***
Мечикутка — деревушка на окраине леса в паре-тройке дней пути от фактории. Местные ее славились сплоченным духом, закоренелой нелюбовью к чужакам да нелюдям, и именно в это захолустье волею шальной судьбы забрели направляющиеся в Аэдирн бывалые «бродяги-артисты». Получив разрешение на стоянку у местного старосты, циркачи растянули затертый до дыр шатер на окраине поселения, загодя дав слово, что покинут деревушку завтрашним утром. Тощие буланые кобылы жадно жевали зеленую травку, пока их хозяева чинили прохудившийся фургончик и готовили пресный ужин. — Эй, Цапля, — позвал худосочного паренька краснолюд, вручив ему коробок полный гнутых гвоздей, — хорош шататься без дела, пойди, помоги Вертлявому! — Да, милсдарь Боян, — чирикнул парнишка и поспешил исполнить порученное, — если Лиэю, то я мигом! — Еще бы, — хохотнул бородач ему вслед, — вона как припустил. Бессменным лидером странствующих циркачей был крепкий бородатый, но лысый, пожилой краснолюд — Асен Боян. Чернобородый гордился разношерстной труппой, как многодетная мать своими чадами. Были среди них и умелец-фокусник с мальчонкой подмастерьем, и близнецы силачи, и гибкие эльфки танцовщицы-акробатки, голосистая низушка-бард, старая гадалка и вовсе диковинный для сих мест факир. «Чернявый плут», «вертлявый жук», «лисий хвост» или просто «Лиэй» — так называли участники труппы смуглокожего собрата по цеху, прибывшего в Северные королевства из самой Зеррикании. Вольнолюбивый, дерзкий фармазон. Лиэй был самой большой головной болью краснолюда, ибо сбегал и возвращался под крыло старика, когда ему вздумается. Старый Асен, понимая, что большая часть прибыли, полученной от представлений, была заслугой именно полуэльфа, все ему прощал и радушно встречал блудного сына с распростёртыми объятьями. Но помимо краснолюда, полуэльфа примечали все участники бродячей труппы, несмотря на его скверный нрав и изворотливость, особенно эльфки и охочая до любовных романов низушка. — Лиэй, — запыхавшийся паренек присел на корточки у колеса повозки, крытой зеленой плотной парусиной, — давай помогу! — А, это ты, Цапля, — вынырнул из-под фургона факир, держа в зубах несколько гвоздей, — давай, коль хочешь. Полок совсем прохудился — подлатать надо. Белокурый парнишка ловко юркнул под воз, устроившись рядом с полуэльфом. Следом застучал молоток, вбивая гвозди в скрипучие посеревшие от времени доски. Рядом с фургоном не спеша прошла старая гадалка с корзинкой душистых трав в компании говорливой низушки. — Ох, ну и болтливая же ты, Донка, — проворчала старуха, скрипнув зубами, как самая настоящая ведьма, — у меня уж от тебя голова пухнет. — Да погодь ты ворчать, Мавра, я ж самого главного-то те не сказала! Так вот, он ей и говорит… — Ох, — обреченно вздохнула гадалка, мотнув головой, а рыжеволосая Донка тем временем продолжала восторженно балаболить, во всех подробностях описывая недавно прочитанный ею любовный роман, давеча купленный в столице. Наблюдавшие за ними эльфки, с сочувствием улыбались старухе, не забывая нарезать хлеб и помешивать булькавшую крупу пшенной каши. Подле них сидели здоровенные борцы-близнецы, чаще всего выполняющие роль вышибал для особо охочих пощупать артисток зрителей, и весело болтали с усатым фокусником, некогда побывавшим при императорском дворе. — Так, дело сделано, — стряхнул с себя пыль Лиэй, закончив с починкой фургончика, — теперь можно и поесть. — Ага, — согласился с ним паренек, скорее складывая инструменты в деревянный ящик изрезанный заковыристыми загогулинами и бранными словами, — сегодня опять каша будет. — Аргх, снова эта серая жижа, — проворчал черноволосый, почесав подбородок, — мяса бы сейчас кусок другой… может у местных что найдется? — Э, нет, — поджал губы белокурый подмастерье, — Боян строго-настрого запретил в деревню соваться. Говорит, мол, народец тут скверный, да чужаков не жалует. — Вот дерьмо, — факир нервно провел рукой по волосам, затем посмотрел в сторону ближайшего сарая и в голову его закралась чудная мысль, — эй, Цапля, поди-ка стащи мне пару мешков. — Зачем энто? — вопросительно уставился на него парнишка, — Ты чего удумал? — Да не трясись ты так, Цапля, — щелкнул его по носу полуэльф, — возьмем парочку курочек и до свиданьица, никто и не заметит. Теперь иди, да пошустрей.***
Солнце медленно спряталось за горизонт, уступая место ночи. Средь причудливо изогнутых ветвей шелестела темная листва, в кронах толстоствольных деревьев мерцали глаза ночных сов-охотниц. В найденной псом волчьей норе было довольно просторно, но холодно и сыро. Крючковатые корни торчали из земли, словно костлявые пальцы, то и дело цеплялись за серую шерсть. Третий день он старался не отходить далеко от спящей женщины, бьющейся в лихорадочном ознобе. Она почти не приходила в себя с тех пор, как чародей перенес их в этот незнакомый лес, полный хищных диковинных тварей. Барбас не спал, не ел и бдительно следил за ее состоянием, в ожидании встретить заблудшего охотника или лесоруба. К счастью или же нет, но именно в этот момент рядом с их убежищем затрещали кусты и на поляну выскочили перемазанные в крови, перьях и курином дерьме полуэльф и мальчишка-подмастерье. — Фух, вот это, мать его, бег с препятствиями, — упал на спину темноволосый, жадно глотая ртом воздух, — кто ж знал, что у них там индюки будут, у меня аж жопа вспотела… — Говорил же я тебе, закомуристый ты сукин кот, нечего туда соваться, — ругался на него паренек, железной хваткой обхватив окровавленный мешок, — а ты все «мясо-мясо»! Боян нам головы снимет, когда узнает! Как пройдется нагайкой вдоль телятины и погонит в чисто поле! Тебе-то все одно привычно, а мне-то куда податься?! — Ох, не егози, Цапля, — ловко поднялся полуэльф и обхватил парнишку за костлявые плечи, — сейчас мы их общиплем, зажарим-подрумяним, сожрем и вернемся. Сам же знаешь, спят они все окромя старухи, а она нас не выдаст, если травы курительной ей дать. — А у тебя есть? — Еще б, — темные губы изогнулись в дразнящей улыбке, — обижаешь, Цапля. У меня этого добра, как у Бояна волос на жопе — предостаточно. Белокурый юнец весело прыснул от смеха и, наконец, успокоился: — Ладно, давай разводи огонь, а я их разделаю. Подмастерье вытащил из-за пазухи короткий нож, устроился на пеньке, достал из мешка парочку украденных кур и принялся за дело. Факир поскорее вырыл небольшую ямку для будущего костра, обложив ее по краям камнями. Затем осмотрелся вокруг в поисках хвороста и уверенно зашагал к ближайшему дереву, поскорее собирая сухие ветки. Рядом зашевелились кусты — из листвы появился измазанный в глине волкодав. Парнишка так и взвизгнул от страха, увидав здоровенного пса, и выставил нож перед собой: — Лиэй! Резко обернувшись, полуэльф бросил охапку хвороста, ловко достав из голенища высокого сапога изогнутый кинжал. Пес тихонько заскулил, прижимая уши, и медленно приблизился к испуганному подростку. — Кажись, он безобидный, — факир опустил кинжал, но все еще настороженно следил за волкодавом, — убери нож, Цапля. Юнец, дрожа всем жилистым тельцем, исполнил порученное, тут пес аккуратно схватил его зубами за рукав курточки и потащил за собой. Испуганно глянув на черноволосого факира, парнишка засеменил за волкодавом, следом за ними поспешил и полуэльф. — Кажись, там кто-то есть, — неуверенно пролепетал паренек, когда пес привел их к волчьей норе, из которой то и дело доносились прерывистое дыхание и слабое постанывание, — может, посмотрим? — И чего это ты на меня смотришь? — недовольно изогнул брови полуэльф, поймав на себе его взгляд, — Он тебя привел, не меня, вот ты и смотри. — Ну, давай, залезай, ты же здесь самый взрослый и сильный, — подтолкнул его к норе юнец, — вот и иди. А ежели не пойдешь, то я девкам скажу, что это ты в их палатке дырки прожог, чтоб смотреть, как они подмываются! — Ах, ты тощий пащенок, — изумился его напористости полуэльф, — ну, ладно, так и быть, полезу…***
…Старая гадалка, не мигая, следила за резвящимися языками пламени горящего костра, когда из темноты к ней вышли изрядно потрепанные факир и мальчишка-подмастерье в компании грязного волкодава внушительных размеров. Лиэй нес на спине спящую женщину, в руках паренька был увесистый дорожный мешок, меч, а за спиной виднелся лук и колчан со стрелами. — Вы чой-то удумали, охламоны?! — подскочила с места старуха и поспешила им на встречу, — Вы кого приволокли?! — Осади, Мавра, не горлань, пока всех не перебудила, — шикнул на нее факир, — лучше посмотри, что с ней, кажись она помирает. — Тогда чего тут встал, как столб, — мгновенно успокоилась гадалка и поспешила к шатру, — неси ее внутрь, а там посмотрим. — А что ж, Боян? — Не егози, Цапля, спит он как медведь в берлоге, — отмахнулась от юнца старуха и поскорее расстелила походный лежак, — лучше брось-ка ты этот хлам и притащи два ведра воды из местного колодца, да разбуди Донку, пущай захватит целебные зелья, те, что мы в столице у алхимиков взяли. Лиэй аккуратно уложил вздрагивающую и бормочущую нелепицы женщину на лежак, поспешно избавляя ее от брони. — Что с ней? — обратился он к старушке после того, как сложил части брони в небольшой сундучок, оставив женщину в одной нижней рубахе. — Отравилась, кажется, — осмотрела ее Мавра, проверив реакцию зрачков на свет свечи, а затем принюхалась, — воняет от нее чем-то…да и бредит она словно в горячке. Где ж вы ее отыскали? — В лесу, в волчьем логове, туда нас пес ее привел. — Ясно, — старуха смочила в принесенной подмастерьем воде большую тряпицу и протерла ею лоб женщины, — чернявая она, прям как ты, тоже зерриканка? — Нет, не думаю, — Лиэй отрицательно мотнул головой, скользя взглядом по лицу смуглокожей незнакомки, — скорее всего она из Офира. — Мда, далеко же ты ушла от родимых мест, милочка…***
Найра проснулась от резкого удушливого запаха настоек, спорящего с ароматом высушенных трав. Откуда-то доносились приглушенные голоса. — Ох, милосердная Мара, — промычала женщина, — я сейчас умру… — А, проснулась, — сварливо осведомился незнакомый голос, — долго ж ты спала, милочка. Женщина медленно открыла глаза, болезненно прищурилась от пульсирующей боли в висках, и осмотрелась. Обстановка была ей незнакома: пестро раскрашенные ящики, флажки с изображениями танцующих медведей и собак, сваленные в кучу цветастые костюмы, стопки потрепанных книг, шары и бутылки из разноцветного стекла, свернутые в рулоны лежаки, и прочий хлам. Сквозь плотную ткань бурого шатра пробивался солнечный свет, тускло горели восковые свечи в навесных светильниках. Довакин лежала на прохудившемся засаленном матрасе с холодной тряпкой на голове. Рядом стоял табурет, на котором восседала худощавая старушка с густыми сизыми бровями. На ней было зеленое платье простого кроя, похожее на те, что носят торговки-каджитки. Голова была обмотана красивым платком, из-под вышитой ткани выбивались пряди черных с проседью волос. Некогда красивое лицо изрезали глубокие морщины, карие глаза покрывала белесая пелена старческой слепоты. — Ну что, живёхонька? — осведомилась старуха и потрогала лоб редгардки, — Такая молодая и едва не померла, тц! Кто ж в пьяном угаре по лесу шастает?! Неодобрительно цокнув языком, она достала из складок юбки узкую колбу светлой жидкости, хорошенько звякнув тяжелыми браслетами на сухом запястье. — Вот выпей, — ткнула она колбой Довакину в нос, — голова мигом пройдет. Найра недоверчиво посмотрела на пожилую женщину: — Что это? — Чего так смотришь, девонька? Боишься, что травануть тебя решила?! — строго изогнула она брови в ответ, — Больно мне делать нечего! Зелье это! Зелье! От головной боли! Я ей тут помочь хочу, а она нос воротит! Ишь, ты какая, шахна офирская! Довакин поймала не на шутку разошедшуюся старуху за руку, слабо улыбнулась, и положила ладонь поверх ее скрюченных артритом пальцев. — Я выпью, только, пожалуйста, не сердитесь, — виновато произнесла женщина, понимая, что задела ее своим недоверием, — если бы вы желали мне зла — я бы вряд ли открыла глаза, прошу меня простить. Я не хотела оскорбить вас. Найра поскорее выпила зелье, кисло сморщившись от его горьковатого привкуса. Целебная жидкость холодным ручейком скатилась по пищеводу в булькающий от голода живот. — Что? — ехидно глянула на Довакина старушка, — Голодная? — Да, есть немного, — не стала отпираться женщина, — могу я… — Эх, больно ты вежлива, — беззлобно проворчала седовласая, тонкий рот изогнулся в скупой, но добродушной улыбке, — видать, вы там, в Офире все так балакаете. — Где? — незнакомое название резануло слух. Мавра удивленно воззрилась на нее. — Как это «где»? Ты ж, милочка черна, как зола, ясно дело — офирянка. Вы все там такие чернявые, но может еще зерриканцы, как наш Лиэй. Верткий жук, на козе не объедешь! — О, Мавра, неужто ты меня вспоминаешь, моя одряхлевшая гнездарка? Вальяжный словно кот, в шатер вошел смуглокожий полуэльф. Высокий, жилистый, с хищными чертами лица, острыми скулами и ярко выраженной гетерохромией каре-голубых глаз. На худощавом лице виднелись глубокие шрамы, пересекавшие аккуратно очерченный рот и голубой левый глаз. Черные, как вороново крыло, волосы были заплетены в мелкие косички на редгардский манер, виски же были гладко выбриты. В остроконечных ушах блестели мелкие серьги-колечки, по дюжине на каждом. На смуглой коже шеи и рук бледнели шрамы от ожогов, яркими линиями очертились замысловатые татуировки. Одет он был в кирасу, представляющую собой жилет из плотной черной кожи, на котором с помощью ремней были закреплены различные подсумки. Руки были обмотаны широкими лоскутами ткани со странными бледными символами неизвестного языка. Сапоги с набойками характерно позвякивали при каждом шаге. На шее висела перевязь из различных талисманов, длинные тонкие пальцы с выпуклыми костяшками украшали кольца из потускневшего серебра разных мастей: от перстней до резных колечек. — Тц, чернявый негодник, — цокнула старушка, нахмурившись, — оплату давай, а не лясы точи. — Ах, ты как всегда приветлива, — хохотнул полуэльф и подбросил ей мешочек с курительными травами, который она ловко схватила шишковатыми пальцами, — надеюсь, этого хватит? — Вполне, — заключила Мавра, взвесив в руке полученную оплату, — теперича я пойду. Осторожнее, милочка, этот лисий бабич тот еще волокита! Старуха весьма бодрой походкой скрылась за пологом шатра и, напоследок, ущипнула Лиэйя за щеку, на что он по-детски хмуро скривился. После перевел взгляд на молчаливую редгардку и приветливо ей улыбнулся: — Как ты себя чувствуешь? Женщина едва приподнялась на локтях, все еще чувствуя ломоту во всем теле: — Кто ты? — Я то? — полуэльф изогнул брови, недоумевая, и скрестил руки на груди, подходя к женщине ближе. — Я тот, кто нашел тебя прошлой ночью в лесу, одну, без сознания. Ну, может и не совсем одну, с тобой был волкодав, это он привел к тебе. — Волкодав? — переспросила женщина, сев на лежак, и завернулась в теплый плед, — Барбас? — Забавно ты его зовешь, он сейчас здесь, кости грызет, которые ему Цапля насобирал после завтрака. Да, кстати, ты это… Есть хочешь? — Не откажусь, — слабо улыбнулась Довакин, вставая, и оперлась о протянутую полуэльфом руку. — Спасибо. — Да не за что, — вернул улыбку Лиэй и кивнул в сторону небольшого сундучка, — твои вещи вон там, одевайся и выходи. Познакомлю с остальными. Проводив его взглядом, женщина осмотрелась — искомый сундук нашелся сразу же. Зевнув, редгардка принялись разбирать его содержимое. Стянув с себя плед и рубаху, Довакин поскорее надела привычно тяжелую стальную броню, обмотала вокруг головы алик’рский куфии из плотной бледно-голубой ткани. Ножны зачарованного меча вернулись на положенное им место. Что делать дальше? И где я вообще нахожусь? Что за Офир? Никогда о нем не слышала, по крайней мере, в Хаммерфелле и Скайриме нет мест с таким названием. Странно это все… — думала Найра, закрепляя резные наручи. — Что вообще произошло? Помню только то, что выпивала с тем бретонцем, как его? О, точно, Сэм… И, кстати, а где он? Довакин нервно хмурила лоб, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но пульсирующая тупая боль в висках не давала как следует сосредоточиться. Нет, это бесполезно. Только голова еще сильнее разболелась,— раздраженно заключила редгардка, глубоко вздохнув. — Ладно, еще не все потерянно. Раз этот… Лиэй сказал, что Барбас здесь — значит, у меня есть еще шанс выяснить все детали произошедшего… — Так, экипировка на месте, — закончив сборы, женщина уверенно направилась к выходу из шатра. — Теперь надо найти Лиэя…***
Ранняя заря едва освещала небосклон, окрасив его холодными красками. Вокруг догорающего костра полукругом сидели подопечные Бояна, тихонько перешептывались между собой и с упреком смотрели на курящих трубки гадалку и факира. Барбас с голодным рычанием вгрызался в белесые кости, с глухим хрустом ломая их пополам. Скользнув цепким взглядом по неизвестным лицам, редгардка заострила внимание на низкорослом коренастом бородаче: Кто это? Он не похож ни на бретонца, ни на норда. Да и ростом явно не вышел, может двемер? Хотя, разве они не исчезли бесследно… И этот тип — Лиэй, странный он какой-то, — присмотрелась к факиру Довакин, — вроде и мер, и на человека чем-то смахивает. Полукровка? Вполне возможно… Но вот он явно имперец, как и старушка в платке, — предположила она, рассматривая усатого фокусника и близнецов. — А вот здоровяки больше смахивают на бретонцев. Девушки точно эльфийки, не такие высокие, как альтмеры и кожа у них светлая… Босмерки? Закончив внутренний монолог, она снова глубоко вздохнула и уверенно направилась к тлеющему костру. — Доброго утра, — Довакин слабо улыбнулась уголками большого рта, привлекая внимание собравшихся. Пять пар глаз изумлённо вытаращились на нее с открытыми от удивления ртами, чернобородый краснолюд звонко присвистнул, уперев руки в широкие бока: — Херасе, вот это краля! — Ты как всегда красноречив, старик, — затрясся от хохота факир, выпуская из носа клочки белесого дыма, — ха, ребята, видели бы свои лица! — Тц! Рты-то хоть закройте, негодники, — цокнула языком гадалка, покусывая мундштук трубки, — а то пялитесь, что баран на новые ворота. — Кхем! Звиняй, чужеземка, не со зла мы энто… ну… таращились, — зычно прочистил горло краснолюд и, поджав губы, подбоченился. — Уж больно ты для сих мест необычная, а с нас какой спрос? Народ мы темный, никогда давеча таких как ты не ведали. — Ладно, хорош об этом, — раздраженно махнул полуэльф. — Лучше миской доброй каши угостите, верно? — Да-да! — рыженькая эльфка активно закивала головой, соглашаясь с черноволосым. А вторая уже накладывала в маленькую плошку остывшую пшенку: — Угощайтесь! — Благодарю, — кивнула головой Довакин, сдерживая дрожь в руках от обуявшего ее чувства голода, и приступила к еде, с жадностью заглатывая пересоленную кашу, — ох, наконец-то… В неловкой тишине хруст ломающихся меж острых зубов пса костей и причмокивания жующей женщины, казалось, разносились на несколько верст вокруг. Асен переминался с ноги на ногу, старательно отводя взгляд от уплетающей кашу до треска за щеками женщины. Факир и гадалка попеременно выпускали из ноздрей едкий дым, тихонько переговариваясь между собой. Эльфки оживленно шушукались с усатым фокусником, искоса глядя на Довакина. Близнецы же открыто таращились то на редгардку, то на пса. Сие безобразие быстро надоело краснолюду, внезапно вспомнившему о данном им слове местному старосте. — Так, а вы чего уселись? Дел чтоль нет никаких? — сдвинул брови краснолюд, с напускным недовольством глядя на подопечных, — Ну-ка, быстро почесали лагерь сворачивать! Нам еще до Флотзама пес знает сколько пилить! Снова незнакомое название, — отметила про себя Довакин. — Мне срочно нужна карта… Близнецы коротко закивали краснолюду в ответ и подтолкнули усача-фокусника в сторону шатра, куда уже поспешили акробатки, все так же смущенно перешёптываясь меж собой о необычной чужестранке. — Простите, — Довакин вытерла рот ладошкой, — можно мне еще? — Да бери сколь хочешь, — сел рядом с ней факир, вытянув длинные ноги. — У нас этого добра, как… —…как у Бояна вшей в бороде, — закончила вместо него гадалка и подошла к котелку, закутываясь в цветастый платок от прохладного утреннего ветра. — Вот помяни мое слово, старая ведьма, — раздувал ноздри от обиды краснолюд, — когда-нибудь я поделюсь с тобой вшами за твой паршивый язык! — Ага, кто б тебя боялся, — дразнящая ухмылка тронула тонкие старческие губы, Мавра положила редгардке еще одну порцию каши, — вот, держи. — Благодарю. — Да на здоровье, — махнула кисточками платка старушка и снова задымила резной трубкой, усевшись на большой ящик. Краснолюд поскреб пятерней по гладкому затылку и сел рядом с гадалкой. Барбас закончил грызть кости и поплелся в сторону фургончика, где мелькнула тонкая фигура подмастерья, складывающего в воз свернутые лежаки. Факир выжидая смотрел на доедающую вторую порцию редгардку, жуя зеленый колосок. Проглотив содержимое последней ложки, Довакин глубоко вздохнула, переводя дух, затем обхватила еще теплую пустую плошку руками и перевела взгляд на молчаливых присутствующих, понимая, что те ждут ее слова. — Кхм, я благодарна вам за временный кров и пищу, — начала Довакин, скользя взглядом от одного лица к другому, — хоть вы и не были обязаны предоставить их мне… Ход ее рассуждений прервал внезапный пронзительный женский крик, заставивший редгардку содрогнуться — неизвестная кричала так, словно ее линчевали живьем: — А! Пусти! Отпусти! Все четверо бросили взгляд к его источнику — возглавляемая старостой дюжина местных с вилами наперевес скорым шагом приближалась к стоянке циркачей, один из них тащил за волосы брыкающуюся низушку, давеча посланную за водой для походных бурдюков к местному колодцу. — Сучьи дети, — яростно прошипела гадалка, — только этого не хватало… Моментом побросавшие свои дела, подопечные Бояна поспешили к краснолюду, следом за ними и побледневший от испуга Цапля в сопровождении ощетинившегося волкодава. — Вот они! — выкрикнул из толпы крестьянин, сподручней перехватив черенок лопаты. — Нелюди проклятые! — На вилы их! — В чем дело, староста?! — вышел им навстречу Асен, держа руку на рукояти закрепленного на широком поясе короткого меча. — Уговор у нас был! — Был уговор?! Уговор значит?! — побагровел от ярости тучный староста, погрозив кулачищем. — Ах ты куцый псица! — Ты язык-то попридержи, окаянный! — повысила голос подошедшая к Асену гадалка. — Донку пусти нашу и говори в чем дело! — В чем дело?! — окрысился мужичек, держащий за волосы низушку, — Парней порешили наших! Ироды проклятые! — О чем ты толкуешь, пустовка? — сдвинул брови Боян. — Какие такие трупы? Ты толком-то объясни! — Трое наших парней охотиться в лес отправились, — грозно глядел на него староста, морщинистый лоб его заблестел от испарины, — да смерть свою нашли! Утром их старожила на телеге из чащи приволок! Живого места на бедолагах не было! Изодрали их в лоскуты, сучьи дети! — Да никого мы не трогали! — Врешь! Мужики видали, как ребята твои в лес шатались прошлой ночью, — не унимаясь, горланил на Асена староста, — в той стороне, где трупы нашлись! — Да по нужде мы ходили, курдючный ты увалень! — выглянув из-за спины гадалки, выкрикнул Цапля, — Донку пусти, мурло немытое! — Ах ты, мелкий пащенок, врать удумал?! — оскалился на парнишку мужичек и сильнее дернул низушку за волосы, от чего она всхлипнула еще громче. — А ну-ка я ей сейчас голову… Звук хрустнувшего под темными костяшками носа вмиг заглушил все голоса — чумазый мужик упал навзничь с окровавленным лицом вместе с низушкой. — Говорено же тебе было, поганый человечишка, — опустившись над бездыханным кметом, прорычал полуэльф, схватил того за руку, выпуская из хватки грязных пальцев копну девичьих волос, — сюда иди, Донка. — Лиэй, — прижавшись к нему, хриплым шепотом пролепетала низушка, раскрасневшись от слез. Черноволосый крепко обхватил ее плечо длинными пальцами, отступая от крестьян ближе к краснолюду. Толпа испуганно вытаращилась на факира, крепче обхватив черенки вил и лопат: — Вот черная копоть! Етить его мать, да у него ж глаза разные! — Убил… — глянул на распластавшееся тело староста. — Убил! Ведьмин выблядок! — Бей ублюдков! — взревела толпа, следом в циркачей полетели крупные камни, — Смерть иродам! Ловко увернувшись от ржавых вил, Лиэй с силой толкнул себе за спину испуганную низушку и выхватил кинжалы из голенищ обоих сапог, едва успев парировать ими удар лопаты: — В лес беги, Донка! За спиной низушки раздался крик — одна из эльфок, как подкошенная, рухнула на траву, из разбитой головы ее хлынула алая кровь. Рядом завизжала вторая акробатка, рьяно отбивающаяся палкой от окруживших ее крестьян, у ее ног виднелось окровавленное тело одного из близнецов с торчащим из глазницы ножом. Фургончик полыхнул жарким пламенем, мимо рысцой пробежала парочка крепких мужичков, преследовавших фокусника и гадалку. Задыхаясь от ужаса, Донка застыла на месте, как затравленная сворой собак кошка. Где-то за спиной звякнуло железо, дико заржали буланые кобылы. — Берегись! — невесть откуда взялся Цапля, сбив с ног рыжеволосую, едва не угодившую под копыта убегающих лошадей, — Чего встала, дура?! Беги! Паренек схватил ее за руку и потащил в лес, отбиваясь от крестьян Бояновой нагайкой. Заметив их, Лиэй поспешил было следом, но крепкий тычок деревянного черенка в живот согнул его пополам. Еле успев прикрыть голову руками, полуэльф ловко перекатился, спасаясь от сильных ударов ботинок. И тут брызги горячей крови окропили его лицо, чьи-то ловкие пальцы обхватили ремни на кирасе, рывком поднимая факира на ноги. — Вставай, — Довакин вручила Лиэйю его оброненные кинжалы, — спасай свою жизнь. Силуэт редгардки скрылся меж четырех крестьян, окруживших едва живого Асена. За спиной факира раздался грозный лай — волкодав в прыжке набросился на тучного старосту, опрокинув того наземь. С гортанным рычанием пес вгрызался в мягкую плоть, ломая мощными челюстями хрящи и кости. Факир рывком обернулся, ища взглядом остальных, поскорее встав на ноги. Проткнутый вилами в грудь здоровяк-близнец крепко держал за руку мертвую акробатку. Рядом лежал окровавленный фокусник, над которым склонилась рыдающая гадалка. — Мавра, — согнувшись от боли, позвал ее полуэльф. Старуха испуганно вздернула голову, оглянувшись. — Лиэй! Чумазая от крови и грязи, она поспешила ему навстречу, путаясь в изодранной юбке. Факир крепко обхватил сухую талию вздрагивающей от истерики женщины. — Они убили их, — всхлипывала Мавра, — всех, всех убили! — Нам нужно уходить, — полуэльф уверенно перехватил ее за запястье и потащил за собой, направившись в сторону лесной чащи, где виднелись силуэты низушки и подмастерья. — Скорее!..***
…Из двенадцати крестьян, включая и старосту, не выжил ни один. Изрядно потрепанный, раненый и усталый Асен обессиленно плюхнулся на колени посреди искалеченных подопечных, медленно заскользил взглядом по их мертвым лицам. — Ох, бедные мои, — рвано выдохнул он, глаза его заблестели слезной пеленой, — как же так… Подле него присела редгардка, протягивая руку, за которую он крепко ухватился, вставая на ноги. — Мне жаль ваших людей, — бесстрастным тоном произнесла она, закинув на плечо лямки дорожного мешка, — но мы должны как можно скорее покинуть это место. — Да, я знаю, но… — шмыгнул носом Боян, грозно сведя брови на переносице, и закрыл окровавленными руками лицо, — аргх, сука! За что же так?! Как собак, сучье семя! Забили их мрази, словно псов бродячих! Женщина безотрадно поджала губы, неуверенно коснувшись подрагивающего сильного плеча. Короткие мясистые пальцы крепко сжали ее кисть. — Спасибо тебе, чужеземка, — отпустил ее руку Боян, утерев обеими ладонями проступившие слезы. Довакин окинула взглядом пепелище фургончика, за которым показался серый хвост ее товарища. Барбас таща в зубах какую-то сумку из темной кожи, не спеша приблизился к краснолюду, положив находку к его ногам. — Все наши сбережения за последние двенадцать лет, — поднял кошель Боян, отряхивая его от черной сажи, — как символично… — Мы не оставим их здесь. — Довакин вновь успокаивающим жестом коснулась его плеча. — Они заслужили достойные похороны. Краснолюд согласно кивнул ей в ответ, не отрывая взгляда от выжженного на темной коже изображения танцующих медведя и пса — символов их труппы. — Благодарствую тебе, чужеземка, — обернулся к ней Асен, слабо улыбнувшись уголками губ. — Нынче редко встретишь чужаков, готовых помогать безвозмездно. — Я в долгу перед вами. Вы спасли мне жизнь, дали временный кров и сытную пищу, — вернула улыбку Довакин, — и это меньшее, что я могу для вас сделать. — Людское благородство? Не думал, что оно еще в чести, — краснолюд протянул ей широкую ладонь. — Асен Боян, рад знакомству, чужеземка. — Взаимно, — женщина крепко сжала его руку в ответ, — мое имя Найра…