Я прощаю тебя

Пеннивайз приходит каждый день. Незаметной тенью провожает Элли в школу, протягивает ей шарики по пути домой, сидит на подоконнике когда она делает уроки. Каждый раз, когда она открывает глаза, он рядом. И это почему-то только радует. Они не говорят. Ни она, ни он не произнесли ни слова после той истерики клоуна. Им слова будто бы и не нужны, как будто они кожей друг друга чувствуют. Пеннивайз, возвращаясь иногда в канализацию - домой - хохочет (и смех его отражается от стен, теряется в высоких сводах) о том, что это все связь убийцы и жертвы. На этот раз жертва - он. Это длится целый месяц. И целый месяц они молчат. Молчат о том, что Элли плачет во сне, каждую ночь переживая один и тот же кошмар - его смерть, и каждый новый раз страшней предыдущего. Молчат о том, что когда он чувствует запах ее страха, его мучительно рвет, и Элли с утра быстро вытирает пахнущую разложением жидкость с пола. Молчат о том, что он гладит ее по волосам, когда она засыпает. Молчат о куче воздушных шариков - их уже больше тридцати, их совсем некуда девать, они мешают, но ни у кого не поднялась рука их убрать. Молчат, потому что говорить - больно. Молчание лопается внезапно. Элли только перешагивает порог своей комнаты, быстро закрывает ее на ключ, радуясь безразличию отца, смотрит на привычно устроившегося на подоконнике Пеннивайза - а обнаруживает его прямо за своей спиной. Он смотрит на нее, и глаза настолько прозрачно-голубые, что хочется выть. о таких глазах могли бы мечтать ангелы - Кажется, я умираю, - спокойно произносит он. И уточняет на всякий случай: - Прямо сейчас. Элли чувствует, как у нее отнимаются ноги, но почему-то просто спокойно кивает. Клоун улыбается в ответ на кивок - улыбка на отощавшем лице выглядит еще более безумной. Элли молча садится на пол и тянет Пеннивайза к себе, обнимает, прижимает, зарывается пальцами в рыжие волосы. Он, подумав, кладет голову ей на колени, сворачивается в комок. Элли чувствует, что он мелко дрожит. Элли не боится - она знает, что нельзя бояться. - Знаешь, - тихо шепчет Оно, прирученное и покоренное, пришедшее, как кошка, умирать на колени к хозяину: - После смерти я хотел бы стать человеком. Элли не спрашивает, почему. Элли вообще не задает вопросов и не боится изо всех сил. - Значит, станешь, - говорит она как может уверенно, только дрожащий голос ее выдает. И она не выдерживает - почти беззвучно плачет, содрогаясь всем телом и не вытирая слезы. - Я теперь понимаю, почему это важно. Чтобы тебя оплакивали. Элли почти воет, прижимая его к себе, слышит судорожный стон, видит требовательный взгляд голубых глаз - как будто он отчаянно хочет что-то понять - а потом глаза стекленеют, и девушка не выдерживает и кричит. Она пытается обнять его, но руки проходят сквозь, он истончается и тает, превращается в дым. С оглушительным грохотом лопаются шарики. Один за одним. Элли посчитала - их было тридцать пять. *** Где-то глубоко под Дерри в канализации есть одна комната, дверь в которую никогда не бывает закрыта. Там, обмотанные паутиной, съеденные полностью или частично, висят тела. Сейчас, когда паутина исчезает, они падают вниз, на кучи мусора. Среди них есть одно тело. Одно, не тронутое временем и клыками Пеннивайза. Тело мужчины, облик которого клоун когда-то захотел себе. Тело, которое он сохранил, чтобы не забыть - и иногда превращаться в человека. Мужчину звали Роберт Грей, и он умер быстро, быстро и без мучений, в отличие от всех прочих "обитателей" этого места. Когда падают все, наступает тишина, не нарушаемая ничем. Вечная тишина склепа, братской могилы для жертв межзвездного беглеца. Ее прерывает судорожный вдох. Роберт Грей открывает глаза, ошеломленно оглядывается, пытается встать, но тут же падает. Взгляд его утыкается в осколок зеркала, и он с любопытством заглядывает в него. Отражение смотрит в упор прозрачно-голубыми глазами с янтарными искорками в них. - Она узнает меня, - улыбается Пеннивайз.