Точка невозврата

      На северо-западе Китая, на границе тихой провинции Юньнань, вокруг хрустального озера Лугу расположился старинный город Лицзян. Именно здесь когда-то соединялся Запад с Востоком через Шёлковый и Чайный торговый путь. Узкие извилистые улочки дружно сбегаются в небольшие мощеные площадки. Выложенные плоским камнем тротуары и дугообразные декоративные мостики почти всегда переполнены гуляющими туристами. Плотно прижимаются здесь друг к другу резные торговые лавки, забитые местными сувенирами. Ничуть не уступают им по красоте ресторанчики, которые по колориту напоминают средневековые дома с их причудливыми черепичными крышами, парящими по небу благодаря загнутым вверх карнизам — воплощением классического китайского строения. Бытует мнение, что злые духи способны перемещаться только по прямым линиям, отсюда изогнутые карнизы необходимы для того, чтобы их отгонять. Но что более интересно, в Китае считается, что по ночам, когда все домочадцы спят, драконы — шаловливые создания — любят кататься на загнутых крышах как на ледяных горках, а дугообразные к верху края не позволяют им упасть во двор хозяев. Животный или растительный орнамент также нанесён не просто так: по поверьям он защищает жилище от стихийных бедствий — от потопов до пожаров.       Лицзян также славится своим озером Лугу, которое окружено горами и усеяно небольшими островками. В течение дня озеро несколько раз меняет цвет. Утром его воды, покрытые дымкой тумана, отдают вечерним шафраном, а когда солнце начинает восходить и горы отбрасывают свои тени на воду — становятся нефритовой лозой. Днём оно отражает голубизну бездонного неба, но уже вечером становится зелёной бронзой таёжных лесов, а ночью же и вовсе приобретает цвет печного угля. Благодаря теплому влажному климату воды никогда не замерзают зимой, поэтому, путешествуя по ним на каноэ, можно спокойно осматривать окрестности. С озера открывается вид на Снежную гору Нефритового Дракона и на её тринадцать заснеженных пиков. Говорят, что каждые пять километров пути имеют свой климат, поэтому в одно и то же время можно сразу лицезреть все времена года. Снежная гора часто привлекает к своему подножью влюблённых: считается, что если пара увидит вершину без облаков — получит благословение на вечную любовь.       Кай попал в город в самый разгар восточного нового года, когда все улицы были украшены красными фонариками и плакатами с золотыми иероглифами, желающими прохожим «счастья» и «радости». На оживлённых мостовых то и дело слышался перезвон колокольчиков и взрывающихся хлопушек — по местному поверью именно эти оглушительные звуки способны были отогнать от жителей злых духов. К несчастью, смириться с петардами мужчина ещё как-то мог, а вот громкоголосые туристы выводили его из себя. Не переставая он мог слышать через рупор гулкие выкрики экскурсоводов — как прославленные полководцы вели они своих невежественных иностранцев на штурм того или иного музея. Он злился, ему не нравилась вся эта суматоха, никак не удавалось найти ему в городе хотя бы один тихий уголок, отчего он не прекращая проклинал Исина и выбранное им место. Кай догадывался, что на время затеряться среди толпы проще всего, но теперь он понимал, настолько всё-таки ненавидит людей и не может просто примириться с их существованием в радиусе нескольких метров.       Арендованная квартира, как обычно, встретила его ватной тишиной. Будто бы смущаясь как новобрачные, они оба в течение трёх недель никак не могли друг к другу привыкнуть и всё ещё обживались. Хотя, кажется, обживаться было нечем — все свои вещи Кай оставил на родине, а новых приобретать не хотелось: его вполне устраивали все те, что оставила после себя предыдущая хозяйка. Единственным, что, пожалуй, несказанно его бесило была одна из стен в спальне, выкрашенная в нежно-розовый цвет, но и этот огрех ему лень было исправлять самому. Квартира была маленькая, но достаточно светлая и уютная, чтобы чувствовать себя комфортно и не в чём не нуждаться. С балкона даже открывался прекрасный вид на улицу и на острый золотой шпиль крыши величественного дворца семьи из династии Му. «Старый город» — так обычно называли эту окраину местные жители из-за её построек. Район бесчестно выдавался туристам за древний, но на самом деле просто был под него стилизован, имея очень много красочной архитектуры. К сожалению, почти мало что из этого представляло действительно историческую ценность: ранее постройки уже были снесены, а потом на том же самом месте была воздвигнута качественная копия.       С наслаждением закурив, он вышел на балкон. Жизнь вокруг него будто бы замерла: люди здесь всё ещё носили национальные костюмы, о современной технике толком не слышали, да и машин он здесь почти не видел — их разрешено было оставлять только в определённых местах, местные улочки, выложенные из дикого камня вручную, были слишком узкими и неровными для колёс. Ему нравились все эти маленькие строения. С переезда он никак не мог отделаться от мысли, что попал в какой-то исторический фильм с очень качественными реконструкциями. В отличие от Кореи он ни разу не видел в радиусе нескольких десятков километров ни одного здания выше двух этажей, не считая императорских дворцов. Даже его дом не был исключением и состоял всего из двух ярусов с шестью подъездами, в каждом из которых располагалось по две квартиры — по одной на каждый этаж. Со своим соседом он знаком ещё не был, и желание знакомиться, он чувствовал, возникнет у него нескоро. Пока ему хватало пожилой соседки из дома напротив, принёсшей ему накануне пирог из зелёных бобов. Вот и сейчас она радостно махала ему с тротуара, настаивая на том, чтобы он заглянул к ней в ближайшие три дня, пока не закончился новый год. Прошло всего пару дней с того момента, как новое лицо появилось в их устоявшемся квартале, но, кажется, он уже успел собрать приглашения на чашку чая от всех близлежащих бабушек. Порой ему даже боязно было выйти на некрытый каменный балкон — каждый раз он гадал втянут ли его или нет в очередную пустую болтовню добродушные соседки, толком не подозревающие, с кем имеют дело. Раньше, он уверял себя, что определённо имеет ауру гангстера, но, похоже, местным бабушкам он пришёлся настолько по душе, что те видели в нём исключительно отзывчивого иностранца.       Вернувшись в комнату, мужчина упал на циновку, лежащую на тёплом, даже местами горячем полу, отапливаемом по системе кан*. Руки отыскали в кармане домашних брюк сотовый телефон. Чанёль долго не отвечал. Оставив попытки дозвониться, Кай отбросил ненавистный аппарат в сторону. Сегодня он понял, что китайская речь его угнетает, к тому же диалект, на котором здесь все общались, был понятен ему только через слово. С самого утра он мечтал лишь о том, чтобы поговорить с кем-нибудь на родном языке. Он уже несколько дней ждал Тао и готов был придушить того, если он заговорит с порога не на корейском. Кай нехотя поднялся с места, вспомнив о том, что дети на улице, разжалобив его, вытащили последние карманные деньги — банковские карты здесь редко где принимали, а банкомат искать было целым квестом. В канун нового года все старались печь китайские печенья с предсказаниями, а некоторые маленькие спекулянты сколачивали на этом даже состояния. Вернувшись в спальню с мешочком, сшитым из красного бархата, мужчина высыпал на циновку горсть печенья, отдалённо напоминающего ракушки каури, буквально символизирующие в древние времена деньги.       Телефон завибрировал, отображая имя адвоката. Приподнявшись, Кай оторвался от созерцания кулинарного шедевра, выполненного руками не иначе как десятилетней девочки, которая переборщила с ярко-красным красителем, оставляющем на пальцах следы.       – Привет, новое разыскиваемое лицо Интерпола, – басисто рассмеялся собеседник в трубку — Кай поморщился, отрывая её от уха.       – И тебе привет, – недовольно перевёл он глаза на белую майку, на которой виднелась красная пятерня от окрасившего пальцы печенья.       – Соскучиться-то хоть успел?       – Успел, – падая на спину, подтвердил бывший глава мафии.       – Тогда спускайся, пойдём изучать местные забегаловки и местных красавиц. Тут ведь, надеюсь, красавицы водятся? – поинтересовался адвокат. Кай подпрыгнул со своего места, резко открывая дверь на балкон и выглядывая через массивное каменное ограждение. Внизу, как и ожидалось, стоял Чанёль, держащий у уха телефон и всё ещё ждущий ответа вместо непонятного сопения. Рядом как ошалелый носился Бэкхён, махая руками как ветряными мельницами и заглядывая во все подряд глиняные метровые чаны местного торговца алкоголем. Лухан, кутаясь в шерстяной колючий шарф, покрикивал на него, прося немедленно заткнуться, и не привлекать к ним внимания. Поблизости так же стоял Тао, о чём-то беседуя с соседкой, которая не так давно звала его на паровые булочки.       Не помню себя, Кай быстро натянул чёрные джинсы, чёрный свитер грубой вязки и такое же чёрное пальто, быстро вылетев на улицу как нерадивый ученик, услышавший звонок с последнего урока. Радость от встречи с друзьями отозвалась где-то глубоко в сердце. Кажется, с каждым из них он не разговаривал чуть больше месяца — покинул Корею он даже не попрощавшись.       В баре неподалёку народу не было, группа молодых людей была единственными посетителями этого места, отчего им тут же оказали много должного внимания, выполнив все капризы.       – Как дела в Корее? – сходу спросил Кай разливая всем по стаканчикам байцзю*.       – Общие? – уточнил Тао и, получив утвердительный кивок, продолжил: – После свадьбы Исин подмял под себя весь твой бизнес и весь бизнес Джеки. Теперь он равноправный владелец империи Ёнхо. Король всея преступного мира. Что скажешь? Ожидал такого поворота? – улыбка тронула губы.       – Догадывался, что он рискнёт и пойдёт ва-банк, не боясь, что кто-то из местной знати его не признает.       – Так те кто-то и повозмущаться не успели, – подал свой голос Бэкхён, поднося к горлу большой палец и перерезая его, – он их всех на тот свет отправил.       – А как ты, успел обустроиться? – решил перевести тему в более приятное русло Лухан.       – Успел, – запрокинул он стакан к себе в рот, – но без дела сидеть скучно.       – Тебе пока нельзя светиться, – предупредил Тао, – Бэкхёну понадобится минимум год, чтобы создать для тебя новую личность, а на место Ким Чонина поставить кого-нибудь другого, чтобы ты спокойно мог разъезжать по всему миру, не боясь, что тебя повяжут.       – Понимаю, – обречённо вздохнул мужчина, запрокидывая ещё одну рюмку. – Похоже, ожидается самый скучный год в моей жизни.       – Не сожалеешь об упущенном? – снова подал голос бизнесмен, набивая рот лапшой с креветками в соевом соусе и брызжа слюной на рядом сидящего прокурора, от которого тут же схлопотал хороший подзатыльник — и не понятно за что именно: то ли за неуместный вопрос, бередящий рану, то ли за то, что умудрился заляпать рукав его рубашки и весь стол с их стороны.       – А должен? – скривились его губы в подобие усмешки.       Отложив в сторону палочки и вытерев рот рукавом свитера, Бэкхён пристально уставился на друга, как будто они играли в гляделки. Ему хотелось сказать так много. Наругать. Побить. Вышвырнуть его из-за стола, приказав лететь в Корею. Но он смог выдавить из себя одно лишь слово:       – Должен, – рука прокурора снова поставила подзатыльник.       – Да неужели я не прав? – прошипел бизнесмен, потирая ушибленное дважды место и оглядывая всех за столом.       – Когда мы сюда шли, мы договорились не обсуждать эту тему, – приподняв брови, напомнил Чанёль.       – Да это же ужас, товарищи! Он же теперь всю жизнь будет сожалеть! – не выдержав, мужчина подскочил со своего места.       – И что же ты знаешь о сожалении?       – Вот со мной, пожалуйста, не надо о своей философской ереси! Я прекрасно видел, что если она рядом, тебе жизнь мёдом намазана, а когда её рядом нет — солью посыпана.       – Ну, так если ты всё видел, тебе не составило труда разобраться в том, что у неё всё было наоборот: когда меня нет рядом – мёд, а когда я рядом — соль.       – Пойдём покурим, – потянул Чанёль за локоть Кая, когда тот собирался добавить ещё что-то. Заплетающимися ногами преступник выбрался на улицу — похоже, китайская водка была намного крепче, чем он думал, а ведь не пил он, кажется, с того самого дня как его арестовали.       – Чё он такой злой, ему стюардесса что ли не дала? – закуривая сигарету не с первой попытки, поинтересовался Кай.       – Он просто воспринял вашу разлуку близко к сердцу, – отодвигая створки дверей, похожих на гармошку, вышел за ними следом Тао.       – Весь перелёт твердил о том, что это как следить несколько лет подряд за каким-нибудь захватывающим сериалом, а потом в конце узнать, что он заканчивается паршивее некуда, как будто сценаристам было впадлу сделать хороший финал.       – Размазывая по лицу сопли, он твердил, что в мире и так слишком много дерьма, чтобы он принял такой исход событий.       – Так и сказал? – опираясь спиной о каменную стену, сбросил он с кончика сигареты пепел.       – Чистая правда, – поднял ладони вверх Чанёль, тоже закуривая и бросая взгляд на туманные вечерние горы. – Она была прекрасна в свадебном платье.       – Не сомневаюсь, – выпустил Кай дымные кольца. – Но, к счастью Джихён, Исину нужна только империя, пройдёт время и он её отпустит.       – Думаешь?       – Уверен, сейчас ему необходимо заручиться поддержкой соратников Ёнхо, а когда они все окажутся рядом с ним, ему не обязательно будет держать её подле себя.       – Ты и правда вышел так быстро только благодаря ей? – нахмурил брови Тао.       – Кто знает.       – Как это понимать?       – Как тебе хочется, – пожал он плечами. – Кажется, Джихён, вновь ведомая другими, не посоветовалась со мной, а приняла решение наобум. Ну посидел бы я годик, другой, пока отсрочивали мою смертную казнь, а там бы и нашёл выход из сложившейся ситуации. Вот смысл того, что я сейчас на свободе, разыскиваемый интерполом? Всё равно ведь ничем заниматься не могу. Я даже не знаю, буду ли я способен вернуться в преступный мир.       – Но ведь ты сам довёл всё до абсурда, поругался со всеми, с кем можно и нельзя, до последнего прятал Джихён, когда я и отец настаивали на обратном. Старейшинам очень не понравилось, что ты скрывал от них вещи настолько важные.       – Ой, – поморщился адвокат, – давайте закроем тему, всё равно ничего уже исправить нельзя.       Проторчав полночи в баре, мужчины обсудили всё, что только можно было, а Бэкхён даже успел напиться до невменяемого состояния, отчего его пришлось тащить на прокурорских плечах. Попрощавшись на перекрёстке, двое друзей отправились в гостиничный номер, а двое искать ещё приключений на свою голову. Кай же, отказавшись от заманчивого предложения посетить традиционную китайскую баню с девушками, направился на съёмную квартиру.       Мороз щипал щёки. Накинув капюшон и засунув руки в глубокие карманы пальто, мужчина побрёл вдоль узкой улицы, усеянной ярко-красными фонариками и змееподобными драконами, от которых тошнило, а руки так и жаждали оторвать все их мелкие и хитрые головёшки. Заметив вдалеке крошечную женскую фигуру, Кай протёр глаза, после чего прибавил шагу. Сердце застучало быстрее. Но стоило ему только поравняться с чужим силуэтом и грубо одёрнуть его за плечо на себя, услышав девичий визг, как стало понятно, что это совсем не та, кого бы он желал увидеть. Выругавшись, вместо того чтобы извиниться, он забрёл в первую попавшуюся лавку, купив какой-то самодельный алкоголь.       Квартира встретила его прохладой и тишиной. Душа в доме не было. Была только маленькая чугунная ванная, поэтому кое-как вместив в неё длиннющие ноги, мужчина попытался расслабиться и ни о чём не думать, но мысли то и дело возвращали его к одной и той же особе, которой должно быть эта самая ванная пришлась бы впору. Вытеревшись насухо, он заметил, что чёрные корни в очередной раз отросли, а поскольку вряд ли в этой маленькой провинции можно будет встретить первоклассного парикмахера, способного вернуть ему платиновый цвет вместо грязно жёлтого, он почувствовал, что в скором времени придётся вернуться к своему натуральному цвету.       Отыскав чистое постельное бельё, он обратил внимания на забытое печенье с предсказанием судьбы. Отхлебнув из причудливой глиняной бутылки, Кай обрадовался, что теперь у него есть закуска. Хоть какая-то, но всё же есть. Застелив постель на полу белыми простынями, он снова вспомнил о Джихён. На душе стало паршиво. Разломив первое печенье, он отбросил свернутое послание в сторону, запихав пересушенное тесто в рот. Стряпня была пересолена. Настолько, что он не выдержал и демонстративно высунул язык, тут же запив её порцией креплёного алкоголя. Затолкав в рот ещё одно печенье, он снова отбросил послание в сторону, проделав так же с третьим, четвёртым и пятым. Пожалуй, и шестое полетело бы в утиль — судьба, написанная шарлатанами, абсолютно его не интересовали. Но неожиданно раскрывшийся хвостик одной из бумажных полосок, привлёк его внимание. Окончание слова, к его удивлению, здесь в Китае, купленное с рук у китайских детей носило корейские буквы. «Придёшь» — аккуратно развернул он первую записку, увидев старательно выведенное слово. Буквы шли слегка под уклоном. На первом слоге рука писавшего явно дрогнула, но окончание точно написала уверенно. Отставив бутылку в сторону, Кай развернул все листочки. Поняв, что их нужно соединить воедино, он принялся перебирать и переставлять их между собой, пока не вывел следующие: «Ты был прав, я нашла там, где и не думала искать. Но мне всё ещё не хватает смелости признаться тебе в этом. Если я позову тебя шёпотом, придёшь ли ты ко мне?»       Вскочив со своего места, Кай ещё быстрее чем вечером натянул на себя джинсы.       – Где она? – рявкнул он в трубку сонному и мало что понимающему Бэкхёну.       – Почему звонишь самому больному? – зевнул бизнесмен.       – Когда я тебе завтра увижу, я тебе башку откручу.       – Решай свои проблемы сам, – оскорбившись, собирался друг сбросить вызов.       – Я знаю, где твоя гостиница, тебя даже Лухан не спасёт, потому что душить приду обоих.       – Тебе же написали чёрным по белому, – запнувшись, он попытался вспомнить, – ищи там, где и не думал искать, – показав трубке язык, Бэкхён бессовестно отключился.       Пробурчав что-то нечленораздельное, Кай натянул ботинки, схватил пальто и, позабыв что на нём нет верха, начал спускаться вниз по лестнице. В голове вертелась рассказанная Джихён когда-то притча. Сокровища Будды всегда спрятаны у нас под носом.       Собираясь выйти из подъезда, мужчину привлекла дверь заехавшего накануне соседа, которого он ещё ни разу в глаза не видел, но подозревал, что он неимоверный чистюля: в ванной комнате весь день шумела вода. Не сомневаясь, он подлетел к чужой двери, с силой постучав. Ему показалось, что время тянется так же медленно, как рисовый кисель, когда на самом деле не прошло и пары секунд. Постучав ещё сильнее и настойчивее, Кай толкнул дверь — оказалось, что она приоткрыта. Не разуваясь, он прошёл в такую же маленькую квартиру как та, что снимал он на этаж выше.       Заглянув в кухню, встретившуюся ему на пути первой, он не обнаружил никого — на деревянном столе, олицетворяющем берег, лежали выброшенные морем сломанные ракушки каури, видимо, не получившиеся при запекании. В соседней спальне тоже никого не было. Морозный воздух, врываясь через открытый балкон, трепал деревянные жалюзи, которые словно трещотка постукивали деревянными палочками. В углу стоял чёрный пластиковый чемодан, выдававший то, что он женский, только голографической наклейкой в правом верхнем углу в виде распустившегося пиона. Прошагав на балкон, он удостоверился, что и там никого нет. На экране дисплея высветилось три часа ночи. Со стороны коридора раздался шорох.       Ступая по обветшалому паркету в весёлых полосатых носках и маневрируя между грязными отпечатками от подошв, Джихён раздосадованно вздохнула, поняв, что зря намывала сегодня полдня квартиру, доставшуюся ей в грязном и захламлённом состоянии. В надежде выветрить запах старины, она приоткрыла всё, что было возможным, пытаясь создать сквозняк, пока сама спускалась в круглосуточную торговую лавку купить что-нибудь перекусить. Через десять минут в квартире уже стояла стужа: у неё даже не возникла мысль расстегнуть пуховик. Зато взлохмаченный мужчина, которого она обнаружила в спальне, похоже, был очень даже закалённым.       – Почему ты не закрываешь двери? – хрипло спросил он, как будто это был самый животрепещущий вопрос, который его сейчас мучил.       – Почему ты выглядишь как эксгибиционист? – выпалила девушка. Кай перевёл глаза на свой голый торс, только сейчас сообразив, почему ему всё время дуло несмотря на то, что на плечах плотно сидело чёрное пальто. Оторвавшись от своего места, он стремительно подошёл к девушке, обхватывая её лицо. – Ты прилетела со всеми?       – Со всеми, – прошептала Джихён, чувствуя, что чужие губы ложатся на веки, нос и скулы.       – Тогда где ты была всё это время? – ей показалось, что он злится — голос стал холодный как ветер, врывающийся сейчас с улицы.       – Ты где-то ходил полдня, а потом встречался с друзьями, – положила она на его ладонь сверху свою, одетую в синюю шерстяную варежку. Пожалуй, она бы положила и вторую, но в ней приходилось держать пакет из закусочной снизу. – Мне казалось, что я буду лишней. Хотела, чтобы вы наговорились. Не знаю теперь, когда вы увидитесь. Они завтра ночью улетят, – зашуршав пакетом, она подняла его над головой. – Я взяла паровых пирожков, будешь? Половина из них очень острая — прямо как ты любишь. Только вот я, кажется, не запомнила, какая именно.       – А ты? – оторвал он свои губы от чужой щеки, слегка отстраняясь и заглядывая в светло-карие глаза. – Ты ведь не улетишь завтра ночью?       – Не улечу, – слабо улыбнулась она. – Если ты не прогонишь, я теперь никуда не улечу. Но даже если решишь прогнать, тебе придётся оплатить мне обратный перелёт. Я потратила все свои деньги, чтобы здесь оказаться. Лицзян — дорогое удовольствие. Не могли с Исином выбрать что-то более бюджетное? – стянув зубами варежки, Джихён запихала их в карманы пуховика, после чего попыталась закрыть голый торс преступника, соединив полы пальто. – Может закроем уже двери и окна? Здесь стало слишком холодно. Завтра можешь слечь с температурой. А ещё ты ужасно наследил. Я пока мыла этот дореволюционный пол кучу заноз словила, – глянула она под ноги, но он тут же, схватив её за подбородок, заставил снова посмотреть ему в глаза.       – Ты ведь мне не снишься? Или может быть я настолько пьян, что ты мне мерещишься? Не так давно я пил что-то очень странное, – прижался он к её лбу своим.       – Я тоже думаю, что ты мне снишься, – поднявшись на носочках обхватила она его за голову, зарываясь пальцами в волосы, – и впервые мечтаю никогда не просыпаться.       Закрыв все окна и двери, они оба поднялись на второй этаж. Сбросив пальто, Кай наконец-то натянул на тело майку. Джихён же осталась в шерстяных штанах с шотландской красно-серой клеткой и чёрной рубашке. Они долго не решались заговорить, поэтому девушка, чтобы занять себя чем-нибудь руки, отыскала на полках лапшу и поставила кипятиться воду на маленькую двухконфорочную настольную плитку.       – Тебе не интересно, как я оказалась здесь? – смутившись своего же вопроса, спросила она, отворачиваясь от мужчины в сторону кухонных шкафчиков. Руки нервно скрутили волосы в тугую шишку, ненароком оставив дорожку в виде выпавшей на затылке пряди.       – Сбежала с собственной свадьбы? – приподнявшись с места, подошёл он к ней вплотную, накрутив на палец прядь, а потом закрепив её на небрежном девичьем пучке под резинкой.       – Нет, свадьба была, – приложив кончики пальцев к горящим щекам, призналась Джихён, умалчивая о не совсем приятных подробностях в виде клятв и поцелуев.       – Неужели? – губы легли на шею. На мгновение ей показалось, что он не удивился и ожидал такого исхода событий, но ей действительно могло показаться.       – Мы договорились ровно на год, пару раз я должна буду засветиться на важных приёмах, после чего мы разойдёмся, – прижимая плоские тарелки к груди, выпалила девушка. Для неё это было сравнимо с чистосердечным признанием, но он, кажется, её не слушал, одной рукой забираясь под рубашку, а второй расстёгивая пуговицу на брюках. – Ты меня вообще слушаешь? – пробурчала Джихён, разворачиваясь лицом к мужчине.       – Слушаю, – расплылись губы в улыбке, – и даже контролирую процесс готовки, – кивнул он в сторону выкипающей воды. Девушка оттолкнула Кая в сторону, подходя к кастрюле и закидывая в неё две порции лапши и все имеющие в комплекте к ним специи.       – Я, надеюсь, ты не намерен что-то предпринимать?       – В чужой земле владычество непрочно, – подперев плечом дверной косяк, он скрестил на груди руки. Глаза напротив выдали тревогу.       – Чонин, тебя разыскивают, – шёпотом отозвалась девушка, – тебе нельзя больше этим заниматься.       – Ты здесь потому, что мне нельзя этим заниматься? – нахмурил он брови.       – Не только, – с надрывом произнесла она, отставляя кастрюлю на деревянную дощечку, – нет, – ладони хлопнули по бёдрам, – не знаю, – выдала она самый честный ответ. – Давай поедим и вернёмся к этому разговору чуть позже.       Усевшись на пол, Джихён протянула мужчине деревянные палочки, дожидаясь, когда он заберёт их у нее и сядет напротив. Но Кай так и продолжал подпирать дверной косяк. Рука затекла, ей хотелось её опустить, но, кажется, в данной ситуации это было равносильно тому, что она проиграет в их маленьком сражении. Ей не хотелось обсуждать сейчас причину того, почему она здесь. К несчастью, она сама мало себя сейчас понимала. На глазах выступили слёзы — то ли от спазма в руке, то ли от того, что он смотрел на неё так озлобленно. Сдавшись, Кай опустился рядом, придвинувшись к столу и всё-таки забрав из чужих рук столовый прибор. На мгновение пальцы соприкоснулись — и ей этого хватило для того, чтобы понять, насколько он всё-таки охладел к ней с того момента, когда всего пару минут назад прижимался к спине. Они ели молча, медленно накручивая лапшу на палочки. Вспомнив про пирожки, Джихён вернулась за ними в коридор. Тесто остыло, немного расклеилось и, наверное, стало не таким вкусным, как было, когда его только вынули из паровой кастрюли. Выложив пирожки на тарелку, девушка пододвинула их к мужчине, который в их сторону даже не посмотрел.       – Не сердись, – разломила она напополам круглый шарик с маленькой расщелиной по центру — кажется, при готовке даже можно было видеть как из нее выходит пар, подобно тому, как дым выходит из печной трубы в доме. – Когда ты сердишься, ты меня пугаешь, – призналась Джихён, протягивая большую половинку собеседнику. Мясо, приправленное зеленью, острой морковью, красным и чёрным перцем уже намекало ей на то, что во рту всё скоро будет гореть. Но протянула она ему свой кусочек не потому, что знала о чужой любви к таким блюдам, а для того, чтобы сделать их ближе.       – Не могу, – нехотя забрал он из её рук половинку.       – Почему?       – Не нахожу смысла твоего приезда, – приподнявшись с места, Кай вышел из комнаты.       – Ты забыл у меня кое-что очень важное, то, что я бережно хранила все эти годы, – вышла за ним следом девушка.       – И что же это? – ухмыльнувшись спросил он, беря с тумбочки сигареты.       – Твоё сердце.       – Безделушка, – щёлкнул он зажигалкой, – выкинь. Нечего тащить в дом всякий мусор.       – Я скучала, – обхватив себя руками в попытке согреться, произнесла Джихён.       – Как скучают по собаке, которую доверили во время отъезда соседям?       – Я скучала тебе как по человеку, который стал мне очень дорог. Настолько дорог, что я сорвалась со своего места, последовав в неизвестном мне направлении, не зная точно ждут ли меня.       – Тебе не привыкать срываться с места и следовать в неизвестном направлении, – выпустил он облако дыма, опустившись на пол и прижавшись затылком к балконной двери. Джихён опустилась следом, вставая на колени рядом. – Знаешь, я так долго искал любовь в глазах своей матери, – рука коснулась девичьего лица, большим пальцем ласково погладив щёку. – Надеялся, что никогда такого несчастья со мной больше не произойдёт. Но неожиданно появилась ты, испортив всё и сразу. Я как глупец снова наступил на одни и те же грабли — я принялся искать её и в твоём робком взгляде, – затянувшись, он отклонился чуть в сторону выпуская дым. – Я всё гадал, как выгляжу со стороны, пока однажды не присмотрелся к тебе повнимательнее. Ты тоже её искала. Искала эту чёртову любовь и её подтверждение в глазах Сехуна.       – Чонин, – перехватив его руку, она прижала её к груди и бешено бьющемуся сердцу.       – Прошло уже столько времени, – снова сделал он затяжку, – не уверен, что там осталось что-то для Сехуна кроме тёплых воспоминаний. Но даже несмотря на это, любви ко мне там и в помине нет. До сих пор, – раскрошив окурок в пепельнице, взглядом он вернулись к взволнованной девушке. – Что же нам тогда делать, Джихён? На чём мы будем строить наши взаимоотношения, когда у тебя до сих пор нет ко мне доверия и любви? Неужели ты решила попробовать только потому, что считаешь, что я завязал с преступной деятельностью. Ты наивно полагаешь, что выкинь я что-нибудь противозаконное, меня тут же посадят, а в тюрьму я возвращаться не собираюсь: там меня ждёт только смертная казнь.       Джихён всё ещё пыталась понять, что такое любовь. В её руках будто бы была диковинная шкатулка, которую она до сих пор не могла открыть. Она старательно подбирала ключики, но найти нужный никак не удавалось. Как и любая маленькая девочка, перечитавшая сказок в детстве, она искала образ идеального мужчины, на которого с восхищением смотрели бы окружающие и с которым не стыдно было бы выйти в свет или которого не стыдно было бы показать друзьям. Благородство Исина, приправленное умом, сладкой речью и элегантными костюмами, пробудило в ней чувство необходимости. Она захотела этого мужчину, как хотят, пожалуй, новую пару обуви, чтобы похвастаться ею перед подружками. Но это было совсем не то. Оказалось, что принцев тоже бывает сложно любить, да и искала Джихён, скорее всего, человека не для себя, а для общества, в котором будет с ним жить. После того как манеры и внешность отошли на задний план — она снова принялась за поиски, в попытке отыскать того, кто нужен всё-таки ей. Сехун, с которым она столкнулась сразу после того, как переосмыслила произошедшее, оказался человеком головоломкой, которую мечтаешь разгадать, как только она попадает к тебе в руки. Она искала его признания, но чужие самокопания только и делали, что разрушали и так тонкие отношения. Сехун казался ей надёжным до последнего, ей хотелось любить в нём именно это качество, но только со временем она поняла, что свою надёжность она приняла за чужую. Она тщетно пыталась заставить человека жить, когда он сам считал себя мёртвым. А что Чонин? Чонин никогда не вызывал в ней доверия, она никогда не присматривалась к нему, как присматриваются к мужчине, с которым хотят строить серьёзные отношения. Но может вот он её шанс?       – Не перевирай слова, – приблизившись к нему ближе, положила она ладони на мужскую грудь. – Я тебе доверяю. Иначе бы я не сидела сейчас здесь. Да, я, надеюсь, что ты не вернёшься к старому, но только потому, что в ответе ты будешь теперь не только за свою жизнь, но и за мою. Я доверю тебе свою жизнь, Ким Чонин. Понимаешь? Я не хочу, чтобы на рассвете какого-нибудь дня нашли два трупа в канаве. Я очень хочу спокойной жизни с тобой — и только с тобой. Слышишь? Я не могу сейчас сказать тебе тех слов, которые ты от меня так ждёшь. Но я обещаю, – крепко обхватила она его за шею, – обещаю, что когда-нибудь точно скажу. Когда-нибудь я обязательно скажу тебе три этих слова, если они всё ещё будут для тебя так важны. Обещаю, что я скажу их тогда, когда буду в них уверена, когда буду знать, что это не наваждение и что я точно не заберу их назад. Сейчас, как гарант того, что я всё-таки уверена, что когда-нибудь подарю тебе свою душу, я отдам тебе всю себя. Да я знаю, что тело не стоит души, но клянусь, что когда-нибудь ты получишь всё.       – Клянешься? – усмехнулся Кай, после чего дотянулся до горшка с распустившейся белой гортензией, затушив окурок о глиняный поддон и небрежно выбросив его в землю. На ум пришло дурацкое сравнение о том, что Джихён — это цветок, а он — это дурацкий окурок, который способен её неминуемо отравить. Его мать делала так же. Распуская длинные смолянистые волосы, пахнущие жасмином и пряной корицей, она садилась на балкон, долго и с удовольствием курила, после чего бросала окурки в рядом стоящую чайную розу. Чем больше в горшке становилось выкуренных сигарет, тем хуже начинало выглядеть растение. Со временем белоснежные лепестки желтели, потом дерево, будто бы плача, сбрасывало их на пол, следом корни начинали чернеть до того момента, пока роза не загнивала полностью.       В комнате наступила тишина. Кажется, он мог чувствовать её кожей. Её можно было потрогать и попробовать, можно было вдохнуть её аромат и даже услышать, если прислушаться, затаив дыхание. Резко поддавшись вперёд, мужчина схватил Джихён за запястье, сначала притягивая к себе, а потом резко отталкивая на деревянный пол. Зажмурившись, девушка ощутила болезненный удар пришедший на затылок и на спину. Десяток круглых бусинок от рубашки испуганно разбежались в разные стороны, когда нервные руки в одно движение дёрнули хлопковую ткань на напряжённо вздымающейся груди. Всё-таки решив открыть глаза, Джихён увидела рассерженный взгляд бывшего главы мафии, на мгновение ей показалось, что он взбешён не её честным ответом, а собой. Дрожащие пальцы потянулась к мужской щеке, но тут же были отброшены. Он подумал, что она пытается его жалеть в момент, когда на самом деле она хотела его только успокоить, ещё толком не понимая, как это сделать. У неё всё ещё не было лекарства от этой странной болезни, и она была не уверена существует ли оно вообще. Застёжка на девичьих брюках жалобно взвизгнула. Заскользив пятками по полу, девушка хотела отдалиться — сбежать от всех его демонов, закрыться у себя в квартире на все замки и щеколды и как мнительная бабушка не впускать незнакомцев до самого утра, но вместо этого она неосознанно помогла ему стянуть с себя брюки, когда они оба потянулись в разные стороны.       В комнате было тепло, но она всё равно почувствовала лихорадочный озноб на своей коже, вызванный чужими раскалёнными глазами, которые в темноте блестели как у кобры перед прыжком на свою потерявшую на время бдительность жертву. Джихён до сих пор не могла понять, кого он таким образом наказывает и кого он таким образом всё-таки испытывает. Её или всё-таки себя. А может ли быть, что сразу обоих? На миг стало страшно, что подобное никогда не закончится, и жить они теперь будут в жерле вулкана, глупо надеясь, что он их не сожрёт.       Через голову стянув майку, Кай хладнокровно откинул её в сторону. Разгорячённое дыхание слетало с губ. Подскочив, Джихён понадеялась, что он окажется не таким ловким как она, и ей всё-таки удастся переждать вспышку гнева у себя в квартире, но он ловко перехватил её у выхода, прижав щекой к стене. Девушка забрыкалась, начав царапать смуглую руку, с сожалением глядя на остриженные накануне под корень ногти.       – Пусти сейчас же, – зашипела она, чувствуя как рубашка скользит по спине и падает на его ноги. Мужская грудная клетка, сплетённая, видимо, из грубых прутьев, прижалась к женской спине. Две крепкие руки обхватили горло. Ягодицами Джихён почувствовала напряжение в районе хлопковых штанов. – Чонин! – выкрикнула девушка, когда зубы вонзились куда-то в плечо. Показалось, что он действительно собирается оторвать от неё кусок плоти.       – Разве ты не сама ко мне пришла? – прошипел он ей на ухо. – Кто пять минут назад решил подарить мне тело? – звучный шлепок лёг на ягодицу, после чего рука грубо её сжала.       – Почему ты сердишься? – прикусила Джихён губу, силясь не расплакаться от болезненных ощущений и чужой агрессии.       – Сержусь? – ещё один шлепок лёг на ягодицу. Рука, зажав шею в согнутом локте, выгнула девушку на себя, приоткрывая кожу и вздувшиеся на ней от напряжения голубые нервно пульсирующие вены.       – Сердишься, – выпалила девушка, болезненно морщась от того, что на груди как клешня сомкнулась грубая рука. – Как маленький капризный мальчик, который когда не получает желаемую машинку, устраивает родителям сцену в магазине.       – Вот ты и ответила на вопрос, – шепнул он ей на ухо, ощущая, что она как обычно пытается его оттолкнуть от себя, только в этот раз ещё и буквально, – маленький капризный мальчик не получил машинку, которую очень хотел.       Развернув Джихён к себе, Кай впился в девичьи губы жгучим пожирающим поцелуем. Язык защекотал нёбо. Обхватив девушку двумя руками, он слегка подбросил её в воздухе, почувствовав через слившиеся губы, что она испуганно ахнула, боясь что он её уронит. Ноги интуитивно обхватили мужской торс. В спину больно упёрлась ледяная бетонная стена, ей даже показалось, что вот-вот кожа с неё начнёт слазить толстыми шмотками, потому что он то и дело возил её по ней вверх и вниз. Грубые пальцы стянули чашки бюстгальтера. Рот вобрал в себя сосок.       – Мне больно, – выдавила из себя девушка, ошибочно надеясь, что он станет мягче – кажется, раньше подобное могло согнать с него слой злости.       – Мне тоже, – снова слегка подбросил он вверх, плотнее прижимая к своему паху и наконец-то отрывая от стены, направляясь обратно в комнату.       – Я сейчас о физической боли, а не о душевной, – сморщилась девушка, когда он откинул её на очень тонкий матрац, который был не в состоянии смягчить деревянную циновку.       – Хочешь поспорить какая всё-таки доставляет больший дискомфорт? – ухмыльнулся он, срывая с груди бюстгальтер.       – Почему ты не хочешь... – в рот неожиданно проскользнули два пальца, доходя до гортани. Джихён поперхнулась, от неприятных ощущений в глазах заблестели слёзы. Увлажнённые пальцы со слюной, вышли изо рта. Кай ухмыльнулся.       – Поиграем во что-нибудь?       – Нет, – испуганно вскрикнула девушка, замечая как глаза напротив вспыхнули красным пламенем. Чужие пальцы без подготовки, оттянув край трусиков, больно вошли внутрь.       – Слышала об африканском сексе? – приподнял он бровь, облизнув пухлые губы. С каждой минутой злоба его перерастала в исступление.       – Даже слышать не хочу, – заёрзала Джихён на белой простыне, пытаясь приподняться, когда преступник пригвоздил её к полу, надавив на плечи.       – Есть в Африке регионы, где мужчины практикуют «сухой секс». Для этого они специально высушивают вагинальную смазку своих женщин с помощью экзотических трав или каких-то химических средств. Среди них бытует мнение, что увеличение трения при отсутствии смазки делает процесс куда более приятнее, а некоторые даже уверены, что в таком состоянии женщины сравнимы с девственницами.       – И? – жалобно простонала девушка, когда он кончиками пальцев свободной руки погладил её ключицы.       – Ты делаешь всё, чтобы я начал драть тебя на сухую, – приблизившись к чужим потрескавшимся губам, Кай накрыл их своими, в этот раз отчего-то не углубляя поцелуй, а мимолётно останавливаясь на сухой коже. Женские руки обхватили крепкую шею, прижимая мужчину к себе. Сердце неистово билось в груди. Отчаявшись, Джихён перестала сопротивляться, утыкаясь носом в чужую грудь.       – Делай как знаешь, если это способно сделать тебя счастливым, – слова пробежались по бронзовой коже тёплыми мурашками. Девичье тело слегка подрагивало.       – А что способно сделать счастливой тебя? – приподнял он чужой подбородок, ожидая увидеть слёзы, но лицо её было ясным, круглым и бледным, как луна, чей свет падал на циновку пола через незанавешенные окна.       – Не знаю, думаю, я пока ещё в поисках. Возможно, когда-нибудь твоё истинное счастье... Слышишь? Истинное, а не мнимое, смогло бы осчастливить и меня.       – Почему ты не плачешь как обычно?       – Я плачу, – обхватила она его спину ногами, притягивая к себе и целуя в краешек губ. – Просто не всегда то, что мы видим — это истина. Истина всегда только в сердце.       – Значит можно плакать всем кроме слёз? – пальцы заправили за ухо длинную прядь волос, прилипшую к розовым устам.       – Можно, – мелодично и трепетно произнесла она, – но когда-нибудь и эти слёзы растают.       – А потом?       – А потом мы обретём покой и будем просто жить, – прошептала она в чужие губы, накрывая их своими.       – В горе и радости, в богатстве и бедности?       – Да, – произнесла она как страшное заклинание, не догадываясь ещё какое серьёзное с неё берут обещание.       – Чтобы ни произошло с нами?       – Чтобы ни произошло с нами, – подтвердила Джихён, прижимаясь своей щекой к щеке Кая и проходясь рукой по волосам, которые всегда пахли жарким тропическим солнцем.       – Поклянись чем-нибудь.       – Чем же мне поклясться? – удивилась она, наблюдая как преступник, дожидаясь ответа, заколдованно смотрит на её губы. На губы, что сейчас целовала луна украдкой, пробираясь сквозь окно — и он впервые почувствовал в душе своей ревность, что эти губы целовал не только он один.       – Жизнью.       – Но она и так теперь твоя, – застенчиво улыбнулась она кончиками губ. – Теперь ты имеешь на неё такие же права, как и я.       – Если когда-нибудь ты узнаешь обо мне что-нибудь скверное и если когда-нибудь появится в твоей жизни кто-то лучше меня, дай слово, что не уйдёшь.       – Даю слово, – напряжённо выдохнула она, после чего им двоим стало легче. – И ещё, будь любезен, вынь уже свои пальцы, хватит меня испытывать. Я никуда не денусь, чтобы ты не начал вытворять.       – С чего ты решила, что я тебя испытываю? – послушавшись, Кай отстранился от девушки, присев рядом.       – Похоже, не только ты умеешь видеть меня насквозь, – рука, приподнявшись, смахнула чёлку с мужского лица. – Я тоже пытаюсь овладеть этим замечательным навыком.       – Я — эгоист.       – Я вижу.       – Тебя это беспокоит?       – Однажды мне сказали, что не быть иногда эгоистом — это тоже в какой-то степени эгоизм. Поэтому всё в порядке, если это у тебя не на постоянной основе.       – Спасибо, что не сбежала далеко.       – Пожалуйста, и всё-таки порой ты ведешь себя не как взрослый и опасный дядька.       – А как кто?       – Как ребёнок.       Он знал, что когда-то по роковой случайности они пересеклись. Пересеклись в своей точке невозврата как две прямые, изначально не имеющие больше шанса на встречу. Им суждено было жить в разных плоскостях, имея схожие координаты. Впрочем, он не собирался следовать всем этим предрассудкам. Он хотел видеть её рядом с собой постоянно, поэтому был готов, переступив через себя, стать зигзагом, чтобы пересекаться с ней всю свою жизнь.       – Зато счастливый.