Душевный архитектор

Вару засыпала лишь в моменты, когда теряла сознание от невыносимой боли в ногах. Ее раздробленные кости заживали медленно и мучительно, неустанно напоминая о всех разрушенных мечтах, о всех целях, которых она больше никогда не сможет достичь. Просыпаясь, шиноби стискивала зубы и сжимала кулаки, пока вновь не теряла связь с реальностью от бессилия, существуя в крошечном мире размером с больничную палату целых два месяца. Шестьдесят дней непрекращающейся боли, настойчиво пытающейся свести ее с ума. Поэтому, проснувшись под тихое шуршание песка, Вару решила, что ей снова снится кошмар. Гаара сидел на подоконнике в терпеливом ожидании, глядя в открытое окно. Для кошмара он был слишком спокоен и задумчив, и стоило ему посмотреть на Вару Кейджи, как она нахмурилась, понимая, что не спит. — Что тебе сказали насчет травмы? — спросил он без каких-либо эмоций, но услышать подобный вопрос от него Вару не ожидала. Она даже не думала, что Гаара может прийти к ней в палату без желания убить. Если бы хотел, то не скрывал бы. Да и не смог бы. — Благодаря связям меня еще поставят на ноги, но мой путь шиноби на этом окончен, — совладав с непониманием, выудила из себя ответ Вару, замечая перемены во взгляде старого знакомого и пытаясь предположить причины. — Как прошел экзамен? Гаара на мгновение отвёл взгляд на стоящий на полу сосуд, прежде чем дать равнодушный, но крайне ценный для него же ответ. — Я проиграл. Вару улыбнулась настолько широко, насколько позволяла ей боль. Странное чувство злорадства овладело ею, но в то же время она была раздосадована тем, что проиграла ему, имея крайне большие планы на победу. — Теперь понятно. Твоя теория об источниках силы оказалась в корне неверной. Любопытно, кем был твой противник. Гаара скрестил руки на груди, смотря на Вару выжидающе. Без дикого гнева, который был бы тут уместен. И незнание причин этой странной перемены Кейджи сильно раздражало. — Зачем ты пришел? — Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо другой, и даже лучше, чем я сам. Его ответ вновь вынудил ее улыбнуться. Теперь с иронией. Ей было приятно, что он оценил ее многолетний труд, но она не могла не чувствовать последствий своей неудачи. — Нет, если бы знала, не осталась бы без ног. Я совершила ошибку, полагая, что моих знаний будет достаточно, чтобы управлять тобой. Гаара не менял выражения лица, однако смена эмоций легко улавливалась в его голосе. И снова никакого гнева. Он был согласен с ней и ничего не собирался доказывать: ни словами, ни силой. — Ты можешь попробовать снова. — Это вызов? — чуть посмеявшись, спросила Вару и замолчала, вспоминая, что Гаара не умеет шутить. — Нет. Это просьба. Он не умел притворяться и скрывать свои эмоции, а ещё не знал, как правильно общаться с людьми, и не понимал их чувств. Он с трудом осознавал, что, лёжа на больничной койке и потеряв свое будущее, Вару не желала видеть его и вела диалог лишь из-за своей натренированной сдержанности. Она инстинктивно боялась боли, которую он уже причинил ей, но если Гаара и пытался представить ее мучения, выходило у него туго. — У тебя действительно все запущено, раз ты смеешь просить меня о таком, — тихо сказала Кейджи, обращая взор к потолку и привычно погружаясь в раздумья. Она знала, чего он всегда хотел и что мешает ему обрести это сейчас. Что бы там ни произошло с ним на экзамене, в его положении измениться будет крайне трудно. — Какие перемены ты хочешь в себе увидеть? Этот вопрос немного изменил его взгляд, зацепился за узелок раздумий и развязал его, разглаживая черты лица в едва заметном облегчении. Он ещё ни с кем не говорил об этом. — Я хочу понять, каково это — защищать близких тебе людей. Вару повернула к нему голову, чтобы окинуть его недоуменным взглядом. Она удивлялась тому, что Гаара нашел нечто, способное так радикально поменять его мнение о жизни. Два месяца назад он яростно доказывал ей смысл своего существования, и теперь говорит совершенно противоположное. Неужели после всего, что натворил, он и правда пришел к чему-то подобному? А впрочем, теперь ясна причина его появления в этой палате. Даже не зная того, что все-таки произошло с ним, Вару могла вычислить его проблему. — Убийства в твоем представлении расходятся по смыслу с защитой? Ты никогда не избавишься от любви к виду крови. Как бы сильно ни старался, чужая смерть всегда будет приносить тебе удовольствие. Это неотрывная часть тебя, лишение которой не приведет ни к чему, кроме саморазрушения. Поэтому ты, не обладая никакими знаниями о человеческих чувствах, пришел ко мне. Гаара, ты ведь знаешь, что не вправе просто просить меня, — сказала Кейджи с нескрываемым раздражением, снова ловя перемены во взгляде бывшего заклятого врага. — Я готов искупить свою вину перед тобой. Он сказал это с неуверенностью и неискренне, понимая, что уже ничего не может исправить. — У тебя нет такой возможности, — бросила Вару с неприязнью, и Гаара отвёл взгляд к окну, к виду поддетой ночной мглой Сунагакурэ. — Я хочу защищать эту деревню, — сказал он на этот раз уверенно, и Кейджи перестала хмуриться, наконец понимая, к чему он ведёт. — Но для этого мне нужно совладать с самим собой, чтобы больше не быть угрозой. Ему нужно было справиться со зверем, вскормленным ненавистью и болью, чтобы перестать тратить силы на разрушение. Вару подозревала, что ребенок внутри него уже давным-давно мертв, а, пострадав, стала думать, что убедилась в этом окончательно, поэтому удивлялась человеку, стоявшему рядом с ее кроватью и прекрасно осознававшему изначальные цели Кейджи. Человеку, способному здраво мыслить и оценивать ситуацию, что пару месяцев назад было ему совершенно несвойственно. — Надо же, а просить ты умеешь, — наигранно усмехнулась Вару, понимая, что ее отказ будет означать лишь поражение.