***
Второй раз случился через несколько дней и оказался значительно, значительно хуже. Прежде всего, этот второй инцидент произошёл при достаточно большом скоплении народа — в главном конференц-зале в конце обычного совещания. После того, как все текущие вопросы были рассмотрены, Хакс отошёл в сторонку, чтобы переговорить с майором Роуэном — тем самым командиром дальнего патруля, чей помощник недавно стал жертвой загадочного недуга. Хакс про себя обозначил его, как болезнь «лейтенант-на-всё-готов». Выяснив, что тот благополучно оправился от лёгкого пищевого отравления, Хакс позволил себе ещё немного поговорить с майором. Роуэн ему нравился — с профессиональной и чисто человеческой точки зрения, разумеется, не более того. Спокойный, уравновешенный и рассудительный, он и говорил хорошо — просто и по делу. Они обсуждали возможность создания небольшой вспомогательной базы на обратной стороне планеты: в одной из своих вылазок Роуэн и его люди обнаружили подходящее для неё место. Поразмыслив, Хакс идею одобрил: дополнительная защита никогда не повредит. Можно разместить там небольшой гарнизон, запас оружия, продовольствия и кое-какой техники на экстренный случай, и устраивать тренировочные марш-броски от основной базы к резервной для новобранцев. Довольный его согласием, майор Роуэн, широко улыбаясь, не только, по обыкновению, пожал ему руку, но ещё и коротко хлопнул его по плечу — ему, одному из немногих, Хакс мог это простить. Он-то мог — но, как оказалось, не Кайло. — Генерал Хакс! — его голос громко разнёсся по залу, заставив всех не успевших разойтись офицеров резко замолчать и обернуться к массивному стулу во главе длинного стола, которое он занимал. — Верховный лидер Рен? — подчёркнуто спокойно и вежливо откликнулся Хакс, также поворачиваясь к нему. На лице Кайло застыло выражение холодного бешенства. — О чём это вы так увлечённо разговаривали с… — Кайло, очевидно, знать не знавший ни имени, ни звания Хаксового собеседника, запнулся посреди предложения. — С майором Роуэном, Верховный лидер, — невозмутимо подсказал Хакс. Судя по тому, как тот сильно сжал челюсти, эта подсказка и тон генерала разозлили его ещё больше. — Мы обсуждали возможность создания дополнительной базы на обратной стороне… — Довольно, — оборвал его Кайло. Хакс замолчал и незаметно сжал ладони в кулаки, чувствуя, что кровь бросилась ему в лицо. Краем глаза он видел застывшего рядом Роуэна — такого же растерянного и полного дурных предчувствий, как и он сам. — Генерал Хакс, вы больше не будете разговаривать с майором, — неожиданно велел — велел ему! — Кайло. И вот теперь Хакс, задохнувшись, ощутил, как вся кровь, наоборот, стремительно отлила от его лица. Зал поплыл у него перед глазами от унижения и гнева, но неимоверным усилием воли Хакс сумел сохранить внешнее спокойствие. Он слышал перешёптывания старших офицеров — его подчинённых, чёрт возьми! — чувствовал направленные на него взгляды, но сам смотрел только на Кайло. Майор Роуэн вскинулся, намереваясь возразить, — Хакс остановил его, едва заметно качнув головой, и сам шагнул вперёд. — Верховный лидер Рен, могу я переговорить с вами лично, с глазу на глаз? — попросил Хакс, тщательно следя за тем, чтобы голос его звучал бесстрастно и ровно, а выпрямленные спина и плечи не дрогнули ни на дюйм. Шёпот вокруг него зазвучал громче, но Хакс не обратил на это внимания. Кайло его просьба, а пуще того поведение, по всей видимости, тоже удивили — и смутили. Он нахмурился, явно сбитый с толку, не знающий, чего ожидать от Хакса с этой его невозмутимостью. Очевидно, Рен ожидал вспышки гнева, бурной сцены, какую в аналогичной ситуации устроил бы он сам, но Хакс никогда не закатил бы скандал прилюдно: это было недопустимо с точки зрения субординации и немыслимо — с позиции сохранения чувства собственного достоинства. Наконец, так и не найдя причины и возможности возразить, Кайло отрывисто кивнул и, резко поднявшись со своего места, стремительно покинул зал, не обращая внимания на робкие попытки некоторых офицеров отдать ему честь. Хакс последовал за ним, но не раньше, чем формально завершил совещание, поблагодарив всех собравшихся и приказав им вернуться к выполнению своих обязанностей — чтобы напомнить, кто по-прежнему остаётся их командиром, и хоть немного сгладить впечатление от кошмарной выходки Рена. Конечно, это была, что называется, хорошая мина при плохой игре — это понимал сам Хакс и наверняка понимали его подчинённые, включая ни в чём не повинного майора Роуэна, поплатившегося за собственное служебное рвение и чуть ли не мальчишечий энтузиазм в плане исследования отдалённых уголков планеты, первопроходничества. Тем не менее, Хакс был полон решимости держать лицо даже в такой ужасной ситуации. Он дождался, пока все офицеры разошлись по своим постам (ему честь отдавали без колебаний — хоть какое-то утешение), и лишь после этого отправился в покои Верховного лидера. К никуда, разумеется, не исчезнувшим гневу и негодованию Хакса примешалась тоскливая нотка: он чувствовал, что их с Кайло отношения снова, в который раз, висят на волоске из-за того, что тот опять «неверно оценил ситуацию». Одному из двух он должен, обязан был положить конец: либо безумной, необоснованной ревности Кайло, либо их связи. В противном случае погибнут и они сами, и Первый орден — дело всей его жизни, — вместе с ними, а этого Хакс никак не мог допустить. Дверь в покои Рена отъехала в сторону после первого же сигнала гостевого запроса. Едва переступив порог, Хакс увидел Кайло: тот замер на месте в нескольких шагах от входной двери, хотя можно было не сомневаться, что всё это время, дожидаясь генерала, он в своей обычной манере беспокойно вышагивал взад-вперёд по тронному залу. При виде его лица, на котором, несмотря на напускную надменность, явственно проступала тень вины, злость Хакса вспыхнула с новой силой. — Ты! — рявкнул он, стремительно сокращая разделявшее их расстояние. — Хакс, прежде, чем ты сделаешь что-нибудь, о чём потом пожалеешь… — начал было Кайло, но закончить не смог. — Прежде, чем я сделаю что-нибудь, о чём пожалею? — ядовито переспросил Хакс. — А сам-то ты что сейчас вытворил? Ты хоть понимаешь, насколько неописуемо идиотской является твоя сегодняшняя выходка? — Полегче, генерал, — глаза Кайло недобро сузились. — Не забывай, что говоришь со своим Верховным лидером. — О, благодарю за своевременное напоминание, лорд Рен! — издевательски рассмеялся Хакс. — Прошу простить мне мою горячность. Я всего лишь хотел узнать, почему Вы решили, что снова унизить меня перед подчинёнными, поставив под угрозу мой авторитет и дав им пищу для домыслов, будет хорошей идеей? Вам понравились недавние заговор и попытка вооружённого переворота? Хотите, чтобы офицеры и штурмовики повторили её для Вас на «бис»? — Прекрати! — оборвал его окончательно выведенный из себя насмешками Рен. — Перестань так себя вести, Хакс! — Ах, значит, ты хочешь, чтобы я всё-таки говорил с тобой, а не с твоим титулом? — не сдавался тот. — В таком случае будь так добр и объясни мне, Кайло, какого чёрта сейчас было в конференц-зале? Почему ты будто с цепи сорвался? — Он болтал с тобой! — отчаянно выкрикнул Кайло, сжимая руки в кулаки. — Касался тебя! А ты ему это позволял! — Мы разговаривали, да — представь себе, я иногда разговариваю с другими людьми, — саркастично парировал Хакс. — И майор хлопнул меня по плечу, когда я одобрил его идею с резервной базой. По плечу хлопнул, а не по заднице или что тебе там с твоего места привиделось! — Вы флиртовали! — практически прорычал Кайло, зарываясь пальцами в собственные волосы в попытке удержать себя в руках и не дать выплеснуться Силе. — Мы обсуждали постройку базы, в этом нет ничего сексуального, уверяю тебя. Ты снова закатил сцену ревности на ровном месте, без каких-либо оснований! — возразил Хакс. А когда Кайло, отвернувшись и ссутулив широкие плечи, пробурчал нечто невразумительное, добавил: — То, что мы теперь вместе, не означает, что ты полностью мною владеешь, Кайло, и можешь диктовать, с кем, когда и как мне говорить или как себя вести. Я не твоя вещь, не раб, у тебя нет на меня права собственности. Отношения работают не так. — Я не считаю тебя своей вещью, Хакс! — запальчиво, ломко, с каким-то мальчишечьим упрямством возразил Кайло, не поворачивая головы. — Но я считаю тебя своим. И лучше бы окружающим знать об этом. — Сколько раз мне повторять, что это недопустимо? — устало спросил Хакс. — Никто не должен знать о наших отношениях! Разве ты не понимаешь, сколько проблем повлечёт за собой огласка? Особенно в том случае, если подобные слухи дойдут до наших врагов? — Что ты имеешь в виду? — Кайло, наконец, повернулся к нему лицом. Судя по всему, его гнев постепенно остывал, как и гнев Хакса, но ему на смену пришло мрачное недовольство, желание спорить, явно читавшееся в хмурых складках на лбу и упрямо поджатых губах. — А то, что наши недруги, конечно, не преминут воспользоваться открывшимися возможностями, — пояснил Хакс. — Например, похитить меня, чтобы шантажировать тебя. — Сопротивление никогда не пойдёт на это! Они слишком чистенькие и благородные для такого — или хотят такими казаться. — А почему именно Сопротивление? Ты что же, считаешь, что вся Галактика, за исключением кучки повстанцев, прямо-таки в восторге от Первого ордена? — горько хмыкнул Хакс. — Правители и правительства, которых мы отстранили от власти на захваченных планетах, люди, мечтающие отомстить нам за погибших родных и друзей, преступники всех мастей, которые при старой обленившейся и слабовольной Республике жили припеваючи, а теперь преследуются по закону… да даже торговцы оружием, с которыми мы имеем дело — все они с радостью ухватятся за возможность давления на нового Верховного лидера! Либо за малейший шанс отплатить ему, а то и всему Первому ордену. Захватить меня в плен, чтобы затем публично казнить или медленно, по кусочкам резать на части и отсылать их тебе — это ведь очень заманчиво! Как думаешь, на что ты готов будешь пойти, чтобы остановить это?.. — Такого не случится. Я не позволю! — Кайло, кажется, пришёл в ужас от подобной перспективы. — В том-то и дело, что мы уже ничему не сможем воспрепятствовать, ничего не будем контролировать, если правда о нас выплывет наружу. Мы станем мишенями, оба, — призвав на помощь всё своё терпение, продолжал втолковывать ему Хакс. — И не только для угрозы физической, но и мишенями для сплетен, домыслов, насмешек… Я не хочу, чтобы меня за глаза называли подстилкой Верховного лидера и приписывали нашей связи все мои заслуги. И не могу допустить, чтобы тебя считали слабым из-за привязанности ко мне. Ты должен понять, что я лишь хочу защитить нас обоих и то, что у нас есть. Тяжело вздохнув, Кайло медленно, нехотя кивнул и шагнул ближе, чтобы обнять Хакса, положив подбородок ему на плечо. — Ты сможешь как-то, ну, уладить всё с тем… как его там? Майором Роном? И всеми остальными? — чуть виновато — теперь уже виновато! — поинтересовался он. — С майором Роуэном, — также вздохнув, поправил Хакс, обнимая Кайло в ответ. Какая-то часть его по-прежнему сердилась и обижалась на него, но противиться ощущению тёплой, успокаивающей близости, вызванному их объятиями, было невозможно. — Думаю, да. Скажу, что кто-то донёс тебе на него, обвинив в измене, но я сумел убедить тебя в его абсолютной надёжности и преданности Первому ордену. И «случайно» проболтаюсь об этом же в командном центре или в офицерской столовой. — И они поверят в это? Старшие офицеры? — уточнил Рен, одновременно щекоча и лаская своим дыханием полоску кожи на шее Хакса там, где она не была прикрыта высоким стоячим воротником кителя. — Даже если и нет, доказать обратное они не смогут. И не посмеют. Но, Кайло, — он чуть отстранился, чтобы взглянуть ему в глаза, — такое больше не должно повториться. — Тогда скажи это, — неожиданно выпалил Кайло. Хакс непонимающе нахмурился. — Скажи, что ты чувствуешь ко мне. Всего один раз, и я обещаю, что больше никогда не буду сомневаться в тебе. У Хакса невольно перехватило дыхание. Он понимал, каких слов ждал от него Кайло— тех самых, которые он в последний раз говорил чуть ли не в далёком детстве, женщине, звавшей его Васильком — своей матери. Будучи взрослым, Хакс никогда, ни разу никому не признавался в любви… — Ты ведь и так знаешь, что я чувствую, — он чуть отвернул голову, напряжённо глядя куда-то поверх плеча Рена. Слова казались такими незначительными по сравнению с поступками, такими… ничтожными, недостаточными для того, чтобы выразить всё то, то он испытывал к Кайло! И потом, разве его поведение, его поступки в последние несколько месяцев не говорили сами за себя? — Мне нужно услышать это от тебя хотя бы один раз, — непривычно мягко, просяще возразил Кайло. Обхватив ладонями его лицо, он заставил Хакса снова посмотреть на себя. — Пожалуйста, Хакс. Что ж… На мгновение сомкнув веки, Хакс собрался с духом, прогоняя прочь неловкость, скованность, а потом, твёрдо глядя явно взволнованному Кайло в глаза, произнёс: — Я люблю тебя, Кайло. — Я тоже тебя люблю, — немедленно откликнулся тот и, по-прежнему удерживая его лицо в своих ладонях, чуть склонился, чтобы прижаться губами к его губам. И хотя всё это: и вытянутое из него признание, и поцелуй, помешавший Хаксу ответить что-нибудь едкое, колкое, а то и обозвать Рена сумасшедшим ревнивым болваном, чтобы хоть как-то защититься и не чувствовать такой уязвимости, такой слабости во всём теле из-за этих слов… Да, несмотря на всё это, Хакс обвил руками его талию и ответил на поцелуй.***
Хакс проснулся намного раньше сигнала будильника и, повернув голову, рассматривал спящего Кайло. Тот во сне был чем-то недоволен, хмурился и поджимал нижнюю губу. Хакс еле заметно улыбнулся, наблюдая за ним, — ему по-прежнему было крайне интересно смотреть на спящего Кайло и видеть эту уютную беззащитность, подаренную лишь ему. От этого было невозможно отказаться добровольно. Прошло почти полгода с того знаменательного дня, когда главные слова были сказаны, а совместное будущее высветилось немного ярче и резче. Кайло, словно по давно забытому волшебству, стал мягче и спокойнее, старался не выказывать ревность на всеобщем обозрении, как и обещал, выкладываясь в личных покоях, чаще всего в постели, против чего Хакс особо не возражал. Проводя много времени вместе, они всё больше сближались, хотя, казалось, куда уже больше? Кайло любил спорить, и Хакс ему в этом не уступал — часто они так яростно выясняли, кто из них прав, обсуждая при этом, например, всего лишь мелкие изменения в системе управления грузовых шаттлов, что дрожали стены покоев. Но при этом, как только заканчивался спор, они тут же превращались в любящих друг друга людей, и это было самым важным для обоих. Подобные споры бывали и на совещаниях, на которых присутствовал высший командный состав, и тогда офицеры только головами крутили — от Кайло к Хаксу и обратно, — лишь бы не пропустить очередную реплику. Их обоих это даже немного веселило. О них никто не знал (не считая неудачно зашедшей на мостик Фазмы, искавшей Хакса и после долго извинявшейся за свою оплошность), работоспособность Ордена была налажена, история с бунтом забыта, а планы — при хорошей подготовке — сулили им успех. Настоящее и будущее наконец были к ним благосклонны и обещали всё, что можно было пожелать. Часто, расставаясь с утра, скрываясь ото всех, они на миг сцепляли пальцы в крепком рукопожатии, чтобы выдержать тяжёлый и суматошный день — Кайло снисходительно подмигивал уже витавшему в своих мыслях Хаксу, а тот рассеянно коротко улыбался, прежде чем войти в зал и начать совещание. Иногда, спрятав переплетённые руки в складках шинели и плаща, они стояли рядом у иллюминатора, пытались понять, что ждёт их там, в бескрайнем космическом пространстве среди погасших и только что зажёгшихся звёзд, и искали свой единственно верный путь среди них. Так долго оба бежали от самих себя и друг от друга, чтобы наконец прийти к тому, что имели сейчас. Столько времени Хакс отступал от Кайло, а затем постепенно, шаг за шагом, возвращался к нему, чтобы всё-таки остаться. Хакс не знал того дня, когда влюбился в Кайло. У его любви не было начала, но и не было конца — ведь настоящая любовь сродни космосу. И Хакс был готов сделать шаг в этот космос без какой-либо защиты, запасного плана и даже уверенности в следующем мгновении, потому что понял: ничто и никогда не будет для него важнее времени, когда весь мир оказался расстелен у их ног только потому, что они наконец познали главную тайну бытия — тайну, что открывается лишь избранным, чьи сердца всё ещё способны любить. Космос не имеет ни начала, ни конца и забирает всего тебя без остатка. Это можно лишь принять и жить в мире с собой, либо не принять и мучить себя всю оставшуюся жизнь. Хакс принял свой космос и нырнул в него с головой. И космос ответил ему тем же.Конец