Апрель скоро кончится.
Сакура зацвела.
Чанёль, щурясь на солнце, смотрит вверх, в прозрачное и высокое небо.
Отсюда его отлично видно – место потрясное, хоть и пришлось с самого утра за него бороться. Сыльги вызвалась добровольцем (всё ещё неизвестно, почему), к приходу всей компании бесстыже дремлет от недосыпа на разложенном пледе. Тяжёлые кроссовки придерживают один угол ткани, второй – под корзиной с едой и заманчиво поблёскивающей выпивкой. Сыльги как-то очень мило валяется, по-другому не назовёшь, оставшиеся два края собой закрывает, вообще немного походит на кошку. Бэкхён, негромко посмеиваясь, мягко тормошит за плечи, пока подруга в полусне советует прямо сейчас прыгнуть в реку и не мешать.
Новый
питомец член «семьи», Чангюн, с самого начала показался Чанёлю проблемным. Дело даже не в том, что, только приехав, молодой и бесстрашный попытался зажать Бэкхёна в углу – получил между ног и ладно, с кем не бывает - но вот то, что опустошил без того одинокий холодильник, допил припрятанное пиво и нашуршал всюду чипсами… а потом «одолжил» толстовку Чанёля и тут же пролил на неё рамён…
Очень понятно, почему Хёнвон по телефону так умолял и извинялся одновременно.
Сейчас эта катастрофа с заевше-приторным «сенпай, посмотри на меня» хотя бы перестала носиться между деревьями, разлеглась в царской позе, раскинув длиннющие ноги и периодически подмигивая Сыльги. Ладно, всем встречным девушкам вообще.
Ну, пусть думает, что она ему отвечает.
Это просто глаз так дёргается.
Чанёль решил, что Чангюна просто нужно перетерпеть, как необъяснимое природное явление, ведь ни за что теперь ребёнка назад не заберут. Беспалевно усевшиеся в другой уголок Хёнвон с Хосоком машут ручкой и коварно усмехаются, никакого сочувствия и сожаления. Ещё и громко начинают ворковать – Чангюн тут же делает вид, что его тошнит, привлекает лишнее внимание. Ужас, дичь и несправедливость, но всё же есть кое-что, что заставляет Чанёля глупо улыбаться и бесконечно поправлять свои алеющие на солнце волосы.
Бэкхён незаметно подсаживается ближе.
Усердно расправляет на пледе несуществующие складки.
Воздух такой густой и сладкий, что кружится голова, и Чанёль вдыхает глубже, лишь бы окончательно раствориться. Сакура не пахнет, но тёплая и свежая трава – да, и чистая одежда, на которой едва различим кондиционер, и весенние данго, глянцевито поблёскивающие из пластиковой коробочки. Мир всюду белый и розовый, нежный, беззвучный, и его не испортит даже пихающийся Чангюн, которому скучно любоваться. Возится с украденным медведем, изредка бросая его Хосоку в спину, громко и страдальчески стонет, пока, наконец, не получает от Сехуна по шее – Сехуна, подозрительно тихо усевшегося под самым стволом сакуры и глядящего очень задумчиво. Люди вокруг улыбаются, раскинувшись под узловатыми деревьями, щёлкают камеры, весна как никогда
здесь, в дыхании шёлкового ветра, и это будто сказка прямиком с экранов аниме. Но всё равно не настолько прекрасная, как мягкие пальцы Бэкхёна, вплетающиеся несмело, неловко.
Никто не знает, что случилось в доме. Бэкхён совсем не против – только тяжело делать вид, что ничего нельзя делать, это видно в глазах и движениях рук, стоит только Чанёлю появиться. Разбил несколько чашек, испуганный незаметным прикосновением к шее или спине, бледнеет, стоит кому-то посмотреть на него чуть дольше обычного. Осуждение. Непонимание. Сомнение обоих, что стоит попытаться снова, что получится правильно. Но даже какой-то унылый в последние дни Сехун не заметил. Сыльги исчезает с утра. Неожиданно у всех - свои дела, мало вяжущиеся с целью «приезда». Оставаясь наедине, Чанёль ещё немного боится, что кто-нибудь поймает за руку.
Бэкхён вдруг крепко сжимает ладонь, и, поворачиваясь, Чанёль видит на полупрозрачной коже щёк мерцающий розовый. Быстрый взгляд выбивает весь чёртов воздух. Если бы можно было поцеловать Бэкхёна прямо сейчас, под опадающими лепестками, путающимися в его светлых волосах, Чанёль сделал бы это сотню, тысячу раз. Долго, глубоко, до самого сердца. Он бы увлёк к себе на колени, прижал к себе так, чтобы между телами не осталось ни сантиметра. И Бэкхён, за спиной которого сияла бы вся эта белизна, будто нимб, перестал бы казаться разбитым и сломанным – улыбался бы так же мягко, как в самые первые дни и ночи, не так, как сейчас, когда любая ошибка кажется самой последней.
Боязнь, что осколков станет лишь больше.
Чувство, прибитое временем и тоской.
Сыльги неожиданно, заставляя всех вздрогнуть, подрывается с места и, попросив Сехуна пригладить ей волосы, очень быстро обувается. Кроссовки болтаются на ногах, она почти наступает пятками на задники, но упорно торопится. Отвлечённый Чанёль проводит взглядом, как замечает в десятке метров большое багряное пятно, на месте которого раньше красовалась увесистая запрещающая табличка. На роскошно-бархатной, ядовито поблёскивающей ткани развалились девочки из клубничного кафе, и вот Сыльги уже там, что-то говорит, смущённо смеясь и потирая шею. Распаковывающие корзинки с едой девушки-официантки чуть ли не за руки тянут к себе, и не то, чтобы Сыльги сильно сопротивлялась.
Теперь понятно, почему вызвалась искать место.
Выглядит очень счастливой, позволяя кормить себя сэндвичами с кремом.
Бэкхён требовательно сжимает пальцы, и Чанёль мгновенно отводит взгляд.
Хосок с Хёнвоном давно ушли в собственный мир, Чангюн, уставший и пригревшийся, прикорнул на ноге даже не сопротивлявшегося Сехуна, впавшего в совсем глубокие думы. Благодаря ему сегодня все собраны - вернулся под утро, в дрова пьяный, и кричал что-то вроде «ни в жизни больше не встанет». На следующий же день едва не вопящий от счастья Хёнвон позвонил и сказал, что в ближайшую неделю разрешение на регистрацию выдадут, но с той ночи бог похоти Сехуна, кажется, покинул.
Хотя он Чанёлю ещё ни о чём не рассказал.
- Поцелуй меня.
Бэкхён выпаливает это и тут же закусывает губу, будто испуганный собственным голосом.
Чанёль моргает и вдруг понимает, что это – последняя черта.
Да, они скрыты деревьями и спинами других людей, тяжёлые и вспухшие от цветков ветви клонятся к земле, но это всё равно
перед всеми. В любой момент Сехун может увидеть. Чангюн. Кто угодно, включая Сыльги, хотя вряд ли что-то в мире сможет оторвать её от улыбчивой хозяйки кафе, проводящей мастер-класс по нарезке клубники. Секунды тянутся бесконечно, ветер скользит по шее и щеке, задевая волосы.
Чанёль наклоняется и целует.
Без страха.
И без сомнений.
Так, как всегда должен был.
---
Никто их не замечает – во всяком случае, не говорит точно. Может, так и должно быть, что нечто настолько важное остаётся для двоих. Саке пьётся легко и незаметно, закуска идёт тоже быстро; день кажется бесконечно ярким и ослепляющим, пронзительно белым и розовым. Откуда-то размыто звучит музыка, кажется, местная группа воспользовалась случаем и решила расширить аудиторию, и, в общем-то, звучат отлично. Перед глазами Чанёля мир совсем чуть-чуть плывёт, но это приятно. Всюду смех, оживившийся после выпитого Сехун с ужасом рассказывает истории "той самой ночи", размахивая руками и задевая юбки проходящих мимо девушек. Сыльги так и не вернулась, хотя прибежала на пару минут, чтобы передать от краснобархатного клуба халявные пирожные и резных зайчиков из яблок. И ещё общее поздравление с обещанием приготовить самый лучший новый торт.
Хёнвон подозрительно икает, проверяя волосы – вдруг крем ещё где-то остался.
Хосок предлагает вытравить, наконец, розовый цвет.
Бэкхён не сказал ни слова за всё это время, молчит, выпивая, откусывая от трёхцветного данго небольшие кусочки. Будто ничего не случилось, совсем случайно сидит к Чанёлю так близко, что касается рукой, бедром. Хёнвон заботливо предлагает отсесть подальше от настойчивого солнца. Улыбка, с которой Бэкхён качает головой, бросает Чанёлю в глаза колотые звёзды. Смущённая. Мягкая. По-странному уверенная. Хёнвон на секунду задерживается на ней, не понимая, а потом отвлекается на Хосока.
Чангюн, не без помощи тёплого саке, проникся умиротворяющей атмосферой настолько, что начал декларировать хайку, подозрительно красиво и умело. Только слишком пафосно поднял чашечку с алкоголем, и паузы такие драматичные. Но всё равно хорош, вызывает смутную гордость. К тому времени, как вернётся на занятия, киотские деревья тоже засияют белым, но будет совсем другая весна – резная под деревянными крышами храмов, тихая, с переливом смеющихся девушек в пёстрых юката.
Чанёль тоже расцвёл, пусть даже и так неуклюже.
В раскрытых ладонях Бэкхёна затерялись маленькие лепестки.
---
- Нам нужно поговорить.
Чанёль подпрыгивает на месте, ударяясь головой о полку, посуда едва не выскакивает из мокрых рук. Сехун ужасно напряжённый и сосредоточенный, смотрит так, будто готов прямо сейчас оторвать голову, и вот это вообще не помогает. Пытаясь остановить внутренний крик и не выглядеть слишком уж испуганным (провал, однозначно), Чанёль кивает, откладывает посуду и промывает руки водой. Младший шумно плюхается на стул и оборачивается, чтобы убедиться, что на кухне они одни.
- У меня не стоит.
Первые несколько секунд Чанёль всё ещё ожидает обвинений и презрения, чего-то такого, связанного с Бэкхёном, и только потом сказанное доходит. Без того большие глаза раскрываются так широко, что становится больно.
- В смысле не…
- В прямом, чёрт возьми. Что тут непонятного?
Раздражённо выдохнув, Сехун резко проводит рукой по рыжим волосам.
- После той бабки как отняло, - судя по тону, проблема и правда серьёзная. – Никогда такого не было, я с кем не пытался, только позорился. И сам не могу помочь. Уже мозоли натёр, вот, посмотри!..
Чанёль пытается вжаться в мойку, громко выдыхая «ненене», когда Сехун подскакивает с места и суёт ладонь почти в самое лицо. Мало ли где эта рука побывала, а, никогда нельзя быть уверенным. Дружба-дружбой, но лучше перестраховаться. Только теперь у младшего в глазах – настоящее отчаяние.
- Не хочу быть импотентом, - бормочет про себя, возвращаясь к стулу, - это как я без младшего О, никак. Почему он меня предал. Может, сходить к экстрасенсу какому, должно же быть средство. Или попробовать мази. Или что ещё…
Всеми силами стараясь сохранить серьёзное лицо, Чанёль плотно сжимает губы – не дай божечки Сехун увидит облегчение или рвущиеся смешки, до конца жизни не простит. Нужно что-то придумать раньше, чем он начнёт опускаться в дно паники и тратить деньги на порошки из рогов оленя или запеканки с бычьими фаберже. В голову почему-то приходит смущённый Ким Чондэ, и Чанёль внезапно поражён собственной гениальностью. После такой жертвы (ради чужого семейного счастья) Сехуну нужен не просто парень или девушка с улицы, а кто-то, кому он действительно нравится, кто не станет смеяться, если катастрофа снова случится.
- Я подумаю, что можно сделать. Сходи покушай сладкого, Сыльги как раз должна быть в кондитерской. Даже дам денег, ни в чём себе не отказывай на мои скромные крохи.
Почему-то Чанёль уверен, что Чондэ реанимирует всё прекрасно.
Где там находилась его кофейня, а?..
