Молочная луна

В ладони несу твое «нет», которое ты дала мне, как восковой лимон с тяжестью камня. Ф. Г. Лорка, «Он умер на рассвете»

начало ноября 1975 г. Сириус: Дни тянутся один за одним. Только я унесся далеко назад. В другой раз обрадовался бы — кому охота взрослеть? Но не сейчас. Потому что мы познали все преимущества дружбы с вервольфами. И лишились ее. Джеймс хорохорится. Ходит как ни в чем не бывало. Пит умело скрывает разочарование. А я — тем более. Мы не говорим о Прим. Но всё помним. И молчание лишь сгущает краски. Я вижу девчонку издалека. И она не кажется опечаленной. Минуло два полнолуния. Навещает ли ее Лилс? Помогает ли? Наверно. Наверно, так куда лучше. Но я упрямо твержу: нет, это не конец. Черт подери, всё не могло закончиться так! Из-за урода Снегга! Сложно это принять. Спокойно рядом с Джимом. Он понимает с полуслова. И я знаю его как облупленного. Мы — гроза Школы. Именно! Потому что шалости и жестокие шутки вернулись. Первое время мы бодро смеемся: хорошо без Прим! Никто не капает на мозги. Не грозит пальцем. Не смотрит укоризненно. Но сейчас… О Мерлин! Что за издевательство?! Отлично, признаю: я жду, что она подойдет. Пусть скажет: фу, Блэк, ты — отвратителен! Черт возьми, завязывай, Блэк! Никаких выходок! А не то укушу… мамой клянусь, тебе не поздоровится. Так и знай. Но она не спешит отчитывать нас. Ей нет дела до приколов и отработок мародеров. И когда толпа пуффендуйцев запутывается в чарах помех… Прим глядит мельком. Равнодушно, точно на флоббер-червей. И отворачивается. Я хотел бы сказать: она разбила мне сердце. Но, конечно, это не так. * «День шел за днем. Минуло пять лет с тех пор, как Эльбрус стал править в королевстве отца. Хорошо всё было, да нет же — кое-что тревожило молодого короля. Глуп еще. И неопытен. Узнал однажды Эльбрус, что у супруги его есть сундук с приданым. Большой сундучище, вместительный. Навроде того, в котором Эльбрус когда-то прятался. София-Марианна-Примроуз-Эсфирь-Бенедикта-Лукреция не простушкой какой была. А дочерью могущественных чародеев. И приданое имела самое что ни на есть чародейское. Просит Эльбрус супругу: «Покажи, милая, что у тебя в том сундуке?» Но девушка только головой качает. «Нет, родной, нельзя. Быть беде, если сунешься в мой сундук. Это тебе не шуточки». Делать нечего. Пришлось охладить праздное любопытство. Год Эльбрус терпел да не выдержал. Дождался, пока жена отправится на прогулку — по рощам и полям плясать, травы собирать, лесных зверей угощать. И полез в запретный сундук. Чего ему не сиделось? Крышку откидывать не стал, а руку в щель сунул. И сцапал какую-то тряпицу. Вынул, повертел. Ну так и есть — старая вязаная шаль! Усмехнулся Эльбрус. «Страшно, ничего не скажешь. Права была милая София. Встреть я ее в таком наряде — точно бы в ящик сыграл». Накинул на плечи шаль — шутки ради! — и… перекинулся в кабана. Закричал Эльбрус. Разум-то при нем человечий остался. Поскакал прочь и столкнулся в дверях с женой. Королева София-то не дура была. Так что заплакала горючими слезами. Те катились по щекам, на мраморный пол падали и в бисеринки превращались. Красивые. Но Эльбрусу-кабану не до того было. - Бедный ты, бедный, что же с тобой делать! Не послушался меня, век теперь будешь кабаном ходить! - вскричала София. Но была она не только смекалиста. Но и хитра. Хотела мужа проучить… да простила. - Петух Фоукс, здесь ты? Прилетел Фоукс. Уронил три волшебные слезинки кабану на загривок. И стал тот человеком. - Прости меня, София-Марианна-Примроуз… - Ты, милый, зубы-то не заговаривай. Скажи, зачем в сундук полез? Видишь, что приключилось! Лежат там артефакты разные. Какие — опасные, какие — просто бесполезные. Не думай о том. - Впредь не буду. Ты ведь, дорогая, чародеева дочь, а не я. - То-то же! - опечалена была София. Но обратила всё в шутку. А сама стала размышлять — как сундук запрятать? Как уберечь любопытного мужа? Убрали слуги сундук в дальние комнаты. Прошел год. Но Эльбрус нет-нет, а возвращался мыслями к приданому супруги. Знал — любимая ворожить умеет. А сам он дара был лишен. Стыдился того Эльбрус. Думал — любимая, наверно, посмеивается над ним про себя… ну не глупец ли? Дождался, пока София отправится на прогулку — в полях танцевать, травы собирать, зверей угощать. И снова полез в запретный сундук. Чуял, что доверие любимой предает. Но любопытство сильнее совести оказалось. Крышку откидывать не стал, а руку внутрь наугад сунул. Тряпочки? Нет, больше не поведется Эльбрус на такое! Нашарил что-то маленькое. Вынул, а это — колечко. Крошечное и невзрачное. Усмехнулся Эльбрус. «Да разве может такая безделушка опасной быть?» Раз — и надел кольцо на палец. На мизинец. Два — и стал Эльбрус не Эльбрусом, а маленькой мышкой. Ой, что тут было! Мертвый Ворон на охоту собрался лететь. Но в покоях мышь увидал. Пропал бы король, если б не подоспела вовремя королева София. Заплакала она горючими слезами. Те катились по щекам, на мраморный пол падали и в жемчужинки превращались. Красивые. Но беленькому мышонку не до того было. - Бедный ты, бедный, что же с тобой делать! Не послушался меня, останешься мышью на веки вечные! И за что мне такое наказание… Знала София, как мужу помочь. Но сковала сердце черная тоска. Потому что пошатнулось доверие ее. Впервые она усомнилась — так ли мудр супруг? Отчего не прислушался к жениным советам? Петух Фоукс уронил на малыша-короля три слезинки. И расколдовал. Каялся Эльбрус, умолял любимую не гневаться. Сам приказал слугам унести приданое в высокую-превысокую башню. «Уж теперь-то меня не проведешь. Уж больше в чертов сундучище не сунусь. Чтоб мне камнем стать. Если лгу». Минул год. Ушла однажды София в сады королевские на прогулку. А король по покоям бродил. И уткнулся носом в лестницу винтовую. Эге-гей, так это ж та самая лестница, что на башню высокую ведет! «Раз в год, конечно, и палка стреляет. Да я уже ученый. Больше в неприятности не попаду. Отчего супруге моей можно ворожить, а мне — нельзя? Гляну в последний разок, что еще в сундуке том лежит». Поднялся по многим десяткам ступеней король Эльбрус. Дверку толкнул, в маленькую каморку вошел. Ничегошеньки там не было, только старый-престарый софиюшкин сундук. Приподнял король крышку, сунул внутрь руку. Что-то твердое и холодное нашарил. Вынул… зеркало. «О, да разве может стекляшка злой быть? Но покойный колдун говорил, в зеркалах — великая сила. Я в него глядеться не стану. Лучше на место положу». Но тихий голосок в голове пропел: - Отчего б не поглядеть? Отчего б не поглядеть? «Да оттого, что я жене обещание дал! Клялся и божился, именем Мерлина и по-всякому. Я — король мудрый. С огромной страной легко справляюсь. Но то — дело привычное. А вот колдовство… Тут уж Софии нет равных». - Отчего б не поглядеть? Король ты или не король? «Король, черт подери!» Темная гладь Эльбруса напугала: не увидел он своего отражения в зеркале. А почувствовал только странную усталость во всем теле. Вернулась во дворец София. И почуяла неладное. Прибежала в высокую башню. А там Эльбрус стоит… обратился он в камень. Потому что слово королевское нужно держать. И нет лжи худшей, чем ложь...» А какая ложь — худшая? Я повертел в пальцах перо и отложил в сторону. Простит ли София Эльбруса? «Не подарила София Эльбрусу свое прощение. Хотя долго горевала. И сердилась. И стенала, и плакала. Но даже слезки Фоукса не могли расколдовать короля. Не действовали на каменного истукана добрые чары солнечного петуха. Потому что так и не смогла простить мужа София». Я почувствовал злое удовлетворение. Жаль, Примроуз Люпин никогда не прочтет эту сказку. По правде говоря, так оно и лучше. Хоть в ноги ей падай — она свой выбор сделала. Я, черт подери, Блэк. Не стану за ней бегать! Потому что ничего не натворил. Не мальчик, чтоб так трястись из-за дружбы. С кем-то вроде Люпин. Она считает нас дураками — да на здоровье! Мы защищали ее! Джеймс же сказал: Нюниус ведет себя подозрительно. Какие оправдания еще нужны? Дверь отворилась без скрипа. Проклятые домовики! Слишком уж хорошо выполняют свою работу. Поливают петли, не жалея масла. - Эй, Сири! Кажется, я аж на месте подскочил. Быстро захлопнул синюю тетрадь. Вот Поттер, вот шпион… - Перестань, не гляжу я на твои вирши… - Джим сел на краешек стула. Локти упер в стол. Сжал руками голову. - Знаешь, ты не должен мучить себя. И терзать ее. Наверно, пора положить конец… Этой чертовщине. Сделай что-нибудь, ведь ты нравишься девчонкам! - О чем ты? - неприятный холодочек проник за шиворот. - Римма. Она простит нас. Но для этого потребуется всё твое обаяние. Ну же, Бродяга, попроси ее… Попробуй поговорить! Мы же не негодяи. Раньше ее не беспокоила судьба Нюниуса. Чего теперь взъелась? Из-за такой чепухи… - Слушай, мои фокусы на Люпин не подействуют, - устало махнул рукой. - Джим, почему я? Да, у Полосатых Щек завышенные требования. Вечно наседала на меня с претензиями. И замечаниями. Не шали, не забудь про домашку, не будь таким грубым… Дьявол, да эта девчонка — надсмотрщик! Скажи еще, что скучаешь. И зануда редкостная… Заучка… - Сири… - И эти бесконечные метания: то она с Лилс, то с нами. То они дружат, то нет. Порой приходилось выслушивать ее жалобы. Еще и советы давать. Как придет, как начнет плакаться… - Бродяга! - И она странная, тут не поспоришь. Слишком чокнутая даже для нашей веселой компании гриффиндорских шутов. Точно! Всё из-за оборотничества, не иначе, - я разошелся не на шутку. Лоб обожгло жаром. Я выведу Прим на чистую воду! В ней не было ничего, ровно ничего привлекательного. И насколько легче дружить втроем! Долой девчонок! - Бродяга, как давно? - Что, Джим? Я понял это сто лет назад. Не хотел разочаровать Пита. И сбить с толку тебя. Вам же она нравилась, - ком подступил к горлу. - Сириус, как давно ты любишь Римму? За окнами сгущается чернильная плотная тьма. Вокруг замка — тишина. Смолкли ночные птицы. Не горят огни. Качают макушками ели — кланяются ночи. Давно пора спать, но мы сидим у стола. Нет Хвоста, только я и Джеймс Флимонт Поттер. Провидец и предсказатель? Нет, нет, не может это быть правдой. - Ты рехнулся? Кто надоумил, Джим? Вроде я не отращивал второй подбородок и не похож на Питти. Это он без ума от девочки-вервольфа. - Сири, ты видишь хоть кого-то, кроме себя? Слышишь? Пит уже месяц как ухаживает за той когтевранкой. С длинной косицей. Не говори, что не в курсе. А что до тебя — признайся Римме! Признайся, иначе будешь, как я… таким же одиноким оленем-тупицей! Джеймс резко встал. Поспешно скрылся за пологом своей кровати. Я притих, улавливая только громкий стук собственного сердца. Я люблю Прим? Нет, Мерлин и Моргана, смешно. Джим решил поставить меня на место. Да, я слишком рьяно доказывал, будто она всех раздражает. Вот Сохатому и померещилось. А любовь… Можно дружить с кем-то. Обижаться на кого-то. Причинить кому-то боль. Всё это не имеет с любовью ничего общего. Любовь… ну, это когда ты встречаешь человека. И заинтересован в нем с первых мгновений. Когда тянешься к незнакомцу, чтоб спросить какой-нибудь пустяк. Потому что слушать этот голос — забавно. Но приятно. Иногда ты не находишь слов. А иногда раскрываешь своей любви все секреты. Даже самые темные. Тайные. Опасные. И любовь всегда прощает. Потому что рождается из Истинной Дружбы. Что не знает обиды и забвения. Кажется, я понял.