(не)НОРМАЛЬНЫЙ

      — Поверни голову направо. Отлично. А теперь налево. Опять направо.       Командовал фотограф, фиксируя каждое движение Чана. Мой альфа всё делал правильно, пытаясь максимально точно превратить в действия слова фотографа. Но иногда, как и сейчас, Чан просто не успевал соображать из-за очень быстрой речи. Он стоял и с видом потерянного щеночка поворачивал голову то вправо, то влево, и всё никак не мог понять, какая из сторон «правая».       — Прости, буду говорить медленнее, — спокойно отозвался фотограф, который сегодня работал с Чаном в первый раз, и присмотрелся к букетам цветов, среди которых стоял Чани.       Этот фотограф в разы лучше предыдущих двух. Они только фыркали и раздражённо выходили со съёмплощадки, когда после их объяснений, которые иногда были непонятны и для меня, Чан не мог принять правильную позу. А этот даже на себе показывает. Всё время хвалит Чана за каждую мелочь и спокойно ждёт, когда он примет именно ту позу, которая от него требуется.       — Медленная речь тут совсем ни при чем. Для того, чтобы понять, нужно иметь мозги, — послышался голос одного из моделей-альф. А остальные на съёмплощадке в его поддержку гадко засмеялись или, сделав вид, что ничего не услышали, из-под ресниц наблюдали за моей реакцией и реакцией Чана.       — По крайней мере, у него хватает мозгов, чтобы понимать, что вмешиваться в чужую жизнь некультурно. А модель из него прекрасная, — заступился за Чана фотограф, когда я уже хотел высказать всё, что думаю об этом самодовольном альфе. — Заройся рукой в волосы и приблизь цветок к носу и, несмотря на то, что он из картона, вдохни его запах, закрывая глаза. — Чани всё сделал правильно, и в плёнку фотографа добавились новые прекрасные фото. — Отлично! Молодец, Чанёль! — смотря на картинки в камере, он похвалил Чана, который тут же счастливо улыбнулся мне.       Если честно, я бы вывел Чана из этой гнилой компании людей, которые завидовали не только внешности Чана, но и тому, что с первого же дня запрос на него был больше, чем у них.       Но Чану эта работа нравится. Вначале ему было тяжело, ведь нужно было за день познакомиться с многими людьми, а он это не любил. Но со временем всё наладилось. И после месяца подготовок и обучения, у Чана наконец-то есть свой сольный проект для восьмого марта.       А Хёну оказался прав. Как только рекламодатели узнали, что в его компании есть такая модель, как Чанёль, то все сразу начали принимать меры, чтобы получить его. Там были фирмы духов, разных косметических средств, одежды, даже нижнего белья. Но Чан сам решил, что хочет сниматься в рекламе цветов. А точнее сети магазинов, в которых не просто продавали букеты, а из цветов создавали такие шедевры, что даже я, который всю жизнь относился к цветам нейтрально, захотел иметь хотя бы одно из их творений. По словам Чана, он выбрал именно цветы из-за того, что очень сильно их любит. Но мне что-то подсказывает, что на его выбор повлиял представитель фирмы, который обещал ему кроме основной платы каждый день присылать бесплатные цветы для меня. Заманили к себе как маленького ребёнка.       Правда слоган рекламы мне совсем не нравился.       «Цветы созданы для всех».       Да, я понимаю, что его выбрали даже без фото, только из-за болезни, но это «для всех» мне совсем не нравится. Но говорить что-то против я не стал, когда увидел, с каким энтузиазмом Чан слушал дизайнера с фотографом и пытался запомнить всё, что от него требуется. А какие-то буковки над его фото его совсем не волнуют. И меня тоже. Ведь по сравнению с тем, что я увидел за четыре года, поведение этих людей для меня просто мелочи. И в глубине души я всё же понимал, что на меня все мелочи, которые указывают на болезнь моего альфы, действуют остро.       — А ты правда беременный от этого чучела? Или он прикрытие для того, чтобы ты не стал отцом-одиночкой? — за мыслями я даже не заметил, как тот альфа, который минутами раньше издевался над Чаном, приблизился ко мне и поставил руки на подлокотники моего кресла и этим взял меня в «плен».       — А ты точно альфа, или из-за больших размеров тебя приняли за него? — видя, как самоуверенность на лице альфы медленно сменилась недоумением, я продолжил: — Настоящие альфы чуют помеченных омег за километры, — опустив воротник свитера, я гордо показал мою метку на шее, — и не пристают к ним, — я толкнул альфу в грудь, чтобы оттолкнуть от меня. Но толчок оказался сильным, и он упал.       — Да как ты… — с красными от злости глазами он встал. Я даже немного испугался, когда он поднял руку, и хотел позвать Чана, как его прервал голос фотографа, который грубым тоном оповестил его, что кто-то там его ищет.       — Не обращайте на него внимания. От зависти люди всякое делают, — всё ещё не отрывая взгляд от уходящей фигуры альфы проговорил фотограф.       — Я уже научился игнорировать таких, как он. Пусть говорит сколько хочет. Кстати, я Бэкхён, — протянул руку вперёд, надеюсь, с моей самой дружелюбной улыбкой. С ним хотелось сдружиться. Он притягивал к себе, и на вид был весьма приятным человеком, на которого можно положиться.       — Сухо, — приветливо улыбнулся тот, пожимая мою руку. — Но это на работе. Для семьи и друзей я Чунмён.       — Тогда, спасибо тебе, Чунмён, за то, что обращаешься с Чаном так хорошо, — не знаю почему, но я был уверен, что назвав своё настоящее имя, Чунмён имел в виду то, что тоже не прочь дружбы.       — Не нужно благодарить. Каждый человек должен обращаться с другими с уважением. Несмотря на его, так скажем, «минусы». И кроме этого, самые нормальные здесь люди — это вы двое.       Комплимент Чунмёна мне поистине понравился. Он, как я понял, не новичок в этой компании, и слышать от него, что самый нормальный здесь Чан, многое значит для меня.       — Не обращай на них внимания. Скоро поймут, что он не похож на других альф, и больше липнуть не будут, — кажется, мой косой взгляд в сторону Чанёля заметил и Чунмён.       Я только кивнул и продолжил наблюдать, как какая-то накрашенная моделька пытался как можно ближе встать к Чану и дать ему в руки что-то. И заодно бросал на меня лукавые взгляды, будто пытаясь сказать, что Чан скоро будет его. А когда Чанёль всё же взял из его руки маленький пакет, то вообще победно улыбнулся и, перебросив прядь длинных волос на спину, повернулся ко мне спиной.       Он, наверное, думал, что я ему завидую, или что-то в этом роде. Ведь у него была шикарная фигура и миленькое лицо, что даже косметика не могла его испортить. Но единственным, чему я завидовал, были его длинные волосы. Всегда хотел иметь такие же длинные и пушистые. Но в родительском доме мне не разрешили, сказав, что никто не хочет жить в волосах, а потом, когда я уже начал жить с Чаном, мне было как-то не до волос и ухода за ними. Хотя, если подумать, то раньше я не так уж сильно заострял внимание на них, но сейчас, когда вижу, как Чан смотрит на шевелюру той модели, мне правда становится завидно.       — Беки, посмотри! — закричал Чан на всю площадку, вынимая из пакета коробку. — Это же тот пудинг, который ты вчера хотел, а мы не могли найти, — всё так же крича, он подошёл ко мне и дал четыре упаковки шоколадного пудинга.       И сейчас уже было моё время победно посмотреть на омегу и подмигнуть.       — Ты ведь уже закончил, да? — Чан только кивнул, с лучезарной улыбкой, — Тогда будем есть дома.       В такси вдруг на меня навалилась такая усталость, что я, даже не постеснявшись водителя, опустил голову на плечо Чана и, обняв его руку, закрыл глаза. Чан тут же зарылся рукой в мои волосы и начал играть с короткими прядями.       — Беки, — протянул он, поставив голову на мою, — так хорошо, что у тебя коротенькие волосы.       — Правда? — с грустной улыбкой спросил я, прекрасно зная, что если Чан говорит, значит правда.       — Да, — поцеловав мою макушку, тихо ответил он. — Длинные волосы мне не нравятся. Всё время липнут и остаются на мне. У меня на одежде много волос того парня, который дал нам пудинг. Чани не нравится это.       Слова Чана успокоили меня, и я наконец-то понял, что моя «мечта» о длинных волосах — это не моё желание, а глупые мысли подростка, который думал, что все омеги должны иметь длинные волосы, иначе они не омеги. Правда, со временем, по поводу «не омеги» я не был согласен с маленьким собой, но всё же в глубине души остался осадок этих мыслей. Но сейчас, когда мой альфа говорит, что именно короткие волосы для него идеальны, я понимаю, что мне мешали иметь длинные волосы не семья или забота за Чаном, а я, потому, что мои коротенькие пряди, несмотря на стандарты красоты, мне нравились.       Пальцы Чана в моих волосах приятно массировали кожу головы и действовали на меня как снотворное. Наш дальнейший путь я помню как в тумане. Помню, как меня немного грубо двинули с места. Видимо, Чан потянулся вперёд, чтобы расплатиться часами. А потом уже нежно взял меня на руки и пошёл к дому. Немного повозился у двери и всё никак не мог найти решение тому, как открыть дверь, если он обеими руками держит меня. Но я был таким усталым и сонным, что даже с закрытыми глазами нащупать замок и открыть дверь не хотел. Это был один из тех редких случаев, когда я не хотел всеми силами помогать Чану и оставил его одного решать проблему.       И мой умный мальчик нашёл выход. Постучал ногой в дверь соседа и попросил того открыть нашу дверь, показывая, что ключи в заднем кармане его брюк. Наш сосед, — пожилой бета, — имел особенную любовь к Чану, так что, думаю, сложностей в дальнейшем не было. Ведь я ушел в глубокий сон после того как услышал просьбу Чана.       Проснулся я от каких-то странных звуков рядом. Решив не обращать на них внимания, мысленно желая, чтобы они скоро закончились, я опять закрыл глаза. Но звук настоятельно шёл, и уже полностью проснувшись, я понял, что это характерный звук звонка в скайпе.       — Чани, твои родители звонят. Иди сюда.       Я пытался придать моему лицу самую добрую и приветливую улыбку, на которую только был способен, чтобы начать разговор с «родными». Мою нелюбовь к ним я могу и демонстрировать потом, а сейчас расстраивать Чана не буду. Ведь он очень сильно любит родителей. Но как бы эгоистично не звучало, я знаю, что любит он меня гораздо больше.       После пяти минут глупой болтовни о том, как мы и как поживаем, сдержать улыбку стало ещё тяжелее. Ведь я видел, как Чан весело рассказывал про наши будни и съёмки, но и ясно видел, что его родителям было просто плевать.       — Пап, а вы видели, каким большим стал животик Бека? — оживлённо воскликнул Чан и положил руку на мой живот. А его родители только кивнули, даже не попросив меня встать, чтобы живот был лучше виден. Ведь когда я сидел, он почти не был виден в камере.       Но это не было сюрпризом для меня. Ведь когда месяц назад Чан им с таким же энтузиазмом через звонок с часов сообщил о том, что у нас двойня, я уже слышал этот фальшивый счастливый голос, который только мечтал о том, чтобы разговор закончился быстро.       Они вообще по скайпу звонили нам один или два раза в месяц. Чтобы потом гостям показать, что, несмотря на огромную занятость, они пытаются делать всё, чтобы выиграть время для «живого» общения с сыном. Ведь увидеть гораздо лучше, чем только услышать голос по телефону. А голос из телефона они тоже были вынуждены слышать из-за этой самой фальши и цирка перед друзьями на посиделках.       — Малыши, наверное, толкаются и сильно мешают тебе, да? — послышался голос папы семейства Пак. — Чан тоже очень много толкался.       Меня это особенно бесит. Если отец Чана ведет себя сдержанно и не выставляет напоказ свою нелюбовь к сыну, то этот мужчина не знает никаких границ. И что он этим хотел сказать? Что мои детки тоже будут больными и что они мне будут мешать так же, как его Чан?       — Да, папа, они весь день толкаются, — заставляя себя из последних сил, мило ответил я. — Но не волнуйтесь. Моих детей я люблю так же сильно, как и их отца, и они никогда не будут мешать мне или причинять неудобство, — всё же не смог сдержать себя я. А по исчезнувшей фальшивой улыбке мужчины я понял, что до него дошёл смысл моих слов.       После нескольких минут разговора про мою беременность мы все же попрощались, и я с раздражением хлопнул крышкой ноутбука. Ведь это можно было бы назвать монологом Чана про мою беременность и наших деток, если бы не угукание на фоне. Ну хотя бы ради приличия могли же сказать что-то больше. Бесят!       — Беки! Ты видел, как обрадовались родители, увидев твой животик? Они были очень счастливые и, наверное, так же, как и мы, ждут рождения малышей, — с огромным воодушевлением говорил Чан, массируя живот и радуясь толчкам малышей.       — Да, Чани, я видел их лица.       Выдавил из себя я и быстро обнял Чана, спрятав лицо в его плече. Видя счастливое лицо Чана, его бескрайнюю любовь к родителям и их обращение с собственным сыном, я не смог сдержать себя и пропустил несколько слезинок, которые не хотел показать Чану. А моё сердце сжималось так сильно от боли к моему доверчивому чуду, что я, всё же нарушая обещание, соврал Чану о том, что беременные иногда плачут просто так и начал реветь в голос. А Чан легко поверил мне, вспоминая, что несколько раз в нашем доме Минсок во время беременности начинал плакать, и пошёл на кухню, чтобы принести для меня мороженое, в котором я просто адски нуждался и которое пришлось вчера заказывать онлайн с доставкой, которая стоила больше, чем само мороженое, только из-за того, что я думал, что умру, если его не съем. А потом, съев только одну ложку, спокойно ложился спать. И сейчас тоже. Я съел одну ложку. Перестал плакать. И опять лёг спать. Всё же беременность отнимает у меня много сил.       Последние месяцы прошли, по сути, однообразно, ведь мы всё делали по одному и тому же расписанию, но на самом деле все наши дни отличались от предыдущих.       С началом дня мы шли на съём площадку и почти целый день проводили в ней. Ведь после первой рекламы Чана запрос на него вырос выше предыдущего. И хотя процесс назывался одним словом — съёмка, но в ней происходило каждый раз что-то новое. Новое впечатление, новая колкость в сторону Чана, новый мой саркастический ответ, от которого противнику становилось стыдно, и ещё с каждым днем всё более крепкие и крепкие отношения с фотографом.       Потом освободившись, в основном к восьми часам, мы усталые шли домой, добравшись до него вместе с доставщиком еды. Вообще, за последние месяцы я готовил только завтраки. Готовить потом у меня не было сил. Да и живот, который становился больше и больше с каждым днём, не позволял мне нормально работать. И хотя и этот пунктик нашего графика назывался одним и тем же — «семейный вечер», но каждый день происходило что-то новое. Мы каждый раз по-новому радовались активности малышей, а я с каждым днем всё больше умилялся и больше влюблялся в Чана, который каждый день рассказывал новые истории детям. Иногда даже сам их придумывал. А в последнее время начал читать детские сказки, а потом по ночам усыплял ими меня и детей.       Этот день тоже был бы «похожим» на предыдущие, если бы не горелый завтрак с утра, сломавшийся фен и жгучая жара последнего дня весны. Да ещё и мне звонил Хену и, сто раз извинившись за то, что не сказал вчера, просил как можно быстрее идти с Чаном в новый парк аттракционов, открытие которого состоится завтра, чтобы он успел сняться с детьми там. Я, конечно, сказал, что ничего страшного, но проклинал его каждую секунду, когда мы в спешке, что не очень удавалось из-за живота, собрались в парк.       Когда мы добрались, я был таким усталым, что только смог попросить стул и, найдя местечко в тени, стал наблюдать за Чаном, которого можно было бы принять за ребёнка в толпе детей, если бы не рост под два метра. Сегодня я был усталым до такой степени, что даже на колкости остальных моделей не хотел отвечать. Пусть говорят, что хотят, а я буду думать, зачем это мои малыши сегодня такие активные.       Но подумать долго мне не дали. Скоро я почувствовал влагу внизу живота и почувствовал, как штаны и трусы стали мокрыми. У меня отошли воды. Только не сейчас и только не здесь, когда кругом одни враги, а мой рюкзак с телефоном далеко от меня       — Маленькие мои, пожалуйста, подождите ещё немного. Вы должны подождать! Сейчас рано для вашего рождения. Подождите ещё немного, пока папа что-то придумает, — хотел я успокоить толчки детишек, зная, что, слыша мой голос, они успокаиваются. И, кажется, у меня получилось. Они перестали толкаться, и я решил, что успею хотя бы позвать к себе кого-то и попросить принести мне чёртов рюкзак, который оставил там из-за нужных в нём вещей Чана.       Пару минут я был спокоен. Но, как назло, никого рядом не было, а мои тихие позывы никто не слышал. Или не хотел слышать. Но потом я получил такой сильный толчок внизу живота, что сдержать крик уже не был способен:       — Пак Чанёль! Я рожаю!       Чани с огромной скоростью шёл ко мне. Но когда увидел, как я скручиваюсь от боли, как прошу помочь, то у него началась паника. Такая, какой я уже давно не видел. У него подрагивал левый глаз, он бился в судорогах и все время нервно поворачивал голову в левую сторону в попытках хоть что-то сказать.       — Б…Беки. Что с… сделать? Чани…       А дальше просто болтовня, которую мой мозг отказывался разбирать. А рядом стоящие модели даже помогать мне не желали. А после моей просьбы помощи они только фыркнули и, сказав, что я и сам справлюсь, мигом испарились. Гнилые существа.       — Бек, что с тобой? — совсем рядом послышался голос Чунмёна, и я, понимая, что я, мои детки и Чан спасены, позволил себе отключиться.       Проснулся я от сильного толчка, на заднем сидении машине Чунмёна. Он гнал как сумасшедший, и одновременно успокаивал рядом сидящего Чана.       — Скоро мы доберёмся, — видя, что я проснулся обратился ко мне Мён. — Успокойтесь оба! Всё будет в порядке. — Несмотря на собственные дрожащие руки и испуганные глаза, Чунмён похлопал по плечу Чана, после того как припарковал машину. — Ждите. Я врачей позову. — Чунмён быстро покинул машину и бежал в больницу.       Скоро пришли спокойный Исин и два медбрата. Они осторожно положили меня на коляску и отвезли в больницу.       — Молодой человек, — обратился Исин к Чунмёну, — пожалуйста, помогите Чану дойти до родильной. Если он там не будет, возможно получить нервный срыв. — Холодный голос Исина меня тоже привёл в чувство, и я понял, что несмотря на мою панику и страх, я должен остаться сильным ради моей семьи.       Но спокойным я остался только до того как мы дошли до лифта. Раньше я такое за собой не наблюдал, но сейчас мне было как-то страшно находиться в закрытом помещении. И как только я успокоил себя тем, что совсем скоро мы доберёмся до пятого этажа, свет в лифте начал моргать, а он, издав какие-то странные звуки, остановился.       — Спокойно. Без паники! — послышался все тот же холодный голос Исина. — Это лифт больницы. Максимум через двадцать минут он будет работать. Так что, Бэкхён, дыши глубже и пытайся думать о чём-то кроме родов. А вы… — Исин продолжал давать наставления медбратьям. Сел на корточки перед поникшим Чаном, который сидел на полу, обхватив себя за ноги, и всё время повторял: «Беки… Малыши», и попытался успокоить его.       А я пытался найти что-то увлекательное в лифте. И, как ни странно, — нашёл.       Очарованный взгляд Чунмёна, который загипнотизировано наблюдал за Исином. Наверное, восхищался тем, как такой на вид хрупкий парнишка может быть таким спокойным, давать наставление, успокаивать Чана так, что он уже не дрожал, и подполз ко мне, поставив голову на мои колени.       — Бэкхён, он тоже больной? — я не сразу понял, о чём говорит Исин, увлекаясь поглаживанием волос Чани. Но когда поднял голову и увидел затупивший взгляд Мёна, который как влюблённый дурак смотрел на Исина, который, не знаю почему, держал перед его лицом телефон, то взорвался приступом смеха.       — Пациент, вам нельзя так смеяться, а то могут начаться роды, — голос медбрата был таким поникшим, что я подумал, что и он сейчас начнёт со мной рожать.       Черт, а я ведь правда начал рожать!       — Так, без паники! Ты, — Исин показал на более-менее спокойного медбрата, — успокой коллегу. Возможно, через пару минут вы мне понадобитесь. Ты, — показал он на Мёна, который всё же соизволил вернуться на Землю и оторвать свой взгляд от Исина, — если не больной, то начни делать, что сказали тебе. Звони с этого телефона всем тем, кто в быстром наборе, и сообщи им, что Бек рожает. А ещё успокой Чана. Ну почему ты застыл как столб?! Двигайся! — заорал до этого времени спокойный Исин. А Мён, вздрогнув, взял телефон и опустился перед Чаном, говоря, что совсем скоро он сможет обнять наших детишек. — Эй вы там, — сколько было воздуха в легких заорал Исин в микрофон, который был связан с охраной больницы. — Если мой пациент будет рожать в лифте…       Договорить ему не дал вновь начинающий двигаться лифт, что успокоило Исина, и он наконец-то обратился ко мне.       — А ты глубоко вдохни и выдохни. Вдох-выдох. Вот так. Я знаю, что больно, но терпи. Осталось совсем немного, — он взял меня за руку и говорил таким убаюкивающим голосом, что кроме меня успокоились и все остальные в лифте. А восхищение в глазах Мёна возрастало до уровня глаз в форме сердечек.       — Если я выйду из родильного и увижу, что Чанёль бьётся в судорогах, я тебя прибью. Максимум, что можно — это позволить ему спокойно плакать. — Обратился Исин к Чунмёну перед тем как закрыть двери родильной.       Несмотря на неудачное начало дня и путь до родильного стола, мои малыши родились очень легко, с разницей в пять минут, и затопили весь родильный зал звуком их первого крика.       Несмотря на то, что малыши родились раньше времени, с виду, как говорил Исин, мои солнышки были здоровыми. А на мой беспокойный вопрос по поводу того, что они родились на три недели раньше, ответил успокоиться и думать позитивно. Ведь в большинстве случаев мой срок беременности не приводил к каким-то патологиям.       Как я отключился, я не помню. Боль, которая длилась почти час, и роды дали о себе знать. Но вот пробуждение моё я никогда не забуду.       Мои чокнутые друзья, стоило мне открыть глаза, начали поздравлять, а точнее орать о поздравлениях, чуть ли не крича в мои уши. А в конце Чен даже взорвал хлопушку, за которую получил пинок от мужа.       И только когда они успокоились и отстранились от меня, я смог наконец-то увидеть Чана. Заплаканного, но ужасно счастливого. Он протянул мне букет синих роз, который, я уверен, дал ему один из наших друзей, и обнял меня. Сильно и очень нежно.       — Чани так счастлив, Беки, — прошептал он в моё ухо. — Я так сильно люблю тебя.       И мы, так и оставшись в объятиях друг друга, начали плакать как сумасшедшие. Наверное, со стороны мы выглядели так же, как и Минсок с Чондэ или Кёнсу с Чонином несколькими месяцами ранее. Поэтому они понимающе кивнули и, посильнее приобняв своих половинок, уставились в окно.       — Я же сказал, Бэкхён. Ваши малыши абсолютно здоровы, — начал Исин прямо с порога палаты, не отрывая взгляд от каких-то бумажек. — Я знал, что несмотря на то, что здесь есть родившие люди, никто не додумается принести для тебя сладкого или еду. Люди, как только слышат, что омега родил, сразу думают о цветах. Так что возьми.       Исин протянул мне огромную пачку шоколадок. А потом, окинув быстрым взглядом палату и увидев там три букета, только усмехнулся. А когда дверь палаты опять открылась и уже вошёл Чунмён, с букетом в руках, то вообще закатил глаза.       — Что и требовалось доказать, — фыркнул Исин, бросив оценивающий взгляд на Чунмёна.       А тот, не опустив зачарованный взгляд от Исина, маленькими шагами шёл вперёд. И когда поднял руку с букетом, я уже подготовился слышать поздравления и принимать их. Но каково было моё удивление, когда он вместо меня потянул букет Исину.       — Рожал тут не я, — не растерялся доктор и отодвинул цветы от себя.       — Но скоро будешь, — тоном, не терпящим возражений, отрезал Чунмён, опять притянув букет к Исину.       — Я бета вообще-то! — возмутился Исин, покраснев от злости и сдерживая себя, чтобы не закричать в палате.       — А я буду сильно стараться! — не угомонился Чунмён и силой взяв в свою руку руку Исина, положил в неё букет.       Я уверен, Исин бы прибил этим букетом фотографа, который сам не ожидал от себя таких поступков, если бы дверь не открылась уже в третий раз и медбрат не принёс в комнату наших близнецов.       Они были такими малюсенькими, с маленькими ножками, руками, лицами, носиками, ушками. Всё в них было маленьким и до жути милым. На лицах этих маленьких комочков счастья были отчётливо видны только шоколадные глазки, которыми они невинно хлопали и потерянно смотрели на всех. А после, устав, уснули, мило причмокивая губками.       Я со слезящимися глазами взял одного малыша на руки и прижал к себе, выдыхая его чудный запах сухого молока. Говорят, что от всех младенцев пахнет одинаково, но я могу уловить запах моих детей в толпе множества таких младенцев. И уверен, что мой Чани тоже. Только нужно, чтобы он тоже вдыхал этот одурманивающий запах.       — Чани, возьми малыша, — я придвинулся ближе к Чану, который не знал, на какого малыша смотреть, со своими, тоже слезящимися глазами.       — Я не смогу. Я уроню его. Мне страшно, — он не запаниковал. Просто, всё так же восхищённо смотря на детей, отодвинулся немного дальше.       — Не уронишь! Мы тренировались на куклах, и у тебя получалось лучше меня.       Не знаю, на Чана действовали мои слова или огромное желание обнять малыша, но он, не сказав ни слова, очень осторожно, как фарфоровую куклу, взял малыша из моих рук, который потерялся в его больших ладонях. А я, быстро взял в руки второго малыша и вдыхал точно такой же запах, как и у его брата.       — Беки, — тихо, боясь разбудить детей, позвал Чан. — А они и правда зеркальные человечки, — умилённо заявил тот, скользя взглядом с одного малыша на другого.       — Не только они. Но и ты с ними зеркальный человечек.       Хотя дети были ещё очень маленькими, но схожесть с отцом мог не заметить разве что слепой. Их рыжих волос и оттопыренных ушей уже было достаточно.       Это самый лучший день моей жизни. Моя семья счастлива. Мои друзья с нами. И я, несмотря на то, что прогадал с рождением малышей всего на день, ведь в календаре Чанёля днём моих родов отмечено первое июня, я самый счастливый папа и муж на свете.

Год спустя

      Первый день рождения наших солнышек мы решили отпраздновать в узком кругу друзей. Звонить моим или чанёлевским родителям я не хотел. Не хочу, чтобы мои малыши в их первый день рождения получили фальшивые улыбки и объятия. Они должны быть окутаны только любовью. Которой мы с Чаном дали им достаточно.       Вся суета подготовок к гостям сопровождалась звуком телевизора, в котором я дал интервью для тележурнала как «счастливый муж больной аутизмом популярной модели Пак Чанёля». Хотя на вопросы ведущего я ответил всего неделю назад, но ответы на них я не помнил. Ведь он задал, по сути, стандартные вопросы, типа: «Счастливая ли вы семья?», или «Сложно ли ухаживать за детьми?» и так далее. И, конечно же, получил он на свои стандартные вопросы такие же ответы: «Конечно, мы счастливы», или «Ухаживать за маленькими, правда, утомительно, но очень весело». Я искренне не понимал, зачем задавать вопросы, ответы на которых у всех на ТВ были одинаковыми. Я уже хотел переключить канал, как послышался вопрос ведущего, который как тогда, так и сейчас, привёл меня в лёгкий шок       — А как он сделал вам предложение? — лукаво спросил тот, и от его вида было понятно, что он хотел слышать ответ «никак». Ведь после этого он смог бы сказать несколько строк про болезнь Чана и этим значительно повысить рейтинги.       — Он не сделал предложение. Мы просто сыграли свадьбу и всё, — я всё же решил дать возможность ведущему. А предложение Чана — это наше личное, даже в какой-то мере интимное, и я не хочу, чтобы кто-то кроме нас двоих знал хоть что-то про тот вечер. Особенно когда задающий вопрос не так уж и заинтересован в его ответе.                            Свадебная суета. В бегах были все.       Родители Чана, которым было глубоко плевать на сына, но которым нужно было хорошее свадебное фото, чтобы выложить в соцсети с надписью «Мой милый сыночек наконец-то создал семью». Вот и они готовятся к свадьбе и планируют каждую маленькую деталь только для того, чтобы фон фото был красивым и пышным, чтобы потом было чем похвастаться перед друзьями и соседями. Тошно как-то.       Мои родители. Но им уже не было плевать на Чана. Они открыто фыркали на него. А на меня бросили ненавистные взгляды, при любом удачном случае говоря, как я мог не послушаться их. Но сейчас плевать было уже мне. А их подготовка нужно была только для того, чтобы другие не подумали, что они бросили сына. Или что у нас нет денег для свадьбы. Да и от хороших свадебных фото они не отказались бы.       Только нам с Чаном было как-то фиолетово на все эти подготовки. Мы, как и раньше, гуляли по парку, ели сладкую вату и болтали ни о чём. Чан даже не понимал, что уже через два дня у нас свадьба. Только знал, что через эти самые два дня мы будем жить одни в нашей собственной квартире, которую нам подарили родители Чана. Я уверен, что тостов за этот подарок на свадьбе будет не меньше пяти, и его родители, наигранно смеясь, будут говорить: «Молодым нужно своё гнёздышко, мы им просто помогли его приобрести». Но я же знаю, что этот подарок только для того, чтобы они наконец-то избавились от присутствия Чана и меня у них дома.       Я живу с ними с того времени, как я после ссоры с семьёй приехал в их дом. А после отказался возвращаться даже тогда, когда отец, переступив через свои принципы, попросил прощения и потребовал возвращаться домой. Но я, уже зная, как родители Чана обращаются с ним, и что даже видеть его гуляющим по их дому не хотят, не оставил моего альфу опять одного в этом доме. Не хотел, чтобы он и дальше в их огромном доме чувствовал себя одиноким.       Наша очередная гулянка закончилась ближе к полуночи. И мы тихо, как воры, пытались дойти до нашей спальни, чтобы не будить остальных жителей дома. Правда, разбудить их и вообще раздражать сколько возможно я бы не был против, особенно ту малявку — брата Чана, который, в отличие от родителей, открыто издевался над братом. Но потом, с чистым сердцем и душой, объяснить моему рыжику смысл моих действий я не смог бы. Ведь он был уверен, что когда брат смеётся над ним, это от радости, а не ради издёвки. А родители кричат на него только потому, что заботятся. Наверное, это один из плюсов его болезни — он воспринимает всё позитивно, и этим его жизнь становится чуть легче. Правда, позитивное мышление распространяется только на близких, ведь Чан почти каждый день говорит, что все его не любят, несмотря на то, что он делает всё, чтобы им понравиться.       И сколько раз я бы ни говорил ему, что это те люди должны что-то сделать, чтобы понравиться Чану и чтобы он с ними дружил, он не может это принять.       Тихо скользя сквозь огромную гостиную, я невольно вспомнил разговор чуть меньше месячной давности. Когда меня с милой улыбкой посадили на диван и, не церемонясь, прямо спросили, когда я хочу, чтобы у нас была свадьба. Подумав немного, я выбрал дату перед выходными, чтобы после двух дней отгула, которые давал начальник всем новобрачным, у меня ещё были свободные суббота с воскресеньем, а за ними и Новый Год. Я назвал число, и прямо на этом и решили. А потом всё оставалось на организаторов свадьбы и родителей.       Нам с Чанёлем пришлось вмешиваться в эти дела только однажды — для примерки свадебных нарядов. И тогда уже мой характер дал о себе знать. Хотя со мной и не стали долго спорить, после того как я тонко намекнул, что не будь всё по-моему, я буду откладывать дату. Да, у меня всё было рассчитано, но об этом знал только я сам. И поэтому мог легко манипулировать этим, ведь для родителей Чана жить с ним больше дня было большой трагедией.       Вместо обычного традиционного белого костюма с какими-то там кружевами, которые наши с Чаном папы выбрали для меня и от только одного вида которого мне было тошно, я выбрал обычный классический нежно-бирюзовый костюм с белой рубашкой, опять без бретелек и всякого там блестящего. И чёрные джинсы. Не люблю я классические штаны со стрелками. Бесит эта складка. Правда, мой наряд, мягко говоря, не понравился папам, когда я вышел из примерочной. Папа Чана даже в обморок упал. Но после того как увидел, что на него я не обращаю никакого внимания, быстро очнулся. А я во время показа высших актёрских навыков моего будущего родственника наслаждался своим видом в зеркале, представляя, каким бы блестящим был бы в выбранном им костюме.       А вид Чана был чем-то похож на мой. Опять чёрные джинсы. Ведь мой альфа тоже ненавидел эти чёртовы линии на классических штанах. Обычная белая рубашка с чёрным костюмом. И галстук. Нежно-бирюзовый. В тон моему костюму. Благо во время выхода Чана из примерочный весь театр уже закончился, и родители, сообщив продавцу упаковать всё, шли к кассе, оставив нас с Чаном одних.       Тогда и я смог спокойно выдохнуть и заметить очарованный взгляд Чана, который не мог оторвать глаз от меня. Будь мы в тёмном помещении, его глаза могли бы освещать его, так сильно они блистали. Этим взглядом Чан заставил смущаться меня и даже краснеть, что я заметил в зеркале напротив. И только тогда, когда услышал просьбу продавца снять одежду, чтобы он мог упаковать, Чан будто проснулся и, сделав резкий шаг ко мне, обнял.       — Ты очень красивый, Беки, — прошептал Чан и, услышав, что он тоже красив, отпустил меня и ушёл в примерочную.       — Может это и не моё дело, но по виду и не скажешь, что он болен. Да и такие влюблённые глаза как у него, я ещё не видел за все мои десять лет работы здесь. Хотя у нас было много истинных и влюблённых посетителей, — омега за сорок, который, видимо, был менеджером магазина, добро улыбнулся мне. — А на все взгляды и разговоры вам должно быть…       — …плевать, — одновременно закончили мы, и, ещё раз улыбнувшись омеге, я тоже пошёл переодеваться.       Добравшись до спальни без приключений, мы быстро переоделись и залезли в постель. Усталость от ходьбы почти весь день то по снегу, то по скользкому льду дала о себе знать. Но перед сном Чан немного покопался в телефоне, что не было похоже на него. Но так как это и правда длилось недолго, я не подал виду, подумав, что он там что-то новое нашёл.       Но, кажется, зря. Ведь проснувшись следующим утром, я не почувствовал поток тепла, который шёл от Чана и согревал меня. А потрогав простыни рядом и почувствовав, что они холодные, понял, что Чан встал с постели довольно рано. Но когда я его и дома не нашёл и не смог дозвониться, то начал немного побаиваться. Но когда дворецкий сообщил, что он пошёл с двумя моими друзьями альфами, я успокоился и даже названивать не стал. Раз Чан ушёл, ничего мне не сказав, то не хочет, чтобы я знал, что он делает. Небось сюрприз какой-то готовит для меня.       Думать о том, что омежья сущность, не знаю почему, проснулась во мне и просила подарок потому, что другие омеги получили такие от своих альф, я не хотел. Вместо этого приготовил горячий чай и вкусные бутерброды и позавтракал.       Но уже когда на улице потемнело, несмотря на то, что было ещё шесть вечера, я понял, что реально хочу подарка и серьёзно обижусь на Чана, если он вернётся без него. А потом стал думать, что если и обижусь, не смогу показать, ведь Чан не поймёт причину. Да даже я сам не могу понять причину. Ведь такого раньше у меня не наблюдалось. Наверное, это предсвадебная ломка. Сколько бы мне ни было плевать, все же завтра у меня свадьба. И это как бы важный день для всех омег. В общем, не знаю. Лучше вообще не думать и слушать музыку, а то голова скоро взорвётся.       Уже к семи вечера я начал серьёзно волноваться. Особенно когда наконец-то решил позвонить Чонину с Чондэ и их телефоны тоже были отключены. А когда мне позвонил Минсок и предложил пройтись по магазинам, да ещё и в такое время, вообще запаниковал. И, несмотря на все рассказы Мина о том, что всё в порядке и ему вдруг в семь часов вечера понадобился галстук немного светлее его уже имевшегося, чтобы завтра выглядеть безупречно, я не поверил. Ведь прекрасно знал, что Мин не заострял внимание на таких мелочах. И что он каждый раз выводит меня из дома и говорит не умолкая только тогда, когда нужно сказать что-то серьёзное. А я подумал, что это «что-то серьёзное» — что-то плохое. А когда к этому добавились и отключённые телефоны альф, я вообще отключился от реальности и стал ждать, когда Мин наконец-то осмелится сказать, что случилось.       Но вместо того чтобы поговорить, он силком запихнул меня в такси и дал водителю листок с адресом. Так что и место, куда мы отправлялись, было для меня тайной. Но когда через несколько километров я понял, что эта дорога ведёт к городской больнице, я уже не выдержал…       — Скажи уже! Что-то случилось? — мои нервы сдавали с каждой минутой, стоило нам приблизиться к больнице ещё немного. Ведь я уже у себя в голове представил окровавленные лица и тела всех троих альф.       — Да, случилось, — ответил Мин. Но не грустно, как я ожидал, а весело. И как-то хитро, что ли? — Скоро узнаешь.       Я мог спокойно выдохнуть только тогда, когда мы объехали больницу. И только сейчас заметил, что выгляжу не так, как вышел из дома. На мне был лёгкий макияж и, кажется, мои волосы уложили. И когда Минсок успел вытворить со мной такое? Хотя, если учесть, что уже десять ночи, и что происходило со мной в торговом центре, я не помню, то всё в порядке.       Вскоре мы добрались до того дома, где, начиная с завтрашнего дня, будем жить мы с Чаном. Минсок отправил меня в нашу квартиру, говоря, что меня ждут. А у дверей подъезда я встретил Чондэ, который с хитрой усмешкой поприветствовал меня, пошёл к будущему мужу, и они вместе уехали на такси, оставив меня в полном недоумении. И так как другого выбора у меня и не было, я зашёл в помещение.       И с первой же минуты, стоило мне открыть дверь квартиры, закрыл рот рукой, чтобы не кричать от восторга, и как истукан стоял на месте, не решившись двигаться.       Вся прихожая была усыпана голубыми лепестками роз, а маленькими свечами в форме сердец была сделана дорожка, которая шла, наверное, в гостиную или ещё дальше. С потолка спускались голубые ленточки и шары в форме сердец. Наконец-то выйдя из транса, я начал идти по голубым лепесткам, пытаясь идти на подушечках пальцев ног, чтобы сильно их не раздавить. Выйдя из прихожей, я обнаружил такую же картину и в гостиной. Только здесь уже дорожка из свеч закончилась огромным сердцем, в центре которого стоял Чанёль, с букетом голубых роз и со своей ослепительной улыбкой.       Пережив ещё один приступ восторга, я на ватных ногах начал идти к Чанёлю, не веря, что всё, что происходит здесь, реально и что происходит именно со мной.       Когда я наконец-то дошёл до Чана, он, не медля ни минуты, опустился передо мной на одно колено, протянув букет, который я сразу принял.       — Беки, — неуверенно начал Чанёль, — ты выйдешь за меня замуж? — он смотрел на меня глазами, полными нежности и надежды, наверное, сам не понимая, что через двенадцать часов мы станем мужьями, и вынул из кармана джинсов маленькую бархатную коробку. Немного повозившись с ней, он всё же открыл её, и из неё показалось обычное кольцо с маленьким сапфировым камнем в форме сердца в центре. — Выйдешь же? — чуть не плача переспросил Чан, вынимая кольцо из коробки.       — Конечно же выйду. Глупый мой, — и протянув руку вперёд, показал, на какой палец он должен надеть кольцо.       Вставая с места, Чан обнял меня, прижимая к себе так сильно, что я думал, он мне рёбра сломает. Пару минут мы так стояли, не переставая вдыхать запахи друг друга.       — Беки, Чани всё сделал правильно? — в его голосе слышались нотки тревоги, а сам Чан как-то потерянно смотрел на меня.       — Конечно, мой хороший. Всё правильно, — скользя большим пальцем по щеке Чана, я смотрел в его такие красивые и бездонные глаза.       — Тогда почему ты плачешь? — грустно спросил он, стирая слёзы с моих щёк.       — Потому, что я счастлив. Очень счастлив, Чани, — и опять ткнулся носом в его грудь, даже не думая перестать плакать. — А почему ты решил сделать мне предложение? — несмотря на огромную радость, мне всё же было интересно, что подтолкнуло человека, который что такое свадьба толком не знает, сделать такое.       — Когда Чондэ сделал предложение Минсоку, он мне сказал, что все омеги хотят предложения. А ты тоже омега! — невинно хлопая глазами, как ребёнок, рассказывал Чан и опять прижимал меня к себе.       Пусть я получил предложение ночью перед свадьбой.       Пусть сейчас мы стоим здесь не в дорогих костюмах, а в простых джинсах и футболках.       Пусть сейчас нет никаких камер, которые бы фиксировали каждый момент.       Потому что сейчас здесь только мы, без фальшивых объятий и неискренних поздравлений.       Потому что я буду помнить каждое мгновение этого вечера.       Здесь мы настоящие и счастливые.                            — Нашим телезрителям интересно. А как вы… не знаю, как правильно об этом спросить… — вынул меня из воспоминаний голос ведущего.       — Вы хотите слышать, как я решился выйти за больного человека замуж и рожать? — со скептической улыбкой спросил я, с самого начала интервью ожидая этого вопроса.       — Да, — опустив глаза и сделав голос ниже, ответил тот. Как будто спросил о чём-то грустном.       — Это было не сложно. Я любил его, а он любил меня. И, естественно, мы должны были пожениться, — честно ответил я. И, не обратив внимания на то, что ведущий хотел задать ещё вопрос, наверное, о том, не боялся ли я и было ли мне трудно, я продолжил свою речь. — А теперь я хочу обратиться ко всем, кто смотрит на меня сейчас. Не знаю, как вы это примете и примете ли вообще, но раз уж у меня есть возможность, я скажу. Понимайте как хотите, но, главное, найдите суть моих слов и немного попытайтесь обрушить ваши стены стереотипов и идеологий. Так вот. Больных людей не нужно избегать. Нельзя их считать неполноценными членами общества. Нельзя из-за болезни не любить собственного ребёнка. Нельзя думать, что люди, у которых есть проблемы с головой, не могут думать, и у них не может быть собственного мнения. Ведь зачастую на улицах мы встречаем более-менее умеющих нормально мыслить больных. И единственное, что мы можем сделать — это верить в их силы, помогать чем можем, объяснить всё, что им не ясно и дать понять, что они такие же, как и мы. Ведь кто знает, после всего этого, у вас тоже может появиться такое чудо, как мой Чанёль и наши близнецы.       С окончанием эфира в дверь постучали. И стоило Чану открыть её, как словно ураган в дом ворвались наши друзья, наша вторая семья, и поочерёдно, сначала Чана, а потом меня поздравляли. А детки не понимали, к чему это их родители стали такими дикими и сразу побежали к близнецам, чтобы поиграть с ними.       Мы смогли дойти до праздничного стола только после того как четыре маленьких проказника, несмотря на то, что научились ходить совсем недавно, разнесли весь дом, съели все сладости и часть праздничного торта, свечи на котором мы задували полчаса, чтобы каждый ребёнок задул их, и только потом, с чувством исполненного долга, легли поспать в обнимку.       За столом все, конечно же, говорили тосты и поздравляли нас. А я решил сказать тост для того, у которого действительно есть огромный вклад в то, что сейчас мы здесь празднуем день рождения наших детей.       — Спасибо, Чондэ! Хотя ты вредный донельзя, и я не представляю, как Мин тебя выносит, но я тебе очень благодарен. Ты многому научил Чана. И именно из-за тебя и твоей вечной фразы «все омеги» сейчас у меня есть дети и самое лучшее воспоминание о предложении. Не смотри на меня так, — видя смущённое лицо Чондэ и то, что он говорил, что ничего такого он не сделал, я толкнул его в плечо и с улыбкой на лице продолжил. — Я знаю, что ты как здравомыслящий человек понимаешь, что все омеги не могут желать одно и то же. Но каждый раз, когда Чани делает что-то несвойственное ему, спрашивая его, как он до этого додумался, почти уверен, что услышу: «Чондэ сказал, все омеги хотят этого». Спасибо тебе, братик.       После минутной неловкости за столом, стеснение Чондэ всё же ушло, и мы продолжили веселье. А вскоре встал Исин для тоста и взял в руки, как бы ни было странно, апельсиновый сок.       — Не то чтобы это тост. Но я не знал как и когда это сказать, так что решил, что это самое лучшее время. Я не знаю, как такое мог случиться со мной, ведь я сам андролог и таких случаев у меня ещё не было. Я только читал, что в очень редких случаях и такое может наблюдаться. Но никак не относил меня к тем редким случаям. Так вот… Я беременный. Мён, у нас скоро будет малыш.       Все за столом застыли. Ведь беременность у бет правда была редким явлением. Но скоро наш шок превратился в радость, и уже все начали поздравлять будущих родителей, один из которых ещё не понимал, что здесь происходит, и неверяще смотрел на своего парня.       — Да, ты и правда постарался на славу, Чунмён, — с хитрым лицом уставился на Мёна Чондэ, пытаясь смутить того и хотя бы так вернуть его в наш мир.       — Да, я очень трудолюбивый, — наконец-то подал голос будущий отец и, притянув Исина к себе, обнял того, быстро чмокнув в губы.       От наших криков поздравлений дети проснулись. Но вместо того чтобы начать плакать из-за короткого сна, они опять начали разносить дом. Но в этот раз к ним присоединился и Чанёль. А вскоре и мы, понимая, что это весело. И восстановление дома ввосьмером после нашего сумасшествия тоже будет весело.       И пусть, что спустя пять лет, как и раньше, почти все говорят мне, что надо бросить Чанёля, что он больной, что, не дай бог, если у нас будут ещё дети, они будут нездоровыми. Но как же они не понимают, что их мнение для меня ничего не значит. И что для счастья меня достаточно одного взгляда моего мужа и детей.