Правдоискатель

Октавия шла по мощёной улице ночного Кантерлота с закинутой за спину виолончелью и болтающимся на шее развязанным галстуком-бабочкой. Льющийся сверху бледный свет луны и фонарей освещал улицу и обесцвечивал стены окружающих зданий. — Отбросы неблагодарные! — шипела она булыжникам. — Годы тренировок, годы восхождения по служебной лестнице и налаживания связей, и всё вмиг пошло псу под хвост! Она обернулась и посмотрела на возвышающийся замок. — Это была моя ночь! — прорычала она. — Моя! Копыто с силой обрушилось на брусчатку. Но тотчас же земнопони отчитала себя: «Ну-ну, Октавия, перестань. Это было не очень-то женственно. Ты же не хочешь второй раз за эту ночь выставить себя дурой?» «Если я ещё раз увижу эту розовую дрянь, ей придётся играть свою «Пони-польку» на собственных похоронах!» — эта мысль всецело довлела над нею. Неожиданно раздался звук скрежещущих по камню когтей, вырвавший земнопони из раздумий. Октавия побледнела и моментально обернулась. — Эм-м… простите, мне жаль, я не вас имела… Но улица была пуста. — Ну, а теперь ты ещё и слышишь то, чего нет… Земнопони замерла. — И как долго я с собой говорю? Она не успела ответить на свой вопрос, поскольку вновь раздался этот мерзкий звук стучащих по брусчатке когтей, на сей раз куда ближе… совсем рядом! Она повернулась и посмотрела налево, но не увидела ничего, кроме затопленной мраком аллеи. Айх, к Дискорду вежливость! — А ну-ка, слушай сюда! — сказала она. — У меня была очень тяжёлая ночь, и я не в настроении для шуток, так что если ты полагаешь это смешным, то изволь свалить в тар… Её прервало раздавшееся со стороны аллеи низкое рычание. Во тьме вспыхнули два огонька и стали быстро приближаться. Октавия мгновенно сообразила, что это глаза, вот только глаза эти принадлежат совсем не пони. Она попятилась. — Н-назад!.. Из кустов на свет высунулась длинная мохнатая морда. Челюсти раскрылись и в лунном свете сверкнули огромные острые клыки. Октавия закричала… … И тварь набросилась на неё быстрее, чем пони успела даже моргнуть. Чудище опрокинуло её на спину, виолончель раскололась в щепки под их общим весом. Монстр… нет, волк! — величиной со взрослого пони обрушил ей на грудь тяжелую лапу, прижав её к земле и выбив из лёгких весь воздух. Задыхаясь, Октавия скребла свободным копытом по земле, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, даже когда челюсти волка нависли над её горлом. Её нога наткнулась на валяющийся невдалеке от бедра обломок инструмента, и схватив так привычно лёгший в копыто гриф, она ударила им тварь по голове. Тисовый гриф разбился об морду твари, на миг оглушив её, но этого было явно недостаточно. Взрыкнув, тварь повернула морду и вцепилась клыками в ногу. Октавия завопила, когда плоть разорвалась и зубы твари вонзились в кость. Чудовище потянуло, срывая мясо с ноги. Октавия зашлась в крике. А затем… всё прекратилось. Октавия подняла помутневший от боли взгляд, и хотя в глазах двоилось, разглядела два белых копыта, разжимающих челюсти чудовища. Под оглушительный гортанный вопль тварь сорвало с тела земнопони и отшвырнуло на несколько метров, она шмякнулась на брусчатку кучей подвывающей шерсти. Что-то возникло между ней и волком. Сквозь пелену, затуманившую её взгляд, Октавия смогла различить лишь неоново-голубые полосы на белом фоне. Оно зашипело. Октавия свернулась калачиком, прижимая к себе раненую ногу и зарыдала. Из-за спины доносились звуки боя, но земнопони не обращала на них никакого внимания. Что-то рухнуло на булыжники рядом с ней. Шипение. Удар. Стоны. Удаляющийся топот. Она рыдала, когда кто-то поднял её в воздух. «Пошли, отнесём тебя в больницу». Земнопони почувствовала, как опустилась на что-то мягкое и тёплое. «Уф-ф, а твоей ноге крепко досталось, хорошо, что я недавно поела. Ладно, поехали». Октавия отключилась. ------------------------------- Прошла неделя, прежде чем Октавия смогла вновь открыть глаза. Когда же ей это наконец-то удалось, первым, что она увидела, были холодно-белый потолок больницы и заплаканное лицо матери. Выздоровела Октавия очень быстро — врачи говорили, что это чудо, не иначе. Спустя неделю после пробуждения её выписали со справкой о выздоровлении и отправили домой. На какое-то время её жизнь нормализовалась. А затем, уже почти через месяц после нападения, она проснулась от стука копыта в окно. Октавия с неразборчивым бурчанием скатилась с кровати, нецензурно поминая особенности размножения шляющихся по ночам пегасов и протопала к окну. Потратив несколько секунд на то, чтобы несколько (но отнюдь не до конца) успокоиться, она распахнула шторы. «Эй, там!» — Кто ты и чего тебе надо? «Ну, вот прям счас мне очень надо, чтобы ты открыла окно. У меня ножки устали, и я скоро отморожу свою пушистую задницу! Меня зовут Винил Скрэтч. Кстати, ты про меня не слыхала?» Октавия нахмурилась. — Кажется… нет?.. — она призадумалась и в голове стал всплывать образ белой кобылки с -синей гривой. — Погоди-ка… это, случаем, не ты играла на флейте? В оркестре Филлидельфии? «Эй, это было шестьдесят лет назад», — вскинула бровь Винил. — Точно, да, наверное, я тебя с кем-то спутала. «Не-не, это была я. Я просто удивлена, что кто-то ещё это помнит. Или имя главного флейтиста. Не самая, знаешь ли, престижная роль». — Я росла на отцовских оркестровых записях. «О! Здорово! Всегда приятно познакомиться с поклонницей. Та-а-ак… слушай, я могу войти? Просто ты, кажется, живёшь на… тринадцатом этаже?» — Она задумчиво посмотрела вниз. — «Да, отсюда выглядит как тринадцатый. Зря я это сделала. Почему ты вообще живёшь так высоко?» Немного сбитая с толку Октавия протянула копыто и откинула щеколду. Окно раскрылись и Винил ввалилась в комнату, приземлившись копытами на ковёр. «Ну, в смысле, ты и так живёшь на горе, вроде и без того уже достаточно высоко». — Она осмотрелась. — «А миленькое местечко». Тем временем мысли Октавии приняли иное направление. — Ты же единорог! — воскликнула она. «Ага. Конечно, если у меня внезапно не отросла пара крылышек». — Ты хочешь сказать, что взобралась на тринадцатый этаж по голой стене моего дома? «Да». — А почему ты не поднялась по лестнице? «Драматического эффекта для. После такого тебе будет проще принять то, что я скажу дальше». Винил посмотрела вниз. «Кстати, твоя нога выглядит куда лучше». Тут в голове земнопони что-то щёлкнуло. — Это была ты! — ахнула Октавия. — Ты была там, и… »…Спасла тебя от превращения в игрушку-грызушку? Да, это была я!» — мордочка Винил расплылась в ухмылке. — «Кстати, добро пожаловать». Улыбка вдруг пропала с мордочки резко посерьёзневшей единорожки. Столь резкая перемена потрясла Октавию ещё сильнее, хотя казалось бы, дальше уже некуда. «Теперь, тебе наверное лучше присесть», — сказала Винил. — «И, э-э-э… Не подскажешь, куда приткнуть этот кусок окна?»