Семь дней рая

      Первые километры шагали молча, думая каждый о своём. Юрка с тоской вспоминал маму, которая несколько дней подряд отговаривала их от этого экстремального отдыха, а предлагала отправить обоих на курорт. Теперь вот мальчик молча жалел, что её не послушали. Но разве деда переубедишь? Если ему что-то в голову втемяшилось, он не успокоится, пока своего не добьётся.       Кузьмич же думал о превратностях судьбы, о том, что в кои-то веки решил побыть вдвоём с внуком на природе, и вот на тебе — чуть его не угробил. Хорошо , что обошлось. Никогда бы себе не простил, если бы с Юрой что-то случилось. Впрочем дорога длинная, ещё много чего может произойти, а потому ухо надо держать востро и стараться не упускать мальчишку из поля зрения.       Между тем стало темнеть, старик, заметив в какой-то ложбине отблеск текущего ручья, не раздумывая, свернул к нему. Уже через час яркий костёр освещал мрачно стоящие кедры, а дедушка с внуком за обе щёки уплетали тушенку с хлебом, по очереди запивая горячим чаем из железной кружки.        — Эх, надо было других обыскать, — неожиданно сказал Юрка, — у них наверняка еще кружка была.        — Прости старика, не сообразил. Совсем из ума выживаю, — притворно пожаловался дед, — скоро гадить под себя начну, вот увидишь. Придется тебе по всей квартире дерьмо за мной убирать.        — Уберу, — серьезно посмотрел Кузьмичу в глаза мальчик, — и кормить тебя с ложечки буду, если понадобится. Только помоги нам до дома добраться, пожалуйста, — уже шёпотом проговорил мальчик со слезами на глазах и крепко прижался к деду.        — Дойдём, мой мальчик, — почувствовав поступающий к горлу ком еле выговорил старик и потрепал внука по вихрам. — Я тебе обещаю. Э, да ты никак спать хочешь? Полежи пока на рюкзаке, я сейчас.       Через пол часа на сделанном из обычной веревки, между двух кедров, гамаке укрытый тёплой дедовой курткою Юрка видел десятый сон, а сидящий у костра Кузьмич вытащил из кармана полупустую пачку сигарет, неспешно закурил, думая о том, как же им повезло, что бандитов было всего трое, и погони, скорее всего, не будет...       Ночь прошла на редкость спокойно, а спавший вполуха дед так ни разу и не всполошился, лишь однажды на пределе человеческой слышимости прозвучал хлопок, похожий на выстрел.       Пару раз он подходил к внуку, но тот спал безмятежно и, постояв около него с минуту, старик снова возвращался к костру.       Утром они поднялись, умылись в холодном ручье, перекусили печеньем и галетами из сухпайка, запивая их чаем, и довольно бодро отправились в путь.       Перед дорогой Кузьмич внимательно осмотрел Юркины кроссовки, заявив тому, что обувь в тайге, как и ноги, вещь наиважнейшая. Сломаешь ногу, дед конечно дотащит, но получится гораздо дольше, а вот если сам старик обезножит, останется только застрелиться.       На коротком привале — на зеленой полянке Кузьмич торжественно повязал мальчишке трофейные ножны вокруг пояса, показал сам нож, а когда тот от восторга попросил научить им пользоваться, несколько раз точно воткнул его в дерево, стоящее метрах в десяти от привала.       Холмы сменяли овраги, а один раз они забрели в густой малинник, и пока Юрка жадно ел спелые ягоды, Кузьмич с автоматом наперевес зорко следил вокруг. Где малина — там и медведь недалече. Очень уважает косолапый эту сладкую ягоду, а убить его не так-то просто, даже из автомата. Но хорошо, что всё обошлось.       На ночевку остановились у небольшого, круглого озера, из которого хозяйственный дед, соорудив из снастей и ивовой ветки удочку, натаскал с десяток упитанных карасей. Затем они с Юркой притащили кучу хвороста, запалили костер и уже через час хлебали наваристую уху, которая даже без картошки пошла на ура.        — Дед , а ты в тайге часто бывал? — прихлебывая горячий чай, тихо спросил Юра.        — Довольно часто, внучек, — ответил старик, прикуривая сигарету, — и просто отдохнуть, и по службе тоже. Нас ведь воевать на совесть учили. Потому и живой до сих пор.        — Я тоже таким, как ты, хочу быть, — восхищенно посмотрел на него мальчик.        — Сперва вырасти, да выучись. Хотя не так это и плохо, наверное. Армия из пацанов завсегда настоящих мужчин делала. Чем смогу — помогу. Надо вот до дома только добраться. Представляю, что мне твоя мать наговорит. Хоть не возвращайся.        — А мы и не скажем.        — Да нет, сынок, не получится. Ладно. Темно уже. Я там тебе опять гамак натянул. Пойдем подсажу. Завтра долго идти, и ты мне будешь нужен с утра свежим и бодрым.       С этими словами Кузьмич проводил мальчишку до гамака, уложил его спать, а убедившись, что тот заснул, вернулся к костру.       Затем выпив с полкружки чая, повесил на плечо автомат и вскоре скрылся в темном ночном лесу.       Чужую стоянку он заметил в бинокль, когда перед тем, как остановиться на ночевку, они забрались на вершину какого-то лысого холма. А потому сейчас не плутал совершенно. Идти было километра два, и дед даже не притомился, когда впереди показались отблески огня, вокруг которого вольготно расположились четыре типа в камуфляже и один косоглазый абориген, куривший, судя по долетавшему до Кузьмича аромату, какую-то гадость из длинной деревянной трубки.        — Эх, а хорошо сейчас на Канарах, — мечтательно протянул один из сидящих и звучно прихлопнул присосавшегося ко лбу комара.        — На нарах тебе тоже неплохо будет, Кирюха, — рассмеялся другой. — Интересно, сколько сейчас за траву дают?        — Всем нам хреново станет, если завтра мудаков этих не догоним, — отозвался третий. — Лось нам яйца без наркоза обещался отрезать. Вся надежда на Ваську, — и повернувшись к косоглазому спросил, — завтра догоним их?        — До обеда догоним однако, — флегматично ответил абориген, невозмутимо пуская дым из трубки.        — Твоими бы устами. Ладно, давайте укладываться. Вставать рано придется.       Через пять минут, к немалому удивлению Кузьмича, не выставив никакой охраны, кроме оставшегося бодрствовать аборигена, вся компания, свернувшись около костра, завалилась спать.       Медлить дед не стал, а молил Бога только об одном, чтобы все они были в одном месте, а какой-нибудь из них не притаился где-нибудь рядом в охране. Тогда ему конец. А он должен, обязан вернуться, так как там, в тайге, у него остался спящий любимый внук.       Резко выйдя из-за кедра, старик приподнял дуло автомата и очередью на пол магазина расстрелял всех спящих, включая так и не накурившегося проводника. Убедившись, что правки не требуется, он хозяйственно обшарил покойников и, рассовав кое-что по карманам, сделал два шага в сторону леса, как почувствовал сильный удар в бок и кульком завалился на землю.       Вышедший из темноты мужчина одной рукой подтягивал штаны, а второй сжимал маленький, черный пистолет.       Очевидно посчитав противника убитым, он с громкими матерками подошел к покойникам и стал что-то шумно искать в рюкзаке.       Вытащив из кармана любимый ножик дед чуть приподнялся на локте и совершенно неблагородно отправил его бандиту точно в спину. Потом, кряхтя, поднялся. Нашарил у них в вещах аптечку и туго перебинтовал раненный бок. Затем, чуток подумав, стащил все трупы в костер и, щедро плеснув из найденной тут же канистры бензину, медленно пошёл назад.       Слава Богу, пуля прошла на вылет, не задев ничего важного, так что пусть и с нескольким дискомфортом, но он вполне сносно мог идти и уже через пол часа с облегчением увидел мирно спящего внука и уже почти потухший костер...