---
Сехун, зевая, ждёт. Главные пьяницы давно в сборе, на кухне что-то стучит и гремит, точнее, Чанёль пытается приготовить что-нибудь, чтобы не так бессовестно заливаться, Хёнвон мрачно ходит по гостиной, даже не обращая внимания на пытающихся поиграть с его ногой собак. Лишь иногда подозрительное хрюканье выводит из транса, мопсы пристраиваются с очень очевидной целью, лапами держат крепко. Хосок уже который час монтирует видео для канала, утонул в кресле и цветных подушках, специально для этого притащенных, просит новую чашку кофе, как только закончит предыдущую. Всё же шумиху он поднял – пост в инстаграме, злой, но будто бы ходящий вокруг да около, тронул немало сердец. Впрочем, тех, кто откровенно радовался задержке регистрации, тоже хватало – не все фанаты смирились с Хёнвоном как с тем самым «единственным», достойным их кумира. Сыльги обещала подойти попозже, и уж слишком часто она задерживаться стала. Бэкхён с донельзя неловким видом шляется вокруг, раздражает Сехуна своей показной беспомощностью, даже в непричёсанных волосах застрявшей. Он стал ещё страннее, чем раньше; взгляд, местами неприятный и очень острый, не изменился. Как и мнение Сехуна о том, какой Бён Бэкхён на самом деле. Чанёль влюбился в него с первой минуты. Той самой тупой и необъяснимой «любовью», о которой обожают говорить, мол, глянул и пропал, ужасно раздражает. Подобные сказки придуманы для очень наивных, точка. Скорее всего, дело было в том, что Чанёля только-только бросили. Или нет – окончательно, жёстко и без вариантов отшили, потому что то, что было у него с Чонином, больше походило на преследование. А тут Бэкхён, таинственный и холодный, как тысячи айсбергов в океане, недоступный архитектор, о котором каких только слухов не ходило (но почти все о его состоянии), первым подсел в дешёвой забегаловке возле университета. Конечно, кто угодно будет польщён. Сехун с самого начала говорил, что ничего хорошего не выйдет. Наследник строительной династии и еле сдающий зачёты неудачник, отскребающий от кастрюли прилипшую лапшу? Не смешите. Встречаться нужно с кем-то равным, особенно если речь о деньгах – рано или поздно это встанет поперёк романтики и прочих соплей. Чанёль очень привлекательный (хотя первые курсы был просто… эх), характер неплохой, добрый и мягкий, но он ужасающе беден. Бэкхён, с другой стороны, неуживчивый и упрямый, не язык бывает, а бритва, а ещё его возит личный водитель. Если дело не в сексе, Сехун больше не видит точек соприкосновения. Они слишком не друг для друга. И, тем не менее, никто Сехуна не послушал – более того, совершенно потерявший здравомыслие Чанёль стал меняться. Не совсем потому, что сам хотел, но потому, что Бэкхён за всё платил и говорил, что так будет лучше. За учёбу, чтобы не вылететь, за съёмную квартиру в самом центре Сеула. За одежду, за салоны с их покрасками волос и за абонементы в спортивный зал, чтобы появилось рельефное тело. Ладно, Сехун завидовал, но не настолько, чтобы не видеть, что Бэкхён пытается слепить из его друга кого-то другого. Вместо того, чтобы принять со всеми недостатками, как Чанёль пытался. Это сейчас Бэкхён притворяется трепетным – тогда, в прошлом, он таким никогда не был. Сехун не верит ни одному взгляду или намёку, что скользит по чужому лицу. Особенно когда рядом Чанёль. Чанёль – дурак, случайно провалившийся в болото, из которого сам выбираться не хочет, он проще, чем сам себе хочет казаться. Даже когда сидит, всё его тело развёрнуто к Бэкхёну, пытается как-то коснуться, дотянуться, и это расстраивает и злит Сехуна так, что цокот вырывается против воли. Где был Бэкхён, когда Чанёль почти неделю не ел? Где были его наглые руки, так любившие Чанёля забирать, когда ректор подписывал приказ об исключении? А не было нигде. Это Сехун ждал, пока чужие слёзы высохнут. Так что теперь трудно сдержаться и не поставить подножку, когда в очередной раз Бэкхён делает круг. Может, не злится, как раньше, потому что понимает свою вину? Хотя нет, даже смешно – чтобы такой, как он, вдруг понял, что не всё может купить и удержать за деньги. Чанёль почти одновременно с пакостью выходит из кухни, в руках тяжёлая кастрюля с благоухающей лапшой, в пальцах зажаты листья салата и ярко-зелёный сельдерей. Он замечает ногу Сехуна и хмурится, но ничего не говорит, осторожно идёт к столу, ставя пищу богов на досточку. Хосок тут же откладывает дела, отставляет ноутбук на подлокотник, заинтересованно выпрямляясь, а Хёнвон, приходя в себя после эротической атаки Хули, принюхивается и уже хищно смотрит на почти мужа. - Вначале лекарство. Глаза Хосока вот-вот закатятся к затылку, но он смиренно встаёт с кресла и идёт вглубь квартиры. Сехун подсаживается ближе к столу и разламывает купленные в супермаркете палочки. Саке уже греется, вино из холодильника будет приятно холодным. Наконец, все собираются вместе, но почему-то никто ничего не говорит, есть не начинает, боясь быть первым. Бессмысленно глядя на кастрюлю Хосок, наконец, подносит свою миску к кастрюле, чтобы набрать побольше греха и плавающих овощей. Сехун совсем немного злится, что Бэкхён сел рядом с Чанёлем.---
Давно уже они не напивались в хлам, Сехун помнит произошедшее кусками. Вот всей рыдающе-орущей кучей горланят песни, попадающиеся по тв, Хёнвон вызывает Сехуна на дэнс-батл, как в старые-добрые, но разносит всех Сыльги, взобравшаяся на стол и едва не испепелившая движениями бёдер (ей без боя отдали призовые полбутылки джина). Вот, едва шевеля языками, ругают правительство и обещают поджечь администрацию - вначале Хосок хотел подложить под дверь гадкой бабке собачьи кучки; потом он, пользуясь моментом, сбежал на кухню за ещё одной пачкой лапши, Хёнвон решил прилечь на полу, там и заснул. Потом Бэкхёна рвало в туалете, Сыльги – тоже, только уже в ванную, а Чанёль возился с обоими сразу, потрясающе устойчивый к алкоголю. Сехун решил, что неплохо бы перевести веселье на новый уровень. (и свалить, пока не заставили убирать) Наверное, поэтому он оказался в этом случайном клубе, название которого запомнил сразу – sober, слово, абсолютно противоположное его состоянию. Выбрал только из-за вывески, честно. Похихикав, кое-как вылез из такси (неловко упав на дверь), расстегнул верхние пуговицы на алой рубашке, пригладил брови и вошёл в гремящее музыкой помещение. Первое, что в глаза бросилось – сцена для диджея. Высокая, как пьедестал, в нагромождении колонок и механизмов, а за ними – девушка, вся в ослепительно-голубом свете мерцающих прожекторов. Короткие светлые волосы разлетались при каждом уверенном движении, она на своём месте, и возбуждённо ревущая, не прекращающая танцевать толпа это только подтверждала. Широкий экран позади то и дело выдавал отрывистое «DJ HYO». Вначале Сехун решил потанцевать, тем более что биты были такие, что даже деревянного Чанёля бы захватило, а тут, на минуточку, главный клубный дэнсер явился. Плавно перемещаясь к центру, Сехун старательно обходил девушек, чтобы ничего не встало раньше времени. Ну там трение, жар, всякое такое. Хотелось мальчика. Вот в чём прелесть любви ко всем – можно выбирать, не ограничиваясь, и О Сехун начал охоту, присматриваясь. Правда, не сразу понял, что девочки его сами избегают, всё больше прижимаясь друг к другу, и движения у них как-то слишком напоминали те, что Сыльги проделывала на столе. А вот какой-то нахалюга сзади активно лапал, ничего не стесняясь. Сехун решил сбежать в бар и обдумать стратегию в засаде. Бармен, сияя идеальной белой рубашкой, окинул понимающим взглядом и сразу же смешал «крёстного отца», элегантно ставя стакан на гладкую деревянную поверхность стойки. Виски, миндальный ликёр и немного апельсиновой цедры, лучше не придумать для кутежа, так что Сехун, кивнув, развернулся на высоком стуле (было опасно) и принял самую расслабленную позу. Это стопроцентно клуб для лгбт+, теперь всё стало понятно. Осталось только ждать, наслаждаясь, – к такому, как он, всегда сами подходят. Уже через несколько минут желающих беззаботно провести ночь потянуло к бару как бабочек к огню. Но никто так и не зацепил. Ещё пару раз сходив на танцпол, Сехун вернулся расстроенным. Вообще не из кого выбирать. И тут – судьба, не иначе – взгляд упал на затемнённый, почти скрытый в полутьме уголок стойки. О. Божечки. Кошечки. Алкоголь в крови приятно будоражил, на лице сама по себе расплылась коварная ухмылка. Очень грустным и отчаянным взглядом на толпу смотрел, отпивая от гейского дайкири (без обид), тот самый парень из магазина, посмевший заикнуться про потные руки. - Скучаем? Сехуну даже не нужно стараться, чтобы голос звучал низко и сексуально; облокотившись о стойку, нарочно стал так, чтобы искусственный свет осветил профиль и влажно блестящую от пота шею. Парень, явно не ожидавший такого поворота, подавился коктейлем. - Совсем немного. Он говорил неуверенно и польщёно одновременно, кажется, Сехуна не узнал – ну, тем хуже для него. Типичнейший ботан, как только угораздило оказаться здесь – очень уж дедовская майка-поло с отглаженным воротничком, чёрная, но каким-то чудом отлично сидящая в плечах, мешковатые джинсы, которые Сехун всё ещё считает преступлением против стиля. Взгляд не тронутого, но втайне готового пошалить девственника, аккуратные пальцы, нервно бегающие по высокой ножке бокала. И почти отовсюду кричащее отчаяние. Почему бы и нет, собственно. Месть не всегда подаётся холодной. Из того, что было дальше, Сехун запомнил имя (Чондэ), вкус лаймового сока на губах и очень, очень неловкие поцелуи. А, ну и ещё то, что в съёмном доме оказался Чанёль с блюющей парочкой, но это никак не помешало, спотыкаясь и ползая вдоль стен, уединиться. Кажется, Сехун закрыл дверь в его с Чанёлем комнату на замок. Остаток ночи прошёл в тумане.