Точка невозврата

Четверг, 24 марта       При видимом осмотре места происшествия не было обнаружено никаких материальных следов совершённого преступления. Ничего. Совершенно ничего. Не было тела, капель крови и следов от обуви, что уж говорить о камере видеонаблюдения, которая в принципе в районе никогда не устанавливалась. Всё было чисто, обыденно и постоянно. Приехавшая оперативная группа, приняв к сведению всё, что сказала девушка, нехотя записала показания. Стражи правопорядка несколько раз переспросили, точно ли она видела всё произошедшее и уверена ли она, что ей не показалось. За версту чувствовалось, что они тонко, очень тонко намекнули на её возможное нетрезвое состояние накануне. Один из полицейских обещал перезвонить в течение дня и выслать разыскную собаку, но этого не произошло ни через день, ни через два, ни даже через неделю.       Она не знала, что ей делать и как необходимо поступить. По глупости и необдуманности своей она два раза в одиночку возвращалась на место преступления, но ничего там не находила. В такие моменты она пыталась ответить сама себе на вопрос: бесстрашная она или просто безумная? Однако понимала лишь только то, что бесстрашие её определённо берётся от её безумия. Она боялась, но всё-таки шла как противоречивая натура, как человек, которому важно было знать истину, потому что когда-нибудь, в далёком будущем, ей суждено было стать судьёй, адвокатом или прокурором.       Говорят, что преступник всегда возвращается на место своего преступления. У всех разные мотивы и цели, но чаще всего это просто банальное сокрытие следов. Ей казалось, что она и сама испытывала в детстве нечто подобное.       Осенью, после сбора урожая и засолки кимчи, её дед производит «лечебный» раствор, именуемый настойкой из зелёной сливы. И настойка эта влюбляет в себя каждого, стоит только её пригубить. Снадобье, изготовленное по старинному рецепту, что передаётся из поколения в поколение, всегда хвалят не только бабушка и соседи, но и даже заглянувшие к ним случайные гости. И понятно дело, настойку эту строго-настрого запрещено употреблять лицам, не достигшим совершеннолетнего возраста. Но как мы все знаем, запретный плод сладок, а воздержаться от искушения порой бывает очень сложно.       Эта история произошла, когда девушка училась в первом классе старшей школы, в то время её одноклассники всячески умоляли принести на пробу целительный напиток. Сгодилась бы любая баночка, даже самая крошечная. И она решилась. Рискнула. Безрассудно и отважно. Почти что сразу, чтобы прочно укрепить свой и без того признанный всеми авторитет.       Вроде бы проще простого было тайком проникнуть в кладовую и найти заветную ёмкость, но вот добраться до неё оказалось задачей непосильной. К сожалению, тогда, как и сейчас, она не блистала ростом, а иногда и умом. И не могла просто так дотянуться до верхних полок, на которых и красовались дедовы припасы. Приподнявшись на цыпочки, она самыми кончиками пальцев старательно пыталась притянуть к себе эликсир несмотря на то, что тот вероломно не поддавался. Кряхтя и пыхтя, то и дело стирая пот со лба, через какое-то время ей всё-таки удалось сдвинуться с мёртвой точки. Помаленьку стеклянная тара начала было уступать. Но так уж случается, что не всегда всё идёт по чётко намеченному плану. На последних жалких сантиметрах руки предательски дрогнули. Не обладая необходимой ловкостью и природной грацией, она не успела вовремя сориентироваться, чтобы схватить злосчастную банку, когда та с грохотом полетела вниз. За какие-то доли секунды всё её содержимое коварно оказалось на полу. Осознав весь ужас содеянного, ей пришлось панически быстро скрывать улики до прихода старших. Произошедшее долгое время не давало ей покоя — снова и снова приходилось возвращаться назад, на место преступления, не из чувства стыда, а исключительно из-за тревоги, не оставила ли она видимых следов.       Она осмотрела улицу, опросила соседей, но ничего не нашла и не узнала. Ей и самой уже начало казаться, что всё это было больной игрой воображения, и глаза её просто-напросто подвели. Она не задерживалась на работе и не сворачивала там, где не нужно было, не видела никаких мужчин и уж точно не слышала звука затвора пистолета и прицельного выстрела.       В конце недели она ещё раз заехала в полицию, где над ней уже в открытую посмеялись, сказав, чтобы она не мешала им работать. Все сомнения по поводу того, что ей не поверили в первый раз, растворились. Теперь она была в этом уверена точно. Ведь будь она на месте стражей правопорядка, она бы тоже, вероятно, не поверила бы. Это было преступление без следов. Это было идеальное преступление.

***

      С начала марта, как это и принято в городах Южной Кореи в отличие от западных стран, стартовал последний учебный год, и как следствие последний учебный семестр перед написанием выпускной работы с прохождением дипломной практики. К счастью, в этом семестре должна была быть минимальная нагрузка, поэтому появляться в университете было необходимо всего два-три раза в неделю. Ей повезло, и в этот раз оставшееся время она со спокойной душой могла посвятить подработке. По факту делать это было запрещено, поскольку она получала правительственную стипендию, которой, к несчастью, катастрофически не хватало. В связи с чем, для любопытных органов власти, у неё и хозяина цветочной лавки была придумана достаточно правдоподобная легенда, в которой она фигурировала в качестве племянницы, помогающей поддерживать семейный бизнес.       Ещё на прошлой неделе она определилась с названием факультативов, на которые собиралась ходить помимо основных ведущих предметов. На один из таких, выбранный ей наобум и просто потому, что нужно было хоть что-то выбрать, она сейчас жутко опаздывала. Предмет совершенно её не интересовал, но она очень переживала за свою непунктуальность, потому что терпеть её как качество вечно несобранных людей не могла. Она давно заметила, что чем больше она усердствовала, тем больше у неё всё шло наперекосяк. В её жизни так складывалось, что в большинстве случаев ей всегда необходимо было быть в двух местах одновременно. Постоянно разрываясь между учёбой и работой, она всячески пыталась прокормить себя и сестру.       Торопливо шагая и спотыкаясь на высоких и с виду устойчивых каблуках, она пыталась не сбавлять скорости. Звонок давно прозвенел, и от начала занятия прошло около пятнадцати минут. К её радости оставалось преодолеть только высокую белоснежную лестницу и пару злосчастных метров, после чего она должна была оказаться в нужной ей лекционной.       Пробираясь в поточную аудиторию с чёрного входа, она молилась всем богам, чтобы её никто не заметил, и дверь предательски не скрипнула. В помещении стояла неестественная тишина, нарушаемая глухим и гулким звуком мела, стучащего по доске. Пригнувшись и мысленно приказав себе быть лёгким пёрышком, девушка направилась к другу, который расположился на краю скамьи на одном из многочисленных лекционных рядов. Она отыскала его сразу, как только оказалась в аудиторию. Его с лёгкостью и без колебаний можно было опознать по красной толстовке, истошно сигналившей и бросающейся в глаза.       – Это наша первая встреча, поэтому я хотел бы познакомиться с вами поближе. Меня будет интересовать диапазон ваших знаний и умений, – по аудитории прокатился тихий, но твёрдый голос. – К сожалению, вы должны были уже понять, то, что даёт вам университет, в большинстве случаев нельзя применить на практике. Когда вы придёте на работу, вам скажут: «Забудьте всё, что вы знали раньше», после чего попытаются впихнуть в вас новые знания. Система образования построена так, что вам дают много теории, но не показывают, как применять её в жизни.       Спустившись по крутым ступенькам до нужного ей места, девушка взглядом попросила друга сдвинуться, следом подталкивая его бедром. От непривычной для неё обуви ноги дико свело, а ступни жутко покалывало так, как будто бы сотни маленьких иголочек разом впились в нежную кожу. Она была несказанно рада: наконец-то ей удалось сесть и незаметно для соседей разуться под партой.       – Надеюсь, что за предоставленное время мне удастся научить вас чему-нибудь полезному и действительно стоящему, тому, что в дальнейшем сможет пригодиться вам в жизни.       Широкая мужская спина была совсем ей незнакома. Она помнила, что в прошлую пятницу староста группы обмолвился, что с этой недели и до начала летних каникул, на одну из лекций будет ходить консультант из центральной сеульской прокуратуры и обучать их закону и праву.       – Впредь я попрошу не опаздывать на мои занятия и всегда на них являться. Не думаю, что может возникнуть какая-нибудь трудность в посещении лекции один раз в неделю, – проговорил мужчина, переставая выводить что-то на доске. – И ещё: предупреждаю сразу, что за каждые пять минут пропуска вы должны будете писать доклад ровно на двадцать тысяч знаков. А так как я очень принципиален, и после звонка в аудиторию заходить нельзя, то эти пять минут пропуска превращаются в сорок пять, а это уже сто восемьдесят тысяч знаков и где-то пятьдесят с лишним страниц чистого авторского текста, – прозвучала мимолётная пауза — кусочек мела хрустнул между его пальцами, раскалываясь на две несимметричные части. – Также без уважительной причины мои лекции прошу не пропускать, а уважительной для меня причиной может являться только ваша случайная смерть. Так что получается, мы с вами в безвыходной ситуации, и любоваться мной придётся до конца семестра.       В горле противно запершило, захотелось тут же прокашляться, но страшно было нарушить эту давящую со всех сторон тишину. Это явно обращались к ней. От прикованного внимания окружающих стало стыдно, захотелось накрыться ладошками и, как в детстве, сказать: «Я в домике».       – Основой криминалистики является процесс отображения события преступления. Не так ли? – он покрутил мел между указательным и большим пальцами, оставляя на коже белую пыльную дорожку. – Прошу ответить на мой вопрос опоздавшую студентку.       Последовала пауза. Долгая и томительная. Нужно было встать, вопрос был адресован ей. Но ноги не слушались. Тут же с грохотом упал на пол рюкзак, неуклюже сбитый рукой. Она неуверенно приподнялась. Сердце медленно пропустило один удар. Поднимая вещи, ей краем глаза удалось заметить, что преподаватель сменил своё местоположение. Второй удар. По телу пробежались знакомые, но ещё не узнаваемые мурашки. Третий удар. Показалось, что чей-то тяжёлый неприятный взгляд лёг на макушку. Четвёртый удар. Подобрав сумку, она неуверенно разогнулась. Пятый удар.       Глаза снова встретились. Испуганные и обезумевшие, и непроницаемые и бездонные. Сердце рухнуло куда-то вниз, забившись, как при тахикардии. Рюкзак снова оказался у ног, вывалившись из дрогнувших рук с ещё большим треском.       – Я слушаю вас, – всё также тихо обратился он к ней. – Успех любого расследования, каким бы сложным и безвыходным оно не было, существенно зависит от умения разобраться в его криминалистической сути. Правильно?       – Да, – хрипло произнесла она, и сказанное невозможно было бы услышать, если бы он не умел читать по губам. Кажется, девушка простояла так минуты две растерянная и пытающаяся прийти в себя. До того момента, пока её больно не пихнули локтем.       – На тебя все смотрят, говори же уже что-нибудь.       Собравшись с мыслями, нужно было продолжить. Но. Лицо. То самое лицо, что не давало ей покоя уже вторую неделю. Это был не страшный сон и не больная игра воображения. Она уже видела этого высокого мужчину в чёрной кожаной куртке раньше. В голове раздался выстрел. Глухой и прицельный. Кровь растеклась по щербатому асфальту.       – Изучение любой преступной деятельности невозможно без понимания процесса события преступления, – машинально начала отвечать она на ранее заданный вопрос. – Окружающая нас обстановка обычно состоит из разных объектов и включает в себя живую и неживую природу, предметы, вещи и людей. Вследствие чего криминалистическое событие оставляет материальные, а порой и идеальные следы. В результате возникает информация, позволяющая выявить обстоятельства и детали, – под руки попался какой-то карандаш, точно не её, но она принялась его сжимать, пока костяшки на пальцах не побелели, что свидетельствовало о нарушении правильной циркуляции крови. – Отражение неживой природы преступления можно увидеть на предметах в виде отпечатков, различных повреждений, деформаций, наслоений и отслоений. Все эти последствия называются следами преступления, и независимо от вида данных они дают представление об особенностях правонарушения, – как мантру отчеканила девушка определение. – Отражение же преступления объектами живой природы — это более сложная форма, проявляющая себя в виде психофизиологии, то есть мысленных образов, запечатлевших преступление и его отдельные моменты, застывшие в памяти участников, – в горле встал непонятно откуда взявшийся комок, хотелось сглотнуть, но в горле было сухо, как в Сахаре.       – Но целый ряд преступлений совершается без посторонних лиц, или же потерпевшие и свидетели по различным причинам не могут рассказать о произошедшем, как пример, боясь мести со стороны виновного лица.       Она чувствовала, что разговор становится опасным. Было видно как его это забавляет в тот момент, когда её это страшно пугает. Всё было очень странным и нереалистичным. Они были словно в кукольном театре с дурацкими декорациями и непонимающими зрителями, которые пришли на детский мюзикл, а попали на взрослую пьесу. Он был волк, а она маленькая глупая девочка, которую по сценарию в конце следующего акта должны были съесть.       – Мысленные образы в памяти людей могут под влиянием новых впечатлений и различных психофизиологических факторов постепенно тускнеть и даже исчезать. Под воздействием стресса, болевого шока и других сильных эмоциональных переживаний это может произойти мгновенно. В этом случае следствию приходится опираться на немых свидетелей и мельчайшие изменения в окружающей обстановке. Поскольку среда совершения преступления обычно многообъектная, преступник оставляет целый комплекс различных улик, – ей казалось, что она говорит твёрдо и уверенно, как обычно, когда рассказывает то, что знает наверняка. Но он видел её насквозь, чувствуя, что она паникует.       – В условиях, когда преступник не предпринял мер к сокрытию такой информации. При попытке убийцы скрыть содеянное на месте происшествия следы могут быть им уничтожены или испорчены, – он склонил голову слегка набок и чуть заметно с укоризной улыбнулся.       Они не конкретизировали вид преступления и до этого времени говорили обобщённо. Но сейчас он сам зачем-то упомянул убийство. Теперь стало ясно, что они разговаривают о том самом дне, что прочно засел в её памяти. Он говорил ей открыто, что избавился от тела, и что следов уже нет. Но зачем?       – При своевременном обнаружении преступного акта и реагировании на него складывается ситуация, благоприятная для раскрытия и расследования, – проговорила девушка, закусывая губу — ей вспомнились сотрудники полиции, проигнорировавшие её заявление. Время для следствия было безвозвратно потеряно. Как говорится, нет тела — нет дела.       – Следует подчеркнуть, что время существования следов ограничено и характеризуется утратой и уменьшением его содержания, – констатировал он и так очевидное. Стало понятно, что он имеет в виду не предметы с отпечатками пальцев, а конкретного живого человека.       – Изменения в обстановке вносят свои коррективы, и ситуация становится неблагоприятной для расследования. Здесь начинают применяться различные технико-криминалистические средства в лице протокольных описаний, графических отображений схем и чертежей, фотосъёмка и видеосъёмка, а также материальное моделирование в виде изготовления слепков и оттисков с изъятием соответствующих предметов, – карандаш в руке треснул и раскололся надвое, до крови поранив внутреннюю часть ладони.       Всё было как в тумане, она не запомнила, на чём всё закончилось и когда она обратно села на своё место. Не могла сказать, что после говорили рядом сидящие люди и когда всё-таки прозвенел звонок. Не знала как и через какое время смогла очутиться на другой паре.       – Эй, ты слышишь меня? – отозвался приятный мужской голос, после чего кто-то мягко потряс её за плечи.       – Крис? – подняла она удивлённые глаза на своего друга.       – Как я вижу, тест ты свой сдавать не собираешься, – мотнул он головой в сторону пустого листа, сиротливо лежащего перед ней на парте.       – Тест? – заторможенно произнесла девушка, находясь в какой-то прострации.       – Понятно, Хьюстон, у нас проблемы. Ничего, я сделал ещё один, – радостно помахал он перед её носом копией своей работы, – балл тут будет явно ниже, чем если бы это делала ты, но на безрыбье и рак рыба.       – Спасибо, – автоматический карандаш щёлкал в руке, пока стержень не вышел из отверстия полностью, упав на стол и покатившись по гладкой поверхности.       – Эй, и это всё? А где объятия, поцелуи — или, по крайней мере, «давай, я тебя чем-нибудь угощу?». Ты какая-то странная с утра. Неужели новый препод, не спускающий с тебя глаз всю пару, в душу запал? – отобрав карандаш из чужих рук, как возможное холодное оружие, парень запихал его в разноцветный пенал с котиками, лязгнув пластиковой молнией.       – Думаешь? – испуганно прошептала девушка, впервые заглядывая в глаза друга.       – Я пошутил, – беззаботно рассмеялся молодой человек. – Он уделил тебе ровно столько внимания, сколько должен был, слушая твой ответ. Да не переживай ты. До твоего прихода какие-то девушки пытались ему глазки строить, а он так их отчитал, что им мало не показалось.       – Ты сегодня на байке? – подскакивая с места, спросила она, по пути нервно запихивая в рюкзак все канцелярские принадлежности.       – Ага, – достав связку ключей из кармана, парень подбросил её в воздухе.       – Не подвезёшь меня до дому?       – Ты же терпеть не можешь на нём ездить, – сощурил он красивые карие, как горячий шоколад, глаза. – Быстро. Укачивает. Пыль в глаза. При езде вечно назад тянет. Ой, юбка задралась, и бла-бла-бла, – передразнил он её.       – Я нехорошо себя чувствую.       Солнце ленилось раздвинуть облака и озарить мостовую хотя бы тусклыми лучами. Погода на улице была скверная. Небо долго хмурилось до того момента, пока наконец-то не разверзлось и не выстрелило молнией в сторону горящего всеми цветами Намсана*. Капли дождя дробно барабанили по защитному шлему, скатывались вниз и оседали на ресницах. Ветер с враждебной жестокостью бил по объявлениям, сдирая их с автобусных остановок, колонн зданий и рекламных щитов. Оторванная бумага тонула в лужах, или развевалась на ветру, как парус под палубой морского судна. Зонтики прохожих выворачивались наизнанку, а хруст их металлических стержней был похож на ломающиеся кости. Добираться до дому пришлось долго. Очень долго. В центре образовалась привычная для этого времени пробка, отчего поездка заняла больше часа, даже несмотря на то, что Крис, не боясь увязнуть в грязи, старался через дворы сократить им путь. В этот раз, к его удивлению, когда они прибыли, девушка даже не предложила зайти, как делала это всегда. Торопливо обняв его на прощание, она просто скрылась за непроницаемой оградой.       Проводив взглядом чужую мокрую фигуру, молодой человек задумался о чём-то своём и ещё какое-то время постоял под проливным дождём, изучая ржавый налёт на металлической двери. Кажется, его мало волновало то, что куртка насквозь промокла, а в ботинках полно воды. Дурное и зловещее предзнаменование витало в стылом воздухе.       Сбросив с себя все вещи, девушка направилась в ванную комнату — ей хотелось поскорее смыть весь этот злосчастный день. Приложив немало усилий, выкручивая ручки крана, она наконец-то смогла увидеть ржавую и мутную воду, вырывающуюся наружу. Простой звук скрежета металла показался ей сейчас глухим надрывающимся плачем. Таким, каким, возможно, должна была заливаться она. Должна была, но не могла. Забравшись в маленькую ванную, куда едва можно было влезть с согнутыми коленками, она попыталась успокоиться, облокотившись о обшарпанную стенку. Рыжеватая вода могла бы вызвать у кого-нибудь отвращение, но только не у неё. Она давно свыклась и даже не стремилась мечтать о большем. Вода была тёплой и успокаивающей несмотря на то, что имела едва уловимый запах старого железа.       Она не знала, как следовало поступить. В полиции ей не верили. На месте преступления не было возможным обнаружить никаких следов. Убийца нашёл её в университете, и теперь явно знал о постоянном месте жительства. А если преступник мог получить такую информацию, значит, он был очень влиятельным человеком или же имел очень влиятельных друзей.       Девушка зажмурилась и, нырнув с головой под воду, приняла позу эмбриона. Вода сразу же заполнила уши и начала давить на барабанные перепонки. Приятный шум обволакивал сознание. Она представила, что нет никакой чугунной ванны и мутной воды. Нет воспоминаний, кругом лишь полное забвения море. Чистое и прозрачное. Глубокое и светлое. Море. Багряное и густое. Вязкое и липкое. Перед глазами снова всплыло чужое лицо. С пустыми отрешёнными глазами, но от этого, к её удивлению, очень манящими. Он мог походить на красавчика, живущего по соседству, или же на бариста из кофейни напротив, но никак, абсолютно никак на хладнокровного и жестокого убийцу. Такого просто не могло быть. Вспомнив о сестре, о которой преступник тоже теперь знал, девушка резко открыла глаза. Голова стукнулась о металлический край ванны. Нос и рот с лихвой зачерпнули воду. Показалось, что кто-то сомкнул красивые пальцы на шее. Оказывается, тонуть в ванне бывает не только глупо, но и ужасно страшно. Кое-как схватившись за бортики, ей наконец-то удалось сделать глоток воздуха.       Из коридора донёсся звук открывающейся двери. По телу пробежались мурашки.       – Чонён, – быстро накинув на себя махровое полотенце, громко крикнула девушка, чтобы её наверняка услышали.       В прихожей стояла её маленькая худенькая сестра, непривычно бледная и совершенно не румяная, какой должна была быть как все дети её возраста.       – Чонён, – схватив её в объятия и прижимая к своему мокрому телу, прошептала девушка.       Синтепоновая куртка на подростке начала намокать. Но девушку это совершенно не заботило. Она всё также нервно продолжала гладить круглую маленькую головку.       – Ты чё в ванной перегрелась? – поднимая руку и прикладывая ко лбу старшей сестры, произнесла младшая. – Или под ванной монстра увидела? – кажется, на полном серьёзе произнесла она.       – Как ты добралась до дому? – панически задала вопрос девушка, сжимая тоненькие плечики.       – На тринадцатом автобусе. От улицы Квандон до улицы Мёнрин, – не понимая сути вопроса, на который её сестра и так знала ответ, произнесла Чонён.       – Нет-нет. Всё не то, – покачала головой девушка. – Кто-нибудь очень странный... Мужчина. Какой-нибудь мужчина, лет тридцати, не пытался с тобой заговорить сегодня?       – Нет, а должен был?       – Хорошо. Это хорошо, – уставившись стеклянными глазами куда-то в стену, затараторила девушка. – С завтрашнего дня я буду провожать и встречать тебя со школы.       – Эй! Я не маленькая уже, – надул губы подросток. – Ты хочешь, чтобы надо мной смеялись что ли?       – Так надо. Хотя бы на время.