Добрым словом и пистолетом

В приоткрытую дверь из сада врывался озорной, легкий ветерок, невесомым шариком прокатывался по углам, заглядывал в каждую щелочку, трогал краешек бумажной ленты с написанным на ней незатейливым стихотворением, отчего фурин, прикрепленный над дверью, пел тонко и нежно. Ветерок разгонял наполнивший дом густой аромат груш в карамели, танцевал в бокалах с вином. Наконец-то все успокоилось. Шестая прикрыла глаза. Если не обращать внимания на некоторые нюансы, то, что они собрались все вместе, делало ее неимоверно счастливой. Двенадцатая ворвалась в дом через открытый для нее специально портал вихрем винных лепестков, с шуршанием алого подола и возмущенно сверкающими глазами. Каждая «колючка» ее волос, казалось, трепетала от переполнявшего молодую женщину недовольства. — Я не могу больше сидеть в четырех стенах! — всплеснула она темпераментно руками. — В своих четырех стенах, — подумав, уточнила ведьма. — Поэтому решила сменить обстановку. Шестая перевела взгляд из-под ресниц на сестру. Та сидела, опустив ноги в тазик с зеленоватой жидкостью, по поверхности которой плавали крохотные цветочки и лепестки. Пахло жасмином и чем-то таким неимоверно сладким и одновременно кислым, как будто укусила свежее, еще только начавшее полноценно спеть яблоко, уже не молодое, но еще и не вызревшее до конца, отчего рот наполнялся слюной. Иногда жидкость светилась и поднималась вверх, лаская, оберегая деформированные ноги, которые уже не могли принять свой прежний вид. Двенадцатая ходила с трудом, но сдаваться отказывалась напрочь, отвоевывая у своей не в меру сильной химеризации каждую секунду нормальной жизни. Будь это обычная мутация, можно было бы отпустить ее и довериться собственной силе воли, однако Волк Двенадцатой тоже претерпел изменения, потому ведьма боялась. До глубины души, до дрожи сердца боялась причинить боль тем, кого любит. Ведь Мэй-тян глупая, ведь Мэй-тян преданная, она не уйдет, не бросит сестру умирать в одиночестве, обязательно попытается докричаться, и это может стоить ей жизни. Меж исхудавших пальцев мелькала бледно-голубым шелком зачарованная лента, на которую ложилась темно-красная искусная вышивка счастливых пожеланий дому. Двенадцатая создавала оберег, который ее сестре еще предстояло наполнить силой — собственное волшебство старшей ведьмы полностью уходило на сдерживание Волка. Сама Мэй-тян притулилась рядом с плечом обожаемой онее-сама, так близко, как только возможно, чтобы при этом не мешать работе. Темные глаза следили за мельканием иглы, за движением нити и рождением иероглифов так, словно от этого зависела чья-то жизнь. Восемнадцатая не лгала, когда говорила, что Мэй-тян еще слишком молода. Младшая из ведьм старалась поглотить каждую доступную частичку знания, чтобы стать еще сильнее, искуснее, опаснее. Выглядела она, кстати говоря, хуже некуда. Ни по-прежнему идеальная прическа, ни выглаженное платье не могли скрыть тонн усталости и обреченности, повисших на девушке. Глаза, словно тени, подвели синяки, щеки впали, сделав четче скулы, а талия стала в несколько раз тоньше, так как никто не мог сказать, что и когда в последний раз ела Мэй-тян. Шестая подозревала, что младшая из ведьм просто и незатейливо поддерживает себя волшебством, не желая тратить время на разные глупости. И все же, даже в таком состоянии, Мэй оставалась красивейшей из смертных. Отчего сочувствие к ней становилось только сильнее — больно уж загнанной выглядела свернувшаяся клубочком, спрятавшая босые ноги под подолом платья девушка. Вместе с Двенадцатой в дом пришла Восьмая, тут же смотавшаяся за вином, и, пока вернувшаяся мама готовила тесто для грушевого пирога, сварила восхитительный глинтвейн с какими-то особенными специями из магического мира. Вот уж на ком не отразилось многодневное бдение, разве что кошка, как Мэй-тян, утратила былой задор, живость характера, став гораздо серьезнее, решительнее. Эта решимость, к слову, жутко пугала Шестую. Кто знает, что взбредет в голову бывшей донне Вонголе? Но ради ее глинтвейна, пожалуй, можно потерпеть. Ради него даже Восемнадцатая выползла из лаборатории, сменив печальную мину на печально-удовлетворенную. — Ты все-таки вколола Музаке снотворное? — спросила тогда Восьмая, не отрываясь от измельчения в ступке каких-то специй для кипящего в кастрюле вина. Вообще, варить глинтвейн из драгоценного вина в обычной кастрюле — варварство, каких свет не видывал, но семейной ехидине каким-то удавалось избежать неудобоваримых последствий. — Лучше — я его еще и привязала! — вытянула ноги с блаженным стоном Эмо. — Почему мне совсем немного жалко Музаку? — спросила у потолка Шестая. — Он все равно не проснется, — отмахнулась мама, делящая с Восьмой кухню. — Знаю, но… — Не доверяешь своему чутью, — последовал понимающий кивок. — Слишком велика погрешность. — Пока что. — Боже, я уже ненавижу ясновидцев! — закатила глаза Восемнадцатая. С того момента они молчали, тишина никогда не была между ними неуютной или ледяной. Мелькала игла в руках Двенадцатой, постукивали спицы Третьей — шарфик стремительно рос, его длина приближалась к четырем метрам. Никто не знал, почему мамочка не возьмет другое вязание, а задавать нескромные вопросы здраво опасались — с Третьей станется завязать на свободном конце изделия красноречивую петлю. — Ох, простите, мы не помешали? Тао замер в дверях, так что остальные просто врезались ему в спину. Хакер побледнел и немного неловко переминался с ноги на ногу. Ах, да, он же впервые становится свидетелем семейных посиделок. Столько пугающих личностей — и все в одном помещении. Шестая машинально порадовалось решению увеличить количество мебели в гостиной. С разросшейся компанией по соседству, любящей бывать в гостях вместе со школьниками, это стало суровой необходимостью. — Чему тут можно помешать? — махнула лапкой разомлевшая от вина кошка, второй прикрылась, очаровательно зевнув. — Расчленением не балуемся, а все остальное не столь интересно. — Проходите, — мамочка спрыгнула с высокого стула возле стойки, где сидела, закинув ногу на ногу, — я отрежу вам пирога. Модификанты элегантно ввалились в гостиную, подозрительно косясь то на Восьмую, поигрывавшую бокалом с вином, смотрящую поверх него так испытующе-насмешливо, то на вздувшиеся ноги Двенадцатой, ведьма не думала скрывать увечья — пребывать в воде требовалось определенный срок, который еще не истек. Шестая понимала их недоумение и настороженность — никто из сестер не скрывал собственной силы, позволяя той струиться беспрепятственно, пользуясь надежной кровавой защитой, установленной на доме, благодаря которой снаружи их не могли засечь. И если к пламени Восьмой и Третьей еще можно было привыкнуть, как ко злу знакомому, то что делать с колдовством Мэй-тян, сейчас опасно балансирующим на грани срыва в полубезумное уничтожение всего вокруг, включая себя? Как относиться к провалу, который представляет собой Восемнадцатая? Ее метафорический внутренний холод ощущался на близком расстоянии, как дыхание мороза, рождая перед мысленный взором черную бездну, затягивающую все. Следом за «коллегами» впорхнул — иного слова не подберешь — секретарь директора Е-Ран и, пристальным взглядом отметив невредимость подопечной, сразу устремил свои стопы по направлению к кошке, которая весьма охотно сунула ему для лобзаний лапку. — Как я рад снова видеть вас, прекрасная леди, — промурлыкал Юрий, и Шестая не удержалась от смешка — еще никогда она не слышала у друга такого бархатного, вкрадчивого голоса. Асассин направил все усилия на обольщение интересующего объекта. Ой, это он зря! Но его появление внесло нотку необходимой непредсказуемости и легкости, атмосфера сразу просветлела на несколько тонов, и плечи под темными костюмами существенно расслабились. — Я безусловно тоже рада видеть вас, Юрий, — подалась вперед Восьмая, чуть приоткрывая губы, в солнечных глазах клубилось темное, густое, поистине демоническое лукавство. С таким взглядом выторговывают души. — Мы, кажется, договорились перейти на «ты». — В самом деле? — «удивилась» Восьмая. — Ах, да, припоминаю… — Боже, — раздался страдальческий стон Эмо, — идите уже со своими слюнями и соплями куда подальше, а? Судя по виду, с данным высказыванием были согласны абсолютно все модифицированные, но произнести не решались — Восьмая же, память о ее тренировках до сих пор приводила в священный ужас и трепет. — Ты просто мне завидуешь! — отмахнулась от надоедливой помехи Восьмая. — Да, — «помеха» не стала спорить. — Потому что у меня никогда не будет секса! Тао поперхнулся, спорщицы немедленно получили по легкому подзатыльнику от Третьей, которая приструнила дочек так, мимоходом, пока несла поднос с чайным набором и уже изрядно «покусанным» пирогом. — Прекратите смущать милых мальчиков! — строгим тоном проговорила мамочка, расставляя чашки на столике. — Они не привыкли к темам ваших разговоров. — В этом «милые мальчики» виноваты сами! — фыркнула пренебрежительно Восьмая, царственно поводя плечами. — Кстати, а где дополнение к вашей команде? Действительно, куда-то запропастились все Благородные, и даже Ямамото отсутствовал, находясь, по-видимому, рядом с Сейрой. — Лорд прибыла с дружественным визитом, — ответил Тао. — Узнать насчет Музаки, — подхватил Двадцать первый. — А с ней приехал дедуля Региса и ее партнер. Шестая машинально тронула кулон на груди. Лорд, несмотря на краткость их встреч, вызывала весьма странные чувства. Она была красива и знала Рейзела гораздо дольше, чем Шестая могла себе представить… Девушка завидовала ей, завидовала этому знанию, которого ей еще только предстоит достигнуть. Да и брат, являвшийся дополнением к повелительнице Благородных… — Ой, нет! — простонала-заныла Двенадцатая, чуть ли не плача. — Не хочу уходить к себе домой! Можно я здесь останусь? Меня никто не лю-юбит… Шестая с недоумением взглянула на Восьмую. Подобная реакция у ведьмы могла быть лишь в одном случае, но как она умудрилась опьянеть с двух неполных бокалов? — Что ты ей подлила? — Коньяк… Несколько видов… — А, понятно. Оставайся, конечно, — обратилась девушка уже к сестре. Та просияла и вновь вернулась к работе над оберегом, принимая прежний вид — совершенно трезвого существа. Но надо отдать ведьме должное, она первой поняла основную проблему — Лорд прибыла в гости с партнером, то есть сводным братом Шестой, который в прошлый раз горел желанием задать пару-тройку сотен вопросов. Избежать этого можно было бы уйдя, но Двенадцатой по-видимому в самом деле опротивели стены родного дома, раз она готова рискнуть и оказаться под шквалом чужого любопытства. А, может, это отчасти апатия к внешнему миру, так как внутренний занимает внимание на три четверти. — Кстати, Тсуна, из-за дедули Региса Такеши попросил узнать у тебя — не приютишь его на время? — Да, — немного растерянно откликнулась Шестая, — без проблем. Ей вообще казалось, что мечник уладил свои проблемы с Геджутелем. По-видимому, она ошибалась, или Благородный оказался крепче, из-за чего на размышления ему требовалось больше времени, или просто по привычке устраивал партнеру родственницы моральный прессинг. Тао просиял, услышав положительный ответ и немедленно отстучал сообщение товарищу. — Но ведь это не все, о чем вы хотели поговорить, — заметила вернувшаяся на свое место Третья. И без того слабое, напускное веселье модификантов сдуло словами Шамана как ветром. Шестая всегда знала, что матери не отказать в проницательности. Вот и сейчас она вновь угадала верно: модификанты чего-то ждали, к чему-то готовились. Ожидание жило в их лицах, напряжение свернулось в телах, свив себе гнезда меж упругих мышц. Они беспокоились, не знали, как начать разговор, но жаждали его, как ничего другого — молодой Шаман читала их колебания так, словно перед ней лежала открытая книга. Лишь чуть-чуть она жалела об отсутствии на семейном сборище папочки — Десятому всегда удавалось проще раскусывать подобные орешки. Тао первым опустился на свободное место, но не расслабился, не откинулся на спинку дивана, как делал обычно, нет, вместо этого он сгорбился, положил длиннющие руки на колени, вперившись взглядом в сидевших напротив молодых женщин. Бесполезно, между прочим: Двенадцатая была слегка пьяна, а для Мэй-тян в последнее время окружающий мир существовал лишь в моменты опасности для онее-сама. Спустя секунду к товарищу присоединились напоминающий взведенный курок Двадцать первый и Такео, незаметно вытерший вспотевший ладони о брюки. Это уже… интриговало и беспокоило одновременно. Шестая бросила короткий взгляд на довольного Юрия, оккупировавшего подлокотник возле кошки. Тот определенно знал, в чем дело, но не спешил приходить на помощь товарищам, откровенно наслаждаясь их замешательством. — Мы хотели бы… — Тао облизнул губы, он нервничал так удивительно для своего внешне беспечного характера и длиннющего языка. — Мы бы хотели узнать у вас о способах получения большей силы. Шестая, краем глаза заметившая, как закаменела Восемнадцатая, подалась вперед. В этом комнате не было существа, не заплатившего за имеющуюся у него силу дорогую цену, поэтому данные вопросы для Семейки были слегка… болезненными. Особенно, если Тао намекает на то, о чем она думает. — Зачем вам это? — Потому что мы хотим стать сильнее, — ответил, как ни странно, Такео, отвел глаза в сторону, непримиримо сжал челюсти. — С каждым разом противники будут становиться все могущественнее, мы можем просто… просто не успеть помочь кому-то… Не суметь защитить важных для нас людей. Старейшины, оборотни, другие модифицированные — с ними мы можем не справиться с тем, что имеем сейчас. — Мы все обрели здесь дом, — вступил Тао, — и хотим защищать его. Детей, школу, Рейзел-нима… Даже вас, хотя вам это явно не требуется! Но Франкенштейн сказал, что в физических модификациях мы достигли своего потолка, больше наши тела попросту не выдержат. Двадцать первому еще есть куда стремиться, а нам — нет. И они не хотят отставать, не желают оставаться где-то позади, смотря вслед удаляющимся Благородным, с которыми уже успели подружиться. У Региса, Сейры, даже Ямамото есть куда стремиться, они не освоили еще трети собственной силы, им еще долго предстоит оттачивать мастерство, но вот модификанты… Они застынут на ступеньках в самом основании лестницы и смогут лишь с тоской смотреть на товарищей. Это тяжело — когда до тебя снисходят, когда понимаешь, насколько разговаривающее с тобой существо тебя превосходит, причем особенно остро режет понимание, что когда-то вы сражались вместе, были одинаково слабыми и неподготовленными. Они просто не хотят оставлять своих друзей сражаться в одиночку, превращаться из бойцов в подзащитных. — Шеф признал, что ваше оборудование превосходит наше на голову, да и вы сами тоже гораздо сильнее, чем когда-либо станут местные пламенные… — Нет! — Восемнадцатая отрезала, прерывая Тао, тот прикусил губу, застыл, но Эмо была неумолима. Ее лицо закаменело, глаза потемнели, отражая бушующий внутри эмоциональный шторм. — Единственное, что мы никогда не делаем — не ставим эксперименты над людьми. — Даже если они сами согласны? — с отчаянием спросил хакер. — Да! — Послушайте, — Тао подскочил, заходил по комнате, ероша волосы и размахивая руками, во всех его движениях скользило страстное желание убедить, заставить выслушать доводы разума и сердца, — мы согласны на любую боль, даже готовы к смерти. Ответственность за все последствия берем на себя, ведь это наше решение, мы хорошо все обдумали! — остальные члены Ордена кивали, соглашаясь. — Мы хотим защищать, хотим сражаться, нам не нужна сила сама по себе! — А что ответил Франкенштейн, когда вы подошли к нему с этим вопросом? — Третья преспокойно сделала еще один глоток. Хакер выдохнул, плечи его опустились. — Сказал, что есть только один способ в нашем случае сделать шаг вперед — принять в себя частичку Темного копья, овладеть толикой его энергии. Но это слишком опасно, мы можем погибнуть, а наши души сожрут, и вообще Мастер категорически запретил это делать, хотя шеф не отказался бы провести подобный эксперимент. Шестая буквально видела расхаживающего по лаборатории в белом халате Франкенштейна и бубнящего себе под нос, обиженного на недоступность подобных восхитительных опытов, и была искренне благодарна Рейзелу за предусмотрительность. Души — не то, чем можно жертвовать ради силы. — Поэтому мы пришли к вам. Сейра, Регис… они идут вперед, а мы… остаемся. — Почему бы вам не научиться выкручиваться? — склонила голову Восьмая, что-то обдумывая. — То есть? — Двадцать первый непонимающе нахмурился. — Из нас Шестая была самой слабой по своим физическим характеристикам. Да, она может пристрелить кого угодно, но в открытом бою ей лучше с противником не встречаться. — Это и сейчас не сильно изменилось, — буркнула девушка. — Ага, ага. Впрочем, у каждого из нас есть свои слабые и сильные стороны. Неужели нельзя до нужной степени развить преимущества и забить поглубже недостатки? — А что если в будущих боях преимущества превратятся в недостатки? Или не получится ими воспользоваться? — парировал с кривой усмешкой Тао. Это его уже Юрий успел просветить или просто потрепал на тренировках? Или так впечатлила его скорость прогресса Благородных? Кошка прищурилась, пытливо, вопросительно, но Шестая слишком давно и хорошо знала сестрицу, чтобы обмануться — Восьмая предвкушала некий эксперимент, очередную зубодробительную шалость, после которой окружающим может потребоваться помощь психиатра. Сестрица выпрямилась, закинула ногу на ногу, начав покачивать ножкой, на которой дивно угрожающе смотрелась туфля с головокружительной шпилькой. Довольство в каждой черте, в каждом жесте, в коварной улыбке четко очерченных губ — на эту улыбку восхищенно-завороженно уставился Юрий. — Но ведь не все из вас «замерли в развитии», — заметила немного задумчиво кошка, интонацией выделив кавычки. — Есть и те, кому подобная помощь вовсе не требуется… — Я не собираюсь оставлять товарищей! — процедил Двадцать первый, едва сдерживая рык. — Я хочу, чтобы в бою именно они прикрывали мне спину. — И как тебе истинный оборотень? Музака? — неожиданно спросила Восьмая. Модификант повел плечами, словно почувствовал себя крайне неуютно. — Он… великолепен. Удивительный. Столько силы, она такая… цельная. Монолитная. Мне никогда таким не стать. Жалость, которую отчасти ощущала девушка к модификанту еще до их полноценного знакомства, когда она только-только расследовала обстановку в Корее и еще не была осведомлена как следует о Союзе, вновь пробудилась в сердце. Двадцать первый чувствовал себя не в своей тарелке, ущербным по сравнению с внезапно ожившим идеалом всех истинных оборотней. Кто он такой? Всего лишь подделка, невнятная копия, которая даже контролировать себя толком не может. — Мы не хотим быть обузой, — тихо подвел итог Такео, признаваясь в самом страшном — подлинных страхах. — Пожалуйста, помогите нам. Если кто и может помочь, то только вы. В самом деле, Рейзел приказ не отменит, уж Шестая об этом позаботится, а Франкенштейн никогда не пойдет против своего Мастера, не в данном вопросе. Если присоединится еще и Третья… Ученый точно откажет модификантам, сколько бы те ни просили. Но что задумала Восьмая? Мысль крутилась, манила своей доступностью и одновременно недосягаемостью. Портило охоту на негодницу осознание, насколько вывернутой логикой обладала бывшая донна Вонгола, и там, где Шестая видит только дверь, Восьмая разыщет целую кучу окон. — На что вы готовы ради того, чтобы стать сильнее? — во вкрадчивом голосе кошки истекала медом нереальная опасность, но настолько густо была замешана на искушении, что у модификантов просто не оставалось выбора. Шестой казалось, что она в театре, наблюдает какой-то профессиональный спектакль с удивительно вжившимися в роль актерами. Кошка наверняка не станет вредить товарищам младшей сестренки, беда в том, что у них разные понятия и категории слова «вред». — На все! — вскинулся Тао, глаза остальных заблестели безумной надеждой. — Ну, для Двадцать первого у меня только тренировки, по исключительной методе, разумеется, но просто тренировки. Все же он далеко зашел на пути превращения в зверя. А вот вы, господа обычные люди… — Восьмая слегка подалась вперед, темные локоны обрамляли лицо удивительной рамой, без шляпы это смотрелось еще живописнее — глаза, не закрытые тенью от полей, сверкали золотым песком пустыни. — Готовы ли вы пересечь черту? Перестать ограничивать себя пустыми «могу» и «не могу»? Готовы ли вы продемонстрировать всю свою решимость и, возможно, даже умереть ради достижения своей цели? Только сейчас до Шестой начало окончательно доходить, какой же путь выбрала сестренка. Остальные родственницы, судя по всему, тоже догадались, ведь смотрели с живым интересом. Странно, но она не ощущала ничего подобного в Тао и Такео… В них не имелось… — Да. — Предупреждаю: приняв эту силу, вы окажетесь на прицеле у Союза. Конечно, можно придумать блокировки… Но вы вновь станете интересны организации, более интересны, чем раньше… — Мы готовы! — Хм… как мило. Однако, увы, последнее слово в этой драме принадлежит не мне. Шестая моргнула, когда на нее устремился веселый взгляд Восьмой. Модификанты, слегка помешкав, последовали примеру искусительницы. — Что ты от меня хочешь? — Гарантии. Если кто и сможет узнать, есть шанс вообще или нет, то только ты. Не хотелось бы убить мальчиков из-за банального недочета. — И как ты предлагаешь мне узнать? Модифицированные переводили взгляд с одной на другую, Шестая ощущала витающее в воздухе, все больше усиливающееся недоумение, но в самом деле не понимала, чем может помочь в данном случае. Да, она чувствует внутреннюю силу, но вот так узнавать… — Расслабься, — на плечи легли тонкие, горячие руки мамы, тепло которых ощущалось даже сквозь одежду. — Почувствуй свои связи и найди ту, что может дать ответ… Как там говорилось у Толкиена? «Ответом будет и да, и нет, коли у эльфа спросишь совет». С Шаманами практически та же история — они говорят загадками, прекрасно понимая, что имеют в виду, но не осознавая до конца, что остальные не столь осведомлены. К счастью, с некоторых пор Шестая начала разбираться в тонкостях бытия бессмертных провидцев. Она погрузилась в себя, туда, где пульсировали связи, где они начинались. Успокоила встревоженно вскинувшегося Рейзела, обнаружившего действия партнера, проигнорировала золотую нить Юрия — охальник строил глазки Восьмой, чем изрядно нервировал «коллег» и веселил саму кошку. Там, далеко-далеко, почти не ощутимая, ничего не требующая, просто существующая, не отнимающая сил, витала нить, больше походившая на волосок. Она вела в созданный из огня мир, залитый светом странного трехглавого солнца. Тринисетте весело хихикнула, подтолкнула огромной ладонью, как маленького ребенка, буквально пальцем ткнула, куда нужно смотреть. Возможность пробудить пламя… Теперь Шестая видела то, что не заметили или намеренно проигнорировали в Союзе. Да, с пламенем Тао и Такео могли стать гораздо сильнее, как модифицированные образцы, но при этом вряд ли подошли бы Кранцу с его полным отсутствием какого-либо проявления воли и решимости. Пламя — вещь своенравная, а DA-5 должны были оставаться едины. Либо все владеют силой, либо никто. С глубоким вздохом Шестая открыла глаза — как вынырнула с огромной глубины, вновь очутившись на свежем ветру. Общение с Системой выматывало, не походило ни на что, напоминало о квесте. Тринисетте могла подсказать, но не во всем и далеко не всегда, словно намекала: нужно разбираться самостоятельно. — Ну, как? — с любопытством спросила кошка, чуть ерзая от нетерпения. — Это… всегда так? — Нет, — дыхание мамы всколыхнуло волосы на макушке. — По большей части Система инертна, равнодушна, если подсказывает — то с огромной неохотой. Поверь, научиться у нее чему-либо нереально, а вот загнать себя — вполне. Да, с момента окончания квеста Тринисетте никак себя не проявляла, просто оставив в покое. Единственный раз, когда Шестая вновь очутилась поблизости от пламени трехглавого солнца — в минуты Пробуждения, но тогда воплощением являлся Кавахира. Тринисетте нуждается в Шамане, обученном или нет — для нее значения не имеет. — А долго я?.. — Минут пять, не больше. — Что? — Тао нетерпеливо подался вперед. — Ну, что, Шестая, у нас есть шанс, о котором говорила госпожа Восьмая? — Да. — Вот и замечательно, — молодая женщина хлопнула в ладоши, поднялась слитным движением, достойным королевского приема. Щелчком пальцев распахнула двери портала, но перед самой границей внезапно замерла, развернулась, смотря на будущих «подопытных». — Последний вопрос, мальчики. Вы жалеете о том, что было с вами? — Нет! — Такео ответил, ни секунды не сомневаясь, вскинул голову, чтобы посмотреть провоцирующей чертовке в лицо. — Мы стали такими только благодаря тем испытаниям, которые прошли. — Но мы сожалеем, что сейчас вынуждены топтаться на месте, и никакие тренировки не помогают, — подхватил Тао. — Хм… — Восьмая ушла, а вернулась спустя пару минут, держа руки за спиной. — Неужели вам совсем не жалко друзей, которые будут горевать, если вы сейчас погибнете? Подумайте хорошенько: от того, понравится мне ответ или нет, зависит ваша дальнейшая судьба. С каждым мгновением атмосфера становилась все более напряженной, модификанты поднялись, вышли из «диванного кружка», словно предчувствуя нечто… важное, опасное, смертоносное. Но не напрягались. Смирились. Отдали себя в руки своенравной Восьмой, бывшей донны Вонголы. Рядом выпрямился Двадцать первый, тоже расправил плечи, став в одну шеренгу с товарищами, готовый принять все, что готова будет дать кошка. Надежда смешивалась с отчаянием и мрачной решимостью идти до конца. Пламя все равно спало, Шестая со своего места видела, какой предмет сжимают руки сестры. — Мы делаем это ради них! — прозвучали слова в унисон. — Что ж… Шаг. —…жаль. Еще один, малюсенький, но модификанты тяжело сглотнули. — Иногда… — в желтых глазах полыхнула жесткость, — просто жизненно важно о чем-то сожалеть… Восьмая вскинула руку с зажатым в ней блестящим черным пистолетом. Два превосходных выстрела подряд прозвучали в ошеломленной тишине. Приоткрыв рты от удивления, Тао и Такео, беспомощно раскинув руки, завалились назад — пули попали им прямо в лоб. Волна темно-фиолетовых волос красиво взметнулась, а затем растеклась по полу возле головы снайпера, подергивались слабо паучьи пальцы хакера… Воцарившуюся на миг тишину разорвал нечеловеческий вой, он вспарывал грудную клетку Двадцать первого зазубренным лезвием ножа, колючей проволокой выходил наружу. Во все стороны брызнула сила, глаза оборотня утратили осмысленность, только лился из оскалившейся пасти горестный вой. Чтобы пробудить новую форму Двадцать первого, угрожать нужно совсем не ему. Одежда брызнула во все стороны, исполосованная трансформацией, мышцы дико, нереально, фантастически подчеркнули полосы темно-серого меха, жестокого, торчащего в разные стороны. Бровями теперь Двадцать первый напомнил Музаку. Рык шел из утробы, когда обезумевший от боли от потери товарищей оборотень прыгнул на виновницу. Жажда крови стала нестерпимой, ее хотелось утолить чужим страданием, испить из разодранного бледного горла. В воздух взвился хлыст из ночного Неба, сорвавшийся из изящных, сильных пальцев бывшей донны Вонголы. Ни одна мышца не шевельнулась, не изменилось лицо перед угрозой дикого зверя. По полу побежала дорожка кристаллов льда с оранжевым отсветом, они сковали ноги Двадцать первого до колена. А затем Тао и Такео подскочили, в месте, куда ударила пуля Восьмой, полыхали язычки пламени, первые, робкие, пока еще неуверенные, но с каждой минутой разгорающиеся все сильнее и ярче. Одежда лопнула, как воздушные шарики, только обрывки разлетелись в разные стороны. К счастью, техника пощадила полыхавшую ушами Мэй-тян, уткнувшуюся в плечо откровенно смеющейся Двенадцатой, и сохранила модификантам нижнее белье. — Я стану сильнее! — раздался сдвоенный крик, идущий из самого сердца, хотя в глазах мужчин не наблюдалось даже слабой тени осознанности. Сейчас ими полностью завладели инстинкты, направленные на исполнение последнего желания, промелькнувшего перед глазами. — С моей предсмертной волей! Надо отметить, младшей ведьме было отчего стесняться — сложены мужчины были превосходно. Конечно, не соразмерный, классически красивый Франкенштейн, но… даже Тао, в одежде казавшийся сосредоточием углов и длинных конечностей, сейчас выглядел гармонично, привлекательно. Худощавые, гибкие, жилистые, подтянутые — да и могло ли быть иначе с безумными тренировками Франкенштейна? Шестая ощутила, как заливает краской щеки. — Упс, совсем забыла о побочном эффекте, — хмыкнула Восьмая. Раздался щелчок фотокамеры. — Как некрасиво получилось, — кошка подошла к молодым мужчинам, стоящим с пустыми глазами, не знающим, куда рвануть в первую очередь, и врезала обоим в живот, заставив согнуться пополам, потеряв значительную порцию живительного кислорода. Режим, активированный модернизированными пулями, просто так не «отключался». Язычки пламени на лбу медленно потухли, когда модификанты распрямились, удивленно оглядываясь, не понимая, что именно произошло. Двадцать первый, растеряв весь свой пыл, тоже вернулся в прежнюю форму. — Эм… — Тао смущенно потер длиннющим пальцем щеку. — Почему мы в одном нижнем белье? Почему Двадцать первый во льду? — Остыть захотел, горячий лохматый парень, — хмыкнула ведьма. — А вы решили к нему присоединиться, аж из штанов выпрыгнули. Модификанты закашлялись, покраснели под веселыми взглядами присутствующих дам. — Двенадцатая, ты протрезвела… — «огорчилась» кошка, а затем деланно приуныла. — Как не вовремя! — Изыди, Сатана, — ласково посоветовала ведьма. — Чтоб я еще раз что-то из твоих рук выпила… — Тсуна, не смотри! Иначе нам потом Рейзел-ним голову снимет. И вы, госпожа Третья, не хотелось бы злить шефа. — Что я там не видела? У вас даже труселя не оригинальные. То ли дело у одного нашего общего знакомого, что совершенно не умеет играть в карты… — Третья мечтательно закатила глаза и, кажется, даже причмокнула с удовольствием. Модифицированные покраснели еще сильнее, стараясь не думать, какое именно белье пугающая мать Семейства считает «оригинальным». Шестая выбрала самый логичный, закономерный путь поведения в присутствии Семьи — расслабиться и получать удовольствие. Что, впрочем, не мешало ей сгорать от стыда. Попытки модификантов придумать, как пробраться в соседний дом в одних трусах и не попасться, прервала открывшаяся стеклянная дверь в сад. — Кхм, — светлая бровь Франкенштейна выгнулась. — Моему приходу часто радовались, но чтобы с таким энтузиазмом — впервые. Что здесь у вас произошло? Сеанс незапланированного стриптиза? Спонтанное медицинское обследование? Тогда, если позволите, я тоже хотел бы принять участие. — В качестве испытуемого? — вдруг выгнула бровь Третья. — Хмм? — директор задумался. — Я мало кому позволял ставить на себе эксперименты… Кажется, пришло время расширить список. — И много персон он включает в себя? — Пока — только меня. За директором в комнату вошел Рейзел, Шестую затопило удивлением, недоумением, когда Благородный рассмотрел внешний вид своих рыцарей, но превалировало над этим ворохом эмоций очевидное… недовольство. Благородный повел рукой, и все три его рыцаря оказались одеты в привычную форму охранников Е-Ран. Только после этого Рейзел с довольным видом существа, исполнившего свое предназначение на свете, присел на чудом освободившемся месте возле Шестой. Девушка немедленно переплела с ним пальцы, улыбаясь таявшему недовольству, место которого заполнялось пушисто-солнечной нежностью. — Спасибо, Рейзел-ним! — с облегчением вздохнул Тао. — И все же, помимо шуток, — нахмурился испытующе Франкенштейн, — что здесь произошло? — После того, как вы отказали молодым людям, они пришли к нам за помощью, — Восьмая перестала крутить пистолет в руке, спрятала его и воззрилась на директора. — Чтобы не пропадало зря добро, мы пробудили в них пламя посмертной воли. А заодно выяснили, как правильно вызывать улучшенную форму Двадцать первого. Пожалуй, надо взять метод на вооружение. — Вы не посмеете, — прорычал оборотень, но даже в злости не забыл, с кем имеет дело — обратился уважительно, с толикой опаски и недоверия. Неужели правда посмеет? Это он просто Восьмую плохо знает. Шестая вздохнула. — Посмею, и еще как, — подтвердила мысли родственниц кошка, дерзко щурясь прямо в глаза недо-волка. — Более того, я буду стрелять в них каждый раз, как ты не сумеешь принять правильную форму. — С-с-с… — Стерва? Не льсти мне, милый. Напомню: ты сам пришел сюда за помощью. А потому действовать я буду по старой испытанной методе, которую когда-то пытались применить ко мне, но провалились с треском. Впрочем, на заметку технологию я взяла. Она очень простая — сделай или умри. — Вы… уверены, что нужно быть столь… жесткой? — спросил Франкенштейн. Лицо Восьмой заледенело, ожесточилось, стало по-хищному твердым, глаза засверкали, но в них больше не было чувств, только логика, только выгода. Собственная, семейная — одно и то же. Именно такую донну Вонголу опасались больше всего. Пока она шутит и издевается, еще есть возможность уйти живым. — Вы слишком жалеете их, директор. Я предпочту, чтобы погибли три недо-мутанта, чем одна моя сестра. — Мы согласны! — прервал ее Такео. — Что нам нужно делать? Какое у нас пламя? — У тебя — Дождь, — перевела на него взгляд кошка, слегка недовольная тем, что ей не дали высказаться в защиту маминой принцессы и собственной методы. — Конечно, к твоему типу оружия лучше подошел бы Ураган, но чего нет, того нет. Параличка — это тоже неплохо. К тому же, у вас в доме есть мечник с подобным атрибутом, он вполне может объяснить и подсказать в случае необходимости. Снайпер кивнул, приняв к сведению открытый посыл к Ямамото за консультацией. — Теперь ты… — Тао вытянулся в струнку. — Да, мэм! — Гроза. Представители этого атрибута всегда неплохо работали с электрическим током. У мелкого Бовино электрическая кожа, Леви неплохо оперировал своими зонтиками. Гамма Электрический… ну, тут все ясно из названия. Оружие ты уже имеешь, нужно только сделать из него проводники, чтобы пламя превращалось в ток или приобретало какие-то другие свойства… — Я этим займусь, — согласился Франкенштейн, мысленно он уже унесся в заоблачные дали исследований. — А мы тем временем начнем отрабатывать пробуждение пламени, — Восьмая помахала пистолетом. — Вам нужно будет запомнить ощущения, возникающие при прорыве, а до тех пор… Что ж, придется немного пострелять. — Кстати! — очнулся директор, жадно взглянул на пистолет. — Мне казалось, что подобным образом пробуждают только пламя Неба. Никогда не слышал, чтобы пули применялись к другим типам. — Хмм? — Восьмая мурлыкнула, выгнула бровь. — Директор, вы меня удивляете. Носителей чистого пламени Неба очень мало, они буквально на вес золота. Как вы думаете, на ком ставились эксперименты, когда пули только разрабатывались? — Действительно… — Франкенштейн, — негромкий голос Рейзела положил конец диспутам о науке. — Ох, прощу прощения, Мастер, просто это так удивительно! — директор выпрямился, откашлялся. — Лорд с сопровождением желала бы поговорить насчет Музаки. Можно пригласить их в этот дом? — Конечно, — взмахнула рукой Шестая. — Прошу. — Благодарю, — поклонился Франкенштейн и исчез в саду. — Из крайности в крайность, — прокомментировала неугомонная Восьмая. — Из крайности в крайность.

***

— Тсуна, привет! Наконец-то ты выздоровела. Шестая рассмеялась, когда на нее налетели с объятиями. Все-таки не зря однажды она выбрала школу, обычную жизнь. Это так… заряжает оптимизмом. — Спасибо. Ик-Хан, держи, манга, которую ты просил. — О, спасибки! — одноклассник обрадовался томикам, аккуратно убрал те в рюкзак, а затем… Рот его приоткрылся, на щеках выступил румянец, густой, словно нарисованный гуашью. Впрочем, остальные представители мужской половины класса мало чем от него отличались, разве что постоянные обитатели Лукидонии да Шинву не заразились всеобщим восхищением. Первые привыкли, а для последнего до сих пор не существовало девушки прекраснее Юны. Но прочие одноклассники в открытую пялились на Лорда, словно та была ангелом, сошедшим с небес, порождением чьей-то фантазии. Надо сказать, школьная форма Е-Ран ей удивительно шла, подчеркивала точеную, как песочные часы, фигуру и ровные, стройные ноги, а заодно делала… проще, ближе, доступнее. Если бы еще не холодное выражение лица… — Кстати, позвольте представить, Эрга Кенезис ди Раскрея, двоюродная сестра нашего Рейзела. Она приехала навестить его, а заодно посмотреть, где и как он учится. А это ее парень, Савада Тсунаеши. Несмотря на то, что легенду проработали до мелочей еще дома, сводный брат все равно смутился. — Приятно познакомиться! — первой очнулась от ступора Юна. — Так вот для кого поставили еще одну парту! Можно называть тебя просто Раскрея? Шестая ловко вынырнула из сжимающегося вокруг новеньких круга школьников, оставляя правительницу Благородных и ее партнера на растерзание обычным людям. Пусть общаются, это полезно. Впрочем, осаждать осмеливались только члены их компании, закаленные близкими контактами с Сейрой, Регисом и, конечно же, Рейзелом. Остальные предпочли с благоговением взирать издалека. Девушка присела на парту возле Суйи, точно также взирающей на безобразие со стороны, как-то обреченно-смешливо. — Вот скажи, как тут можно не комплексовать? — весело сморщила нос подруга, в ее словах не имелось ни грана зависти. Шестая с каждым днем все больше проникалась мыслью, что ей случайно удалось разыскать клад — искренние, преданные друзья, готовые всегда поддержать и спустить на тормозах все странности. — Бери пример с Юны, она уже перестала стесняться. — У Юны есть Шинву. — Так ты… — Ребята, звонок через минуту! — захлопала в ладоши староста. — Всем подготовиться к уроку! Познакомитесь позже! Школьники, недовольно ворча, разошлись по своим местам. Шестая тоже скользнула на стул, привычно включая компьютер и отрешаясь от окружающей обстановки, позволяя телу действовать на рефлексах. Итак, если опустить неудавшийся, по причине сияющей улыбки Восьмой, от которой хотелось стечь под стол, допрос сводного братца, весь разговор с Раскреей свелся к Музаке и дальнейшим планам в его отношении. Весьма неординарная личность. Оборотни давно ушли с мировой арены в тень, поэтому Благородные не знали, как обстоят дела у них сейчас, но тогда титул вожака получал сильнейший. Музака отвоевал звание у всех претендентов и удерживал свои позиции в течение многих столетий. Единственный равный по силе Ноблесс, бродяга, совсем не жаждущий власти, но пойманный в оковы древних правил. Он искренне любил свой клан, сотрудничал при необходимости с Благородными, если верить словам Геджутеля, который помнил беседы еще своего прошлого Лорда с вожаком оборотней. Тогда произошел скандал — оборотни всерьез вмешались в жизни обычных людей, подчинили себе целые города, заставив их жителей поклоняться себе, как богам. Музака разобрался с нарушителями, причем весьма жестко, чтобы другим было неповадно. Вскоре после этого многие ощутили вспышку странной силы, а сильнейшие от оборотней и Благородных исчезли без следа. На чью бы сторону ни встал Музака, это обеспечит значительный перевес. Лорд, честно говоря, опасалась этого. Восемнадцатой удалось убедить ее, что в ближайшие несколько месяцев бывший вожак оборотней будет недееспособен и, возможно, вообще не придет в сознание — в таком состоянии лечить его значительно легче. В любом случае, на нем не только ставили жуткие эксперименты, но и значительно проехались по мозгам. Восемнадцатая металась и не знала, за что хвататься в первую очередь. Конечно, ее «паника» больше всего напоминала унылые жалобы, но список проблем все равно выглядел пугающе. Если не считать тех, кто придет за головой Музаки. И Рейзела, и его друга подставили, чтобы убрать с дороги. От Лукидонии действовали предатели, но без оборотней совершенно точно не обошлось. Что мог получить в награду убравший предыдущего вожака? Только его титул и власть. И Нынешний Лорд оборотней всеми силами будет стараться не дать никому пообщаться с Музакой. Иными словами, убрать его. Конечно, в доме его не найдут, но вот страну всколыхнут своими поисками изрядно. Еще одна причина, по которой Восьмая всерьез взялась за обучение модификантов. Другая — и основная — утоление желаний ее садистской натуры. Ради такого даже вытребовала «подопечных» себе на целый день у Франкенштейна, благополучно скинув школу на не пожелавшего последовать за партнером Хибари. Облаку больно по душе пришлась школа и возможность сразиться с кем-нибудь еще. Так что в данный момент тренировочный подвал в доме Шестой оккупирован, а Восьмая ведет отстрел модифицированных. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Шестая не понаслышке знала, как трудно пробуждать пламя и сразу же рваться в бой, на амбразуры, изучая собственные возможности по ходу, в бою, но у них просто не было другого выбора. Союз и клан не дадут много времени на подготовку и усиление. Интуиция тревожно звенела в едином тоне постоянно: сейчас никто не был в безопасности. Поэтому Лорд не собиралась задерживаться — чтобы не оставлять страну без защиты. Конечно, в данный момент там пламенные и старший Кертье в нагрузку к оставшимся главам, однако она увела с собой Геджутеля и Тсунаеши. Если учесть молодежь, осевшую в Корее дабы следовать за Ноблесс… Сейчас самое благоприятное время для нападения на закрытую страну. Раскрея торопилась. И одновременно с жадностью поглощала всю информацию, что ей предоставляли. — Тсуна! Тсуна, ты нас слышишь?! Девушка хлопнула глазами и обнаружила себя в столовой, рядом с Раскреей. Напротив встревоженно смотрел Рейзел. — О чем ты так задумалась? — склонилась перед ней Суйи, отчего ее волнистые, блестящие волосы свесились пеленой. — Все время молчала, прошла с нами как робот… — О пропусках, о том, как нагонять материал… — только сейчас переговоры и шепотки в столовой достигли слуха полноценно, до этого разум отсеивал их, не желая беспокоить. В классе это не было столь заметно, но в столовой, когда не мешала атмосфера напряженной учебы, становилось видно, что их компания — самая элегантная и прекрасная, возвышенная и аристократически сдержанная. Благородные просто не умели вести себя иначе. К этому, пусть далеко не сразу, но школьники все же привыкли, однако появление Раскреи вновь разбередило души, внесло хаос в умы учеников. Девчонки гадали, из какого новенькая журнала или модельного агентства, а мальчишки набирались смелости, чтобы хотя бы узнать ее имя. — Не переживай об этом! Уверена, ты справишься! — улыбнулась девушка. — Вот именно. Не загружай голову, — Шинву поставил поднос с раменом на стол, глубокие тарелки взволнованно зазвенели, бульон в них пошел мелкими волнами. Следом точно такую же ношу сгрузили Ик-Хан и Регис. Как джентльмены, они предложили сходить за обедом для остальных. — Лучше порадуйся: директор дал особое распоряжение насчет твоей порции. И в самом деле! Шестая радостно улыбнулась: ее бульон был пугающе темного оттенка от обилия специй. И пах просто замечательно… — Кстати, Тсуна, давно хотела у тебя спросить, но все забывала, — Суйи помешивала палочками лапшу. — Это правда, что Юрий-ним живет с тобой в одном доме? Мальчишки напротив не прекратили есть, но, судя по тому, как засверкали их глаза и чуть не зашевелились навострившиеся уши, жаждали узнать ответ. Благородные, занявшие вторую половину длинного стола, усердно делали вид, что не слушают, но глаза скашивали. — Да, — Шестая укусила кусочек перца, заставив болезненно, словно наступила на больную мозоль, скривиться Шинву. — Да?! — Мы с ним знакомы с детства, он приглядывает за мной по просьбе родственников. И как раз встречается с кем-то. Вернее, пытается начать встречаться… Вернее, пытается понять, как начать с ней встречаться. Если честно, не до конца поняла, какие там у них взаимоотношения. — Да-а? — протянула Суйи, тяжело вздохнула. Шестая с удивлением посмотрела на подругу. — Мне кажется, или ты разочарована? Им театрально всплеснула руками. — Конечно! Только представь, какая могла бы получиться романтическая история с любовным треугольником в центре, — она повела плечами и хорошо поставленным голосом продекламировала, словно в кинотеатре: — Один: сексуальный блондин, секретарь директора престижной школы. Второй: обворожительный брюнет, лучший ученик своего класса. И оба они борются за руку и сердце обычной скромной студентки, робкой красавицы с алыми волосами. Кого же она выберет? Что победит: опыт или юность? Воцарившаяся на мгновение потрясенная тишина взорвалась оглушительным смехом. Хохотали все, включая саму Суйи, даже Благородные позволили себе улыбнуться уголками губ. По связи долетел шутливый вопрос, и Шестая в ответ дернула легонько кружево, сморщив нос. Право слово, какая глупость — как будто тут вообще возможен какой-либо выбор! — Боже, Суйи, — Шинву задыхался, лежа на столе, он хлопал ладонью и никак не мог набрать воздуха для следующего слова. — Тебе только любовные романы писать! Ик-Хан просто всхлипывал, уткнувшись в ладони, Юна вытирала слезы смеха. — Между прочим, я всего лишь озвучила парочку слухов, бродящих по школе. Кстати, Тсуна, тебе бы быть поосторожнее… Юрий-ним весьма… привлекателен. — Да-да, знаю, — отмахнулась беспечно Шестая, — я и так уже ничего не храню в шкафчике. Суйи кивнула, она тоже не раз сталкивалась с угрожающими записками, мусором в собственных вещах, а потому предпочитала держать обувь и спортивную форму в шкафчике Юны. — Кстати, на заметку: у меня воображение отказывает представить роман с тем, кто водил меня в детский садик. Мальчишки снова прыснули, а Шестая заметила пристальное внимание Раскреи к своему рамену. Лорд терпеливо ждала, пока ее собственный разбухнет, а потому оглядывалась по сторонам. Рейзел, чему ты ее только научил? — Что-то случилось? — Почему твой рамен такой… темный? — Туда добавили немного специй. — Он страшный. — Ужасный. Веселое настроение мальчишек продолжалось, Суйи только закатила глаза, а Юна посмотрела с извинением, на что Шестая отмахнулась. Она все еще помнила реакцию Шинву после того, как тот по ошибке съел ее порцию, одноклассник имеет право на подобное мнение, ведь лапша чуть не сожгла ему язык. — Не обращай на них внимания! Если хочешь, можешь попробовать — я только перчик успела захватить. Немного поколебавшись, Раскрея кивнула, и Шестая придвинула ей свою тарелку. Ей в самом деле было интересно, как отреагирует второй по силе Благородный Лукидонии. Судя по всему, ее подданных данный вопрос волновал не меньше. — Л… Раскрея, может, не надо? — с затаенным ужасом спросил Регис, но было поздно — палочки захватили порцию, поднесли к пухлым губам. Стол замер в ожидании приговора, казалось, люди боялись даже вздохнуть. — Вкусно, — с удивлением посмотрела Благородная. — Если хочешь, можешь забирать. — Правда? Благодарю. В качестве ответного дара можешь взять мою порцию. Правда, в ней нет столько… специй? — Ничего страшного. И спасибо, — Шестая ловко поменяла тарелки. — Раскрея, ты просто монстр! — с уважением протянул Шинву. — Съесть такое… Тсуна, Рейзел, вы действительно созданы друг для друга — чему научили человека?! — Мы просто обязаны загладить вину этих горе-наставников и пригласить Раскрею в компьютерный клуб. Пойдешь? — подскочил на месте Ик-Хан и строго предупредил: — На Рейзела с Тсуной можешь не смотреть, они и там учатся, все ролики по географии смотрят. Ну, так что, пойдешь? — Если Кадис Этрама ди Рейзел так проводит свое свободное время, то я намерена последовать его примеру, — кивнула Лорд. — Здорово! Одноклассники заражали своей кипучей, брызжущей в разные стороны радостью всех остальных. Шестая смотрела на них с улыбкой, слыша сбоку хихиканье Суйи. У Лорда слишком мало времени, чтобы насладиться свободой, поэтому каждую его минуту надо использовать с толком. Ведь Геджутель так мечтал дать ей то, чего в свое время добивался всеми силами Франкенштейн — обычной жизни для своего повелителя. Хотя бы на один день.