К тебе и от тебя

Хакс приходил в себя тяжело, медленно. Он слышал, как кто-то настойчиво зовёт его по имени, но голос в его голове дробился на части, то затихая, то, наоборот, набирая силу, и потому оставался пусть и знакомым, но совершенно неузнаваемым. На мгновение Хаксу показалось, что это адмирал Слоун зовёт его — почему нет? Всё было как в муторном предрассветном сне — словно он увяз в густой и вязкой патоке, сковывающей движения, сдавливающей голову и грудь… — Ну что же мне с тобой делать, Армитаж? — ворчливо вопрошает гранд-адмирал Рей Слоун, пока Хакс, совсем ещё зелёный юнец, стоит перед ней, виновато утирая краем рукава форменного серого кителя кровоточащую губу. По крайней мере, в этот раз ему досталось не от отца, а от других ребят-кадетов. Им почему-то кажется, что быть сыном Брендола Хакса — привилегия, которой Армитаж, тощий, слабый мальчишка, никак не заслужил. Да что они знают, эти тупицы? Быть сыном Брендола Хакса — это сущий ад. — Послушай меня, Армитаж, — она крепко обхватывает его за худенькие плечи и наклоняется, чтобы их глаза — прозрачные голубовато-зелёные и тёмно-карие — оказались на одном уровне. Он, конечно, весь обращается в слух. — Ты должен заставить их считаться с тобой, — продолжает адмирал Слоун, — заставить их уважать тебя, тянуться за тобой и подчиняться тебе. Ты должен, уже сейчас, стать лидером для этих мальчиков — у тебя есть все нужные для этого задатки. Однажды, я верю, ты действительно станешь лидером не только для них, но и для целой армии — армии, которая вернёт в Галактику порядок и стабильность, армии, в которой возродится Империя. Но начать нужно прямо сейчас, понимаешь? Завороженный её словами, Хакс кивает, хотя ему пока сложно представить себе нечто настолько грандиозное, настолько масштабное. В конце концов, он не знал Империи периода расцвета. Наоборот, он, как и остальные ребята его возраста — дети бывших имперских офицеров, — растёт буквально на её обломках, на воспоминаниях о былых славе и величии. Хакс тоскует по матери и ненавидит отца, но у него есть Рей Слоун, которая отчасти заменяет ему первую и, с некоторых пор, защищает от второго, — он просто не имеет права её подвести. Адмирал Слоун верит в него. Она верит в то, что Хакса ожидает блестящее будущее, что он сумеет однажды отвоевать у Республики и повстанцев всю Галактику — и тем переменить ход истории. От её видения будущего у Хакса-мальчика захватывает дух: ему немного страшно и не по себе из-за возложенных на него огромных ожиданий. Тем не менее, он прилежно учится, чтобы стать тем мужчиной, тем лидером, которого адмирал уже сейчас видит в нём. — Вот и умница, — адмирал Слоун коротко улыбается, но тут же снова становится серьёзной. — А теперь — выше нос, Армитаж, и расправь плечи! Однажды на них, как и на плечи тех ребят, которых ты поведёшь за собой, сможет опереться новая Империя. Он немедленно выпрямляется, вытягивается по стойке «смирно» — весь угловатый, нелепый, бледный и худенький, как лист, мальчишка-подросток, — и, вскинув подбородок, отдаёт честь. — Вы гляньте, какой сразу стал! Ох ты и фрукт, Армитаж Хакс, — адмирал снова ворчит, но и улыбается, а в том, как она взлохмачивает смуглой ладонью его непослушные рыжие волосы, чувствуется вовсе не раздражение. Он не уверен, но смеет надеяться, что это, быть может, любовь… — …акс! Хакс! Ну же, приди в себя! Хакс со стоном мотнул головой, окончательно приходя в себя, — и тут же осознал, что голос, который звучал то отчётливо, то прерывисто и смутно, определённо принадлежал мужчине, а не женщине. Он распахнул глаза, но толку от этого было чуть: светлое пятно, кажется, лица склонившегося над ним человека то и дело расплывалось. Хакс никак не мог понять, где находится и что такое с ним приключилось, хотя сомнений в том, что приключилось нечто очень скверное, практически не оставалось. — Хакс! — воскликнул тем временем некто, причём его возглас болезненно ввинтился в голову генерала, заставив его поморщиться. — Наконец-то ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? Кажется, ты сильно ударился головой, когда я отбросил тебя Силой. Последняя фраза заставила Хакса разом всё вспомнить: как Рен вызвал его к себе, обвинил в несуществующем заговоре и вломился в его сознание в поисках доказательств этого мнимого предательства; как копнул слишком глубоко, добрался до самого сокровенного — и так узнал, какие чувства Хакс на самом деле к нему испытывает; как он, Хакс, не помня себя от гнева, не желая мириться с очередным унижением, выхватил и направил на Рена бластер — а тот снова, как на Крейте, отшвырнул его при помощи своей треклятой Силы… Вот, значит, что с ним случилось. И он лежит сейчас, беспомощный и дезориентированный, прямо на полу в тронном зале, а Кайло, присев рядом на колени, встревоженно заглядывает ему в глаза, слегка касаясь кончиками пальцев виска — от него прямо-таки веет виной и жалостью. Чёрта с два Хакс позволит ему себя жалеть! Рыкнув, он снова мотнул головой, сбрасывая с себя пальцы Кайло — должно быть, их прикосновение и напомнило ему об адмирале Слоун, — и попытался приподняться хотя бы на локтях. Затылок от этого резкого движения мгновенно взорвался чудовищной болью, и она же волной прокатилась вдоль всего пострадавшего ранее правого бока. Потолок и стены закружились вокруг него, словно в калейдоскопе, в глазах потемнело — Хакс непременно упал бы и снова стукнулся головой, если бы не Кайло, успевший его поймать, а затем и медленно опустить назад, придерживая ладонью затылок. — Не двигайся, — велел Кайло, осторожно высвобождая руку. — Похоже, у тебя сотрясение. Я сейчас вызову сюда медиков. Хакс, который зажмурился, борясь с подкатившей к горлу дурнотой, немедленно вскинулся и вцепился в запястье начавшего было подниматься с колен Рена. Слова давались ему с трудом, — приходилось прикладывать огромные усилия для того, чтобы они звучали разборчиво и внятно, — но Рена необходимо было остановить. От волнения он позабыл про всякий официоз, обратившись к нему на «ты». — Ни в коем случае! Нельзя, чтобы об этом кто-нибудь знал! Или ты хочешь, чтобы какая-нибудь крыса, вроде Митчелла, действительно устроила переворот, когда станет известно, что ты опять размазал меня по полу?! Достаточно одной слабины и… — Тогда как насчёт медицинского дроида? — предложил тот, послушно замерев на месте, хотя Хакс, продолжавший отчаянно сжимать его запястье, наверняка причинял этим боль. — Кто-то же должен тебя осмотреть. Осёкшись, генерал с минуту обдумывал сложившуюся ситуацию. Что же, дроиду, по крайней мере, можно будет стереть память после осмотра, так что по базе не поползут слухи и сплетни. — Хорошо, пусть будет дроид, — смирившись, согласился он, медленно разжимая пальцы. Хакс проследил взглядом за Реном, который встал и направился к стенной панели, чтобы по коммутатору вызвать дроида прямо в зал, и устало прикрыл глаза. Не желавшее проходить ощущение, будто всё помещение плавно покачивается вокруг него, только усиливало слабость и дурноту. По звуку шагов он понял, что Кайло вернулся и остановился рядом с ним, очевидно, что-то обдумывая. Однако спросить в чём дело Хакс не успел — решившись, тот наклонился и подхватил генерала под плечами и коленями, явно намереваясь поднять на руки. — Что ты делаешь?! — он, разумеется, тут же забрыкался, но ощутимого эффекта это не оказало: Кайло выпрямился, удерживая его с такой лёгкостью, точно Хакс вовсе ничего не весил. — Не знаю, насколько серьёзны твои травмы, но от лежания на холодном полу лучше тебе не станет, это точно, — с взбесившей Хакса спокойной рассудительностью объяснил Кайло — и это было скорее похоже на него самого, чем на их нового Верховного лидера, совершенно не умевшего держать себя в руках. — Я отнесу тебя в свои личные покои. И хватит вырываться, если не хочешь опять удариться своей дурацкой рыжей башкой, когда я тебя уроню! Замечание было резонным, но Хакс, в тот момент будучи весьма далёким от какого-либо здравого смысла, наоборот стал вырываться ещё отчаяннее. Никто и никогда не таскал его на руках, словно какую-нибудь обморочную девицу! Хакс решительно отказывался быть слабым — тем обиднее было то, что Кайло, невзирая на яростное сопротивление, всё-таки дотащил его до смежной с тронным залом каюты и опустил на широченную кровать, застеленную мягким тёмным покрывалом. Из-за смены положения тошнота и головокружение только усилились, так что в первые мгновения Хакс оказался не в состоянии высказать Рену всё, что он о нём думал — с другой стороны, всегда оставалась надежда, что тот и сам прочтёт в его мыслях, какой же он невыносимый и бесцеремонный сукин сын! За эту надежду генерал и цеплялся до тех пор, пока не подоспел медицинский дроид. Хакс постарался как можно ровнее вытянуться на кровати и замер, чтобы не мешать красно-белому малютке-дроиду проводить сканирование: чем быстрее завершится этот осмотр, тем скорее он сможет, наконец, убраться подальше отсюда. Рен держался где-то вне поля зрения, но подошёл поближе, стоило дроиду завершить сканирование и обработку полученных данных. Судя по тревожной переливчатой трели, которую тот выдал, результаты осмотра оказались неутешительные. — У тебя действительно есть сотрясение, довольно серьёзное, — нахмурившись, взялся переводить Кайло, хотя Хакс и сам хорошо понимал бинарный язык дроидов. — Но хотя бы трещины в черепе нет. Правда, он предполагает трещину в четвёртом правом ребре, но твоя одежда и гематома на боку мешают определить наверняка, да и сканеры у него недостаточно мощные… Погоди, какая ещё гематома? — Сувенир с Крейта, — ядовито объяснил Хакс и с удовольствием отметил, как Кайло поджал губы, сообразив, каким образом мог генерал обзавестись подобным «сувениром». Что же, пусть знает: его чёртова Сила только на то и годится, чтобы мимоходом калечить людей. Посчитав и осмотр, и разговор оконченными, Хакс завозился, силясь подняться на локтях, а затем и сесть — хватит с него нежданного гостеприимства Рена. На беду, дроид, в этот момент, очевидно, дававший Кайло рекомендации по уходу за больным, заметил его маневр и отреагировал протестующим пиликаньем, немедленно привлекая к нему внимание. — Что это ты затеял? — в голосе Кайло прозвучало искреннее недоумение. — Я. Собираюсь. Уйти. Отсюда, — с трудом, чередуя слова с долгими паузами, выдохнул Хакс. Он изо всех сил напрягал предательски дрожавшие руки, но привстать так и не смог. — Хакс. Не дури. Дроид говорит, что тебе нужен покой. Постельный режим, понимаешь? «Но не в этой же постели!» — мысленно огрызнулся Хакс и необдуманно перевернулся на повреждённый бок одним рывком, рассчитывая встать хотя бы так. Острая, ослепляющая боль заставила его вскрикнуть и рухнуть обратно на кровать. Голова закружилась с новой силой, так что следующие слова Рена он услышал словно сквозь толстый слой ваты: — Вот видишь, ты просто не в состоянии подняться, не говоря уж о том, чтобы куда-то идти! И если только ты не хочешь, чтобы я всё-таки вызвал медиков с носилками… — Хакс вяло мотнул головой, не имея сил не только спорить с ним, но даже просто несогласно фыркнуть, — … придётся пока что остаться здесь. Кайло замолчал, словно сомневаясь в том, что собирался сказать дальше, и присел на кровать, чтобы снова обхватить Хакса за плечи сильными руками, перевернуть обратно на спину и подтянуть повыше, головой на подушку. И, только покончив со всем этим, негромко добавил: — Считай это моим извинением. — Я не нуждаюсь ни в каких… — собравшись, начал было Хакс, но тут Рен, наклонившись, провёл раскрытой ладонью прямо над его лицом — и он во второй раз за день провалился в мягкую, плотную темноту.

***

Хакс понятия не имел, сколько продлилось его беспамятство на этот раз, но пробуждение вышло — По Дэмерону не пожелаешь. Его мутило, а слабость, казалось, усилилась в разы. Всё тело болело и ныло — Хакс ощущал себя размякшим, рыхлым мешком с костями, из которого несколько часов кряду старательно выбивали пыль, — а ещё, лежать в одежде было ужасно некомфортно и душно. Его шинель, правда, осталась валяться где-то на полу в тронном зале — если, конечно, Рен не додумался её забрать, — а плотный и жёсткий армейский китель оказался расстёгнут у горла, но зайти дальше и снять его совсем Кайло, похоже, не решился. Хорошо хоть сапоги с него стянул — лежать в обуви на кровати, особенно чужой, было бы верхом дурного тона. Лёжа на спине, Хакс скользил тусклым невидящим взглядом по тёмному потолку. У него даже не было сил на гнев или ненависть — к самому себе и к Рену, — из-за того кошмарного, унизительного положения, в котором он оказался. А может, за последнее время Хакс просто привык к неудачам и унижениям. В любом случае, сейчас он испытывал только слабость, апатию и бесконечную усталость. И ещё, пожалуй, хотелось пить. Неожиданно матрас рядом с ним прогнулся, а в поле зрения появился Кайло — он присел на кровать рядом с ним. — О, ты уже проснулся? Как самочувствие, Хакс? Должно быть, он только что вышел из освежителя: Хакс понял это по потемневшему от влаги полотенцу, перекинутому через левое плечо Рена, и мокрым волосам, которые, завиваясь в крупные кольца, липли к его шее. Несколько капель упали Хаксу на щеку, заставив его тяжело сглотнуть — пить захотелось ещё больше, но он никак не мог облечь простую просьбу в слова и разлепить пересохшие губы. — Хочешь пить? — мгновенно догадался Кайло. — Сейчас, погоди минутку. Он поднялся и отошёл куда-то в сторону, снова исчезнув из поля зрения Хакса, но действительно практически сразу вернулся со стаканом воды в руке. Поставил его на пол или на прикроватную тумбочку, придвинулся ближе и обхватил генерала за плечи, помогая сесть. Из-за смены положения всё вокруг снова закружилось-завертелось перед глазами, так что Кайло пришлось ещё и придерживать ладонью затылок Хакса, пока тот медленно, стараясь не захлебнуться, пил из приставленного к губам стакана. — Как ты себя чувствуешь? Что-то болит? — настойчиво повторил Кайло после того, как вновь уложил утолившего жажду генерала в постель. «Всё», — подумал Хакс, но, чтобы не казаться ещё более жалким, выдохнул только: — Голова. Говорить… трудно. — Хорошо, что я не стал отпускать дроида, — рассудительно заметил Рен. — Сейчас прикажу ему вколоть тебе обезболивающее. И кстати, ты можешь вообще ничего не говорить, я и так пойму. На мгновение в Хаксе всколыхнулась злость: Кайло явно имел в виду свою способность без спросу лезть в чужие головы, а в последний раз, когда он проделал с ним подобное, дело кончилось попыткой убийства и сотрясением мозга. Тогда Кайло увидел в его голове слишком много — сможет увидеть и теперь, потому что у Хакса попросту недостанет сил на то, чтобы как-то защититься. Но разве у него был выбор? И действительно: Кайло снова склонился к нему, однако на сей раз не для того, чтобы провести над его лицом раскрытой ладонью, погружая в беспамятство при помощи Силы, а, наоборот, пристально глядя в глаза, чтобы установить связь с его разумом. Даже сквозь головную боль и дурноту, Хакс узнал глухое, надоедливое нытьё в висках — верный признак чужого присутствия, — но всё равно постарался мысленно воздвигнуть хоть какие-то барьеры между своим «я» и Реном. Как жаль, что он не учился этому специально! У джедаев и ситхов наверняка имелись какие-нибудь особенные техники, способы защиты от вторжения в собственный разум. Хаксу же оставалось только воображать и выстраивать в сознании высокие, прочные, неприступные стены, а ещё — беззвучно проговаривать свои ответы и вопросы в надежде на то, что Кайло сможет прочесть их по губам и тем ограничится. Тот поморщился в ответ на его упрямство, но возражать не стал — наверное, из опасения, что попытка выстроить побольше ментальных барьеров лишит генерала последних сил. «Как долго?» — Хакс старательно шевелил губами, следя за тем, чтобы движения выходили чёткими и точными, а про себя уточнил, что именно хотел узнать — как долго он находится здесь, в покоях Верховного лидера? — Почти сутки, — откликнулся Кайло, внимательно наблюдая за его артикуляцией. Итак, с тех пор, как он отправился к Рену, прошли почти сутки, и после этого от него, как говорится, ни слуху, ни духу. Страшно представить, какими домыслами, должно быть, полнится база! Того и гляди кто-нибудь пожелает воспользоваться этим загадочным исчезновением и сместить Хакса с должности генерала, а то и поднять полномасштабный бунт — с таким-то Верховным лидером… Встревоженный до крайности, Хакс начал было подниматься с постели, однако Кайло быстро положил ладонь ему на грудь и слегка надавил, заставив опуститься обратно. — Нет, Хакс, даже не думай. Тебе нужно как следует отлежаться. Мне доводилось получать сотрясения в бою и на тренировках, и поверь: я знаю, о чём говорю. Отлежаться! Пока он будет здесь отлёживаться, на базе будет твориться чёрт знает что! Разумеется, Хакс не устраивал всё таким образом, чтобы Первый орден попросту развалился без его постоянного надзора — замыкать функционирование огромной военной машины на одном-единственном человеке было бы слишком самонадеянно и глупо. Но именно сейчас, когда армия и флот понесли большие потери в попытке окончательно покончить с Сопротивлением — попытке, увы, не увенчавшейся успехом, — когда их свежеиспечённый, с позволения сказать, лидер, очевидно, ещё не успел толком освоиться на новой должности, а трусливые подлецы, вроде Митчелла, только и выжидали удобного момента, чтобы избавиться от генерала… Сейчас Хакс просто не имел права спокойненько отлёживаться в покоях Кайло. Должен быть какой-нибудь способ ускорить выздоровление. Неожиданно один такой способ пришёл ему на ум. Перехватив взгляд Рена, Хакс постарался как можно отчётливее представить портативную бакта-повязку, которая входила в состав любой стандартной аптечки. Зачастую её использовали штурмовики-пехотинцы — чтобы экстренно залечить полученное в бою сотрясение или остановить сильное кровотечение из раны на голове. — … и это самое экстренное лечение частенько обходится ухудшением памяти и даже снижением умственных способностей, — скептично настроенный Кайло словно продолжил его мысли. — Неужели ты готов рискнуть своим драгоценным умом только ради того, чтобы поскорее удрать отсюда? «Пойдут слухи. Беспорядки на базе», — с нарастающим раздражением, но по-прежнему чётко проговорил одними губами Хакс. Кайло нахмурился, как будто вообще не задумывался о том, что происходит за пределами его тронного зала — так оно, скорее всего, и было, — а потом недовольно тряхнул головой: — Я разберусь с этим. Скажи лучше, пока я не ушёл — тебе ещё что-нибудь нужно? «В уборную», — Хакс заставил себя не отводить взгляда, невзирая на ужасную неловкость. — «И снять китель. Неудобно». Несмотря на отчаянные усилия, он почувствовал, как начинает гореть лицо. Кайло, казалось, тоже смутился, но тут же взял себя в руки и кивнул. Он снова помог генералу подняться и больше дотащил, чем довёл его, до уборной — там, к счастью, Хакс справился сам, хоть ему и пришлось опереться плечом о стену, пережидая очередной приступ головокружения. Вернувшись в каюту, он сумел несколько минут просидеть более-менее ровно на краешке кровати, пока Кайло торопливо, выдавая этим свою нервозность, расстёгивал и стаскивал с него сначала китель, а затем и рубашку, задержавшись взглядом на синяках, густо осыпавших правое плечо и бок генерала. Помедлив, он всё же протянул руки и вытащил из шлевок брюк плотный ремень с массивной металлической пряжкой, но на сами брюки, хвала звёздам, покушаться не стал. Покончив со всем этим, Кайло заставил Хакса снова улечься на спину и подозвал дроида, велев ему сделать генералу инъекции обезболивающего — возможно, смешанного со снотворным, — и нескольких бакта-содержащих препаратов, способствующих скорейшему выздоровлению. Утомлённый их с Реном своеобразным «разговором» и последующей двигательной активностью, Хакс заснул практически мгновенно.

***

— Я всё уладил, — сообщил Кайло, как только Хакс проснулся в третий раз. — Велел Фазме взять в ангаре твой личный шаттл — так, чтобы никто её не заметил, — и покинуть на нём базу. Якобы вы с ней вдвоём по моему приказу отправились на особое задание. А на самом деле она посетит с внеплановой инспекцией несколько отдалённых форпостов. — Пустая трата времени, — проворчал Хакс. В его голове по-прежнему пульсировала тупая боль, а бок простреливало на слишком глубоких вдохах или при любом неосторожном движении, но он уже снова был в состоянии говорить — и, что важнее, даже спорить. Рен, который, очевидно, изрядно гордился своей выдумкой, задиристо возразил: — Зато она даст нам немного времени, чтобы ты мог окончательно поправиться. Между прочим, для этого тебе не мешало бы хоть что-нибудь поесть. — Мне не мешало бы помыться, — мрачно заметил Хакс, в ту минуту страстно мечтавший о визите в освежитель. — Еда, Хакс, — гнул своё Рен. — А потом стоит провести ещё один осмотр. — Душ, Кайло, — упёрся и Хакс, которого невыносимо раздражали эти игры Рена в сиделку. — И мне необходимо сменить одежду. Они уставились друг другу в глаза, причём Хакс готов был поклясться, что Кайло так и подумывал снова прибегнуть к помощи своей драгоценной Силы, чтобы переупрямить его — что же, пускай попробует! Очевидно, готовность стоять на своём до последнего отразилась в глазах Хакса, потому что Рен, свистяще выдохнув сквозь зубы, неожиданно уступил: — Ладно, душ. И я найду, во что тебе переодеться. Но затем тебе придётся поесть. Помедлив, Хакс отвёл взгляд и нашел в себе силы для короткого «Спасибо». Они с Кайло будто вернулись к самому началу их знакомства, когда только учились понимать и уважать чужие границы — тогда они ещё были способны на уважение и взаимные уступки. Кайло не ответил — вообще никак не отреагировал на слова благодарности, которые, учитывая их нынешние отношения, дались генералу нелегко. Но Хакс и не ожидал, что он ответит. Чтобы оказаться, наконец, под тёплыми струями душа, пришлось в очередной раз поступиться гордостью: без помощи Кайло Хаксу не удалось бы снять с себя ту одежду, которая на нём ещё оставалась. Сначала Кайло жестом велел ему поднять руки и стянул тонкую нательную майку — судя по тому, как напряжённо он уставился на повторно пострадавший бок Хакса, тот выглядел ещё хуже, чем прежде. Опомнившись, Рен помог Хаксу подняться и, пока тот опирался для равновесия о его плечо, быстро расстегнул его форменные брюки. Вновь усадив его на кровать, Кайло стянул их вместе с носками. Генерал отрицательно качнул головой в ответ на его вопросительный взгляд — нет, с бельём он справится и сам. Так же решительно отказался он и от помощи в освежителе — ситуация и без того была совершенно сюрреалистичной и до крайности неловкой. Хорошо ещё, отстранённо думал Хакс, забираясь в кабинку, что общее неважное состояние мешает ему испытывать определённое… волнение, находясь рядом с Кайло так долго. Будь это не наземная база, а космический корабль, Хакс не преминул бы включить воду на полную мощность — из чистой вредности, чтобы устроить Рену перерасход и обеспечить холодным душем до следующего пополнения запасов. Однако здесь это мелкое пакостничество не имело никакого смысла — база была вдоволь обеспечена всем необходимым, водой в том числе, — так что он не стал затягивать банные процедуры. К тому же Хакс опасался нового приступа слабости — свалившись здесь, он гарантировано разбил бы себе голову о гладкий плиточный пол. Оказалось, Кайло успел незаметно пробраться в освежитель, пока он был занят мытьём — выйдя из кабинки, Хакс обнаружил оставленные для него полотенце и сменные вещи. Мягкие тренировочные штаны и чёрная майка принадлежали самому Рену и Хаксу, разумеется, оказались здорово велики, но он понимал, насколько странным выглядел бы приказ Верховного лидера принести ему одежду отсутствующего генерала из его каюты. О белье и вовсе пришлось забыть — во всяком случае, до тех пор, пока не будет выстирано и высушено его собственное, — но штаны, к счастью, оказались достаточно плотными, пусть генералу и пришлось помучиться с тем, чтобы наклониться и натянуть их на себя. Хоть бы Рен поскорее справился с чувством вины за свои разрушительные действия и отпустил его восвояси! — Это просто какой-то абсурд, — печально поделился Хакс с собственным отражением в зеркале. Увиденное, кстати, его не обрадовало: ещё более бледное, чем обычно, лицо, возмутительно растрепавшиеся волосы, которые он нервно попытался пригладить ладонью, чётче обозначившиеся тёмные круги под глазами… А ещё — россыпь фиолетово-синих синяков на плече и мешком висевшая на нём майка, лямки которой приходилось постоянно поправлять и подтягивать. Неудивительно, что Кайло считает его кем-то вроде приболевшего домашнего питомца или беспомощного ребёнка. В результате, хотя вода, по ощущениям, и смыла с него половину неприятностей, из освежителя Хакс вышел заметно помрачневшим. Ни спадающие с его талии штаны, которые, несмотря на туго затянутые завязки, приходилось придерживать на каждом шагу, ни непреклонно ожидавший его у кровати Рен со стандартным пищевым пайком в руках не улучшили дела. Хвала звёздам, Кайло хотя бы не попытался кормить его с ложечки — в противном случае Хакс точно взбесился бы. А так он вновь присел на край кровати, чтобы поскорее, не ощущая вкуса, расправиться с едой, и затем позволил подкатившемуся ближе дроиду провести повторное сканирование. — Он говорит, что лучше наложить фиксирующую повязку на твои рёбра — там действительно есть трещина или перелом, — сообщил Кайло, внимательно наблюдавший за новым осмотром. — Это я понял, — Хакс тяжело вздохнул. — Но дроид всё равно не сможет сделать перевязку, так что… — Я смогу, — решительно заявил Кайло. — Да и перевязочные материалы у меня найдутся. Сейчас, погоди… Сможешь закатать майку и подержать её так, пока я не закончу? Отлично. Хакс не стал выказывать удивления по поводу медицинских навыков Рена — любой человек, умеющий сражаться и обращаться с оружием, должен уметь и перевязать, в случае необходимости, свои раны. И действительно — тот довольно ловко и быстро обмотал его торс плотной тёмной повязкой, затянув её потуже, чтобы зафиксировать пострадавшее ребро. — Кстати, капитан Митчелл просил передать тебе свои искренние извинения, — как бы между делом, спокойно заметил Кайло. Хакс встретил это сообщение скептичным хмыканьем. — А больше он ничего не просил передать? — А больше он ничего не успел попросить. Вывод напрашивался сам собой: за свой ложный донос Митчелл, очевидно, умер от мучительного удушья, едва попавшись Рену на глаза. Впрочем, сам Хакс тоже казнил бы мерзавца за подлое предательство. После этого они молчали до тех пор, пока с перевязкой не было покончено. Всё это время генерал сидел тихо и по возможности неподвижно, хоть это и давалось ему с трудом — он даже застонал от облегчения, вновь вытянувшись на постели. По знаку Рена дроид вновь сделал ему необходимые инъекции и, пожелав скорейшего выздоровления коротким звуковым сигналом, отъехал в сторону. Однако если Хакс думал, что на этом его сегодняшние испытания закончатся, то он жестоко ошибался. — Полагаю, мы должны поговорить об этом. Ну, о твоих чувствах… о том, что ты на самом деле ко мне испытываешь. Хакс резко открыл глаза. А он-то наивно понадеялся, что Кайло хватит ума не усложнять всё ещё больше и сделать вид, будто той ссоры, из-за которой они оба и оказались в этой невозможной ситуации, не было вовсе! Хакс прекрасно помнил потрясённый вид Кайло и слова «Это ведь любовь», заставившие его в бешенстве от бесцеремонного вторжения в свои чувства и мысли выхватить бластер, а Рена — инстинктивно использовать Силу. Но он и представить не мог, что тому хватит наглости заговорить с ним об этом. — Нет, не должны, — немедленно ощетинился Хакс, сжимая ладонь в кулак, чтобы хоть как-то сдержаться. То, что Рен считал себя вправе распоряжаться украденной у него тайной, вызывало только гнев и негодование. — Нет, должны! Хакс, да ведь то, что я узнал… — Кайло запнулся, подбирая слова. — Как ты предлагаешь мне справляться с этим? Я не могу просто сделать вид, что ничего не знаю! — Сам виноват, — прошипел сквозь зубы Хакс. — Быть может, это научит тебя не побираться по чужим головам… даже если своего ума не хватает. — Заткнись! — рявкнул Кайло, нависнув над ним. Глаза его, потемневшие от гнева, казались совсем чёрными. — Не смей так со мной разговаривать! — А не то что? Опять начнёшь меня душить? Сломаешь ещё парочку рёбер? — Хакс выпятил подбородок, глядя в его раскрасневшееся лицо с не меньшей отчаянной злостью. Он прекрасно понимал, что нарывается, что Рен, с его паршивым самоконтролем, на сей раз может действительно его убить, но не собирался останавливаться — как и признаваться Кайло в любви, если это именно то, чего тот от него ожидал. Рен, и правда, казался воплощением гнева: стоя над ним на коленях, он тяжело, загнанно дышал, сжимая и разжимая кулаки, а Сила, клубившаяся вокруг него, была настолько тёмной и яростной, что её ощущал даже Хакс. Тем не менее, он с вызовом уставился мужчине в глаза. Неожиданно Кайло скривился и отодвинулся от него. — Я не стану нападать на безоружного и раненого человека, — хрипло проговорил он то ли для Хакса, то ли для самого себя. — В кои-то веки, — презрительно бросил Хакс, а Рен, грязно выругавшись, вскочил и буквально вылетел за дверь. Должно быть, помчался срывать злость на оборудовании и ни в чём не повинных штурмовиках, тогда как генералу только и оставалось, что лежать на месте, сгорая от ярости, проклиная тот день и час, когда Кайло узнал то, о чём знать ему было совершенно не положено. В конце концов, Хакс ни о чём его не просил, ни на что не рассчитывал — так неужели же нельзя было просто оставить его и эту жалкую, унизительную безответную любовь в покое? Хакс не знал, как долго пролежал так, изводя себя гневом и сожалениями, но темнота, в конце концов накрывшая его, больше не была похожа на мягкое тёплое одеяло — наоборот, она навалилась на него и придавила, подобно каменной лавине.

***

Прижавшись щекой к шершавой каменной стене, Армитаж осторожно выглядывает из-за угла. Он стоит в коридоре на нижнем, цокольном этаже большого дома и заглядывает в кухню, где среди длинных разделочных столов и плиты с кипящими кастрюлями снуёт его мать. Помещение полутёмное, с низким закопченным потолком, с которого свисает всего пара светильников, поэтому маленькому Армитажу приходится изо всех сил напрягать зрение, чтобы рассмотреть выбившуюся из-под белой косынки непослушную рыжую прядь или тонкие мамины руки. Эти красивые, изящные ладони, несомненно, были созданы для того, чтобы их осыпали восхищёнными поцелуями на каких-нибудь светских приёмах — так, как, должно быть, целуют руки госпожи Маратель, законной супруги его отца. Однако мать Армитажа не госпожа этого дома, а всего лишь служанка на кухне, чей вечный удел — тяжёлый, изнуряющий труд. Для Армитажа эта разница в статусе не имеет ни малейшего значения. До недавнего времени он жил с матерью здесь, в «служебной» части дома. Отца, Брендола Хакса, он видел считанные разы, да и то издалека — тот совершенно не интересовался его судьбой. Маленького Армитажа, впрочем, не слишком-то огорчало равнодушие абсолютно чужого ему мужчины — господина Хакса или даже «хозяина», как звала его мама. Он, единственный сын, не чувствовал себя продолжением и наследником Хакса-старшего. Его мир ограничивался полутёмной, тёплой от вечного печного жара, кухней, длинной общей спальней прислуги, где зимой гуляли ледяные сквозняки — они с мамой спали на одной кровати, под одним плохоньким одеялом, но ей как-то удавалось укутать и согреть его даже в самые холодные ночи, — да окружавшими дом полями и перелесками, куда Армитажа иногда водила гулять мама. В редкие свободные часы она подхватывала его на руки и уносила подальше от дома — подальше от «господина Хакса» и его надменной, холодной супруги. Обычно они уходили всё дальше и дальше вглубь полей, где высокие травы надёжно скрывали их от чужих глаз, и тогда мама стягивала с головы светлую косынку и с удовольствием встряхивала своими чудесными длинными волосами цвета расплавленной меди. Сидя прямо на земле, они с Армитажем смеялись и дурачились, и игрались сплетёнными из пучков травы человечками. Иногда мама также плела тонкие маленькие венки из полевых цветов — Армитаж, сидя рядом, восхищённо наблюдал за тем, как порхают над зелёными стеблями её огрубевшие от работы, но по-прежнему тонкие пальцы, — и надевала их на голову сыну. А потом звала его своим Васильком,* потому что его волосы пахли цветами. В то время мир Армитажа — такой же маленький, как и он сам, — был до краёв наполнен любовью. Он думал, что так будет всегда. Но тут, совершенно неожиданно, отец пожелал забрать его наверх, в хозяйскую часть дома, и воспитывать как своего наследника и преемника. Армитаж видел, как тяжело было матери смириться с этим решением — но не то чтобы у неё был какой-то выбор. Отпуская, буквально отрывая его от себя, она всё время повторяла, что так будет лучше для всех, что у него, Армитажа, будет достойная жизнь, хорошее образование и большое будущее. Что он ни в чём не будет нуждаться, а отец станет заботиться о нём. Армитаж очень быстро понял, насколько сильно она ошибалась, но решил ни о чём не говорить, не жаловаться, чтобы пощадить её и без того истерзанное сердце. Впоследствии он не раз задавался вопросом — знала ли мама, как на самом деле относятся к её сыну «господин Хакс» и его супруга? Понимала ли, что отправляла Армитажа в мир, полный одиночества и боли?.. И всегда отвечал самому себе: великие звёзды, лучше бы она не знала! Лучше бы не замечала ни синяков на его бледном лице и тщедушном тельце, ни затравленного взгляда. Отец, правда, запрещал ему даже заговаривать с «этой кухонной девкой», но, видя маму издалека, где-то во дворе или на другом конце бесконечных коридоров большого дома, Армитаж старался казаться весёлым и довольным жизнью. Эта маленькая ложь стала единственным спасением для них обоих. Однако очень скоро ему предстоит покинуть и этот дом, чтобы обучаться в военной академии на Арканисе, которой управляет его отец. Армитаж знает, что им с матерью придётся разлучиться надолго — но ещё не знает, что навсегда, — и именно потому рано утром, до завтрака, он тайком пробирается вниз, на кухню, чтобы понаблюдать за ней. Стоять одному на тёмной лестнице жутковато, каменный пол холодит его босые ступни, но Армитаж никак не может насмотреться. Он надеется, что кто-нибудь вскорости обратится к маме с вопросом — тогда он сможет ещё и голос её услышать… Он настолько сосредоточен на наблюдении за мамой, что не слышит тяжёлых шагов за спиной — в чувства его приводит только оглушающий, полный бешенства, окрик «Армитаж!». Ахнув, он втягивает голову в плечи и сжимается в комочек, — словно это поможет ему стать ещё меньше и незаметнее! — но слишком поздно. Отец хватает его за плечо и, не глядя, тащит за собой вверх по лестнице: Армитаж запинается на каждом шагу и больно ударяет коленку о высокую ступеньку, но Хакс-старший не обращает на это никакого внимания. Армитаж знает, что случится, когда они окажутся наверху. Наконец, подъём окончен. Отец толкает его в центр комнаты, а сам, с перекошенным от злости лицом, замахивается правой рукой. Армитаж не пытается оправдываться, просить пощады или бежать, ведь от этого будет только хуже. Он застывает на месте и зажмуривается, ожидая пощёчины или полновесного удара — минуту, другую… На третьей он решается осторожно приоткрыть глаза. Первое, что он замечает: он больше не беспомощный мальчик, но снова — генерал Хакс. Он оглядывается вокруг и понимает, что изменился не только он сам, но и его окружение: исчез отец, замахивающийся на него рукой, растворились стены старого дома Хаксов. Он стоит в небольшой хижине: единственное квадратное окошко закрыто ставнями, в центре, в каменном очаге, догорает огонь, отбрасывая на серые стены уютные золотисто-красные блики. Где-то над головой дождь яростно стучит по крыше, но здесь, внутри — тихо, тепло и спокойно. Хакс растерянно осматривает разнообразную утварь, развешанную или расставленную вдоль округлых стен единственной комнатки: покрывала и шерстяные накидки-плащи, простую, но добротную глиняную посуду, большой кожаный бурдюк для воды и длинный деревянный шест, прислонённый прямо к дверному проёму… А потом в неверных отсветах огня он замечает человека, спящего на лавке у противоположной стены. Это Кайло, Хакс мгновенно понимает это, хоть и не знал его таким юным. Шагнув ближе, он, как завороженный, рассматривает его безмятежное во сне лицо, разметавшиеся волнистые, едва прикрывающие уши, волосы, приоткрытые пухлые губы и тёмные на фоне светлой кожи ресницы. И одежда, понимает Хакс, его одежда совсем не такая, как обычно — песочно-серая роба и безрукавка на тон темнее поверх неё, а штаны мешает рассмотреть плотное коричневое покрывало, которым он укрыт по пояс. Но почему Кайло выглядит так? Что это за место? И что он, Хакс, тут делает?.. Ощутив за спиной какое-то движение, он резко разворачивается и видит мужчину, который, чуть пригнувшись, заходит внутрь хижины. Его плечи и голову укрывает промокший, потемневший от дождя плащ, но одежда под ним — Хакс видит её, когда плащ немного распахивается при движении, — очень похожа на одежду Кайло. Рукой, затянутой в кожаную перчатку, мужчина откидывает капюшон, так что становится видно его поседевшие светлые волосы и более тёмную бороду, и подходит к лавке, на которой спит Кайло. Хакса он как будто не замечает вовсе — у того возникает неприятное ощущение, что он стал невидимкой. Между тем, незнакомец какое-то время молча смотрит на спящего юношу. Стоя в стороне, генерал не видит толком его лица, но чувствует, что в мужчине происходит некая внутренняя борьба. Его внешний вид, возраст Кайло и эта рука в перчатке вызывают у Хакса какую-то смутную догадку — может ли это быть?.. Но прежде, чем он успевает мысленно произнести имя, мужчина снимает с пояса световой меч и, активировав нажатием на рукоять, заносит его над головой Кайло. Вслед за этим происходит сразу несколько вещей. Крикнув «Нет!», Хакс бездумно бросается вперед, наперерез ярко горящему лезвию, а Кайло, распахнув глаза, выбрасывает руку в защитном жесте — совсем как тогда, в тронном зале. Люк Скайуокер — а это, конечно, именно он и есть, — тоже кричит что-то, но хижина рушится со страшным грохотом, так что слов совсем не разобрать. Пол под ногами Хакса разъезжается, проседает, и он проваливается куда-то во тьму… … чтобы через мгновение очнуться в покоях Рена — дрожащим, ошеломлённым и с гулко стучащим где-то под горлом сердцем. — Хакс, проснись! — сидя рядом с ним на кровати, Кайло с силой тряс его за плечо. — Тебе… нам приснился кошмар. — Ч-что… что? — с трудом прохрипел тот, хватая ртом воздух. Он чувствовал, что спина и лоб покрылись липким холодным потом, а голова снова разболелась. — Это был просто дурной сон. Ну же, Хакс, успокойся, а не то у тебя сердце сейчас из груди выпрыгнет, — тихо, но настойчиво произнёс Кайло, вглядываясь ему в глаза. Хакс честно постарался дышать тише и глубже. — Прости, это я виноват, — неожиданно покаялся Рен. — Я спал рядом, на диване, когда почувствовал, что тебе снится что-то плохое. Потянулся к тебе через Силу, сам толком не проснувшись, чтобы помочь справиться с кошмаром — а в результате поделился своим. Хакс не ответил — да и что он мог ответить? Он ни черта не понимал во всех этих фокусах с Силой, позволявших одним людям попадать в сны других людей. Знал только, что сейчас Кайло наверняка жалеет о своей неудачной попытке прервать чужой кошмар, из-за которой Хакс увидел то, о чём сам он предпочёл бы забыть. И действительно, убедившись, что генерал хотя бы немного пришёл в себя, Рен отвернулся, а тишина между ними стала тяжёлой, почти физически осязаемой. Когда, несколько минут спустя, Кайло всё же заговорил, голос его прозвучал глухо и надломлено: — Ты, наверное, уже понял, что именно видел. Когда я… когда я был ещё совсем мальчишкой, Люк Скайуокер, мой дядя и первый учитель, попытался убить меня во сне. И снова Хакс не знал, что тут можно сказать. «Мне очень жаль, что так вышло»? Но это ничего не изменит и не исправит. — Конечно, у него было очень удобное оправдание: дескать, он почувствовал во мне растущую Тьму и испугался. Можно подумать, мне не было страшно! — Кайло горько рассмеялся. — Я был до смерти напуган, когда увидел дядю, стоящего надо мной с занесённым мечом! Защищаясь, я оттолкнул его Силой, да так, что ударом разнесло всю хижину, а нас с ним завалило обломками. Я выбрался из-под завала первым, уверенный, что если и не убил, то точно покалечил его — человека, которому я полностью доверял и который меня предал. Мою разрушенную хижину уже успели окружить другие ученики, они всё тормошили меня, спрашивали и спрашивали, перекрикивая друг друга — что здесь случилось, где мастер Люк? — а я… Я знал, что они не поверят ни единому моему слову — я и сам до той ночи даже представить не мог, что учитель может напасть на меня во сне! К тому же, большинство ребят и без того недолюбливали меня. Но почему я должен был оправдываться? Разве это я предал дядю и Свет первым? Нет! Это они предали меня! Он замолчал, переводя дыхание, но быстро продолжил, словно спешил выплеснуть всё то, что носил в себе долгие годы: — Голос в моей голове — не знаю, принадлежал ли он мне самому, Тьме или даже Сноуку, — велел мне на сей раз напасть первым… и я напал. Перебил их всех, за исключением, разве что, тех немногих, кто готов был последовать со мной, чтобы впоследствии стать рыцарями Рен. Таким образом Люк Скайуокер добился того, чего так сильно страшился: я перешёл на Тёмную сторону, к Сноуку, отказался от своего имени и родства, чтобы стать его учеником. Мы сами создаем своих монстров — так ведь говорят? — И сами осуществляем свои кошмары, — откликнулся Хакс. На душе у него было гадко и пусто. Кайло согласно хмыкнул, повернувшись, чтобы взглянуть на него — и тут же, нахмурившись, поинтересовался: — А что снилось тебе, Хакс? Вначале всё вроде бы было в порядке, но затем ты вдруг вскрикнул и весь сжался, как будто… Я не успел толком увидеть, что там происходило, но отчётливо почувствовал страх и… — Мне приснился отец, — быстро сказал Хакс, надеясь, что Рен воздержится от дальнейших расспросов. Тот, и правда, не стал ни о чём больше спрашивать — но, судя по его помрачневшему лицу, понял, почему сон об отце Хакса мог быть только кошмаром. — А до этого — мать, — зачем-то признался он. Быть может, ему хотелось ответить откровенностью на откровенность, уязвимостью — на уязвимость? — Правда? — живо откликнулся Кайло. — Она?.. — Умерла много лет назад, — подтвердил Хакс, отводя взгляд. Невыносимо хотелось перевернуться на другой бок, спрятать лицо от проницательного, слишком участливого взгляда Рена, но он не смог бы проделать это самостоятельно. — Какой она была? Этот вопрос застиг его врасплох. Хакс ожидал расспросов об отце, возможно, даже обидной жалости, но Кайло хотел узнать, какой была его мама. — Я мало что о ней помню, — это была чистая правда. У него сохранилось не так уж много воспоминаний о матери, и каждым из них, глубоко личным, болезненно горьким и прекрасным одновременно, он отчаянно дорожил. — Вот только… — Да? — он почувствовал, как прогнулся матрас и съехало в сторону покрывало, когда Кайло заинтересованно подался к нему, опёршись рукой о постель. — У неё были очень красивые руки, — закрыв глаза, прошептал Хакс. Кайло ничего не сказал — должно быть, тоже понимал, что слова «мне очень жаль, что так вышло» ничего не могут изменить.

***

Произошедшее как будто стёрло любые последствия их ссоры — или Кайло с Хаксом незаметно пришли к молчаливому соглашению о ней не вспоминать. С другой стороны, существовавшая между ними неловкость, определённая стеснённость явно усилилась, хотя, казалось бы, не должна была — не после того, как Хакс вынужден был прибегнуть к помощи Кайло для того, чтобы добраться до уборной или раздеться. Однако он понимал причину этой новой натянутости: они оба чувствовали себя неудобно и странно, краем глаза заглянув в чужие сны. И снились-то вовсе не какие-нибудь пасторальные цветущие полянки или фантасмагорические ландшафты далёких планет! Нет, сами того не желая, они приоткрыли друг другу завесу над самым личным, самым болезненным и горьким, показали картины из прошлого, продолжавшие мучить их в кошмарах. Хакс решил поступить благородно и избавить Рена от своего присутствия, раз уж оно стало особенно тягостным. Благо, вызванные сотрясением головокружение и дурнота уже практически сошли на нет, а головную боль и лёгкую слабость вполне можно было преодолеть. Если Фазма успеет вернуться на базу за день, уже к вечеру Хакс сможет незаметно покинуть покои Верховного лидера и встретить её в ангаре… — Ты растерян, — сказал Кайло, заставив полностью ушедшего в собственные мысли Хакса вздрогнуть от неожиданности. — Не знаешь, как себя со мной вести после вчерашнего. И ещё — немного раздражён, потому что испытываешь неловкость, а ты ненавидишь чувствовать себя неловко. Хакс изумлённо заморгал. Кайло же продолжил выкладывать еду из очередного пищевого пайка на стоявшую на прикроватной тумбочке тарелку — вроде бы совершенно невозмутимо, но глаз, тем не менее, не поднимал. — Да ты и сам растерян не меньше моего, — немедленно уличил его Хакс. Щёки Рена окрасились слабым румянцем, но он упрямо мотнул головой: — Вовсе нет. Мне уже доводилось проникать в чужие… воспоминания или сны при помощи Силы, так что для меня ничего из ряда вон выходящего не случилось. К тому же, всё вышло по чистой случайности, поэтому не стоит придавать этому такого большого значения. Мы можем просто забыть обо всём, что видели прошлой ночью. — Или я могу сегодня же убраться из твоей каюты, что, заметь, значительно облегчит нам обоим жизнь, — резонно заметил генерал. — Моё самочувствие уже вполне… удовлетворительное, но я не могу просто взять и уйти отсюда из-за выдуманного тобой «особого задания». Вот если ты свяжешься с Фазмой и велишь ей в кратчайшие сроки вернуться на базу… — Нет! — с непонятной категоричностью отказался Рен. — Ты останешься здесь до тех пор, пока я не буду уверен, что ты полностью поправился. У тебя, кроме сотрясения, ещё и трещина в ребре, не забывай. Я сомневаюсь, что ты вообще в состоянии самостоятельно дойти до ангара. И потом, тебе не кажется, что проверка, которую Фазма устроит на дальних форпостах, может оказаться нелишней? Я думаю, что немного встряхнуть их персонал не помешает… — Почему? — невежливо перебил его сбитый с толку Хакс. — Почему, чёрт возьми, ты так упрямишься? Почему не можешь просто отпустить меня? Особенно после вчерашних снов, после нашей ссоры… Стоп. В этом все дело, не так ли? Ты всё ещё добиваешься разговора о чувствах? Последнее слово Хакс произнес с подчёркнутым сарказмом. — Мы должны об этом поговорить, — упрямо буркнул Кайло, по-прежнему не глядя на собеседника. — Поверить в это не могу! — Хакс даже всплеснул руками. — Ты буквально держишь меня в заложниках только потому, что тебе в голову взбрела эта блажь с задушевными разговорами! Да с чего ты вообще взял, что я соглашусь в этом участвовать? Я, кажется, вполне определённо дал понять, что мои чувства тебя никоим образом не касаются! — То есть как это — не касаются?! — взвился и Рен, в его голосе слышалось крайнее напряжение. — Я узнаю, что ты, оказывается, давным-давно в меня влюблён, но меня это никак не касается, да? — Да! Сердито помолчали. Генерал отчётливо понимал, что дело кончится очередным скандалом, — возможно с использованием Силы и прочих посторонних предметов, — а затем и новыми кошмарами, неловкостью, напряжением. Но, с другой стороны, не сидеть же ему здесь весь век? Чего доброго, Рен и вовсе откажется выпускать Хакса из своих покоев даже тогда, когда он поправится! — А может, ты просто боишься? Боишься оставаться один на один с этой информацией и самостоятельно разбираться с тем, что делать дальше? — вкрадчиво предположил Хакс. Судя по тому, как Кайло негодующе сдвинул брови и поджал губы, предположение было правильным. — Ха, так оно и есть, верно? Что за ребячество, честное слово! Угрожающе скрипнула тумбочка, а стоявшие на ней тарелка и чашка тоненько зазвенели. Хакс предупреждение понял и замолчал. Внезапно он осознал, что никогда и ни за что не переспорит этого невозможного, сумасшедшего идиота — даже если в лепёшку тут расшибётся. Собственно, «сумасшедший идиот» его и расшиб практически в лепёшку — при этой мысли Хакс невольно рассмеялся. Кайло вскинулся и удивлённо уставился на него. — Хотя бы датапад мне дай — буду работать, чтобы время даром не терять, — отсмеявшись, вполне миролюбиво попросил Хакс. — Армия и флот сами собой управлять не станут, а если станут, то плохи наши с тобой дела. — Удивительно, — Кайло склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, — ты, кажется, совершенно успокоился. — Но не уступил, заметь, — счёл нужным уточнить Хакс. — Просто кто-то из нас должен, наконец, начать вести себя по-взрослому. Кайло прищурил тёмные глаза: — Я практически уверен, что должен сейчас оскорбиться. — Пад, — с нажимом повторил Хакс. — А потом оскорбляйся, сколько угодно. Вместо того чтобы продолжить препираться, — чего Хакс внутренне ожидал, — Рен хмыкнул и поднялся, чтобы исполнить его просьбу. Генерал проводил его недоверчивым взглядом, подозревая какой-то подвох, и не напрасно — оправив одежду, тот вдруг коротко склонил голову и насмешливо бросил: — Слушаюсь, мой генерал. И вышел, оставив Хакса с колотящимся сердцем, полыхающим лицом и — совершенно побеждённым.