---
Первые несколько часов после боя в русском бункере Тони тяжело отходил от случившегося. После пика ярости ощущал опустошение, прострацию, отголоски злобы и горечь незавершённой мести. А ещё – затерянность в холодной пустоте на другом краю планеты в сломанной броне, которая быстро промерзала, сковывая по рукам и ногам. Пятница вызвала помощь, и пока за ним ехали, Тони успел примирить себя с банальной истиной о мести, которая по законам жанра должна подаваться холодной. К тому же, объект теперь был недоступен. Временно, само собой. Вернувшись в Штаты, в собственной Башне Старк пробыл совсем недолго. Сама высотка, её интерьеры, лаборатории и даже "А" на фронтоне провоцировали уйму ненужных ассоциаций. К чертям её, бывшую штаб-квартиру. С молотка, с глаз долой и как можно скорее. Тони вышел на вертолётную площадку, забрался в кабину, запустил движок и улетел, не оглянувшись ни разу. Явился на Базу, с каменным лицом прошёлся по павильонам и залам, изображая деловитую озабоченность, любые расспросы игнорировал. Заперся в отдельном отсеке и попросил не беспокоить без особых причин. Днём он возился с проектом экзоскелета для Роуди, ковырялся в микросхемах и голографических моделях, хотя сосредоточиться как следует на том, что было перед глазами, получалось не особо. Он отказывался признаваться даже самому себе, что не задержался в Башне даже на пару часов потому, что нуждался в ощущении чьего-то присутствия. Близкого или далёкого, пусть отстранённого, отгороженного, главное – в пределах элементарной досягаемости, чтобы было перед кем держать лицо. Особенно помогало общение с Роуди – этот парень не отчаивался, несмотря ни на что, и Тони, глядя на него, ощущал, как меняется изнутри. Пока ещё эти перемены в самом себе не вполне поддавались осмыслению, но в любом случае, отрезвить голову получалось, несмотря на количество поглощённого алкоголя, задачей которого было глушить гнев и досаду и не мешать разбираться с остальным. Тогда и привезли бандероль со старым кнопочным телефоном, чей вид заставил бы Старка презрительно фыркнуть или закатить глаза перед списанием в утиль, если бы не личность респондента и обстоятельства. Письмо, вложенное в ту же почтовую коробку, стало отправной точкой. Его строки помогли уловить ту самую мысль, которая расшатывала изнутри, не позволяя осознать всё толком. Теперь Тони был близок к разгадке, как никогда прежде. Поначалу Старк даже отбросил исписанный лист, не дочитав. При чтении как будто сработала какая-то проржавевшая шестерёнка, переключила внимание, и многое встало на свои места – пусть не по части ответов, зато по части вопросов. Гениальный мозг никогда не пасовал перед самыми запутанными и тонкими задачами – ни по части электроники, ни по части программирования, ни по части робототехники или оружия. Единственная угроза для интеллекта такой силы – масштабные эмоции. Но если одна из них – жажда мести – изначально была очевидной, то вторая – возмущение – раскрыла себя по полной только теперь. Как вышло, что тошнотворно-правильный Роджерс, символ воинской доблести, наплевал на праведность гнева и законы чести, и не только не выдал Тони убийцу, но и насмерть дрался за него? На кой Кэпу сдался чёртов киллер, если речь шла о смерти семьи Старков, и вина Зимнего Солдата была очевидна до безобразия? Подумаешь, дружок детства! Мало ли кто с кем по малолетству во дворе мяч гонял. Этой дружбы уже лет семьдесят, как нет, так с какой стати она довела безупречного Капитана Сосульку до срыва? В подземном бункере Тони впервые увидел Роджерса таким – по-настоящему озверевшим. Внутренние демоны, от которых тот всегда упрямо открещивался, порвали свои цепи и, алчно завывая, ринулись уничтожать источник угрозы Барнсу. И чёрт бы с ними, с демонами Роджерса. При другом раскладе – к примеру, в бою с общим противником – Старк им даже обрадовался бы. И усмехнулся бы правоте своей интуиции. Как ни отпирался Капитан Сосулька, и он не святой. Старк знал, что однажды так и будет, но сражаться один на один с вырвавшейся на свободу тёмной стороной Роджерса, да ещё в её апофеозе – такое даже бронекостюму оказалось не по силам. И причины, разбудившие кэповских демонов, выведшие их на пик бешенства, найдены пока не были. Наблюдать развал священного образа отцовского кумира Тони был бы даже рад, если бы не обстоятельства. Стив Роджерс показал своё истинное лицо. Зря Говард молился на его идеальность. Бывший символ Нации и Герой планеты лишился легендарного щита и спрятал беглого убийцу, за которого дрался насмерть, как одержимый. Вершина кэповской карьеры, мать его. Губы Тони искривила мрачная усмешка. Можно было поздравить себя с окончательным развенчанием бывшего идола. А то Старк-младший и сам в какой-то момент чуть не купился. Не настолько, как Говард, конечно, и всё-таки временами был близок к тому, чтобы признать приторную безупречность Роджерса. Обошлось.---
Такой навороченной лаборатории Стив никогда прежде не видел, даже в Башне у Старка. С одной стороны, ничего удивительного, медицина не входила в сферу интересов Тони. С другой – уровень оборудования, которым под завязку был напичкан медицинский блок, напрочь рушил все представления о скромной стране Третьего мира Ваканде, которые у Стива только начинали худо-бедно складываться, пока летели к закрытой зоне, спрятанной от всех и вся под масштабным энергетическим куполом с маскирующими светоотражателями. Скрытое от всего мира, здесь билось сердце настоящей Ваканды – с высотными зданиями, высокотехнологичным транспортом, башнями, способными дать фору своему конкуренту с кричащей "А" на фронтоне. Здесь оазисом раскинулся настоящий суперсовременный город, а его окраина граничила с самым глобальным месторождением вибраниума на планете – бездонным ущельем с синими переливами на стенах под защитой оскала каменной Баст. Закрытая зона пряталась в просторной долине между плоскогорий с полупустынными равнинами, сухой почвой и пожухлой травой, выжженной солнцем до бурого оттенка и полного отсутствия пестроты. Лишь по берегам рек и у водопадов бушевало море трав и на восточных склонах густели тропические леса. На десятках миль открытого пространства встречались стада овец и коз, пастухи и небольшие деревушки, промышляющие натуральным хозяйством и изделиями замысловатых ручных ремёсел. Стив плохо ориентировался в сфере продвинутых технологий, осваивал их как пользователь с мучениями, но интуитивно мог представить приблизительную крутизну, шарахнувшую масштабностью буквально с порога. Ваканда не только не уступала гениальному Тони Старку – в чём-то была впереди. Справедливости ради стоило учитывать, что весь вибраниум, доступный Тони, ограничивался только щитом Капитана Америка и появился у него совсем недавно. И для Тони это был символичный трофей, а не сырьё. В противовес этому у Ваканды на вибраниум была исключительная всемирная монополия. С другой стороны, в этом тоже был свой резон. Будь у Старка неограниченный доступ к вибраниуму, кто знает, может, Железный Легион развалил бы планету ещё до эры Альтрона. Выгрузку из джета Стив запомнил нечётко, как сплошное напряжение. После боя в бункере Баки был в паршивом состоянии – в любом смысле. За время перелёта он успел отлежаться, внешние раны Стив обработал, как мог, но голова у Баки из-за удара бронированным ботинком в лицо по-прежнему гудела, и он явно был не в порядке. Впечатление от знакомства с сестрой короля, встречавшей их по просьбе Т’Чаллы, осталось смазанным. Стив неловко отрекомендовался, стараясь держать лицо, но понимал, что ничерта не вышло. Зато принцесса моментально выключила официоз – не до церемоний – и предложила помощь. Это как-то сразу помогло найти общий язык. Баки пошатывало, и он, спускаясь по трапу, положил правую ладонь на плечо Стива для опоры. Они прошли за клиническое отделение медблока в навороченный техническими примочками отсек, выделенный специально для Баки. Туда принесли полотенца, сменную лёгкую одежду. Баки кисло улыбался и неуверенно перемещался по своему небольшому помещению без привычного веса левой руки. Там образовалась неестественная пустота, рука фантомно ощущалась то желанием согнуть её в локте, то тягой что-то ею взять. Баки вяло ворчал, что способен сам со всем справиться, Стив спорил и требовал принять его помощь. – Баки, это мой первый шанс с 1943-го, с Аззано. Когда мы были пацанами, ты возился со мной столько лет. Моя очередь! Тем более, ты ранен. В конце концов, Баки сдался. Точнее, пошёл на компромисс – позволил помогать в том, в чём пока не освоился с непривычки. Стив молча кусал губы, пока стаскивал с него чёрный комбинезон с пятнами засохшей крови, подавал в душевую кабинку намыленную мочалку, заворачивал в полотенце, не поднимая глаз и кусая губы, чтобы даже случайно не глянуть как-то не так. Щёки горели, когда чувствовал на себе взгляд Баки. Он был так близок и так... недоступен. Баки был обнажён, позволял к нему прикасаться – к плечам, спине, ногам, но был весь в кровоподтеках и полузаживших ранах. К нему тянуло невыносимо, хотелось утопить в объятиях и согреть сердцем, но на Баки будто стояла печать табу. Нельзя. Нельзя было выдать себя. Жажда прикосновений – нелепо и не вовремя. Сочувствие покажется жалостью. Как держать лицо, помогая всерьёз пострадавшему, если его без памяти любишь, и при этом скрыть, как самому больно видеть его таким, Стив не знал. Понимал, что не справился, и мысленно благодарил Баки за ответное молчание. Они так и не успели объясниться за время перелёта. Пока мчались в Сибирь, Баки грузился чувством вины, по пути в Ваканду он приходил в себя после неравного боя с бронекостюмом, был травмирован, шокирован, оглушён и раздавлен. Стив решил не спрашивать Баки ни о чём. Не до того пока. Наконец, он был переодет, и они оба прошли в лабораторию медблока. Раны осмотрели, проникающих не нашли и просто обработали поверхности, сделали несколько уколов, наложили повязку на обломок бионической руки и отпустили. Есть Баки согласился только с условием, что и Стив съест столько же. Роджерс не чувствовал вкус – кусок в горло не лез, но Баки нужны были силы, так что пришлось налегать на еду. Стив старался прятать невольную улыбку, наблюдая, как Баки заставлял себя жевать, мысленно проклиная собственное условие. После ужина его отправили отдыхать. Главное обследование отложили на пару дней.---
Как же она бесит, эта Романова. Шпионка, профессиональный киллер, бывший тайный агент КГБ с таким послужным списком, что по ней плачут гильотина, электрический стул и разрывная пуля, вместе взятые. И при этом, чтоб ей пусто было, она из когорты головорезов Фьюри, застрявших костью в горле Совета Безопасности ООН. Госсекретарь Тадеуш Росс ещё раз пробежал глазами постановление на официальном бланке с водяными знаками и гербовой печатью поверх подписей. Скрипнул зубами, напомнив себе, что ненависть лучше прятать за улыбкой. Так солиднее. Черти бы побрали этого вибраниумного принца с его путаницей в показаниях. То он заявил, что Романова предательски напала на него в Берлин-Тегеле в самый разгар боя, и потому Барнс с Роджерсом сумели сбежать. То вдруг явился со связанным Земо, сдал его с потрохами, а по поводу Романовой взял свои слова обратно – мол, вышло недоразумение, ошибся, мисс Романова ни в чём не виновата, сражалась, как положено. И как назло, никого, кроме самой Романовой, T'Чаллы и Роджерса с Барнсом в тот момент боя не было рядом, так что ни подтвердить, ни опровергнуть эти показания было некому. А значит, формальных поводов держать её в камере – никаких. Вслед за вежливым стуком дверь приоткрылась, впуская ассистента. – Сэр, позволите? Мисс Романова здесь. – Пусть войдёт. Госсекретарь Росс наградил Наташу ядовито-вежливым взглядом: – Добрый день, мисс Романова. Прошу вас, присядьте. Официально уведомляю, что больше нет оснований вас задерживать. Вы свободны. Попрошу вас дать подписку о невыезде за пределы США. Она опустилась в широкое кожаное кресло, элегантно закинула ногу на ногу и чарующе улыбнулась: – А разве меня в чём-то обвиняют? – На данный момент обвинения против вас сняты. – В таком случае, на чём основывается мера пресечения? Усилием воли Росс подавил в себе желание испепелить наглую девицу взглядом и постарался улыбнуться не менее очаровательно. – На соображениях безопасности. Это превентивная мера, мисс Романова. – В самом деле? – Наташа изящно откинулась на спинку кресла. – Может, мне стоит подписать бумаги о переходе улицы только на зелёный сигнал светофора и об обязательстве не совать гвозди в розетку? – Вы забываете, где находитесь, мисс Романова! Речь идёт не о вашей безопасности. – То есть, по-вашему, в пределах США я не опасна? – Я этого не сказал. – В таком случае, – Наташа поднялась и направилась к выходу, – приятного вам дня. Даже дверью не хлопнула. Вот стерва. С фантастической выдержкой.---
В просторной сверхтехнологичной лаборатории на столе для обследований Баки лежал, закрыв глаза и почти не дыша, пока с помощью шлемообразного прибора сканировали его мозг – МРТ с виртуальной объёмной версией результатов. Это заняло немало времени, но тщательность того стоила. Когда прибор сняли и Баки позволили сесть, Стиву разрешили подойти. – Ты как? – Стив старался держать лицо. – Нормально, – небрежно усмехнулся Баки. – Ну, если ко мне вообще можно применить это слово. На попытки Стива возразить только хмыкнул и поморщил нос. В обследовании принимали участие два врача, приглашённые королевской семьёй. Их представили как классных специалистов в области нейрохирургии. Навскидку Стив определил, что одному лет 60-65, другой чуть моложе. Получив результаты сканирования, они отошли в сторону и принялись изучать. Данные вывели в виде трёхмерной модели, зависшей в воздухе. Виртуальное изображение вращали, сопоставляли параметры, совещались, всматриваясь в детали, негромко переговаривались, указывая на отдельные участки, окрашенные разным цветом. Принцесса Шури стояла рядом, внимательно вглядывалась и время от времени что-то уточняла у докторов. Их речь была насыщена терминологией, по большей части абсолютно незнакомой, но Стив даже не пытался вникать. Он терпеливо ждал. Наконец, Шури выдохнула, покосилась в их сторону и медленно подошла, собираясь с мыслями. По выражению её лица было ясно, что ситуация не ахти. – Итак, парни, вот что получается. Мы видим повреждённые зоны, но какие из них важны, а с какими лучше дело не иметь, определить не можем. Приборам как-то до фени, в каких участках памяти обработка проводилась для внедрения кода, а в каких – чтобы Барнс забыл, кем был раньше. У нашей техники есть всё, кроме эмоций и эмпатии. Оборудование не может оценить степень опасности инфы, фиксированной в памяти, или её ценность. То есть, мы не можем отличить участки, которые хранят воспоминания о жизни до обработки, от тех, которые появились позже и тоже были повреждены при обнулениях. Способ повреждений их был одинаковый – электроразряды. Те, кто это делал, рушили связи с практически всей памятью подряд, кроме отдельных зон, напрямую связанных с двигательными функциями и базовыми знаниями, а ещё защищали способности к сложному ориентированию и ступенчатому мышлению. Не тронуты ещё некоторые пласты. Возможно, там хранятся навыки тактики боёв, разведки или сведения о военной технике и оружии. Парни переглянулись, и Стив спросил: – Так что, шансы вернуть ту память по нолям? – Так, давайте не будем включать панику, о’кей? – Шури недовольно дёрнула плечом. – И вообще, я ещё не закончила. – Простите, – вяло улыбнулся Стив. – Мы слушаем. – Есть и хорошая новость. Сами участки памяти почти не повреждены. И плохая – прожжены нервные волокна. Это нарушило связи сознания с частью памяти и её контакт с эмоциональными центрами. То есть, инфа там цела практически вся, какая была за всю жизнь, но вытащить её оттуда или заглянуть в неё нет возможности. Это как перерезать провода – все системы в порядке, но если ток не идёт по проводам – всё, ничто не работает. Восстанавливать разрывы нервных волокон даже с нашей техникой пока не выйдет. Мне жаль. Лезть ему в голову, трепанировать череп – это как раз не проблема. Но манипуляций на нервных волокнах примерно несколько миллиардов и они микроскопические. Я бы не бралась, и никто не хочет рисковать. Даже эти доктора, – Шури кивнула на врачей, – а они классные нейрохирурги. И ещё. Что именно из изолированного восстановить, а на что можно плюнуть и забыть, мы не знаем. Всё-таки стоит спасать только ценную память, а не всю подряд. И где тот код, который хорошо бы заблокировать или разрушить, тоже невозможно понять. Он где-то среди целых участков памяти, но который из них – не поймёшь. Стив не успел рта раскрыть, Шури опередила его: – И ещё. Тоже хорошая новость. Все разрушенные связи в мозгу касаются только памяти. Нет никаких проблем типа опухолей или следов не ликвидированных кровоизлияний. – А что, есть ликвидированные? – тихо спросил Баки. – А как же. Вам мозг прожаривали, это не так легко проходит. Но голова на редкость крепкая и живучая – все последствия убрала сама. Какие смогла. – Регенерация, – кивнул Стив. – Именно. Такую мощную мы раньше не встречали, – Шури покосилась на Баки со смесью любопытства и уважения. – Есть и ещё кое-что. Мы видели прослойки соединительной ткани между участками мозга – там, где её не должно быть. Она... как бы объяснить? Ну, скажем так – создаёт что-то вроде тонкого плоского рубца и именно это мешает восстанавливать нервные волокна. Если проще, там сейчас перегородка, которая не позволяет соединить "провода" и вот так блокирует доступ к памяти. Скорее всего, причина её появления – многократные обработки током. Но кое-где эта прослойка имеет обрывы. В таких местах регенерация справилась и отдельные нервные связи восстановились. У вас ведь мелькают воспоминания, да? Может, неполные или запутанные. Есть такое? Баки кивал, а она продолжала: – Короче, парни, итог такой: некоторые нарушенные нервные волокна ещё продолжают регенерировать – там, где не мешает прослойка или она неполная. Идёт долгий и муторный процесс восстановления, но со временем часть памяти вернётся сама. Правда, это займёт годы. И то, что вернётся, скорее всего, будет путаным. Приятного мало. Стив и Баки молчали, загруженные новостями. Шури нахмурилась: – Рано сдаваться. Вы же не вчера родились и знали, что всё сложно. И я не добрая фея, чтобы наколдовать – и порядок. Но это ещё не значит, что ничего нельзя сделать. Найдите того, кто сможет разобраться в изолированной памяти, выбрать там нужное, убрать где надо прослойку и восстановить связи. Тогда память вернётся. Она же цела, просто отрезана связь. Между прочим, если кому-то по силам такое, то он же вам и код найдёт. Кстати, разрушить место записи кода в мозгу явно будет проще, чем отладить оборванные связи. Всё-таки ломать – не строить. Шури ободряюще улыбнулась и коснулась пальцем металлического плеча Баки: – А вот с рукой мы справимся, это не проблема. Будет даже круче, чем та, потерянная. Улыбнулась ему и отошла. – Спасибо, – Стив произнёс это тихо, но Шури услышала. Обернулась на ходу, кивнула и подошла к докторам. Стив перехватил напряжённый взгляд Баки и почувствовал, как его обдало странным холодом. Он понял – Баки принял решение, которое не понравится им обоим. С Т’Чаллой вопрос решили быстро. Стив, скрепя сердце, просто признал право Баки на выбор, хотя самому чертовски хотелось схватить его в охапку и сбежать на край света. Сердце неровно вздрагивало от одной мысли, что всё предыдущее безумие, которое они прошли вместе, соединило их, чтобы тут же разделить. За что боролся, на те грабли и наступил. Баки после всех мытарств оказался разобран во всех смыслах и выбрал побег от реальности. Он был опустошён, и только Стив держал его на краю некоего подобия душевного равновесия. Новости о кодах качнули баланс в другую сторону. Стив нуждался в Баки, истосковавшись по нему до безумия, а Баки нуждался в паузе. Он не мог взвалить на Стива себя вот такого, каким был теперь. Уже на следующий день криокапсула была готова. Баки сидел на кушетке с иглой в вене единственной руки, и на его лице была написана мрачная решимость пополам с обречённостью. Стив не вправе был ни требовать, ни настаивать, но не попытаться не мог: – Баки, ты уверен насчёт этого? Он показал глазами на криокапсулу. – Я сам себе не верю, Стив. Память ещё полбеды. Но пока не найдётся способ убрать коды из моей головы, лучше мне спать. Безопасней для всех. Его улыбка отдавала такой тоской, что неудержимо хотелось то ли выть, то ли рвать и метать. Такого бессилия Стив не ощущал давно. Если могучие вакандские технологии не вытягивают такое, то можно ли вообще что-то сделать? Эмоции устроили адскую пляску в голове Стива, а он изо всех сил старался казаться спокойным. Пусть Баки видит, что он в порядке. Стив Роджерс никогда не сдавался. Правда, такого рода проблема ему неподвластна, но если вообще существует тот, кто может помочь Баки, Стив его из-под земли достанет. Крышка криокапсулы с лёгким шипением закрылась за Баки, ледяной пар окутал его. Стив не мог сойти с места ещё долго, как будто среди африканской жары примёрз к этой ледяной ловушке.---
Тони отхлебнул из бокала и с хрустом разжевал подсоленную лимонную дольку, чуть поморщив нос. Что-то ещё подспудно пилило мозг, не позволяя считать ситуацию прояснённой. Ну конечно, Романова! О ней забудешь, как же. Не в первый раз обвела вокруг пальца, и хотя делала это редко, зато метко. С ней бы держать ухо востро, а то однажды, чего доброго, засандалит в спину. Зачем-то поддержала ещё во время обсуждения Соковийского договора, причём сходу. Чёрная Вдова на стороне Старка – это должно было насторожить, а Тони опять понадеялся на свою гениальность, которая раскусит любой подвох вовремя, а зря. Романова сражалась бок о бок и до последней минуты была чертовски убедительна. А потом вдруг взяла и не постеснялась надрать задницу самому королю Ваканды, только чтобы Роджерс смог увезти своего приятеля-киллера из аэропорта невредимым. А напоследок высказалась по поводу эгоизма и исчезла с базы Мстителей. Чего добивалась? И с какого перепугу эго Старка начало её беспокоить спустя пять лет совместных миссий? Списал бы её финты на ПМС, но не тот случай. И всё-таки, при любом раскладе всё это – звенья одной цепи. Романова явно чего-то не договаривала тогда, стоя рядом перед огромным окном в госпитале, пока ждали новостей о состоянии Роуди. Она предупреждала: Роджерс пойдёт до конца. Только не сказала, почему так уверена в этом. Тогда Тони уже не слушал её, и тоже зря. Если бы тот разговор сложился, глядишь, и бой в русском подземелье ГИДРЫ закончился бы по-другому. Хотя, может, и нет. Старк понял – тогда, в Сибири, он не был готов к такому Роджерсу. Кэп откровенно подвёл. Пусть бы просто защищал киллера, по старой памяти, такое худо-бедно, но можно было бы – не оправдать, нет – объяснить. А вот мегатонный взрыв ярости, когда кристально чистый и благородный Кэп слетел с катушек, сломал реактор бронекостюма и едва не снёс самому Тони башку с плеч ребром щита – такой Роджерс не подлежал ни объяснению, ни принятию. Просто существовал, как несовместимый с реальностью, до абсурда противоречивый, но неоспоримый факт. Что могло довести парня, выросшего в прошлом веке, не испорченного свободой нравов, до того, что он готов был чуть ли не зубами загрызть Тони, с которым плечо к плечу прошёл не одну боевую операцию, в том числе на грани жизни и смерти? Они не особо ладили вне миссий, постоянно бесили друг друга. Роджерс за считанные минуты умудрялся достать Старка своей допотопной пуританской правильностью и занудством, а Тони старался опередить его на пару шагов и достать Кэпа первым. Тем не менее, Роджерс быстро научился держать себя в руках, вёлся на подначки реже, чем хотелось бы Тони. Но в таком приступе запредельного бешенства Старк никогда не рассчитывал его увидеть. Даже мысли не допускал. Кэп ещё мало-мальски владел собой, когда речь шла только о заключении Зимнего Солдата под стражу. Пошёл против полиции, против спецслужб, наплевав на свою репутацию, но держался – вплоть до той минуты, когда встал ребром вопрос о жизни и смерти Солдата. У Кэпа тогда разом сорвало все предохранители. Барнса можно было убить, только переступив через труп Роджерса. Стоп. Кажется, Тони Старк резко протрезвел и ошалел одновременно. Он чуть не поставил бокал мимо столешницы и даже встал, скользя неотчётливым взглядом по просторному залу. Этого не могло быть. Просто не могло – и всё. Высоконравственный Капитан Америка, патриотический лозунг во плоти – и чтоб такое... Единственная причина полного затмения в суперсолдатских мозгах размороженного раритета оказалась так же проста, как и скандальна. Натура, видимо, брала своё, не считаясь с супергеройскими обязанностями и долгом перед Нацией. А Романова, выходит, знала? Скорее, догадалась. Чёртовы бабы, их смекалка колоссальна. Это восхищало и бесило Старка уже, наверное, тысячу лет. На свою интуицию он не жаловался, да и срабатывала она как раз там, где надо – в области техники и электроники, и по большей части вовремя, а ещё – здорово подпитывала неотразимое миллиардерское обаяние. Но иногда могла бы быть крайне полезна и в вопросах другого рода. Не пришлось бы столько ломать голову, с чего у доблестного патриота всея Америки так поехала крыша. Тони опрокинул в себя всё, что ещё оставалось в бокале. Алкоголь обжигающей волной прокатился по горлу и растаял в недрах организма. Сразу несколько загадок были решены этой ночью, и хотя оставалось ещё немало, Старк почувствовал, как внутри потеплело. И не только из-за текилы. Он зажёг настольную лампу и придвинул поближе исписанный лист. Нужно прочитать письмо до конца. Вчитаться, и на этот раз – как следует. Роджерсу не выгодно провоцировать контакт, он ведь понимает, чем это может обернуться для Барнса. Выходит, есть причины, перевешивающие риск. Старк повернул лампу поудобней, и глаза побежали по строчкам: "Тони. Рад, что ты снова на базе. Не хотелось бы думать, что ты ищешь пятый угол в особняке". Размечтался, Роджерс. Тони Старк для подобного – слишком высокого полёта птица. "Всем нам нужна семья. Для тебя это – Мстители. Возможно, даже больше, чем для меня. Я ведь с восемнадцати сам по себе. Нигде не мог вписаться, стать своим. Даже в армии". Вот же оно, вот! Роджерс чуть ли не прямым текстом заявляет, что Барнс – его семья, а Тони даже не дочитал до этой строки. Ещё одно подтверждение. Видел бы это Говард. "Я больше верю в отдельных людей, и рад признать, что они – по большей части – меня не разочаровали". Не может определиться, к каким теперь отнести самого себя. Ну, и Тони, видимо. Ещё бы. "Значит, и я не в праве их подвести". Уже. Или это он о ком-то другом? Может, о тех, кто с ним в бега подался? "Замки можно сменить, но стоит ли?" Замки?.. Хм, после Сибири от Кэпа можно ожидать чёрт знает чего. Даже того, что он вскроет морскую тюрьму и справится один. "Знаю, что причинил тебе боль. Я ошибался. Думал, что пока умалчиваю о твоих родителях, поступаю милосердно. Но теперь понимаю, что щадил себя самого. Прости. Мне жаль". Тони трижды перечитал это. Буквы были неровными и явно отличались от соседних строк. Роджерс волновался, когда писал это. Он не хотел сражаться против Тони с такой яростью. Его накрыло, когда понял, что иначе Барнса не спасти. Теперь сожалел, что до этого дошло. Ему действительно было тяжело. Чёртов Кэп. Тони едва расставил всё по полкам, как клочок исписанной бумаги снова вышиб из равновесия. "Надеюсь, однажды ты поймёшь меня". Понял уже. Не простил, но главное прояснил. Похоже, причины помутнения мозгов в сибирском подземелье были сопоставимы по масштабу – с обеих сторон... хоть и странно теперь это признавать. "Я знаю, ты делаешь то, что должен. Мы все должны так поступать – насколько это возможно..." Чтение оборвал голос Пятницы: – Сэр, звонит Госсекретарь Росс. Взлом охранной системы морской тюрьмы. Тони едва сдержал улыбку – чёртов Роджерс! Вот же зараза неугомонная. – Соедини, – Старк старался придать голосу максимально нейтральный тон. – Тони, у нас проблемы... – начал Росс, но Старк сходу оборвал его: – Минутку! – Не вздумайте отключа... Дальше Росс мог строить тираду любой длины и успешно скармливать её своему ближайшему окружению. На этот раз Тони выберет другого собеседника. Прямо сейчас ограничится Пятницей – тот, что предпочтительнее, пока слишком занят, да и штормит там наверняка. А вот через сутки-двое Старк воспользуется этим стареньким телефончиком-раскладушкой. По крайней мере, чтобы убедиться в правильности своей догадки. Ухватить Роджерса за ахиллесову пяту теперь будет проще.---
Голос Стива порывисто отозвался уже после второго гудка: – Тони! Рад слышать. – Пока не отвечу тем же, Роджерс. Хотя потерянный голос Росса меня повеселил. Ты как, солёной воды не нахлебался? – Обошлось. Нам нужно поговорить. – Уверен? Взрывоопасно. – Предлагаю нейтральную территорию. – Швейцарию, что ли? – Сойдёт. Например, в ближайшую среду в Берне, если не возражаешь. – Успеешь? – Я буду там. Надеюсь, ты прилетишь. Больше всего возмутило, что Роджерс сбросил вызов. Сам, не дождавшись согласия на встречу. Наглость в нём росла в геометрической прогрессии тем явственнее, чем очевидней он отступал от своей безупречности. Стоило взглянуть на него – вот такого. Говард был бы в шоке.---
Стив устало опустился на кушетку, сжимая в кулаке телефон. Казалось, все силы вложил в интонации, в попытку придать голосу твёрдость с долей скепсиса. Актёр из него ни к чёрту, навыки вранья мало спрогрессировали со времён пяти попыток уломать несговорчивую призывную комиссию, но, как говорится, всё, что мог. Старк по-прежнему зол, ничуть не сбавил обороты, просто перешёл в стабильный режим. Его ярость теперь как свора гончих, ждущих "ату!" Старк и без того отлично читает между строк, не хватало ещё интонациями потакать его нарциссизму. Все хрупкие детали расклада ему и без того известны, может, его хоть немного отвлечёт жёсткий тон, для которого у Роджерса вроде бы оснований быть не должно. Наверняка Старк уже счёл этот тон напускным бахвальством, но не отказался от идеи о личной встрече. На сей раз без оружия. Ничего особенного. Войны рано или поздно ведут к переговорам, а дальше – либо перемирие, либо продолжение войны. Как пойдёт диалог. Роджерс нахмурился. Штурмовать Рафт было проще, чем исступлённо молотить вибраниумным диском единственного сына Говарда Старка. Предстоящая попытка поговорить с Тони наверняка обречена на провал, но это не повод отказываться от неё. Вероятность того, что Старк будет слушать, практически нулевая, но вода камень точит. Нужно пытаться. Игра стоит свеч. Сейчас нет ничего важнее попытки добиться от него хотя бы желания выслушать. Вдруг удастся довести ситуацию до повторных переговоров. Стив поднялся и медленно пошёл к криоблоку. Идти в эту часть медицинского центра каждый раз было испытанием и в то же время жизненной необходимостью. Эта рана была ещё свежа. Баки выбрал криокапсулу неделю назад. Дал понять, что это развяжет Стиву руки, позволит ему мотаться по миру, не боясь, что в любую минуту какой-нибудь ублюдок, назвав десяток слов, заставит Баки Барнса вогнать ему нож в спину. "Я не верю сам себе". От воспоминаний о виноватой улыбке Баки сердце болезненно дёрнулось. Если чья вина здесь и есть, то только его, Стива. Так нелепо и жестоко. Не он, Капитан Америка, а псевдомедики ГИДРЫ дали ему жизнь после смерти. Не в американском госпитале, а на операционном столе в нацистской пыточной занялись его восстановлением. Вживили металлический протез, прожарили мозги, стёрли прошлое почти до белого листа. Воспользовались добытой таким образом ментальной уязвимостью и сделали его программируемым киллером, своим универсальным оружием. Это его, Стива, вина в кровавом шлейфе, тянущемся за Баки Барнсом, у которого отобрали даже самого себя, превратили в функцию, боевую машину. Отстрелялся – и в морозилку. Чтоб поменьше хлопот. И поменьше вопросов. С каждым шагом, приближающим к криоблоку, внутри всё сильнее завязывался тугой узел, хотя при виде ровно гудящего оборудования это ощущение стабилизировалось. Стив не был уверен, что к этому можно привыкнуть, но ему было спокойнее, когда он своими глазами видел умиротворённое, пусть и неестественно белое лицо Баки с кристаллами снежинок на густых ресницах и серебристым налётом обледенелого конденсата от хладагента на тёмных волосах. Стив сам просматривал показания приборов – температурные датчики, стабилизаторы, аппаратуру двойной страховки на случай аварийного отключения электроэнергии, биометрические данные. Как их оценивать, ему в первый же день объяснили врачи и техники, так что в подсказках Стив не нуждался. Он отследил глазами знакомые цифры, стабильно колеблющиеся на табло в оптимальных пределах, взглянул на Баки сквозь полупрозрачную морозную дымку под стеклом капсулы и в который уже раз почти физически ощутил холод взаимного одиночества, повисший между ними. Он дал слово, что потревожит Баки, только когда найдёт решение проблем, загнавших его в ледяную ловушку. Но искать выходы из этих тупиков одному было в сотни раз труднее. Присутствие Баки, его энергетика, блеск его глаз поднимали в душе Стива такие силы, что справиться с чем угодно казалось плёвым делом. На этот раз предстояло свернуть едва ли не самые могучие горы в жизни Стива – как раз ради Баки. Но – без него. И это, чёрт подери, было в тысячу раз тяжелее, чем могло бы быть, будь он рядом. Стив заставил себя отвести глаза и, попрощавшись с дежурным персоналом, покинуть криоблок. Что толку торчать здесь, как памятник собственному ожиданию с моря погоды, надо действовать. Чем быстрее будут найдены решения, тем скорее Баки снова улыбнётся ему. Может быть. Как когда-то.---
Спрятавшись за тёмными очками, Наташа смешалась с толпой пассажиров на станции метро и аккуратно проскользнула в слепую зону камеры наблюдения, затем – в служебную дверь, с виду настолько ветхую, будто за ней – заброшенная кладовка уборщицы, ушедшей на пенсию лет 15 назад. Наташа сняла очки, сунула их в карман плаща. Зацепила ногтями оклеенную обоями фанерку, изображающую часть стены за старыми швабрами и рабочими халатами, на скрытой панели набрала код и через десяток секунд исчезла за потайной дверью. Спустилась на пару лестничных пролётов вниз почти в полной темноте, повернула за угол, нащупала рычаг вместо дверной ручки, нажала и оказалась в небольшом помещении с низким потолком. Дверь чуть слышно скрипнула, замок защёлкнулся. Свет люминесцентной лампы выхватил из мрака столик с ноутбуком и маленькой микроволновкой, холодильник и шкаф. Только здесь Наташа спокойно выдохнула. Взяла небольшую бутылку воды и залпом выпила больше половины. Похоже, понадобится ещё три раза по столько же, чтобы смыть с горла налёт горечи от воздуха камеры, в которой она провела почти две недели. Там даже принудительная вентиляция не помогала. Ноут охотно подмигнул синим индикатором, послушно принял пароль, загрузил браузер и открыл почту. Так и есть, куча писем. Последнее – от некоего пользователя с ником kfb. Наташа открыла его первым. "Как только ты окажешься дома, я отправлюсь на остров. Надеюсь на скорое возвращение. Правда, позагорать не выйдет – обещают пасмурную погоду и шторм". Наташа усмехнулась. В ближайшие дни стоит ждать целый поток вестей, и не только от kfb. Она стала листать новостные сайты, мимоходом поймав себя на мысли: "Надеюсь, тебе там повезёт, kid from Brooklyn". Примерно час спустя глухо зажужжавший смартфон высветил имя Старка. Наташа провела пальцем по экрану: – Привет, Тони. Соскучился? – Очень смешно, Романова. Как тебе на свободе? – Развлекаюсь, играю в кошки-мышки со слежкой, – улыбнулась Наташа. – Он тебе звонил? – Не исключено. А что? – Тебя снова ищут. Кое-кто думает, ты можешь что-то знать насчёт "острова". – Понятия не имею, – хмыкнула Наташа. – Вот так ему и отвечай. – А ты передумал, что ли? – Ничего я не передумал, – огрызнулся Старк и тут же немного смягчил тон. – Я... пока не решил, скажем так. – Я рада, что дело сдвинулось с мёртвой точки. Это важно, – Наташа перестала улыбаться и прибавила уже серьёзнее: – Для всех нас, Тони. – Я же сказал, что пока ничего не решил, – голос Старка звучал с наигранным спокойствием на фоне лёгкого недовольства, с которым стараются держать лицо и не заскрипеть зубами. – Моя помощь нужна? – Вроде того. Если спросит, упомяни, что мы с тобой говорили о нём. – Будет исполнено, мистер Старк. – И давай там поаккуратнее. Тони дал отбой. Спрятав улыбку в уголках рта, Наташа почти посочувствовала не привыкшему к ударам эго Тони Старка, которое он через силу придерживал. Само собой, это до поры до времени. Старк способен пойти на сделку даже с собственным эгоцентризмом, чтобы добраться до Барнса, и такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. Наташа дала себе слово быть начеку.