Молочная луна

…А может быть, созвездья, что ведут Меня вперед неведомой дорогой, Нежданный блеск и славу придадут Моей судьбе, безвестной и убогой. Тогда любовь я покажу свою, А до поры во тьме ее таю. У. Шекспир

12 ноября 1975 г. Сириус: Слова друга привели меня в смятение. Но, к счастью, ненадолго. Смутить Сириуса Блэка? Черта с два. Скорее гриндилоу устроят вечеринку и пустятся в пляс. Порой я украдкой наблюдал за ней. Сердце глухо заходилось в груди. И начинало казаться: я смешон, неловок. Что со мной не так? Это всем видно? Это всем слышно? Вот окончен урок. Эванс привычно стряхивает со стола остатки ингредиентов. Прим сдает работы. А теперь они спешат на заклинания. Вдвоем. Нюнчика не видно. Отчего гад затаился? Почему не торопится сбросить обидчиков с лестницы? Вон теплицы. Все погребены под ранним снегом. Крыш не разглядеть! Только блестят окна. Высокие, но вполовину занесены белой крошкой. Катятся по склону студенты. Лилс и Прим в числе первых. Опять вдвоем… и нет рядом нас. Я томился. Черт подери, я томился и скучал. Вспомнил все деньки, что мы были вместе. Ели в столовой, проказничали, шуршали учебниками, смеялись над слизеринцами. Пугались рассказов дядюшки Доу. Тихими голосами обсуждали последние новости. Перебирали черные гладкие пластинки в конвертах. На них — бороздки. Которые ужасно приятно гладить пальцами. Несколько месяцев не был я в магазинчике «Harold’s Place». И тосковал по шелесту прибора с огромной трубой. Этого маггловского граммофона. Хриплое пение давно умерших певцов. Запахи старой бумаги, книжной плесени, чая. Но я чертов трус! Как могу заявиться теперь к старику Доу?! Ни за что! И Прим может быть там… Мерлинова борода, какой трус! Из дома приходили письма. Разные. Иногда — восторженно-одобрительные. Но чаще — гневные. Со свирепыми угрозами. Слизнорт зверствовал: всё не мог забыть об испорченной вечеринке. Обо всех провинностях доносил родителям. Эх, предки… Знала бы мамаша, что за мысли роятся в моей голове. Я старался не вспоминать о доме. Но Регулус… Он в Хоге. И в то же время так далеко! Мы говорили редко. Сухо. Мало. Вот уже полгода я не видел, как дрожат его губы. Стало ли брату лучше? Или я теперь — чужой? Он не желает делиться со мной своими огорчениями? Обидами? Может, у него всё великолепно. И трястись нечего. А если нет? Кто утешает его теперь? Никогда прежде не чувствовал себя таким одиноким и никчемным. Выручало лишь присутствие Джеймса. Но тут уж как сказать… Сохатый был сам не свой из-за Эванс. Вздорная девчонка в очередной раз послала друга в гиппогрифов зад. Неудивительно, что мы опять взялись за проказы. Даже с удвоенным рвением… По-детски? Плевал я! Пит заунывно вздыхал и охал. Но раз Джеймс Поттер зовет… Хвост всюду ходил за нами. Как настоящий… Хвост. И влипал в неприятности так же, как и мы. МакГонагалл вновь вызвала на ковер. Потребовала показать синюю тетрадь. О Мерлин, она еще помнит?! Прошло четыре года! И я был вознагражден. Потому что прежде не видел на лице старушки такого удивления. Мятые желтые листы обтрепались. Обложка слегка засалилась. Одна скоба выпала. Вторая держалась на соплях и честном слове. Кое-где на страницах — пятна джема и цветных чернил. МакГи замерла. Только тонкие пальцы двигались: листали тетрадку. Она молча вернула ее. Я покинул кабинет в странном напряжении… Потому что спиной ощущал жалостливый взгляд. Прежде никто и никогда не смотрел на меня так. Никому не приходило в голову жалеть наследника древнего рода. Потому что… ни одна живая душа не знала. Сириус Блэк — одинок. Время шло. Я оплакивал себя. Дулся на Прим. Скрипел зубами и изобретал зелья-приколы. Шестнадцать лет? Ну и пусть. Мамаша написала: тебе не поздоровится, щенок. Только посмей выкинуть что-то еще! Только посмей, Сириус Орион… Ха! На следующий день в подземельях прогремел навозный взрыв. 13 ноября Северус: В последний раз мы столкнулись случайно. Неделю назад. К счастью, встречи редки. Тогда я чуть не опоздал… проник в гостиную — никого. Все разбрелись по кроватям? Правильно. До отбоя оставалось минуток десять. Повезло, что не наткнулся на ссаных львов. С них станется — вечно не дают проходу. Я уже готов был улыбнуться. Даже уголки губ дернулись. Но нет — и тут напоминание о проклятом факультете! Поначалу я все время вздрагивал. Когда видел его. Со спины особенно похож на братца… Но вот это недоразумение поднимает голову. И иллюзия рассеивается. Что там насчет «красивого брата»? Интересно, кто-то уже шутил над ними? Из двоих придурков красавчик явно старший Блэк. А вот умом великий Мерлин обделил обоих. Он оторвался от чтения. Обернулся. Точно. Совсем не похож на петуха Блэка-старшего. Губы не пухлые. И нос не такой крупный. Про себя я заметил: Регулус Блэк — весь какой-то дохленький и мелкий. Противно. Дохленьким и мелким часто звали меня. Недурно, когда есть кто-то такой же сирый и убогий. Был бы он еще и нищебродом… Но нет. Все же я ему проигрываю. С трудом оторвал взгляд от ненавистного лица. Блэк промолчал. Я быстро взбежал по ступеням. Скорей, скорей! Сейчас же история повторяется. Вот только я совсем не в духе. После вчерашнего мракобесия пришлось стирать одежду. И мыть волосы! Но я по-прежнему благоухаю. Не тухлые яйца, но приятного мало. Что ж. Бывало хуже. Вот только зря младший попался на глаза… Сопляк знал о готовящемся погроме? Может, участвовал? Рассовал ловушки в коридорах? Но он слизеринец… Не мог! Вывести бы на чистую воду! — Эй, чего смотришь?! Кроме нас в гостиной никого не было. И Блэк поднялся с кресла. Близко… И оказалось — он выше. Что за дерьмо? Он выше меня?! — Ничего, Северус. Ты хлопнул дверью и… запах ворвался в комнату, — он не смеялся. Но мерзкая улыбка точно в воздухе повисла. Мы не беседовали с весны. Я и забыл, каков наглец… Или нет? Когда он успел стать таким нахальным и самоуверенным? — Запах… а ты не больно-то и смердишь! Небось был заодно с братцем? Не припомню, чтоб видел тебя в подземельях тогда. А, бледный? — Бледный — мое прозвище? П… прости. Думаю, то был з… запах твоего отвращения ко мне, — он все-таки улыбнулся. Глуповато и совершенно по-детски. Вот дерьмоед! И чего он скалится?! — Отвращения… да у тебя отличный нюх! Прав в кои-то веки, — я завелся. Но пока держал себя в руках. Этот урод что-то замалчивает. Наверняка. — Странно, что я так не пахну, — пожал он острыми плечами. — А мог бы. Сириус поступил с тобой дурно. Очень. Но ты ранил Эдварда Гори. Я всё знаю, Северус. Не смей повторять эту ошибку. Я… — кажется, он хотел сказать что-то еще. Даже перестал заикаться. Угроза? Собрался припугнуть? — Ты не договариваешь, — я шагнул вперед. — Давай же. Что сделаешь, а, бледный маленький засранец? Пусть ты и на Слизерине — всё равно гриффовский подпевала. Или я не прав? — Мы с братом в ссоре. Если нравится — считай, из-за тебя. Серые глаза смотрели спокойно. Но я чувствовал: он напряжен. Блэк плотно сжал губы. Хотелось бы видеть, как он начнет трястись и хныкать. Ну же! Но нет. И… что значит — в ссоре? — Врешь, — я прищурился. Старался казаться беспечным. — Не мог же ты со сладким Блэкки разругаться. Вы ведь две половинки одного буше. А Люпин — масляная прослоечка. — С Примроуз мы тоже не разговариваем. Думаю, и она в обиде на Сири. Можешь позлорадствовать… Рад, что доставил тебе удовольствие. Такими новостями. Ох, и слепец же я был. Игра не стоила свеч, — он опустил голову. Расслабился, и бледно-розовые губы задрожали. — Спокойной ночи… Северус. Парнишка ушел. Какое-то время я думал над его словами. Но недолго. Блэк поцапался с другим Блэком? Отлично. Я причина их грызни? Великолепно. Новость и впрямь не могла оставить равнодушным. И запах дерьма уже не казался таким резким. Улыбаясь, я направился в душ. 14 ноября Римма: Здравствуй, дорогой Марко. Как печально. Я клялась — не буду плакать. Но ты — не черствый судья. Не бездушный палач. Я наделила тебя восприимчивой и чувствительной душой. Ты поймешь. Кажется, мародеры — чертовы упрямцы. Мы много раз могли заключить перемирие. Но я стою на своем. А они и подавно. Никто из троих негодяев не подошел. Не сказал: Римма, я был не прав. Римма, подвешивать людей вверх ногами нельзя. Признаю свою вину. Нет! Что ты! Провалиться мне на месте, если они раскаиваются. Марко, всё стало лишь хуже! Не так давно подземелья затопили реки… фекалий. Угадай, чья работа? Чего они добиваются, исключения?! Нет слов! Я чувствую себя какой-то старой занудой. По их вине! Отлично. Желают выделываться — удачи! Кривляйтесь на здоровье! Ползать под мантией-невидимкой, изобретать карту, устраивать невинные шалости… Всё это мне нравилось. Но должны быть границы! Точно, границы! Вдобавок с сентября я — староста! Ты представляешь, милый друг? Они хотят втянуть меня в бесчинства! Мерлин и Моргана, я меж двух огней. От этих противоречий голова раскалывается! Я мучаюсь. И точно на пороховой бочке сижу. Следи за порядком, помогай отстающим… Наблюдай за лунными циклами, круши мебель, вой, рычи… Выгляди прилежной, аккуратной, милой… Черт подери! Слишком много задач! Для такого крохотного существа, как я… Оставьте меня в покое! Дьявол! Говно говняцкое! Я захлопнула дневник. И устыдилась. Бедняга Марко. Вот на кого сыплются все шишки… Руки ходили ходуном. Шмыгнув носом, прерывисто вздохнула. Нет, так дело не пойдет… Вычеркнуть проклятых мародеров! Хорошо живется без меня? Скатертью дорожка! Госпожа Луноликая умывает руки! За спиной раздались шаги. Ох, кто?! Резко обернувшись, чуть не вскрикнула. Как же они похожи! — Прости, если напугал, — Регулус неловко улыбнулся. — Можно?.. Я кивнула. Боялась, что подведет голос. — Чем ты занята? Еще так рано… н… наверно, ты удивлена: почему этот парень здесь? — Действительно! Он до сих пор улыбался. Как же легко, без труда Регулус делал это! Его улыбка была мягкой и обнадеживающей. Стало легче. И спокойнее. — Прим, — я снова вздрогнула. Сириус произносил мое имя так же. — Слушай, вы были близки… до той ссоры. Скажи, мой брат ничего не говорил о Сев… Снегге? Ну там… пр… проучить его. Наказать. С… с… — Нет-нет, — поспешила я заверить паренька. — Они часто подшучивали над вашими ребятами. И я, честно говоря, тоже. Ну… в отместку. Но чтоб так, по-злому… Да хуже зелья запахов ничего и не было. Помнишь? Несколько лет назад. — Ага, было дело, — загрустил Регулус. — Я не стану ябедничать. Даже не думай. Просто опасаюсь. Как бы всё не зашло слишком… ну, далеко. Понимаешь? А еще Северус и Нотт, его сокурсник… как-то говорили. О тебе. Я решил предупредить. Если у тебя есть секреты — храни их тщательней. Вот так. Они о чем-то подозревают. Сами не знают… Может — глупость… Он бросил на меня быстрый взгляд светло-серых глаз. Черные ресницы дрожали. Черт подери… Неужели мальчишки это и имели в виду? Но как… откуда… Противный Снегг! Что Носатому не сидится в своих подземельях?! Видно, все размышления отразились на моем лице. Регулус встревожился. — Я сказал что-то не то? О, Примроуз, прости! Не хотел тебя рас… с… кхм! В общем, не огорчайся так! Не знаю, что за тайна у тебя такая. Просто будь осторожнее. Ну, я пошел. Скоро завтрак… — Спасибо! — ответила я машинально. Порви их салазаров василиск! Любопытные слизеринцы! Вот кого не помешало бы как следует припугнуть. Чтоб их Кровавый Барон в спальнях запер. Неужели следят? Но не могут ведь они гулять по ночам… Мантий-невидимок на всех не напасешься. Стать осторожнее… легко сказать. Одолжить бы у Поттера плащ! Но теперь всё иначе. Сначала мантия, потом предложение разнести в щепки слизеринские туалеты. Да-да, любая шалость начинается невинно. Я сердито сжала губы. Нет! Если потребуется — освою новые чары. К примеру, дезиллюминационные. Великолепная идея. Примроуз Люпин неуловима! Снегг, умерь пыл! Тебе меня не одурачить! 17 ноября Сириус: Стемнело. Джеймс задремал — я слышал посапывание. Пит задвинул тяжелые занавески. Но свет тускло сочился сквозь щель. Читает? Я ворочался без сна. Какое-то странное беспокойство мешало… но почему? С неба не сыпал снег. Облака разошлись. Луна сияла, точно люмос на конце волшебной палочки. Прим… Прим сейчас одна. В той обшарпанной халупе. На холме за Хогсмидом. И тут что-то резко стукнуло в окно. Ойкнул в постели Хвост. Я вздрогнул, скатился с кровати. Эдвард?! Вальравн завис снаружи. Когтями скреб каменный карниз. Мощные крылья рассекали воздух. Я распахнул ставни. Холодный ветер ворвался в комнату, и Мертвый Ворон — с ним вместе. — Эд, что не так? Малыш? Проснулся Сохатый. Скуля вылез из теплой постельки Пит. «Что там?» — сдавленно шепнул Джим. Мы столпились у окна. Щурясь, втягивали головы в плечи. Она. Я приметил ее сразу. Сердце ухнуло вниз. Глаза заволокли слезы — сильны порывы ветра… ведь мы в башне!.. Гибкий силуэт двигался по холмам, серебристый на белом. Черная тень плясала, вырастая из лап. Далеко-далеко внизу… Но я словно был рядом. Чувствовал себя так, будто становлюсь соучастником. И не мог стоять на месте. Я хотел сорваться и бежать. Но Джеймс испуганно крикнул: — Сири, ты чего?! Твою мать, стой сейчас же! — Она там одна! Вдруг… — Ты спятил?! На куски же разорвет! Дружище, да Люпин тебя не вспомнит! — Почему она не в доме? — пискнул Пит. — Как… как сбежала? Это же опасно! А если кто-то столкнется с ней? Мерлиновы кальсоны! — Да ты догадлив! — с горечью воскликнул я. — А о ней не подумал?! Прим очнется утром в снегу… и не поймет, куда попала! Она может замерзнуть насмерть! — Сириус… Римма знает, что делает! Успокойся! — Я иду к МакГонагалл! Сейчас, — горячие слезы жгли глаза и щеки. Джеймс сжал мои плечи, несколько раз встряхнул. «Дурак, опомнись! Хэй, Бродяга! Мы не можем, они не знают, что мы… Ее отчислят!» — Эдвард… — умный вальравн все еще терпеливо ждал рядом. Соберись, Сириус, ведь друг прав. Чем ты поможешь? Только навредишь! — Эдвард Гори! Следи за Прим-оборотнем. Понял? Что бы ни случилось! Если кому-то будет угрожать опасность — лети за директором! Только не попади в беду. И… если Прим отключится на снегу… Или заблудится… Доставь ее в лазарет. Либо приведи Помфри. Ты справишься? Ворон не ответил. Коснулся клювом мокрого лица — бережно. Как поцеловал. И исчез в проеме окна. Дразняще сверкала луна. Играли на поляне волк и ворон. Два оборотня. Два бессловесных существа. Я захлопнул ставни, но долго смотрел… Они плясали и резвились. Скрывались и вновь возникали в лунных лучах. Чернильное пятнышко и серебристо-серый комок. Я глядел, пока не уснул. Сидя на подоконнике в гриффиндорской спальне. Наверно, так засыпают малыши в рождественскую ночь: хотят подкараулить чудо. Но после спохватываются в мягких и уютных постелях. Деток поднимают на руки отцы. Матери. Несут, прижимая к груди. Не домовые эльфы. Не чары левитации. Родные теплые люди. Мне снился танец среди седых заснеженных полей. Серебристая кожа Прим и ее шрамы. Светящиеся, бугристые и тонкие. Как цепочки. Снились сотни колючих снежинок. И ее гладкие руки. И изгибы тела. И черт знает что еще. * Я проснулся горящий и возбужденный. «Ты заболел, ох, Сири… не стоило раскрывать окно! Вот жопа!» — принялся отчитывать Джеймс. Да, заболел… Обречен видеть Прим каждую ночь. Обречен танцевать с волками. Петь и хрипло смеяться, бросая в воздух пригоршни снега. Сходить с ума… думая о неизбежном отказе. — Что делать, Сириус? — тихо спросил Джим. Теперь я лежал в лазарете. Люпин совсем близко. Может, нас разделяет лишь стена? Стена непонимания. — Ничего. Эдвард о ней позаботился. Дом наверняка укрепят. И завтра я поправлюсь… настойка Поппи-сироппи работает, не дрейфь, — я громко чихнул. — Поттер, а, Поттер? — Ну? — Мы станем анимагами. Я готов пить зелье, Джим. А ты? — сердце радостно подпрыгивало в груди. Друг расцвел. Отлично! Он уже давно подумывал об этом. — Ну, Сохатый, переходим ко второй фазе? — Так точно, Бродяга! Ко второй! Ох… побегу скажу мсье Хвосту! Он умчался, чем вызвал у мадам Помфри бурю негодования. А я остался в палате… мечтать, прислушиваться к тишине и лечить насморк. Ломало. Слабость сковала руки и ноги. Сознание дурманило зелье от гриппа. Глаза болели. Но я улыбался. Глупый, глупый… чему радовался? Разве же она простит? Почему мое признание должно ее осчастливить? Прежде я никогда и никого не любил. Не знал, каково это. Может, ошибка? Прим откажет, как отказала Питеру. Я уверен. Разговор по душам… И что влюбленные делают после? Откуда только чертово ликование! Ох, дурак… Мерлин, какой глупец… Я засмеялся, но заболела голова. Аж с удвоенной силой! Заныли ребра. Я закашлялся и притих. Нет, нужно поспать. Спать — значит, танцевать с волками. Пускай. Я не против. Хороши неизменные мечты. Вот поправлюсь. Займемся зельем. И тогда… тогда я порадую ее. И буду прощен. 16 декабря — Оторвались?! — Да… вроде, — я привалился к стене, тяжело дыша. Джеймс стянул мантию с наших голов. Карту он держал в другой руке — пот пропитал пергамент. Мы неслись так, что пятки сверкали. Чертова книжонка! Но оно того стоило. Филч и миссис Норрис чуть было не застукали на выходе из библиотеки… После отбоя-то. Попадись им — и неприятностей не оберешься. Сохатый едва успел выписать нужные сведения — всё для зелья анимагии. А позже мы едва не налетели на слизеринцев. Нотт и Эйвери? Какого дьявола они делают на верхних этажах? Да еще в такое время? Пропади всё пропадом… Но отступать поздно. — Слушай, Бродяга, давай разделимся. Наши ботинки торчат. Это может кончиться провалом… Ты бери мантию, я — карту. — Нет, дружище, не годится! — заартачился я. — Ну-ка, выключи Люпин. Никто нас не обнаружит. Идем… — У меня плохое предчувствие, — Джеймс переминался с ноги на ногу. Непривычно бледный. — Всегда выкручивались, но сегодня… Эти гады были так близко! Из-за угла… я одного плечом почти задел! — Точно, звучишь, как она! Довольно, Джим, я не хочу бороться с тобой-вервольфом. Это не смешно… — Сам ты!.. — вспылил друг. — Был парень как парень, а теперь что ни полнолуние — с ума сходишь. Кто из нас еще оборотень. Кончай трястись, с Риммой всё будет в порядке. — А ты кончай тушеваться перед придурками-слизеринцами! Да они чуть в штаны не наложили, как почуяли сквозняк. А вот Прим действительно в беде… Кажется, Снегг что-то подозревает. Ходит кругами, вынюхивает… А всего-то надо к дереву подойти и сучок ткнуть! А ну как он допетрит? И что тогда?! — Тише! — Джеймс ударил меня в плечо. Я замер, прислушиваясь. Какое-то время мы молчали. Но и коридоры отвечали лишь гулкой тишиной. Да, я слишком громок. Тупица! Хорошо хоть, тут ни души. — Бродяга, ты остолоп. Я люблю тебя, но не будь таким крикуном. Давай, исчезай… Делай ноги… А я карту возьму. Люм… Нет! — он одернул сам себя, пряча палочку. — Тут опасно, никакого света. Иди. Я тяжело вздохнул, накинул полупрозрачную прохладную ткань. «Увидимся в башне, будь осторожен», — шепнул другу. Мародеры мы или нет? Так вперед! * Добраться до спален удалось не скоро. Пусть меня и укрывал чудо-артефакт. Вначале путь преградил Пивз. Чокнутый полтергейст ковырялся в рыцарских доспехах, ругаясь сквозь зубы. Я с радостью заметил про себя: заначка! Кажется, гадкий уродец не брезговал выпивкой. И прятал бутылки в полых металлических руках и ногах. Что ж, будет чем заняться на выходных… Обойдя Пивза на цыпочках, я свернул за угол. И остолбенел. Навстречу двигались старик директор и МакГи! Возвращаться к Пивзу не хотелось. А они, как нарочно, встали посреди каридора и принялись обсуждать охранные чары замка. Чем не свидание? Я полчаса потел в арке. Пока они наконец-то не разошлись в разные стороны… Одним словом, дорога моя заняла больше часа. Ближе к полуночи беспокойство о Люпин лишь усилилось. Как она? Опять одна в своем убежище… Точнее, тюрьме… Назвав Даме пароль, пролез в гостиную. И тут меня ждал сюрприз. — Сириус! Пит был белее мела. В пижаме. Но он явно не ложился. Внутри всё похолодело. «Что такое, где Джим? Его поймали?!» «Хуже, намного хуже! Мерлиновы яйца, что делать?!» Затошнило. Страх тяжелой лапой придавил сердце. Если уж Хвост ругнулся, пиши пропало… — Джим прибежал с картой, — сбивчиво заговорил он, — но не к тебе. До гостиной ближе было. Меня предупредил и… И… Римма! Сохатый видел Снегга, тот шел к Иве! Или куда… Он… Короче, кажется, Снегг преследовал Римму! Джеймс света не жег, чтоб не спалиться… Так бы раньше увидал! Боже, боже, он не успеет! Джеймс не успеет его перехватить, Сириус, что делать?! От сбивчивой болтовни Петтигрю звенело в ушах. Нюниус пустился в погоню… но почему? Не мог же он слышать нас тогда? А если мог? Но как ухитрился подкрасться? Мерзкий подонок! Лицо обдало жаром. Снегг предсказуем, он добивался этого. Рано или поздно… Но я! Трепло! Зачем заговорил о ней в коридоре?! Бестолочь, бестолочь… — Я догоню их! — Сириус, тебе не успеть! — Пит дрожал от страха. Никогда не был смельчаком. — Ты попадешься с ними, и тогда… Вас могут исключить! Всех! — Плевать! Если в том моя вина, значит, поделом! Прим может убить их обоих! Из-за моего языка без костей! Карта у него? — парень дернул головой, что означало кивок. — Тогда… тогда попытайся нас прикрыть. Либо… предупредишь Дамблдора? — Да ты чего?! Тогда всем несладко придется! — он впился зубами в ноготь на большом пальце. — Сириус, нельзя Дамблдора! Никак нельзя! — Преподы знают о Люпин. Я возьму вину на себя. Беги к директору… Скорее, Питти! * Рассыпалась белая пыль — я стремглав скатился с холма. Снятая мантия-невидимка трепыхалась на ветру. «Эдвард! Эдвард Гори!» Вальравн унесся далеко вперед. Было холодно. Но дело не в декабрьском воздухе. Разве может чувство вины стать еще осязаемее? Когда передо мной наконец замаячила Ива… Они уже встретились. Собрались вместе. Вальравн, Снегг, Поттер… Визгливые крики разносились над заснеженным полем. Я думал, это Джим поносит слизеринца на чем свет стоит… Но нет. — Какого хера?! Какого хера, Поттер? Вы сдурели? Шутка… Я решил, вы, ублюдки, шутите! Я что, хотел стать кормом для этой твари?! Ты вообще видел… это… оно… Я подлетел к парням. Со всего маху двинул гаденыша в скулу. Он упал… Но не казался удивленным, разъяренным, до смерти обиженным. Он был… до смерти напуган. Белизна лица могла бы соперничать с простынями в лазарете. Капля крови блеснула в уголке разбитой губы. «Вы ведь всё знали… Директор тоже, да? Все учителя? Но как они допустили! Она не человек, а монстр! Так нельзя, вашу мать!» Черные глаза горели. Но не от ненависти. Страх и отвращение. Он был слишком ошарашен, чтоб ненавидеть. И оскорблениями в адрес Прим сыпал по привычке… Привычка всех волшебников! Что мнят себя лучше оборотней, магглорожденных, эльфов, гоблинов… — Мне жаль, — проронил Джеймс. — Ты сука, Снегг, но мне очень жаль, что так вышло. Теперь путь лишь один. К директору. — Да! Да, я пойду, с радостью пойду! Прямо сейчас! — он вскочил, отряхивая одежду. Истерически рассмеялся. Сжал руками голову, склоняясь. Потом снова выпрямился, механическим движением оправил мантию. — Да, вперед! И только попробуйте завалить меня в кусты… Стереть память… Хотя вы едва ли умеете, эти чары — не для таких бестолочей. Он развернулся и на негнущихся ногах устремился к школе. Вальравн протяжно вздохнул. «Эд поймал его за куртку в последний момент, — вяло объяснил Джеймс. — А я дверь запер… Ту, что в подвале. Люпин ее чуть не выломала. Ню… Снегг видел метаморфозу. Я бежал, как ошпаренный, но… Бродяга, всё нормально? Посмотри на меня!» «Она возненавидит нас… Теперь всё пропало. Я хуже предателя. Безмозглый идиот, да?» «Есть такое, — Джеймс зябко поежился. — Давай, поднажми. Снегг не должен встретиться со слизеринцами. Прямиком к старику! Иначе…» «Думаешь, Дамблдор накажет ее? Она не виновата! Знаешь, тебе вообще не стоит рта открывать. Я скажу, что сам проболтался. А узнал об оборотничестве случайно. Ты ни при чем». «Заткнись, — огрызнулся он, — не будь дураком. Директор тоже не лыком шит. Может, он давно за нами наблюдает, а? Лучше подумай, как заставить Снегга держать язык за зубами». * Я ненавидел Нюнчика. Но не догадывался, каким молчаливым тот может быть. И пусть произошедшее бросило тень на нашу дружбу с Прим… Но разве та не стала одной сплошной темной тенью?! Чернота обид и непонимания скрыла всё хорошее. Не верилось, что солнце снова озарит ее волосы. Что я опять услышу ее смех. И улыбку, обращенную к нам. Ошибки сбились в кучу. Слиплись в огромный снежным ком. Но анимагия… оставалась нашей последней надеждой. Она — всё, о чем я думал. Разделить участь Прим. Выручить. Исправить содеянное. Нужно было спешить. МакГонагалл, Дамблдор, Снегг… Мы стали вдвое, втрое осторожней. Приближалось Рождество. 23 декабря Грандиозные планы вот-вот потерпят фиаско. На расшифровку рецепта была потрачена не одна неделя. Старое-престарое зелье казалось зловещим… Но нет. Всё куда проще. Таинственные ингредиенты — наши добрые знакомые. Которые маскировались. Не желали выдавать свои секреты. Мы долго думали: что такое «конский дух»? Джеймс почти сдался. А выяснилось, это — болиголов. Да, пришлось поломать головы. Мелочи! Зато вчера разгадывание ребуса завершилось. Рассекречен последний ингредиент. Мы призадумались. Зелье нужно варить три месяца! А на носу — зимние каникулы. Вариант с «домашним заданием» не годился. Искать укромное местечко в Хогвартсе? И тут Джим вспомнил. Однажды ему приходилось слышать о некой комнате. Таинственное место! Загадочная аудитория! Какие-то старшеклассники шушукались. Ну, а наше дело — маленькое. Греть уши. Мотать на ус. Если верить слухам, странная комнатушка находилась на седьмом этаже. И становилась чем угодно. Как вам такое?! О чем бы ни помыслил — и оно перед тобой! Джеймс предположил: если так, пусть комната станет лабораторией! Сварим зелье в ней. Дело за малым — оставалось найти ее. И вот тут-то мы попали впросак. Инструкций же никто не оставил! Я не сомневался: старожилы Школы знают о Выручай-комнате. Но попробуй разговори их! Что Пивз, что Дамблдор… один леший. Джеймс и Питер донимали портреты. Но и те не желали сотрудничать. Я злился. Ах, вот как, значит! Зелье — проще пареной репы. Ингредиенты известны. Их не сложно умыкнуть у Слиззи. Но всё упиралось во время. Нужно было торопиться. Оставался всего один день! 24 декабря Сириус: — Уверен, Бродяга? — голос Джима чуть подрагивал, как и очки на носу. — Поехали? Мы стройной шеренгой прошлись вдоль стены. «Точно не обманул?» «Джим, я отвалил Пивзу десять галлеонов! Лучше спроси, на кой черт полтергейсту деньги. Не иначе как в бар намылился». Питер шикнул на нас. — Стань секретной лабораторией для варки зелий… стань секретной лабораторией… Я не удержался и гикнул от восторга. Дверь! Низкая, из темного дерева. Она появилась на поверхности каменной стены. Проступила в кладке, как по волшебству. Что за нелепица? Мы переглянулись. И устремились вперед. Прим: Предпоследнее полнолуние… Аж мурашки по спине, Марко. Ох, это лучше не вспоминать. Чем я была занята? Вырвалась, сбежала! Выломала хлипкую дверь Визжащей хижины! Тогда лазарет посетил профессор Дамблдор. Смешно, но он извинялся… Нашел, перед кем. Добрый старик! Нужно больше охранных чар. И крепкие засовы. Но почему я очнулась в лазарете? А не среди заснеженных полей? Кто позаботился обо мне, кто принес в больничное крыло? Догадка не давала покоя. Неужто Эдвард Гори? Ласковый вальравн не ответил на вопрос. Само собой… Но чутье подсказывало: не обошлось без Бродяги. Он был замешан в этом, наверняка! И последнее… Сириус. Сириус Блэк. Дурное ли, хорошее — всюду он. Куда ни пойдешь, где ни спрячешься. Глупый, болтливый, бестолковый… Я должна разозлиться, но не выходит. Честно? Я рада, что Снегг узнал обо всем так. Приди он в другое время… Тайком… Что, если бы я убила его?! Мерлин, ведь Эдварда и Джеймса могло не быть рядом! Великий Годрик, выходит, стоило рассказать ему всё на первом курсе? Чертов носатый проныра. И предупреждал ли Регулус брата? Едва ли. Только меня. Так что, милый Марко, я подавлена. Встревожена. Томлюсь от невысказанных чувств. Хочется обо всем поговорить с мародерами. Пожаловаться Блэку. Поискать утешения у Лисички… Но я в очередной раз одна. Вижу, как они смущены и огорчены. Рада бы распахнуть объятия. Но не могу. Пока не могу. Ужасное воспоминание о Снегге вверх тормашками размылось, забывается. Но чудовищное воспоминание о Снегге в Хижине еще свежо. Отец разволновался. Прислал письмо… Даже хотел забрать на неделю раньше. Ничего, папочка. Ничего, Марко. Я справлюсь. Точно справлюсь.