Добрым словом и пистолетом

Спокойствие в их мире — вещь непостоянная, хрупкая, легко разбивается, как стеклянный елочный шар, упавший на паркетный пол под елью. Но как же замечательно, восхитительно вернуться домой, заняться обычными делами и никуда, совсем никуда не торопиться. При этом знать, где остальные и что делают. Какой-никакой распорядок, система, а планы не включают в себя пункт «Выжить любой ценой». И как хорошо, когда все на своих местах, и ты знаешь, где они находятся. Мамочка помогает Восемнадцатой с обустройством нового «питомца», как обозвал Музаку Франкенштейн, вместе родственницы шумят в подвале. Модификанты на рабочих местах, Регис и Сейра вместе с остальными в школе, даже Рейзел был вынужден пойти на занятия, хотя так очевидно не желал оставлять одну Шестую, которой директор щедрой рукой, подстрекаемый искусительным тоном собственного секретаря, выписал освобождение на несколько дней. Диван сладковато и свежо пах розовыми лепестками, вином и специями — необычный, привлекательный аромат, одновременно ненавязчивый, легкий, приятный, наполовину растворившийся в свежести. Он въелся буквально в каждую вещь, в каждую страничку книг домашней библиотеки, в каждую тарелочку и сантиметр дверного стекла. Обивка приняла лицо, окутала ароматом — Шестой хотелось спрятаться от всего мира. Дар предвидения не стал вдруг проявлять себя навязчиво, не устраивал светопреставление и — к счастью — не вызывал мигрень, однако при этом он просто… был. Кусочки, отрывки головоломки, не свое-чужое будущее-прошлое-настоящее иногда возникало, заставляя цепляться за реальность, как за путеводную нить — пока держишь, не утратишь связи с повседневным миром. Шестая очень быстро научилась распознавать, какие картины мозг проецируют на основании увиденного, услышанного и чувствуемого в данный момент, а какие — всего лишь плод работы ее дара, однако, несмотря на это, информация порой заставляла замирать на месте и заниматься рассортировкой. Все это напоминало камушек, попавший в ботинок, или песок в сандалиях — жутко раздражает, хотя особого вреда не несет. К счастью, картины возникали не каждую минуту и даже не каждый час, иначе девушка совершенно точно сошла бы с ума. — Устала? В пушистые волосы на затылке вплелись ласковые пальцы отца, от горячей ладони по шее и позвоночнику вниз потекло благословенное тепло, мгновенно прогнавшее любой намек на усталость и дискомфорт. Шестая с удовольствием переползла на крепкое бедро, уткнулась носом в рубашку, почти полностью спрятавшись в мягких складках, вдохнула запах нагретого на солнце апельсина и позволила себе покачиваться на мягких волнах разлитой вокруг силы отца, как в полуденном океане. Зарождающаяся головная боль покинула виски, к ним больше не примерялись крохотные, но усердные серебряные молоточки. Зато теперь девушка сумела различить грохот внизу — Восемнадцатая устраивалась на новом месте, обживая еще одну появившуюся в доступе лабораторию, быстро превращая чистое, прохладно-нежилое помещение в смесь лазарета, исследовательского центра и оранжереи. Шестая попросила сестру лишь об одном — оставить всех одушевленных и не в меру активных растений у мамочки. Когда-то она не хотела уподобляться Франкенштейну и превращать свой дом в своеобразную крепость со всем необходимым, так как не планировала задерживаться на одном месте длительное время. Но после установки кровавого барьера мысли о серьезном обустройстве дома все чаще стали мелькать в голове. Жизнь их Семьи такова, что собственный медицинский пункт, заполненный всем необходимым, совмещенный с лабораторией, необходим в той же степени, что и тренировочный зал. Было бы глупо отказываться от логичного, полезного в будущем шага просто из вредности или глупого, какого-то детского нежелания. Когда она тренировалась с Восьмой, эти мысли вновь напомнили о себе. В конце концов, Шестая припахала родственников к расширению дома и теперь радовалась тому, что работа окончилась в срок — как раз понадобилось оборудование для исследований. Когда требовалось, их Семья работала исключительно быстро, а заказать необходимое оборудование под выдуманным именем — не проблема. Шестая подставилась под ласкающую руку отца, потерлась носом о рубашку, совсем как кошка или маленький ребенок, не желающий вставать. — Это всегда так? — получилось жалобно, даже плаксиво. Сверху раздался негромкий, полный удовольствия смех, но Шестая не открыла глаз, чтобы увидеть выражение лица Десятого. Зачем, если она до мельчайших подробностей изучила его улыбку? Пальцы аккуратно перебирали алые прядки, разглаживали их или наоборот накручивали на кончик, массировали кожу головы, отчего Шестая готова была возомнить себя Восьмой в звериной форме и замурлыкать. — Мои видения не начались спонтанно или внезапно, я родился с этим даром, поэтому, когда был маленьким, еще до похищения и лаборатории, со слов своей родной матери, частенько путался во времени и месте, так как видел перед собой не то, что остальные. Из-за этого, конечно, случались конфликты со сверстниками и даже старшими детьми, а в лаборатории я не мог толком объяснить, что видел — слишком страшно было. Десятый говорил спокойно, без боли и надрыва, как о давно отжившем свое цветке, спрятавшем засохшие лепестки на странице полузабытой книги. Рука не прекращала своих движений, да и сердце билось ровно, но для Шестой его слова являлись чем-то… необыкновенным, незнакомым. Потому что в казарме она повстречала уже папочку, прежний Савада Тсунаеши, еще не ставший Десятым, не был ей знаком. И даже не видела его ни разу, придя гораздо позже остальных. Хотя могла бы предположить, что папочка не всегда представлял собой оплот спокойствия и страсти одновременно. — Для меня сложнее всего было отделить реальность от видений. А вот наша мамочка намучилась в свое время! — голос значительно повеселел, в нем появились озорные смешинки. — Дар проявился у нее точно так же, как у тебя: сначала намеки с его стороны, проба пера, так сказать. Впоследствии он перестанет так активно напоминать о себе, и развитие будет зависеть уже от твоего внимания, терпения и упорства. Или лучше сказать — упрямства? Медитация, попытки повторить ощущения, увидеть целенаправленно… Даже у Шаманов на это уходят обычно годы, если не десятилетия. Джинглио Неро и мне повезло родиться с даром, мы использовали его с малолетства и даже не задумывались о нюансах. Третья привыкла, если не оперировать всем своим пламенем, то чувствовать и знать, что делает каждая его кроха… О, да! Зачистка острова Кравеев, наверное, до сих пор стоит у модификантов перед глазами. Тогда они погрузились в вертолет, Благородные, за исключением Рейзела, отправились своим ходом. Партнер Шестой ни в какую не желал выпускать ее из поля зрения, поэтому девушке пришлось объяснять причину своих поступков. Слова о видении заставили призадуматься и одновременно смириться. Даже Франкенштейн был вынужден признать, что, вмешайся Игнес в бой с Кромбелем, результат было бы сложнее предсказать. Но это позже, а тогда, стоило машине оторваться от земли и набрать высоту, остров превратился в полыхающий Ад. Горело все: деревья, кусты, лаборатории, казалось, даже земля пылает и плавится. Оттенки канареечного, пшеничного, медового переплетались с солнечными лучами, повторяя контуры сжигаемых объектов, отчего казалось, будто на этом острове растут деревья, сотканные из чистого огня, языки которого поднимались высоко вверх, жаждали догнать уцелевших, захватить их живьем и сжечь. Воздух дрожал от неимоверного жара, волны, облизывавшие берег, шипели, превращаясь в густой белый пар. Пламя яростно потрескивало, сжирая все на своем пути, а среди этого безумства и хаоса, подобно древней богине, стояла Третья. Невидимый жар развевал густые волосы, пламя лизало ноги подобно преданнейшему псу, не причиняя никакого вреда, вилось вокруг огненной змейкой, оберегая свою хозяйку, а с протянутых рук, прямо с раскрытых ладоней лилось вниз расплавленное червонное золото — точно такое же, какое отражалось в миндалевидных глазах. Кажется, у Франкенштейна перехватило дыхание от открывшегося зрелища. Руки, которые он целовал, стали смертельно опасным оружием, прекрасным, в отличие от уродливых плодов деятельности Союза. В тот момент Третья являлась ни больше, ни меньше продолжением собственного дара. Ифрити, дух солнца, чьи лучи проникали сквозь кожу, мантией загара ложились на гибкие руки-плети. Союз вряд ли это увидит — слишком высока мощь творящегося, но даже если там догадаются, что это работа Шамана... Что ж, пусть задумаются, кто сумел остаться в живых после устроенной чистки и стоит ли вообще связываться с подобным существом. Вертолет кружил до тех пор, пока пламя не погасло, ушло в никуда, растворилось, словно его не было вовсе. Воздух вновь стал прозрачен и свеж, наполнился океанической солью. Шаман покинула остров, оставив после себя… голую землю с вполне живыми, но до смерти напуганными людьми. Ученые, охранники, подсобные рабочие молились или обнимались в тщетной попытке найти спасение у другого живого существа. Пламя подчинилось филигранному контролю и непреклонной, алмазной воле Третьей и не причинило ни малейшего вреда людям. Совсем как тогда, в лаборатории. Мамочка больше не являлась убийцей… По крайней мере, без суровой необходимости. В детстве Третью спасал неполный контроль дара, она использовала лишь его часть. Разве могли они представить, что однажды мамочка сумеет объять необъятное? — Он все еще злится на тебя? — задал Десятый неожиданно вопрос, отвлекая от воспоминаний, под руку девушке попался пушистый раздвоенный хвост, который она принялась наглаживать, не открывая глаз. — Нет. Знаешь, что самое интересное, пап? Он на меня не злился, вот совсем, ни капельки. Скорее, был жутко обеспокоен, но в то же время понимал… — Шестая замолчала, подбирая слова, потому что никакие звуки не способны описать то обилие мыслей, атаковавших ее голову. — Безусловно, я желаю защитить его, не хочу становиться причиной беспокойства, но… если бы я поступила иначе, это была бы уже не я, понимаешь? Десятый кивнул с улыбкой в распахнувшиеся глаза, наклонился и ласково поцеловал в лоб. — Моя девочка. Конечно, это была бы уже не ты. Резонанс состоит не в том, чтобы подавлять друг друга, а в дополнении, восполнении… Шестая помолчала, а затем проникновенно призналась: — Иногда мне кажется, ты знаешь о моем мире больше местных долгожителей. — Вполне возможно. А, может быть, дело в том, что наши миры все-таки немного, но похожи. Пламя, Вонгола, Шаманы… — он покрутил рукой. — Да, пожалуй. Благородные знают о Шаманах не понаслышке, но семья Рейзела особенно тесно с ними переплетена. Наверное, еще поэтому он принял мое заявление о видении, каким бы неполноценным то ни было. Ласковая рука отца успокаивающе отвела со лба пушистые пряди, а затем дернула за одну и щелкнула по носу. — Ты всему научишься, родная, не переживай. Главное — никуда не торопиться. Кстати, чуть не забыл! Я положил тебе новые кольца в пояс, на этот раз в большем количестве. А то ты щелкаешь их, как орешки. — Спасибо, пап! — Шестая подозрительно прищурилась. — Проблем с этим не будет? Десятый отмахнулся. — Не-ет, не переживай. Мы с Мармоном решили немножко поиграть с Вонголой при помощи его иллюзий и моего таланта — мафия вновь забылась и перешла границы, — карие глаза жестко блеснули, но затем вернули прежнюю медовую мягкость. — Так что в накладе не остался никто. — Как вы еще живы, с такими-то шуточками? На что Десятый с поистине королевским пренебрежением — хотя глаза его светились лукавством — пожал плечами. — Ну, Восьмая же жива, а у нее чувство юмора похлеще нашего. — Вот уж действительно. Звонок в дверь заставил Шестую с неохотой покинуть удобное, теплое местечко. На пороге нервно топталась вся их школьная компания, включавшая в себя Рейзела и юных Благородных вместе с Такеши. — Тсуна! — девушка внезапно оказалась в тесных объятиях сразу двух подруг — Суйи и Юны. Нежная вишня переплелась с дерзкой розой в слившемся аромате духов. Так же быстро, как обняли, школьницы отстранились. — Ты в порядке? — спросили практически в унисон, пристально рассматривая с головы до ног. — Директор сказал, что ты заболела, — поправил очки Ик-Хан, — поэтому не сможешь какое-то время посещать школу. — Вот мы и решили проведать тебя, — взволнованно подхватила Юна. — Заскочили всего на минуточку! — обвела приятелей строгим взглядом Суйи, уделив особое внимание бесшабашному Шинву, который отвернулся с самым невозмутимым и непричастным видом. — Чтобы не утомлять! Шестая ощутила угрызения совести: надо было сразу по возвращении позвонить ребятам, сказать, что все с ней порядке, чтобы не переживали, но навалилось столько дел и забот, что она совершенно об этом позабыла. — Простите, что не позвонила. Проходите. — Не хотелось бы тебя утомлять, — нерешительно прикусила губу Юна. — Разве могут утомить друзья? — хмыкнула Шестая и распахнула дверь шире. Папочка уже предусмотрительно смотался и непонятно, то ли в лабораторию к мамочке, то ли по делам к Мармону. Но при этом успел оставить на стол домашний торт, испеченный недавно Третьей. Друзья колебались, им в самом деле хотелось о многом расспросить и рассказать, но при этом они не желали стать причиной ухудшения самочувствия подруги. — Если только на чашечку чая, — наконец, решила Суйи, подводя итог общим раздумьям. — Не смей ничего готовить! — Хорошо-хорошо! — Шестая засмеялась и подняла руки, сдаваясь. Компания привычно, а потому быстро разместилась на диване, сбросив сумки возле книжного шкафа. — Ух, ты! Круто! — Шинву алчно блестел глазами, урчал животом и блаженно втягивал сладкий запах ванили и крема. Торт был великолепен, как сама Третья: нежный крем снаружи и внутри, воздушные бисквиты и ярко-красные ягоды вишни, залитые чем-то безумно сладким и блестящим. — Ты сама приготовила? — Нет, родственники помогли, — Шестая разложила порции и устроилась на диване, возле Рейзела, пожалуй, впервые за все многочисленные визиты одноклассников. Как-то она привыкла к месту за барной стойкой. — Что с тобой случилось? — Юна не прикоснулась к чаю, только грела о чашку пальцы. — Помнишь, я говорила про болезнь? Еще мерзла постоянно? — девушка кивнула в ответ, парни ни о чем таком не слышали, но сделали вид, что тоже в курсе событий. Правда Шестая никогда не обманывалась суровым, хулиганским видом Шинву — тот беспокоился о ней наравне с остальными, просто показывал это несколько иначе. — Наверное, это было последствие, но мне внезапно стало плохо на улице, я не успела даже никому позвонить, а потом телефон оказался вне зоны доступа. — Но теперь с тобой все в порядке? — Да, — деланно легкомысленно взмахнула рукой Шестая, чувствуя, как каждый ее жест отслеживают четыре пары цепких глаз — Благородные вместе с мечником были готовы прийти на помощь в создании легенды. — Какая-то разновидность мигрени, врач сказал, что подобное больше не повторится. На лицах одноклассников отразилось громадное облегчение. — Ну я же говорил! — торжествующе выбросил кулак в воздух Шинву. — С нашей Тсуной все супер! — Ох, как хорошо! — шумно выдохнула с облегчением Юна, прижав руку к груди. — Мы жутко переживали. В следующий раз… ну, хоть попробуй дозвониться. Или сообщение как-нибудь контрабандой скинуть. — Ладно, постараюсь. А у вас что новенького? — Директор продолжает расширять отдел безопасности… — заблестела глазами Суйи, ведь она терпеливо ждала возможности рассказать последние новости, а теперь настал ее звездный час. Но разве может быть все так просто в их компании? — Это связано с последними терактами, — перебил подругу Ик-Хан, поправляя очки. — Разрушения в городе, взрывы, не обошлось без человеческих жертв, но их меньше, чем могло бы быть. Власти сваливают вину на активизировавшиеся террористические группировки, Корею даже называют теперь «страной повышенной опасности». — Да-да, — отмахнулась нетерпеливо Суйи, — но главная новость — теперь в отделе безопасности состоит Кэриас-ним. Он такой лапочка! И к тому же галантный. Представляешь, знает имена и дни рождения всех школьниц и каждой дарит цветы! Так вежливо и красиво! — Выпендрежник, — пробормотал недовольно Шинву. Юна почему-то покраснела, как и Ик-Хан, а Суйи насмешливо хитро посмотрела на рыжего одноклассника, насмешливо фыркнув: — Он так говорит, потому что Кэриас-ним подарил Юне розу. — Если честно, считаю, что в чем-то Суйи права, — Ик-Хан нервно поправил очки, судя по всему, с трудом удержавшись от желания оглядеться по сторонам. — Лучше уж Кэриас-ним, чем второй новенький… Как его там? Хибари? — Да уж, жуть, — закивала с глубокомысленным видом Суйи, — вроде красавец, как посмотрит на тебя — словно кожу живьем сняли. Такое чувство, будто заживо на части расчленяет мысленно. Брр. И вообще не понимаю, как такой молодой может работать? Он что, уже не учится? — Может, окончил экстерном? — предположила Шестая, изрядно развеселенная независимой характеристикой Хибари. Тут уже оживился Ик-Хан. — Думаешь, он гений? — Тебе не хватает одного Тао-хена?! — не замедлил возмутиться Шинву. — Не смей еще Хибари восхищаться. По мне, так он полный отморозок. — Ты просто ревнуешь, — в ответ пропела сладко-сладко Суйи, — что девочки, несмотря на закидоны, все равно им восхищаются. Хотя, надо признаться, — тут она постучала аккуратным пальчиком по губам, — первое место все равно делят директор и Юрий-ним. Юрий? Какой кошмар! Шестая поднесла ко рту чашку с чаем, лишь бы скрыть невольную улыбку. Друг наверняка в курсе событий, но еще одно подтверждение не помешает. Надо будет передать Восьмой, что уводят, уводят ее «интересного молодого человека». Рейзел тоже веселился, но, скорее, вторя эмоциям партнера, ему нравилась радость Шестой, ее искренность, некоторая порывистость чувств, легкость и в то же время стабильность. Щеки сделались внезапно горячими — столько комплиментов разом девушка не получала никогда, пусть даже ни один из них не был произнесен вслух. — Ой, ладно, мы пойдем, — засобирались ребята. — Отдыхай, выздоравливай! Мы еще завтра навестим тебя, не против? — Нет, буду только рада. — Эм… Рей остается? — Юна покраснела, увидев не шелохнувшегося Благородного. — Да, ему тут недалеко, — усмехнулась в ответ Шестая. — Но тогда и Регис с Сейрой и Такеши могут тоже остаться или пойти сразу домой. — Мы проводим, — Ландегрэ одернул пиджак. — На улицах сейчас небезопасно, мы будем вас сопровождать. — Но вы сами… — С нами ничего не случится, — исключительно вежливо отрезал Регис, так что спорить одноклассникам мигом расхотелось. — Ничего интересного без нас не показывайте! — прошипел на прощание Благородный перед тем, как закрыть дверь. — О чем это он? Рейзел пожал плечами, а затем притянул девушку к себе поближе, с намеком перебирая густые пряди на затылке. Шестая послушно забралась на диван с ногами, прильнула к своему Благородному, потянувшись вперед всем существом и подставляя под ласковые прикосновения лицо. В конце концов, она тоже успела соскучиться… В меру вежливые, но любопытные товарищи отвели им всего минут сорок, течение которых Шестая попросту не заметила. Первыми явились модификанты, как всегда через сад, под беспечную болтовню Тао. — Надеюсь, мы ничему не помешали? — беспечно улыбнулся хакер, за что тут же получил с двух сторон локтями в ребра и яростно-смущенное шипение. — Что? Они же просто на диване сидели! — Та-ао, — как-то обреченно протянул Такео, прихлопнув глаза ладонью. — Чаю? — Шестая поспешила восстановить равновесие и соскользнула с дивана, хотя покидать объятия Рейзела не было ни малейшего желания. Однако щеки пунцовели, лицо полыхало, словно охваченное незримым огнем, прямо и громко требовало скрыть его от посторонних глаз, пока взбунтовавшийся организм не придет в норму. Поэтому девушка загремела заварочным чайником и дверцами шкафов, разыскивая подходящий вкус, усиленно делая вид, что не ощущает пристальных и насмешливых взглядов товарищей. Впрочем, те не только ехидничали да насмешничали, но и вполне искренне за нее с Рейзелом радовались, так что простить им можно было многое. — Добрый вечер! — вошедший первым Юрий сиял леденцовой улыбкой, от которой мигом передернуло всех присутствующих. — Вы не представляете, как это замечательно — работать под чутким руководством понимающего начальника! — А сколько наслаждения можно получить от сотрудничества с талантливым, умным, прилежным подчиненным! — продолжил сладкие дифирамбы сияющий Франкенштейн. — Вот теперь они меня пугают, — раздался еле слышный знакомый шепот. — Спелись. Директор немедленно развернулся к нему, как гончая, учуявшая добычу. — Ты что-то сказал, Тао? — Сказал, что вы отлично смотритесь вместе… то есть определенно сработались. — Определенно, — с ноткой угрозы произнес Франкенштейн. От такого тона его противники на поле боя покрывались холодным потом или выходили из себя, неизменно проигрывая. Шестая только с удовольствием смотрела на разыгранное представление, расставляя чашки со свежим напитком. Модификанты успели поделить остатки торта так, чтобы никто не остался внакладе, и тут же принялись смаковать, облизываясь и блаженно закатывая глаза. — Божественно! — простонал Тао. — Тсуна, твоих рук дело? — Мамы. Хакер и снайпер немедленно поперхнулись, Двадцать первый с трудом, но все же проглотил кусочек. — Действительно, божественно, — покивал согласно Франкенштейн. Девушке оставалось только качать головой. С другой стороны, после нелегких битв и уничтожения предателей Лукидонии можно позволить себе немного расслабиться. — Так что привело вас ко мне сегодня? — Ты не рада нас видеть? — вскинул брови Двадцать первый, провоцируя. — Конечно же, рада! — возмутилась в ответ Шестая. — Но хотелось бы знать, на какие такие «интересности» намекал Регис перед своим уходом? — Мы хотели попросить тебя или твою сестру, Восемнадцатую, показать Музаку и рассказать о его состоянии, если это возможно, разумеется, — отставил чашку посерьезневший Франкенштейн. Шестая почувствовала, как напряглось кружево связи, по нему резонирующим гулом пронеслось нетерпение, волнение и сотня других, не менее важных, чувств. Какие бы отношения ни связывали оборотня с Благородными в прошлом, Рейзел переживал за него. Печалился. Чувствовал боль, вспоминая нечто, похороненное на самом дне души, куда Шаман не заглядывала, чтобы не всколыхнуть черную муть и не причинить своему Благородному еще больше страданий. — Можно, почему нет? — поэтому Шестая только пожала плечами. — Но лучше подождать остальных, чтобы они не обижались. — Мы бы не обиделись, — не заставил себя ждать Регис. Скорей всего, проводив школьников, мчался по крышам, чтобы успеть. — Но ваше ожидание вежливо, а вежливость безусловно элегантна. — Тогда идем. Шестая, махнув рукой, первой направилась в сторону подвала, не дожидаясь их разросшейся компании, которая, впрочем, поспешила следом, если судить по шуму, льющемуся из-за спины. Лаборатория располагалась возле комнаты для тренировок, стена к стене. Просторное светлое помещение условно делилось на две части: в первой находилась койка, на которой в данный момент, обездвиженный специальными наручниками, пребывал бессознательный Музака; вдоль стен располагались приспособления и приборы для проведения разнообразных исследований и анализов, включая рентген и аппарат для компьютерной томографии. Вторая, отделенная невидимой, но ощутимой полосой часть предназначалась для сортировки информации, подведения итогов, размышлений и возможного приготовления лекарств, так как с одной стороны располагалось аж семь компьютеров, выстроившихся легким полукругом, вдоль которого весьма удобно было ездить на кресле, а с другой находился стол, заставленный колбами, ретортами и прочими радостями ученой жизни Восемнадцатой, сделанными из особого стекла. Все это так отличалось от белоснежного, стерильного великолепия подвалов Франкенштейна! Хотя бы потому, что директор не скупился на пространство, строил с размахом, а Восемнадцатая, адаптировав многие приборы, слегка перенастроив их, стремилась занять любое подвернувшееся свободное пространство, дабы не ходить далеко. К тому же повсюду виднелись ее зеленые растительные любимцы, к счастью, более-менее обыкновенные, по крайней мере, неактивные и неразумные. Совсем без растений Восемнадцатая не могла, но особо опасные экземпляры предпочла оставить у Третьей. Младшенькая ведь самая жалостливая в их семье, ни уничтожить, ни сжечь не сможет. Теперь из-за изумрудно-зеленых листьев почти не было видно гладкого, блестящего пола приятного оттенка морской волны. Как будто находишься в отсеке звездного корабля. Некоторые приборы попискивали, мигали лампочками, обрабатывая полученные данные, находящееся внутри пламя еле слышно гудело, гул волнами растекался по помещению. Это нельзя было услышать, только ощутить. Худой силуэт Восемнадцатой — единственное темное пятно в целом помещении — как раз нависал над беззащитным оборотнем. Сестра постукивала затянутой в митенку рукой по подбородку, рассматривая показания на планшете. Шестая скорее почувствовала, нежели увидела, как подался вперед Двадцать первый, разглядывая первого в своей жизни подлинного оборотня, жадно глотая черты заострившегося, истощенного профиля Музаки, словно вырезанного на фоне лаборатории, его жилистое тело, брови, бывшие более длинными и густыми, чем у людей и Благородных, растекшиеся по поверхности койки седые волосы. Вряд ли что-то могло отвлечь модифицированного от его своеобразного исследования — Двадцать первый выглядел взволнованным едва ли не сильнее, чем Рейзел, словно один вид Музаки затрагивал некие струны у него внутри. На высоком стуле подле химической лаборатории гордо восседала Третья, периодически делая малюсенькие глотки из белоснежной чашки, Десятый взгромоздился на компьютерный стол, отчего раздвоенный хвост, покачиваясь из стороны в сторону, откликаясь на медитативные размышления владельца, то и дело протирал безжизненные в данный момент мониторы. Увидев посетителей первым, папочка приветливо помахал рукой. — Вы насчет нашего пациента? — осведомился он весело, так что Шестая невольно улыбнулась. — Ага, хотелось бы знать, что с ним. Требовательные взгляды скрестились на Восемнадцатой, та потерла лоб, тяжело вздохнула и наконец подняла потемневшие глаза, угнездившиеся в скоплении теней уже ставшего хроническим недосыпа. — Пациент скорее жив, чем мертв, — хмыкнула она. — У него бешеная регенерация, только благодаря ей, как сказала Мэй-тян, до сих пор не отказали внутренние органы. Чистить придется долго и упорно, он постоянно перестраивал ткани, соединения, возникшие уже были адаптировавшимися, привыкшими к наркотикам. В общем, работы непочатый край! — как-то слишком счастливо — что остальные вполне могли принять за уныние — вынесла вердикт девушка. — Наши Кровавые не могут помочь? — спросила Шестая, заразившись волнением партнера. Восемнадцатая помотала головой, отчего дрогнули торчавшие в разные стороны пушистые колючки. Сводный братец Шестой наверняка сошел бы с ума, увидев еще одну Саваду Тсунаеши. — Двенадцатая, может, еще и смогла бы, по крайней мере, помогла бы значительно, однако, к сожалению, в данный момент ее таланты недоступны, а Мэй-тян не специалист в постепенном исцелении — слишком молода, еще не всему научилась. Она очистит кровь мгновенно, а это может пагубно сказаться на состоянии пациента. К тому же… — Что такое? — Проводилось ментальное воздействие, серьезная психокоррекция. С таким даже Кровавые не работают. — Как они там? — Шестая прикусила губу. Двенадцатая колдовала всегда, даже будучи смертельно раненной, поэтому, если она не может… Неужели… В этот раз ответила Третья, скрестившая вытянутые ноги, помешивающая что-то в чашке. Шестая сомневалась в том, что там именно чай — больно уж густой и насыщенной выглядела жидкость. Скорей всего, растрясли подвальчики Восьмой, пользуясь отсутствием хозяйки. Или даже по ее просьбе. — Пока стабильно, однако лучше не рисковать. Сейчас Двенадцатой нельзя применять даже самое простое колдовство. А я тут, — показала рукой на Музаку мамочка, — не помощник. — Но вы ведь справитесь? — внезапно спросил Рейзел, его чуточку взволнованный голос разнесся по всему помещению. Тревога вперемешку с дикой, безумной надеждой терзали душу Благородного. Пусть он не показывал эмоций, это не говорило, что он вовсе не умеет чувствовать, скорее даже наоборот, он чувствовал сильнее, более страстно, чем остальные представители его расы. Восемнадцатая вздернула бровь, наверное, так бы она смотрела на ожившую вдруг тумбочку, затем равнодушно пожала плечами. — Конечно. Ни у меня, ни тем более у него нет другого выхода. Конечно, пригодилась бы кровь иного оборотня, чтобы я хоть приблизительно знала, к чему стремиться, под какие показатели подстраиваться. — Я могу дать кровь, — выступил вперед Двадцать первый, — у меня недавно получилось трансформироваться на тренировках с Франкенштейном. Если собрать кровь в это время… — Эмо смерила его жалостливым взглядом. — Солнышко, нам нужно вылечить Музаку, а не породить в нем комплекс неполноценности и вопрос о своем отцовстве. — Отцовстве?! — как никогда модификанты были единодушны в своем изумлении. Вопросительная бровь Эмо досталась уже Шестой. — Ты так и не передала им документы? — Забыла! — отмахнулась снайпер. — Склероз в молодости, тц-тц-тц, — покачала головой ученая. — Твои колеса повлияли. Может, в них где-то был брак? Сестры обменялись острыми, понимающими, взаимно довольными усмешками. В конце концов, какой еще могла вырасти Шестая с такими языкастыми родственниками? — Девочки, прекратите ссориться! — Да, ма-ам! — Какие документы? — вмешался Франкенштейн. — И кстати, кто производил модификацию аппаратуры? Это ведь какое-то усовершенствованное оборудование? А растения мешать не будут? Неужели вам не требуется защита от излучения некоторых приборов? Ученый оглядывался так, будто ребенком попал в королевство сладостей. Впрочем, Шестая не была уверена, нравилось ли Франкенштейну в детстве сладкое, или он предпочитал препарировать лягушек и кошек. — Усовершенствования проводили под Семейным контролем, чтобы не дергаться по мелочам. У нас в организме слишком много всякого неучтенного, нормальным приборам незнакомого, — печально, как сосредоточие осенней депрессии, вздохнула Эмо. — Растения не мешают, потому что они как раз поглощают излучение от упомянутых вами приборов. А документы качнула Шестая из компьютера своей похитительницы, хотя могла бы быть порасторопнее и просто прострелить ей голову, как я уже говорила! Отбежать и выстрелить, это ведь не трудно? — она снова щелкнула Музаку по лбу, отчего тот, зашевелившийся было, вновь впал в беспамятство. — Ты не перебарщиваешь? — прищурилась Шестая, кивая на распластавшегося оборотня. — Ему ведь силы на восстановление понадобятся. — Пока у него нечего восстанавливать, а к той химической гадости, что заменяет ему кровь, организм давно привык. Но накачивать сейчас седативными глупо, только помешает. Да и не беру я много — сколько у него там силенок после заточения? — Простите… — Тао облизнул пересохшие губы. — Вы сказали… «силы»? Пожатие плечами вообще у сестры было официальной, самой востребованной реакцией. Как и печальный взгляд, сообщающий о несовершенстве мира в целом и собеседника в частности окружающим. — Это моя способность — забирать у живых существ силы. И да, всем телом, — прорезалось ехидство. — Абсолютно. Всем. Телом. Не хватало только ее коронной фразы, сопровождающейся тяжелым вздохом: «Поэтому у меня никогда не будет секса». Впрочем, судя по смешкам, мамочка и папочка отлично себе все представили. А Шестая впервые видела, чтобы Тао так быстро и мощно краснел. — И вообще, кажется, вам уже пора! Кыш-кыш! — Ой, все, — закатил глаза папочка, помахал рукой и первым растворился в портале. Третья, улыбнувшись, покачала головой и тоже ушла, не забыв прихватить чашку. Остальные, под мрачным взглядом Эмо, тоже потянулись на выход.

***

Пока Юрий корпел над школьной документацией, а Франкенштейн дьявольски хохотал над добытой у Игнес информацией, Шестая решила не тратить времени даром и воспользоваться любезно выписанным ей больничным отпуском. Просто прогуляться по дневной Корее, без спешки и выискивания слежки, заглянуть в парк, книжный магазин или еще куда-нибудь. Просто… отдохнуть, пока не нагрянула новая беда. Итак, если подвести итоги, Кромбель мертв. Пожалуй, самый адекватный, а потому самый непредсказуемый противник из всех Старейшин. По словам Юрия, доктор был помешан на контроле, не ограничиваясь промывкой мозгов, связывал всех модифицированных с собой, чтобы в любой момент суметь дернуть за поводок. Без хозяина слуги не проживут и нескольких минут, потому можно с уверенностью утверждать, что остатки асассинов и модификантов из лаборатории Тринадцатого старейшины мертвы. А все документы, связанные с исследованиями: наработки, открытия, просто черновые записи уничтожены. Кромбель каждые сутки вводил пароль доступа, без которого запускалась программа самоуничтожения. Тао пробил подкинутый Юрием адресок — личное убежище Кромбеля, находившееся в центре Мюнхена, сгорело, источником было признано взрывное устройство, расположенное в кабинете. Юрий говорил, что там находился сейф, доктор частенько доставал из него какую-то старую, потрепанную книжицу, но никому не показывал, какие записи в ней находятся. Юрий об убежище узнал практически случайно, с трудом войдя в доверие к Бонерру. Впрочем, тот как никто другой понимал верность, практически одержимость служением какому-либо человеку, ибо был беззаветно предан своему хозяину. Вместе с Кромбелем унесены жизни еще четырех важных Старейшин, Игнес сбежала, сейчас, скорей всего, владеет духовным оружием своего клана. Хотя это не так страшно, Франкенштейн говорил, что требуется немало времени на отработку навыков владения этой силой, адаптацию. Сейра, к примеру, за несколько десятилетий так и не сумела раскрыть себя полностью, все еще продолжает познавать грани таланта. Так что в Игнес опасен не столько хлыст, сколько ее жестокий научный гений. Удалось подкинуть несколько провокационных вопросов оборотням. Если повезет, это приведет к еще одному разладу внутри и так уже ослабленного Союза. В любом случае, оборотни начнут шевелиться. Лидеры Союза хотели повелевать миром, стать главными над людьми и уничтожить Лукидонию, однако вынуждены вновь затаиться, так как утратили позиции, гибель одного только Девятого откинула их назад, ведь именно этот противный старикашка занимался исследованиями физических модификаций тела. И вряд ли он делился абсолютно всеми данными, а это значит, что они уничтожены маминым огнем. Вдобавок к несчастьям Союза зашевелилась Лукидония, хотя Старейшины предпочли бы, чтобы Благородные по-прежнему ничем не интересовались и носа не высовывали из своей страны. Однако Лорд, прослышав о предателях, прислала в качестве огневой поддержки еще одного главу клана в нагрузку к Раджеку. Кстати, где он? Шестая прикусила губу, задумавшись. Старший Кертье вполне мог помчаться с докладом о появлении Музаки, в конце концов, это не те сведения, что вручают на расстоянии. В общем, все шевелятся, и Союзу надо притихнуть, чтобы это шевеление не погубило его… Или, наоборот, ударить на опережение, пока резонанс не достиг верхней планки и не вышел за пределы контролируемого. Интуиция зазвенела, словно завизжали тормоза резко остановившейся машины, Шестая буквально видела прочерченный на асфальте шинами темный след. Красный спортивный автомобиль ее мыслей замер, настороженный и загнанно дышащий, как антилопа, преследуемая львом. Сражаться посреди людной улицы? На такое не пойдет даже Союз, не с той информацией, что успели набрать Шестая и унести — Юрий. Всегда можно ответить на провокацию куда менее гуманно — слить всю эту грязь в Интернет и ткнуть пальцем в виновников, дабы разъяренная и перепуганная толпа растерзала их, пользуясь численным преимуществом. Нет, надо увести их подальше и там застрелить. Если не получится — позвонить товарищам или дернуть по связи Юрия, чтобы тот поднял тревогу. Пятая старейшина возникла как по волшебству. Вот ее нет, а вот она уже стоит сияющая в лучах полуденного солнца. Вполне обычный человеческий костюм лишь подчеркивал ее привлекательность: белоснежный топ с глубоким декольте, в котором кокетливо поблескивала аметистовая капелька, вторя цвету глаз, белоснежные брюки и белейшие босоножки, из которых выглядывали аккуратно подкрашенные ноготки. Распущенные волосы сглаживали черты, делая их менее… звериными? Как будто Шестая могла позабыть, как те внезапно обрастают шерстью, а клыки — удлиняются. За спиной Старейшины мускулистой скалой возвышался мужчина, которому самое место было на рок-концерте или в байкерском баре. Высоченный, широкоплечий, даже больше немаленького Педро, плотно сбитый, с густыми бакенбардами и выбритой головой, на которой возвышался гордо и вызывающе «чудом уцелевший» ирокез. Людская толпа огибала их волнами, прохожие опасливо косились на мужчину, с интересом — на женщину. Кто она такая, если к ней приставлен охранник? Именно на охранника тянул спутник Пятой старейшины, однако… Шестая чувствовала в нем дикую, первобытную мощь, звериное начало. Слабее, чем у Музаки, но… столь же могучее, как у Старейшины. — Не дергайся, мы пришли с миром, — клыкасто улыбнулась женщина, подойдя ближе. — И по личной инициативе, Союз в этом не замешан ни в коей мере. Не могли бы мы где-нибудь поговорить? — Где? — Шестая облизнула пересохшие губы, однако не выпустила сумку, в которой сегодня скрывался Приговор. Черт ее дернул послушать мамочку и одеться в юбку и водолазку — совсем негде спрятать оружие. С другой стороны — личная, никак не связанная с организацией инициатива… Это как минимум интересно. — На твой выбор. Девушка нашла взглядом кафе на другой стороне улицы и кивнула в его сторону. Маленькое уютное заведение, без столиков на улице, что в данной ситуации определенно являлось плюсом. Вежливая улыбка официантки лишь слегка увяла при виде мужчины-телохранителя, сделавшись более… искусственной, словно приклеенной. Девушка бросила подозрительный взгляд на Шестую, словно спрашивая, какие дела могут иметься у подобной личности к обычной школьнице, но все равно любезно проводила к свободному столику возле окна. Двигались оборотни с удивительной грацией. Шестой уже доводилось видеть Пятую старейшину в бою, но за мужчиной она наблюдала с интересом — тот шагал по проходу непринужденно, не задевая никого, совершенно без усилий. Стул под массивным телом натужно заскрипел, но выдержал — по-видимому, сила этого оборотня заключалась не только в мышцах. — Заказывай что хочешь. За наш счет, — улыбнулась Пятая старейшина, когда официантка принесла меню. Есть особенно не хотелось, а вот пить… Девушка, не стесняясь, заказала графин безалкогольного мохито, в то время как оборотни ограничились обычным соком, да и то больше для вида. — Итак, о чем вы хотели со мной поговорить, господа… — задала вопрос девушка, когда утолила первую жажду. Она имела право на подобный вопрос, ведь ее подлинное имя собеседники знали. Опасности интуиция не чувствовала, скорее, возбуждение, радостное предвкушение. Сегодняшняя встреча принесет немало пользы, если пройдет правильно. Впрочем, оборотни заинтересованы в этом не меньше. — Лунарк. А это мой товарищ Кентас. Мы бы хотели получить все документы, связанные с… с Музакой-нимом. — Хм… — девушка побарабанила пальцем по столу. Не проблема, если чуточку подправить документы, ибо сейчас, после полнейшего уничтожения исследовательского комплекса на острове, любые сведения оттуда на вес золота. Оборотни напряженно следили за каждым ее жестом, за каждым вдохом и выдохом. — Я могу передать их вам, если позволите удалить результаты исследований. Но то, что сделали с Музакой, оставлю нетронутым. — Как… как сейчас Музака-ним? Оборотни старались скрыть свои эмоции, прятались за масками каменных лиц, однако напряжение в фигурах, странный блеск глаз с головой выдавал подлинное настроение — волнение, глубинное, не связанное с нынешней жизнью. У каждого свои причины воевать, это не значит, что враги не смогут перейти в разряд союзников. Пусть даже невольных. — Врач сказал, что понадобится немало времени на очистку организма. К тому же над его разумом тоже поработали. — Ты лжешь! — мужчина ударил по столу, жалобно подпрыгнули чашки, зазвенели кубики льда, ударяясь о прозрачные стенки высокого стакана. Официантка у стойки встревоженно взглянула в их сторону, Шестая улыбнулась, махнула рукой, и девушка послушно отвернулась, не желая переходить дорогу опасному типу, пусть даже тот во вполне безобидной компании. — Музака-ним!.. — Кентас, — Лунарк предостерегающе положила ладонь поверх могучего кулака напарника, тот медленно вдохнул и выдохнул, успокаиваясь. — Не привлекай внимания. — Да, я помню, помню. — Какое вам дело до Музаки? Он ваш лорд, но, насколько знаю, бывший. Ищете его голову для своего нынешнего правителя? Даже если так, Шестая будет защищать его до последней капли крови. Потому что он очень важен Рейзелу, ничто другое значения не имело. Сейчас она должна выяснить как можно больше, прочитать между строк, чтобы знать, чего ожидать. Лунарк облизнула губы, сейчас она выглядела не такой стервой, как раньше, скорее… потерянным человеком, не знающим, куда идти. Растерянность мерцала в аметистовых глазах, и этой женщине гораздо больше шло ее имя, нежели пафосной, дерзкой, жестокой Пятой старейшине. Маска лидера Союза слетела, вперед вышел оборотень, ратующий за свой клан, болеющий за него, переживающий его боль как свою собственную. — Чего ты хочешь? — Расскажи о Музаке то, что можешь рассказать. — Он… — оборотень прерывисто вздохнула, сделала глоток сока. — Музака-ним являлся лордом во времена моего детства. Он был благородным, сильным, но всегда почему-то грустным. И он пропал восемьсот лет назад, когда в клане начались волнения. — У нас его называют предателем, — спокойнее проговорил Кентас, теперь его голос не гремел, а только рокотал басовито. — Поговаривали, что он выдал часть оборотней людям, бросил нас, выбрав человечество. — Но тебе он нравился, — заметила Шестая проницательно, уважение мужчины читалось крупным шрифтом на широком лице. — Да, — отрывисто кивнул тот. — Музака-ним был настоящим воином! Он занял свое место благодаря силе, а не каким-то человеческим приспособлениям! — Сейчас все больше членов клана принимают путь модификаций, — перехватила нить повествования Лунарк. — Это противоречит древнему кодексу, который гласит, что оборотень должен совершенствоваться ежесекундно, наращивая свою силу, познавая самого себя, — она выглядела искренне опечаленной подобным поворотом. Так странно — сидеть в кафе с двумя условными врагами и беседовать о другой расе, затрагивать волнующие, сокровенные темы. Как будто вовсе нет никакого Союза, и они встретились случайно. С другой стороны, смогла бы ситуация стать такой пикантно-острой, перченной с кисло-шипящей ноткой постоянной бдительности, не существуй организации на самом деле? — В данный момент мы, пожалуй, единственные, кто еще не прошел модификацию, — Лунарк встряхнулась, вновь становясь Пятой старейшиной. — Мы рассказали тебе достаточно, образец номер шесть… Савада Тсунаеши? Если она надеялась уязвить побольнее или получить какое-либо преимущество, то зря старалась. Шестая перегорела в прямом и переносном смысле. — Вполне. Осталось только одно — как вы нашли меня? Кентас хохотнул. — Случайно, если честно. Осматривали город с крыш в надежде, что ты ходишь по улицам. — А вечером планировали заглянуть в KSA, чтобы попросить Франкенштейна свести нас неофициально. Шестая кивнула, достала из сумки ноутбук. На самом деле она планировала посидеть в парке, почитать, сделать домашнюю работу, которую переслала на почту заботливая Юна, поэтому захватила с собой компьютер. Так даже лучше, документы находились здесь, осталось только их скопировать и отредактировать. Она повернула монитор боком к Кентасу, чтобы он видел — ничего лишнего временная союзница не добавляет. Лишь стирает. Оставленная информация являлась крохами по сравнению с полным объемом, скупыми строчками, за которыми виделись подлинные ужасы. Но даже этой малости оборотням должно было хватить за глаза. — Флешка имеется? — свою отдавать Шестая не собиралась, на ней Второй установил многослойную защиту, не хотелось, чтобы ее разобрали и поняли принцип. Пятая мгновенно достала из кармана устройство. К удивлению, взломать компьютер или установить тайком подслушивающие программы то не попыталось, но на всякий случай девушка запустила полную чистку. Оборотни расплатились, поднялись, но Лунарк на секунду замерла, неуверенно укусила губу, решаясь. — Будьте осторожны, аналитики предположили, что Музака-ним пропал где-то в Корее, как Старейшины и группы модифицированных. Наш глава выслал поисковые группы. Не все они будут… столь обходительны. — Благодарю, я учту твой совет. Женщина отрывисто кивнула, после чего они с напарником покинули кафе, растворившись на людных улицах. Они не лгали, действительно отыскали ее случайно, хотя искали целенаправленно, рискуя выдать себя своей наверняка самовольной отлучкой. Пятая казалась весьма подневольной Старейшиной. Вдобавок... их действительно волновала судьба Музаки, они колебались в нерешительности, разрываясь между официальной версией его предательства и собственным уважением к нему, как бывшему лидеру и воину. Шестая ни капельки не жалела, что подкинула им информацию, возможно, в дальнейшем удастся получить еще двух союзников. Восемьсот лет назад... Десятилетия опущены, но они вполне могут быть. Франкенштейн называл Музаку единственным существом, равным по силе Ноблесс. Интригами глав кланов они оба сошлись в битве и проиграли. Или выиграли - если учесть, что оба остались живы. Если бы можно было узнать поподробнее! Но единственному существу, способному рассказать правду, ее расспросы причинят немалую боль. Нет, надо ждать. Терпение вообще является добродетелью. Шестая побарабанила пальцами, а затем принялась набирать сообщение Юрию. Пусть передаст директору. К возможному нашествию оборотней нужно быть готовыми.