо совпал с ударом молнии. Я вздрогнула от неожиданности и уперлась ладонями в шершавую ткань дивана.       — Вы натолкнули меня на мысль, только она ещё не до конца оформилась. Я… подождите, я… секунду. — Он порылся в своем рюкзаке и достал из него ручку и старую потрепанную тетрадь. Я помню её ещё с курсов — Шилов записывал в неё интересные вопросы учеников. Где-то в ней и парочка моих есть. Только вот Александр Альбертович без привычной бережности вырвал из неё лист и быстро-быстро написал на ней что-то и протянул мне.       Я посмотрела на лист — хотя, назвать это огрызком листа было бы правильнее. На линованной поверхности аккуратным почерком были выведены цифры. Я непонимающе переводила взгляд с листка, за который каждая студентка продала бы душу дьяволу, на преподавателя, который вел себя весьма странно.       — Вы мне всегда казались умным человеком. Не поймите меня неправильно, я не «подкатываю» к вам. Это мой номер — если вам захочется поговорить с кем-то… понимающим вас, то вы можете звонить мне. Вы натолкнули меня на важную мысль. Очень важную, я это чувствую, и мне хочется вас как-нибудь отблагодарить. Что бы вы хотели?       Дальнейшее время в кафе прошло значительно лучше и понятнее. Конечно, задумчивость и отвлеченность Шилова немного напрягали, да и его внезапная благодарность не влезала ни в какие рамки. Кому придет в голову платить за то, что тебя натолкнули на мысль? Глупо. Хотя, эта эксцентричность была вполне в духе человека, решившего, что курс мало отдыхает и по этому поводу устроившего поход в лес, вымотавший всех ещё больше учебы.       Мне было крайне неудобно просить его о чем-то значимом, потому просто попросила купить мне кофе. На этом не ограничилось и Шилов притащил мне тарелку с пирожным Павлова. Я не стала его огорчать — хотя, по правде сказать, с трудом можно было представить, как можно огорчить этого, с воодушевлением трещащего о новых видах психоанализа, человека. Этика и психоанализ никак не желали состыковываться у меня в голове, как и это злополучное пирожное не желало нормально прожевываться. Из-за липкой каши из безе во рту мне оставалось только согласно кивать — большего Шилову и не надо было — и мычать с интонационным оттенком. Человеку хотелось выговориться — я не сопротивлялась быть слушателем.       — Кажется, дождь прошел, — заглядывая за тяжелые занавески, произнес Шилов, — И всё же, какая удача, что мы вместе с вами решили укрыться от дождя в одном месте.       — А что вы в этом парке делали в такое время, — отпивая из чашки спросила я.       — Захотелось пройтись. Я недалеко живу. А вы?       — Листья, — задумчиво прошептала я, — Мне для опытов листья нужны.       — Прекрасно! Так чего мы ждем?       «Мы»? Слишком много странностей на одно утро от одного человека. Возможно, он просто предложил вместе выйти из кафе, а дальше просто разойдемся?       Я продолжала прокручивать эту мысль в голове, пока мы собирались. Накидывать на себя мокрую куртку было не очень приятно, но, во-первых — она уже слегка подсохла, а во-вторых — всё лучше, чем стоять на ветру в одной рубашке и джемпере. Шилов накинул на себя темно-зеленое пальто и уверенным шагом направился к выходу.       На улице пахло мокрым асфальтом, землей и цветами.       — Куда дальше?       Я мысленно вздохнула. Значит, не разойдемся.