К тебе и от тебя

Только переступив порог своей каюты, Хакс позволил себе наконец ссутулить плечи и спину, а затем с глухим стоном привалиться к закрывшейся за ним двери. Все его тело буквально гудело от перенапряжения и усталости: болели правое плечо и рёбра, а горло неприятно саднило после того, как Рен едва не удушил его при помощи Силы. Не открывая глаз, Хакс с мстительной злостью стукнул сжатой в кулак левой рукой о холодную металлическую поверхность двери, к которой по-прежнему прижимался. Кайло Рен, их новый Верховный лидер. Кайло чёртов Рен — его, Хакса, проклятие. Теперь, наверное, вечное. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Хакс заставил себя открыть глаза и отлепиться-таки от двери. Он чувствовал, как с каждой минутой на него всё больше накатывает слабость — даже мысли теперь ворочались в его голове тяжело и медленно, словно перегруженные транспортники. Если он промедлит ещё немного, то всё, на что хватит оставшихся у него сил — это добраться до кровати и рухнуть на неё, быть может, даже не раздевшись. Хакс не мог позволить себе такой неопрятности, такой постыдной слабости — даже измученный и разбитый этим ужасным, бесконечным днем, он не желал опускаться подобным образом. Поэтому вместо кровати он повернул к шкафу. Монотонные, заученные до автоматизма действия: стянуть перчатки и непомерно тяжелую сейчас шинель, оставить её на плечиках, — не забыть рано утром почистить спину и отгладить измятые рукава, — затем снять и повесить в шкаф форменные китель и брюки, а вот рубашку, бельё и носки обязательно отправить в стирку прямо сейчас… Невольно вспомнились старые армейские тренировки: одеться за минуту, да так, чтобы всё сидело как положено, чтобы быть застегнутым на все пуговицы, когда офицер-инструктор пройдет с проверкой вдоль ряда вытянувшихся по струнке кадетов. Либо, наоборот, раздеться до нательной майки и белья за то же время, а вещи свои аккуратно сложить в металлический сундук в изножье койки. Сейчас эти навыки особенно пригодились Хаксу — все его действия были четко выверенными, скупыми и быстрыми. На мгновение он заколебался — быть может, хотя бы сегодня обойтись без душа?.. — но затем всё же отправился в небольшой отсек, служивший санузлом. Соблазн сделать воду погорячее, постоять под обжигающими упругими струями, пока всё тело не охватит приятная слабость, был огромен. Но Хакс знал, что стоит поддаться этому порыву — и он совсем расклеится. Поэтому он коснулся подрагивающими пальцами датчика холодной воды, а потом решительно шагнул в тесную кабинку. В первое мгновение ему показалось, что всё его тело разом отозвалось болью: словно каждая клеточка протестовала против этого нового испытания, хотя вода и не была совершенно ледяной. Но Хакс быстро приспособился, а боль постепенно улеглась, в том числе — в пострадавших шее, плече и рёбрах, чего он, собственно, и добивался. Разумеется, затягивать с мытьём он не стал: наскоро ополоснулся и выбрался из освежителя, чтобы вытереться большим серым полотенцем из стандартного армейского комплекта. Тогда же Хакс впервые за день как следует рассмотрел себя в большом прямоугольном зеркале над раковиной. Зрелище, конечно, было не ахти: на шее и плече уже расцвели багрово-фиолетовые синяки, а на правом боку, прямо напротив рёбер, алела и пульсировала болью здоровенная гематома. Хакс даже осторожно ощупал её пальцами, но перелома вроде бы не обнаружил. Бледное лицо с сизыми кругами под глазами и побелевшие после холодного душа губы — нижняя, совсем недавно разбитая о пол по милости Сноука, до сих пор не зажила, — гармонично дополняли образ. Стоя напротив зеркала, Хакс рассматривал самого себя с брезгливой гримасой. Давненько он не чувствовал себя таким слабым, таким уязвимым физически. Там, на Крейте, когда Кайло неожиданно отшвырнул его в сторону при помощи своей треклятой Силы, Хакс попросту не успел сгруппироваться — его оторвало от пола и приложило о приборную панель одним быстрым, мощным рывком. До чего отвратительная, гнусная способность — способность душить людей, даже не прикасаясь к ним, или отшвыривать их в сторону, будто тряпичных кукол… И это — на глазах у его же, Хакса, офицеров, его подчинённых! Ненавистная Сила. Ненавистный Кайло Рен, подвергший его такому унижению. Коротко выругавшись сквозь зубы, Хакс швырнул влажное полотенце в специально предназначенный для него контейнер и вернулся в каюту, чтобы наконец лечь. Найти удобное положение оказалось непросто: он долго ворочался, крутился и так, и эдак, один раз даже тихо вскрикнул, случайно опустившись всем весом на пострадавший бок. Однако в конце концов ему удалось более-менее сносно устроиться на собственной кровати и даже дотянуться до расположенной рядом сенсорной панели, чтобы выключить свет. Лёжа на спине, Хакс смотрел в темноту невидящим взглядом, снова и снова прокручивая в голове прошедший день — все неудачи и ошибки, всю злость и унижение… На мгновение закралась подленькая, малодушная мысль: а может, послать всё к черту и исчезнуть, улететь прямо сейчас? На сборы уйдёт не больше десяти минут, а потом он запросто сможет добраться до главного ангара, где пришвартован его личный шаттл, избежав встречи с ночными патрулями… Но что потом? Куда ему сбегать? Не к Сопротивлению же, в самом деле! Хакс горько усмехнулся: Первый орден был всей его жизнью. И он точно не собирался отдавать его Кайло Рену без боя. Уже засыпая, Хакс нашел некоторое утешение в том, что все случившееся, пожалуй, к лучшему. В самом деле, чем большую обиду нанесет ему Рен, тем лучше. Ведь чем скорее Хакс начнет по-настоящему, всей душой его ненавидеть — тем скорее перестанет любить. Порой Хакс рассеянно размышлял о том, что у реальной любви редко бывает чётко определяемое начало — некая дата, которую затем можно трогательно отмечать вдвоём с пометкой: «В этот день я в тебя влюбился». Во всяком случае, у его любви такого начала не было. Более того, Кайло Рен не понравился ему ни с первого, ни даже со второго взгляда. Они встретились и начали работать вместе благодаря бывшему Верховному лидеру Сноуку — это он навязал Хаксу своего ученика, особо подчеркнув, что отныне командовать Первым орденом они будут сообща. Хакс от этого решения был, ясное дело, не в восторге. Во-первых, Первый орден, с его вышколенной от первого до последнего бойца армией, новейшей техникой и амбициозными целями, был его детищем — каждая новая победа, каждый досадный промах огромной военной машины оплачивались его, Хакса, кровью и потом. А во-вторых, Кайло Рен был носителем Силы, а Силу со всеми её нелепыми правилами и колдовскими штучками Хакс не выносил совершенно. Себя он считал гордым обладателем трезвого, ясного, научного склада ума, тогда как Сила, Свет, Тьма, джедаи и ситхи были дурацким, а временами и опасным суеверием, пережитком прошлого и пристанищем малодушных, склонных сваливать все свои жизненные успехи или неудачи на Судьбу. Что до Кайло Рена, то он оказался живым воплощением этих самых суеверий — высокая, гротескная фигура, старательно задрапированная во всё чёрное, с лицом, вечно скрытым за непроницаемым шлемом-маской. Ходячая страшилка из детских сказок, да и только! В первую встречу Хакс едва сумел удержать на лице непроницаемое выражение — присланный Сноуком «лучший ученик» не вызвал у него ничего, кроме искреннего недоумения и досады. Поначалу, впрочем, они практически не пересекались друг с другом. Рен осваивался на новом месте, запугивал штурмовиков, подолгу торчал в своей каюте, чтобы пообщаться с духами предков, — или чем там занимаются ситхи в своих каютах? — а Хакс целыми днями налаживал и совершенствовал работу подведомственных ему кораблей и базы. Их отношения установились на отметке «вежливое игнорирование» — тогда, в самом начале, они ещё не были друг другу соперниками. На самом деле Хакс вообще едва ли видел в Рене человека из плоти и крови: мешали вечная маска на лице и искажающий звучание голоса вокодер. Так что, Кайло Рен казался ему то ли мрачным видением, призраком из чьей-то старой сказки, то ли роботом — рассматривал он и такую версию. Правда, в те пару раз, когда им действительно приходилось работать над чем-нибудь сообща — или, как минимум, советоваться перед принятием какого-либо важного решения, — Рен спорил с ним и раздражался по пустякам совершенно по-человечески. И всё же, он оставался для Хакса чем-то безликим, неопределённым и непонятным — оставался бы и дальше, если бы не Сноук. Его, очевидно, тоже раздражала нелепая маска ученика — раздражала до такой степени, что однажды, во время их с Хаксом традиционного совместного отчёта о состоянии дел, он попросту велел Рену её снять. Хакс видел, как тот заколебался на мгновение, но тут же, словно опомнившись, поднял руки к маске и нажал на невидимые со стороны, утопленные в металл кнопки. С тихим шипением отсоединились нижние сегменты — и вот Рен уже потянул маску вверх, снимая. Тряхнул тёмными густыми волосами, тут же рассыпавшимися по плечам, и бросил быстрый, одновременно подозрительный и угрожающий взгляд на стоявшего рядом Хакса. Тот сохранял полнейшую невозмутимость, про себя удивляясь тому, зачем Рену вообще сдалась маска? Он не был роботом, не был и инопланетянином какого-то совсем уж непривычного или отталкивающего вида. Лицо его, конечно, оказалось специфическим: крупные черты, россыпь чернильных капель-родинок тут и там, чересчур выразительная мимика, — но оно не было обезображено, как у того же Сноука, к слову, спокойно обходившегося без какой-либо маски или даже капюшона. Это что, и правда, из желания попугать? Кайло Рен, лучший ученик Сноука, носитель великой Силы, чувствовал себя недостаточно внушительным и устрашающим без нелепого чёрного ведра на голове? И он рассчитывал этим своим дурацким маскарадом произвести должное впечатление на подчинённых? На Хакса? Что за бессмысленное, ребяческое поведение! Нет, Хакс совершенно точно не влюбился в Кайло с пресловутого первого взгляда. Наоборот, какое-то время он воспринимал его ещё более несерьёзно, чем прежде — хотя бы из-за идиотской прихоти с маской. Рен и вправду вёл себя довольно-таки по-детски: был вспыльчивым, несдержанным и нетерпеливым, требовал, требовал, требовал, а в случае отказа или неудачи совершенно не мог совладать с собой. Он срывал своё недовольство на первом же попавшемся ему под руку человеке или объекте, легко впадал в неконтролируемую ярость, забывался в ней и крушил всё подряд. Хакса, всегда гордившегося своей дисциплинированностью, профессионализмом и безупречной выдержкой, такое поведение возмущало до глубины души. Хуже того, Рен оказался ещё и до невозможности заносчивым: он явно полагал, что все вокруг обязаны мгновенно исполнять малейшие его капризы и падать ниц при одном только упоминании Силы! Избалованный, неуравновешенный и безответственный мальчишка — вот, какого мнения был о нем Хакс. Но только до тех пор, пока не узнал, на что тот на самом деле способен. Конечно, ему и раньше доводилось видеть, как Рен орудует лазерным мечом, однако припадки ярости, во время которых он крушил дорогостоящее оборудование, за реальный бой не считались — Хакс понял это, когда увидел магистра в настоящем бою. Будучи военным, он легко разглядел мастерство за той нарочитой небрежностью, с которой Кайло выписывал в воздухе круги и восьмёрки своим мечом, перекидывал его из руки в руку или неожиданно проворачивал за рукоять прямо во время боя, чтобы обжечь руку противника короткими дополнительными лезвиями. В том, как он двигался, как защищался и атаковал, чувствовалась сила — настоящая сила духа и тела, а не какая-то эфемерная колдовская муть. В мастерстве Кайло был виден труд — долгий, упорный, изматывающий, как и его ежедневные тренировки с мечом. К таким качествам, как трудолюбие, целеустремлённость и упорство, Хакс всегда относился с уважением. А вскоре обнаружилось и ещё одно обстоятельство, изменившее его отношение к Кайло Рену. Как ни странно, им стали их регулярные споры. Спорили они часто и, как правило, по делу, хотя, справедливости ради, без некоторых стычек вполне можно было обойтись, уладив всё миром. Но Кайло и Хакс оказались одинаково упрямыми, гордыми и бескомпромиссными: оба привыкли оставлять за собой последнее слово и ни за что не желали уступать оппоненту даже в сущих мелочах. Порой Хаксу казалось, что они даже получали от своих регулярных словесных баталий определённое удовольствие. Он не мог ручаться за окружение Кайло — пресловутых Рыцарей Рен, которых в глаза не видел, — но самому ему не так уж часто попадались достойные оппоненты, способные противостоять его выпадам. К тому же, теперь он точно знал, что под непроницаемой маской и бесформенной чёрной хламидой скрывается не робот и не неведомая форма жизни, вытянутая Сноуком из какой-то мрачной космической дыры, а человек из плоти и крови, с которым можно разговаривать, спорить… и который может оказаться достаточно интересным. И это открытие стало неожиданным и даже в какой-то степени приятным. В самом деле, во время разработки новых, революционных видов вооружения, технического оснащения звездолётов и наземных баз-форпостов Первого ордена, Кайло с Хаксом часто обсуждали предстоящие шаги: будь то масштабное строительство или тонкости инженерной работы. Кайло обнаружил неплохое знание основ кораблестроения — сказалось детство с отцом-пилотом, — а ещё он вполне сносно ориентировался в видах вооружения и различных способах ведения наземного и воздушного боя, чем несказанно порадовал Хакса, замучавшегося до хрипоты втолковывать свои идеи идиотам-инженерам и механикам. Разумеется, Кайло никогда не упускал возможности его покритиковать, но Хакс, как человек умный, парировал какой-нибудь колкостью, а критику втайне принимал к сведению. Он сам не заметил, как пристрастился к их общению: не то, чтобы очень доброжелательному или спокойному, но увлекательному, порой даже бодрящему. А Кайло ничуть не помогал делу, начав всё чаще снимать маску в присутствии генерала, и без того знавшего, как тот выглядит. Хакс однажды даже ехидно поинтересовался: «Вам, должно быть, стало душно, магистр? Не стесняйтесь, дышите полной грудью, про запас». Кайло, естественно, был задет, и, прежде чем уйти, опять нацепив свою удушающую маску, наградил генерала негодующим, горящим взглядом и парочкой плохо завуалированных угроз. Хакс, впрочем, не особо впечатлился. Испугался он в тот день, когда неожиданно, совершенно не к месту подумал, что у Кайло Рена красивые глаза. Он решительно погнал эту крамольную мысль прочь, но очень скоро она вернулась, да к тому же не одна, а с подмогой: о тёмных вьющихся волосах Кайло, мокрых на висках и затылке после очередной тренировки, за которой Хакс его однажды застал, и о созвездиях родинок на его лице, похожих на те, что рисовали на старых звёздных картах… То, что прежде только раздражало — к примеру, широкие плечи и большие крепкие ладони Кайло, из-за которых Хакс острее чувствовал досадную разницу в их комплекции, — теперь скорее раззадоривало и волновало воображение. И глаза — яркие, пронзительные, легко вспыхивающие огнём несогласия или злости. Кайло весь, по сути, был яростным тёмным огнём, с которым Хакса так и тянуло схлестнуться… И он мог бы поклясться — тянуло не его одного. Бывали моменты, когда напряжение между ними достигало критической отметки, и в такие моменты Рен, похоже, сам того не осознавая, подавался ближе к Хаксу, невольно тянулся за ним всем телом, стоило тому отойти в сторону. Забавно, как Кайло снова и снова являлся на мостик или на очередной рутинный брифинг, где его присутствие не было таким уж необходимым. Забавно, как они с Хаксом раз за разом находили друг друга на огромной базе, чтобы обменяться хотя бы парой реплик. Прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного — во всяком случае, настолько сильного и яркого. Как бы ни старался, как бы ни боролся с собой Хакс, перед этим влечением он оказался бессилен — это раздражало и пугало одновременно. К тому же, всё это, конечно, было совершенно, категорически неуместно и неправильно. Эта тяга к магистру ордена Рен, ставленнику Сноука, была недопустимой и опасной как для карьеры, так и для жизни Хакса. Он злился на самого себя за эту глупость, злился на Кайло, из-за которого совершал её вновь и вновь. Очень скоро кто-нибудь заметит, что между генералом и магистром намечается нечто неподобающее, способное навредить их работе, и донесёт Сноуку. Он не знал, какое наказание грозит Рену, но его самого точно разжалуют в рядовые, а то и попросту прикончат. Блестящий послужной список и даже жизнь на одной чаше весов и самому ему непонятное, непозволительное влечение к Кайло — на другой, но Хакс всё равно не мог заставить себя прекратить всё это. Вместо него это сделал Сноук. Верховный лидер, очевидно, заподозрил что-то, а может даже выудил из сознания Хакса одну из тех недопустимых, неуместных мыслей о Кайло, которые приходили ему на ум всё чаще и чаще… Хотя нет, если бы Сноук прочел хотя бы одну такую мысль, он раздавил бы его на месте. К тому же, Хакс, как правило, мог понять, когда его пытаются «читать» при помощи Силы, по характерному шуму в ушах и разрывающей виски головной боли — а значит, успевал спрятать свои самые большие и опасные секреты куда-то совсем глубоко. Так что, Сноук, вероятнее всего, просто почувствовал это постоянно возраставшее напряжение, интерес и даже влечение между ним и Кайло — и поспешил вмешаться. Он насмехался, подначивал, укорял или, наоборот, подчёркнуто хвалил каждого из них по очереди — и как-то неожиданно оказалось, что они с Реном вовсе не равнозначные командиры Первого ордена, а соперники в борьбе за власть и благосклонность Сноука. Хакс и сам в достаточной мере владел искусством манипуляции, чтобы понимать, когда им манипулировали, а вот Кайло поддавался буквально на каждую уловку Сноука. Кто знает — быть может, тот даже через Силу нашёптывал своему ученику, будто генерал Хакс посягает на его власть и статус?.. Как бы там ни было, но очень скоро их с Кайло интересные, увлекательные беседы превратились в абсолютно неконструктивные, ожесточённые споры, в которых каждый старался не просто задеть оппонента побольнее, а даже унизить его. Защищаясь, Хакс становился всё более язвительным — колкости и тонкие, завуалированные насмешки всегда были его излюбленным оружием, — а Кайло и вовсе не скрывал своего презрения по отношению к генералу, хотя в то время у них ещё не было действительно веских поводов для презрения или ненависти. Напряжение, существовавшее между ними, прежде неизменно положительно заряженное, заставлявшее кровь быстрее бежать по венам, отзывавшееся каким-то нетерпеливым предвкушением во всём теле, теперь резко сменило полюс: оба как будто старались перещеголять друг друга в том, кто сумеет вести себя более раздражающе и невыносимо. Кайло, конечно, лидировал — с его-то неконтролируемыми всплесками агрессии и световым мечом, которым так легко было выводить из строя людей и оборудование базы! Хакс же ничего не мог поделать ни с тем, что Кайло, казалось, с каждым днём проникался к нему всё большей антипатией, ни, к сожалению, со своей по-прежнему сильной тягой к нему. Однако в конце концов его растерянность сменилась злостью — у Хакса ведь тоже была гордость. И он точно не собирался спускать Кайло все его уничижительные выпады и возмутительные выходки только потому, что продолжал испытывать к нему какие-то смехотворные чувства! Кайло Рен желает играть всерьёз и по-крупному? Будет ему игра, будет ему такое противостояние, какого он, скорее всего, и не предполагал. От защиты Хакс перешёл к постоянному нападению: он искал и находил малейшие бреши в непомерно раздутом самомнении Рена, насмехался над каждым его промахом, над каждой неудачей — и, разумеется, с удовольствием наблюдал за тем, как ему достаётся ещё и от недовольного Сноука. Прекрасно осознавая, что ему, со всей очевидностью, никогда не заполучить Кайло, Хакс растравливал себе душу всё больше, стремясь ожесточением заменить все неуместные желания, а заодно уж и для самого Кайло яду не жалел. Порой Хакс доходил до того, что осмеливался высмеивать даже его бесценную Силу и неприкрытый фанатизм в отношении деда, лорда Вейдера — к тому времени генерал уже неоднократно доказал свою полезность Первому ордену и достаточно упрочил своё положение, а потому и бить мог побольнее. Конечно, вся его эффективность и генеральские нашивки не означали неприкосновенность: Кайло вполне мог бы прикончить его в приступе ярости, а у Сноука и вовсе неведомо что творилось на уме. И всё же, Хакс не прочь был рискнуть ради возможности одержать верх над магистром, отплатить ему за, по большому счёту, несправедливое отношение к себе. Так их с Реном отношения вскоре превратились в ожесточённое, злобное соперничество. Желания Хакса тоже изменились, стали намного более жестокими, наполненными тёмной, мрачной страстью. Ночами, в темноте и тишине своей каюты, Хакс с упоением представлял, как однажды толкнёт Кайло к стене в каком-нибудь малохоженом коридоре, — толкнёт с такой силой, что тот ударится о металлическую обшивку спиной и затылком, — а потом, наверное, схватит за волосы, заставляя откинуть голову, и поцелует-укусит открытую шею, оставляя красный след-метку. Иногда в этих горячечных, отчаянных фантазиях он кусал не шею, а губы Кайло — непременно до крови, до острого металлического привкуса во рту. Либо затаскивал его в свою каюту — не приглашал, не приводил, а именно затаскивал, — швырял на постель, сжимая плечи или запястья до синяков, и уж тогда набрасывался на него с жёсткими, голодными поцелуями. Его прежде ровное, постоянное влечение сменилось жаждой подчинения и обладания тем, кем обладать он никак не мог. И, что хуже всего, эту дикую, противоречивую смесь из безумного желания и злости Хаксу приходилось тщательно скрывать за обычной маской невозмутимости — ради своего же блага. К тому моменту, когда совершенно нелепая, по мнению Хакса, погоня за Люком Скайуокером вышла на финишную прямую — оставалось лишь найти и захватить дроида, в котором пленённый пилот Сопротивления По Дэмерон спрятал флешку с недостающим фрагментом карты, — они с Реном, казалось, на дух друг друга не переносили. Теперь Хаксу не приходилось время от времени напоминать себе, что он вроде как ненавидит магистра Рена: тот сам давал ему сколько угодно поводов для злости и негодования своим по-прежнему несдержанным и безответственным поведением и грубым обращением с ним. Учитывая всё это, он должен был бы испытывать злорадство по поводу того, что самого магистра ордена Рен в результате одолела и бросила умирать в снегу необученная девчонка с планеты-помойки Джакку. На деле же Хакс, которому Сноук безжалостно велел бросить свою базу на произвол судьбы, чтобы спасти Рена, не чувствовал ничего. "Старкиллер", его величайшая задумка, проект, как ему казалось, всей его жизни, погибал в медленной, мучительной агонии, а Хакс мчался сквозь лес, тьму, огонь и разрушение, зная, что вся база вот-вот будет уничтожена, и у него попросту не было времени на то, чтобы чувствовать что-либо, кроме гулкой, всепоглощающей пустоты. Он сам вёл маневренный и быстрый личный шаттл, ориентируясь на сигнал маячка Кайло — увы, довольно слабого, с ограниченным радиусом передачи, и потому дававшего самое приблизительное представление о местонахождении магистра. Это значило, что после приземления ему и паре подручных-штурмовиков, которых он успел захватить с собой, придется прочёсывать лес самостоятельно — но Хакс знал, что возвращаться без Рена, не выполнив приказа Верховного лидера, он не имеет права. Приземлившись, они угодили в самый настоящий ад: земля под ногами трещала и дрожала, деревья раскачивались и падали, угрожая придавить их в любой момент, яркие огни пожарищ освещали ночь, а в воздухе раздавался утробный низкий гул. И сопровождавшие генерала штурмовики струхнули: уже через несколько минут лихорадочных поисков, они побросали на землю свое оружие и сбежали. Хакс даже не стал тратить время на то, чтобы выстрелить дезертирам в спины, хотя очень хотелось — вместо этого он сосредоточил все силы и внимание на поиске Рена и вскоре действительно обнаружил его, тяжело раненного и залитого кровью, на краю огромной пропасти-трещины. Тот, похоже, потерял сознание, а у Хакса не было времени на то, чтобы приводить его в чувства — само время существования "Старкиллера" было на исходе. Так что он просто ухватил магистра под руки, постаравшись не задеть глубокую рану на правом плече, и поволок его к шаттлу, наплевав на солидную разницу в их весе и комплекции. Надорвал спину, с той самой ночи неизменно отзывавшуюся нытьём и даже болью на усталость и перенапряжение, но успел-таки втащить Рена на борт и подняться в воздух — они покинули базу буквально за несколько мгновений до того, как она перестала существовать. Тогда, задав бортовому компьютеру необходимые координаты и перепоручив управление шаттлом автопилоту, Хакс занялся Кайло — без первой помощи тот мог и не дотянуть до резервной базы. Он быстро продезинфицировал и перевязал его раны, отёр лицо смоченной в воде из фляги тканью и постарался наложить хотя бы лёгкую повязку на пересекавшую его длинную кровоточащую полосу. Сидя рядом с магистром, которого он кое-как уложил на металлической лавке вдоль левого борта, Хакс рассматривал его — бледного, осунувшегося, — но по-прежнему не испытывал ничего, хотя бы отдалённо похожего на злорадство. В какой-то момент он подумал, что на лице Кайло, должно быть, останется шрам, а потом, совершенно неожиданно для себя самого, наклонился и осторожно коснулся губами его холодного после лежания в снегу лба. А затем ещё раз и ещё — и вот он уже осыпал осторожными, лёгкими поцелуями не только лоб, но и виски Кайло, и бережно расчёсывал пальцами его слегка влажные, местами слипшиеся от крови тёмные волосы… Наконец, опомнившись, Хакс отшатнулся от, к счастью, по-прежнему пребывавшего в беспамятстве Рена, а потом и вовсе сбежал в кабину пилота. Губы его горели, в голове царила полнейшая неразбериха — собственные действия по-настоящему напугали Хакса. Нежность, бережность, с которыми он целовал и гладил волосы Кайло, и разрывавшая сердце жалость не имели ничего общего ни с изначальным приятным влечением, которое он испытывал к магистру, ни с той отчаянной, яростной страстью, которая терзала его в последнее время. Его действия диктовались чем-то даже большим, чем простая влюблённость — любовью, — и потому Хакс был в ужасе. Конечно, у него случались романы, но давно, ещё до того, как продвижение по карьерной лестнице начало отнимать все его силы и время. Но ни одна из тех связей не была чем-то серьёзным, чем-то значимым — наоборот, он всегда предпочитал необременительные, скоротечные и удобные для обоих партнеров отношения. Хакс сомневался, бывал ли он когда-нибудь влюблён до встречи с Реном, а уж о любви и речи не шло. И вот теперь, находясь в зените воинской славы, нежданно-негаданно полюбить — кого? Человека, на чью взаимность нечего и рассчитывать, человека, который неприкрыто его ненавидит. Человека, с которым они настолько же разные, насколько и похожие — но даже это никогда не сделает их ближе. Да, Хакс был в ужасе — в ужасе и отчаянии. И всё же, он надеялся, что сумеет не дать чувствам затуманить свой разум или повлиять на работу, которой он, по сути, посвятил всю жизнь… А затем появилась Рей. Та самая девчонка-мусорщица с Джакку, которая бросила Кайло умирать в лесу. Та самая Рей, с которой он вдруг стал вести задушевные разговоры посредством Силы. Однажды Хакс случайно застал один из этих разговоров с невидимым собеседником, когда пришёл искать Рена по какому-то организационному вопросу, но услышав: «Ты можешь видеть то, что находится вокруг меня? Потому что я вижу только тебя», — застыл на мгновение, а потом, потрясённый своим открытием, попятился и ушёл прочь. Кайло разговаривал с Рей при помощи Силы! В курсе ли Сноук? Понимал ли Рен, какой опасности себя подвергает, устраивая сеансы связи с, по сути, представителем Сопротивления — с врагом? И почему именно Рей, которая уже однажды удрала от Кайло, а затем ещё и исполосовала его мечом? Хакс, никогда не считавший себя собственником, — всех своих любовников он отпускал легко и без сожалений, а они с Реном и любовниками-то не были! — теперь буквально сгорал от ревности. Треклятая Сила была единственным правом Рей на Кайло: не она разрывалась рядом с ним на части в течение долгих пяти лет, не она рисковала собственной шкурой, чтобы его спасти! До сих пор Хакс мог утешаться хотя бы тем, что Кайло, не будучи заинтересован в нём, не увлекался и кем-либо другим, но теперь он увлёкся Рей — это было совершенно очевидно. Вынужденные, даже совершенно случайные встречи с магистром теперь превратились в сущее испытание — Хакс постоянно опасался выдать свои чувства или мысли, крутившиеся в голове на повторе, — и даже сон не приносил никакого облегчения. Кайло неотступно преследовал его и там, пробирался практически в каждый из его снов, поэтому, в конце концов, генерал попросту свёл часы ночного отдыха к минимуму. Именно изводившей его ревностью, злостью, застарелой, неизбывной усталостью и разочарованием после потери "Старкиллера" объяснял Хакс все свои дальнейшие просчёты, все ошибки, стоившие им дредноута и флагмана, а в конечном счёте — и возможности окончательно раздавить Сопротивление. Это была трагически нелепая цепочка событий, во многом, несомненно, выкованная его тщеславием и самоуверенностью, и именно она привела к гибели Сноука и превращению Кайло Рена в нового Верховного лидера. Когда Хакс влетел в полуразрушенный тронный зал, Сноук был уже мёртв, как и его преторианская гвардия. Кайло, судя по его вздымающемуся в такт дыханию боку, выжил… в том, что бы там ни случилось. На мгновение Хакс представил, что было бы, найди он Кайло мёртвым. Никакой больше Силы, никакого унизительного подчинения, никаких угроз и наказаний. Больше никакой горькой, жалкой в своей безнадежности любви, никакой сводящей с ума ревности, никаких безумных, горячечных снов, не приносящих ни отдыха, ни успокоения… Это было похоже на наваждение: словно в забытьи Хакс медленно потянулся к кобуре с бластером, висевшей на его бедре. Целое мгновение он думал лишь о том, что сейчас, вот прямо сейчас, сделав один-единственный выстрел, вернёт себе утерянные свободу, достоинство и душевное равновесие… Но тут Кайло распахнул глаза. Хакс ещё мог бы успеть выстрелить, но не сумел себя заставить: неожиданно вспомнилось ощущение прохладной и нежной кожи под его губами, когда он целовал лоб и виски такого же беспомощного после ранения Кайло. То, что несколькими минутами позже Рен едва не удушил его при помощи Силы за недостаточно, по его мнению, почтительное обращение, Хакс счёл справедливой расплатой за свою слабость — надо было всё-таки пристрелить его, когда была такая возможность. Но он упустил её, как упустил и следующую, на Крейте. Когда исчезла подсунутая им Люком Скайуокером иллюзия, и Кайло остался стоять один посреди заснеженного поля, спиной ко всем их разрушителям, Хакс мог бы приказать повторно открыть огонь из всех орудий — уничтожить его так же, как он хотел уничтожить своего дядю и бывшего учителя. Даже после расправы, учинённой над ним Кайло прямо в разрушителе, люди Хакса не посмели бы ослушаться его. Но он не сделал и этого. Жалкий, бесхребетный идиот! Дважды за один день упустить шанс заполучить всю власть в Первом ордене! Лёжа в постели, снова и снова прокручивая в голове всё случившееся на флагмане и Крейте, Хакс ненавидел самого себя. Но что толку в запоздалых сожалениях и самокопании? Лучше потратить оставшееся до подъёма время — сколько бы часов ему ни удалось поспать сегодня, — на то, чтобы хоть немного отдохнуть. Несколькими днями позднее Хакс находился в командном центре той самой резервной базы, на которую некогда доставил раненого Кайло — после гибели "Старкиллера" она превратилась в главный штаб Первого ордена. Работы было более, чем достаточно: реорганизация армии и флота, перемещение персонала, служившего на потерянном теперь флагмане, на другие корабли и форпосты, необходимые кадровые перестановки. К тому же, по милости Рена ему теперь приходилось буквально на каждом шагу отстаивать и укреплять свой авторитет: некоторые старшие офицеры, точно почуявшие кровь хищники, были совсем не прочь заполучить пост генерала себе. Конечно, Хакс мог бы попросту отправить наглецов под трибунал, да и дело с концом. Однако, после всех понесённых Первым орденом человеческих потерь, разбрасываться хорошо обученными, опытными бойцами казалось ему верхом непрофессионализма. Ничего, он сумеет справиться с любыми смутьянами. В крайнем случае — показательно накажет одного-двух слишком много о себе возомнивших офицеров, что послужит хорошим уроком всем остальным. Главное — сохранять спокойствие, быть всегда начеку и окружать себя исключительно преданными и проверенными людьми. Собственно, прямо сейчас Хакс был окружен такими людьми в буквальном смысле: рядом с ним, ожидая дальнейших распоряжений, стояли капитан Фазма и старший лейтенант Митака. Фазма только-только оправилась после тяжёлых ранений, полученных в схватке со штурмовиком-предателем, именующим себя Финном. Капитан сошлась в поединке с ним прямо перед крушением флагмана — когда звездолёт повстанцев прошел сквозь него в сверхсветовом прыжке, раздирая собой на части, Фазма провалилась на нижнюю палубу, в один из инженерных отсеков. Там же её и обнаружили — лежащую без сознания среди обуглившихся и всё ещё пылавших обломков. К счастью, прочные металлические доспехи и шлем защитили капитана от опасных для жизни травм: проведя в лазарете всего три дня, она вернулась к исполнению своих обязанностей, полная решимости реабилитироваться после неудавшейся схватки с Финном. Последний оставил ей на память несколько тонких шрамов вокруг левого глаза — там, где пробитый им шлем не смог защитить кожу. Хакс радовался возвращению Фазмы неимоверно — без неё, своей правой руки, он и вправду чувствовал себя как без рук. К тому же, многое из того, что со спокойной душой можно было доверить ей, он не смог бы доверить никому другому. Что до Митаки, то он, неплохо проявив себя ещё на "Старкиллере", отличился и во время поспешной эвакуации с разрушающегося флагмана, так что генерал подумывал о том, чтобы и его представить к званию капитана. Он как раз собирался поручить Фазме смотр нескольких новоприбывших звездолётов и их экипажей, когда к нему обратился один из офицеров-связистов: — Генерал, сэр, Верховный лидер Рен желает побеседовать с… Договорить юноша не успел: его слова заглушил голос Рена, прогремевший на весь командный центр: — Генерал Хакс! Немедленно явитесь ко мне! Тишина, воцарившаяся в помещении сразу после этого, — Рен отключился, не дожидаясь ответа Хакса, так что он, очевидно, и не требовался, — была поистине оглушительной. Хакс моментально почувствовал на себе взгляды всех присутствующих: испуганные, тревожно-сочувственные, злорадные, причём последние явно преобладали. Тем не менее он непреклонно расправил и без того прямые плечи, приподнял подбородок — ни в коем случае не показывать слабости! — Капитан, займитесь «Покорителем» и «Орионом» — получите отчёты командиров, убедитесь, что сами корабли и их экипажи в порядке. Возьмите с собой лейтенанта Митаку, он вам поможет, — коротко распорядился Хакс, разворачиваясь к выходу. — Будет сделано, сэр, — немедленно откликнулась Фазма. Она и Митака относились к числу тех, кто смотрел ему вслед с тревогой, а не злобным предвкушением, и Хакс ценил это. Что бы ни ожидало его в новом тронном зале, он мог быть уверен, что после сможет хотя бы на минутку опереться на их надёжные плечи. Хакс не бывал в тронном зале их нынешней главной базы едва ли не с момента её постройки — с тех пор обстановка там явно переменилась. Сноук был неравнодушен к золоту и пурпуру, тогда как Рен предпочитал тёмные тона и строгий аскетизм, так что его тронный зал выглядел довольно мрачно. Перешагнув порог и дождавшись короткого кивка, Хакс прошёл практически через весь зал к возвышению, на котором было установлено массивное кресло-трон. Остановившись в паре шагов от ведших к нему ступеней, Хакс поинтересовался как можно более невозмутимо: — Вы желали видеть меня, Верховный лидер Рен? — Генерал Хакс, — медленно откликнулся Кайло, сверля его тяжёлым взглядом, — вам знакомо имя капитана Митчелла? — Разумеется. Митчелл был одним из тех, кто провожал Хакса злорадно-предвкушающим взглядом — амбициозный хищник, мечтающий занять его место. — Сегодня он навестил меня и рассказал, что вы, генерал, замышляете ещё один переворот. Что вы планируете убить меня и забрать всю власть в свои руки. — Ложь, — резко возразил Хакс, про себя невольно подумав, что, пожелай он действительно убить Кайло — тот умер бы уже как минимум дважды. — А похоже на правду, — Кайло недобро усмехнулся. — Я бы сказал — даже очень похоже. Мы ведь оба знаем, что вы обожаете власть и ненавидите меня. «Если бы», — мрачно посетовал про себя Хакс. Очевидно, Кайло понемногу охватывала паранойя — недуг, часто возникающий на той высоте, куда он забрался. Мерзавец Митчелл точно знал, куда бить. — Верховный лидер, уверяю вас… — начал Хакс, с трудом сохраняя самообладание. Рен одинаково действовал ему на нервы что магистром, что главнокомандующим, но сейчас следовало проявить особую дипломатичность и осторожность. — Не вздумай мне врать, Хакс! — рявкнул Кайло, отбрасывая всякий официоз и изо всех сил стискивая кулаки. — Я ведь могу вытащить правду прямо из твоей головы! Всё случилось внезапно и потому — сокрушительно. Обычно Хакс, даже не обладая Силой, мог попытаться выстроить какие-то внутренние барьеры, защитить и спрятать самые сокровенные свои мысли. Однако Кайло ворвался в его сознание подобно гигантскому штормовому валу: голову тут же сжало стальными тисками, в ушах зашумело и зазвенело, и потемнело в глазах. Ноги Хакса подогнулись, и лишь чудовищным усилием воли он сумел не упасть на колени. Он чувствовал, как Кайло, нагнувшись и вытянув вперёд правую руку, безжалостно выдирает из его памяти все кажущиеся ему подозрительными фрагменты, и попытался отстраниться, разорвать связь, но тщетно: Рен продвигался всё дальше и дальше, погружался в его сознание всё глубже. Перед внутренним взором Хакса мелькнул насильно вытащенный на свет эпизод в тронном зале флагмана — Кайло, лежащий на боку без движения, его, Хакса, рука, тянущаяся к кобуре с бластером… Словно сквозь вату донёсся до него одновременно гневный и торжествующий возглас Рена — и Хакс приготовился к немедленной мучительной смерти. Но тот, очевидно, решил продолжить пытку, получить ещё больше доказательств мнимого заговора генерала. Хаксу казалось, что голова его вот-вот взорвётся: перед глазами плясали цветные пятна, боль пульсировала в висках и в затылке. Неожиданно он увидел самого себя, покрывающего поцелуями холодный лоб тяжело раненного Кайло. — Но это же… — тот растерянно запнулся, пару раз неверяще моргнув, но по-прежнему удерживая связь с сознанием генерала. — Хакс, но это же не ненависть. Это… — Не смей, — простонал Хакс, из-за дикой боли еле удерживаясь на ногах и чувствуя себя практически обнаженным и запятнанным этим вторжением. Если Кайло вознамерился убить его — что ж, пусть так, он примет смерть с достоинством, как и должно офицеру. Однако он не имеет никакого права врываться вот так в его мысли, вытаскивать на свет чувства, которым сам Хакс никогда не давал воли! — Это ведь любовь, — потрясённо прошептал Кайло, медленно опуская руку, освобождая Хакса. — Я сказал — не смей! — отчаянно выкрикнул тот. В порыве безумного гнева он выпрямился и выхватил из кобуры бластер, направив его на Рена. Вслед за этим случилось сразу несколько вещей. Кайло воскликнул: «Нет, не надо!» — и инстинктивно вскинул руку, защищаясь. Генерала подхватило, отбросило назад и швырнуло об пол одним мощным рывком — падая, он выронил бластер и сильно ударился затылком. Голос Кайло, зовущий его по имени, стал последним, что услышал Хакс, прежде чем над ним сомкнулась спасительная тьма.