---
Самое интересное, конечно же, оставлено на потом. Сертификат почётно уложен в папку с документами (в Токио обязательно хранить всё важное вместе, с землетрясениями не шутят), пост в инстаграме – Хосок с улыбкой до ушей держит бумажку, прикрывая имя мужа ладонью – уже набирает тысячи лайков и комментариев, лишние вещи сброшены в доме, чтобы не мешать. Собаки покормлены, наспех выгуляны, и можно бежать в ослепительный полдень. В свободный и чистый, пахнущий дорогой, бензином и деревом, и травой, и пластиком мир, в теплоту и в яркий зелёный. Чанёль терпеливо ждёт снаружи дома молодожёнов, курит у высоких кованых ворот. Есть время подумать, раз его выгнали - прикрылись "кое-какими не важными делами", но понятно же, что просто хотят отговорить от отношений. Или ещё что-то такое сделать. Хотя кто знает. Смешно сказать, но после удара кое-что прояснилось, розовый туман подрассеялся, оставив место суровой реальности. В голове разве что не звенит от финансовых подсчётов - нужно понять, сколько ещё осталось денег, сколько можно потратить, чтобы осталось на билет. Последние сбережения давно пущены в ход. Чанёль совсем не рассчитывал, что настолько задержится, а всякие траты вне списка - вроде кормления Сехуна - бюджет подорвали знатно. Главное – не подавать виду, что карманы пустые. Не тогда, когда всё наладилось. Глаз надоедливо ноет, но хотя бы не болит от света - в ближайшей аптеке купил повязку и супер гадко пахнущую мазь, на которой настояла провизор. Всегда казалось, что стать ещё страшнее не получится, но мир любит вызовы. Чанёль, с сиренево плывущим на скулу пятном, теперь закрытым тканью, весь в чёрном, высоченный и со всклоченными алыми волосами, которые уже стоит подкрасить у корней, пугает ребятню и самого себя в отражении. Даже получил несколько приглашений от якудза, вот насколько всё плохо. На виднеющиеся татуировки ладные парни в костюмах посмотрели осуждающе, ибо не карпы и не змеи, а ерунда какая-то, но оценили телосложение и угрожающий взгляд. Вызванный стрёмом за Бэкхёна, вызывающе пялящегося и вообще не испуганного. Хорошо ещё, что только вдвоём были, решили отдельно вернуться дворами, чтобы дать друзьям свыкнуться со случившимся. Так и видится лицо Кихёна, презрительно фыркающего на высокие и мокрые причёски рекрутёров, а потом говорящего что-нибудь вроде «да кто к таким убогим пойдёт-то» или «бандюганы нынче не те». А потом всем настал бы конец – не фигуральный, потому что мало что может так затронуть честь якудзы, как поруганные волосы. По Бэкхёну видно было, что вот-вот что-то ляпнет, аж напрягся, сдерживаясь. В общем, давно Чанёль не бегал так быстро. Сейчас же остальных поджидает, нервируя прохожих и самого себя. Наконец, дверь открывается, заставляя обернуться. Хмурая Сыльги выходит первой, щурится, но пока молчит. Следом за ней – Хёну, на котором почему-то огромный рюкзак Хосока, он сменил форму на джинсы и футболку. Тащит будто десять килограмм, не меньше, но даже не пыхтит. Кихён несёт плотную холщовую пакетосумку, и игривое позвякивание стекла не оставляет сомнений о содержимом. Лучшее решение сегодня – и пусть всего будет побольше. Бэкхён выходит вместе с Джухён, несущей белую коробку с ярко-алым знаком RV, вполголоса продолжают что-то обсуждать. За спиной будто выпнутого Чангюна – чехол с гитарой, сам он весь в розовом, от пушистого свитерка до высоких кроссовок, напевает что-то забавное, и с его низким голосом девчачья песенка обретает совсем другой смысл. Но нельзя не признать, что самый младший питомец большой корейской семьи такой хорошенький, что затискать можно. Светящийся счастьем Хёнвон вот-вот ослепит, выглядит сногсшибательно-модельно в этих пятнистых джинсах и кожаной куртке, и Хосок, закрывающий дверь на замок и тоже с сумкой, только поясной (вот уж фэшн-террорист), то и дело косит взглядом на слишком уж прекрасного мужа. Хотя сам кого угодно великолепием снесёт в своих чёрных кожаных штанишках, Чанёль залипает на вид и почти не стыдится. Ещё и эти смоляные волосы, прядями падающие на лоб, контрастно белая свободная рубаха… Не удивительно, что Хёнвон его бессовестно жмёт к двери и целует. Кажется, в шею. Чанёль быстро тушит сигарету о край изгороди. Бэкхёну не нравится вкус.---
В глубине парка, в густоте раскидистых деревьев, они незаметно (ну, насколько возможно, учитывая шум и споры) расстелили плед. Как оказалось, в рюкзаке Хёну была сплошь еда для празднования, дорогие фрукты, упакованные по одиночке, хлеб, ещё тёплый и мягкий, мяско и овощи. Узорчатые тарелки, прочая посуда и даже салфетки поместились, Кихён разложил всё удивительно аккуратно. Сам вызвался, проворчав, что криворукие в таком важном деле не нужны. Всё же есть в нём что-то от мамочки. Где-то совсем глубоко. Купить в Токио персики или виноград сейчас – удовольствие для богатых и беспечных, а тут как на подбор каждая штучка, ни пятнышка, ни вмятинки. Чанёль не может не думать о цене, как и каждый, у которого с деньгами туго, но решает, что раз всё уже куплено, остаётся только есть и наслаждаться. Не важно, кто оплатил. И лучше этим мыслям сегодня ходу не давать. Осторожно, но будто совсем без напряга Джухён достаёт из своей коробки торт – новое творение кулинарного искусства, вызывающее справедливый восторженный «ох». Белый и высокий, с гладкими кремовыми стенками, сверху он украшен изящными цветочными завитками. Кое-где такие же снежные, крупные цветки анемонов распустились, а серебряные бусинки их сердцевин, похожие на жемчуг, потрясающе отражают солнечный свет. В центре всего - клубника. Цельная, свежая, почти изнемогающая от собственного великолепия. Вино разлито без происшествий, разнеженные тушки развалились где могли, и вот после неловкой заминки приходит время первого тоста. Прокашлявшись, Джухён поднимает свой бокал – богиня элегантности, иначе не скажешь – и разворачивается в сторону молодожёнов. Хосок удобно улёгся на длиннющих ногах Хёнвона, лениво закидывает в рот виноград. - Спасибо, что пригласили. Мне очень приятно быть здесь сегодня. Хёнвон одними губами отвечает «пожалуйста». Даёт время подумать. - До знакомства с вами я не задумывалась о том, что встречаться с кем-то в открытую возможно. То есть, что таким, как мы, это правда подходит, - тут взгляд Джухён ненамеренно скользит к Сыльги, вновь надевшей своё феерическое фиолетовое платье (ибо столько заплатила, что грех теперь не носить, да и Хосоку, как дизайнеру, приятно смотреть на своё творение). – Спасибо, что показали это всем. Поздравляю с регистрацией! Кампай! Хоровое «кампай» распугивает тишину парка, но уже вскоре сменяется разговорами, звоном стекла и тарелок. Напряжённо молчавшая Сыльги расслабляется после ещё пары бокалов, выдаёт пронзительно-глубокий тост про истинную любовь и бёдра Хосока, способные сокрушить любые препятствия. Не проходит мимо Чанёля, но, сдерживаясь, говорит, что ей нужно время, чтобы смириться. Это хорошо. Уже какое-то начало. Разрезанный торт внутри – ожидаемо «красный бархат», на вкус словно ангельское пение и самые райские сладости в мире. Именно его, в смысле, такой же, Джухён представит на конкурсе кондитеров послезавтра, назовёт его «хёнвонхо», и это ни разу не шутка. Растроганный Хёнвон набивает щёки и обещает тоже что-нибудь для девушки сделать – пока не знает, но точно придумает. Чанёль стесняется своего подарка, но всё равно протягивает перевязанный лентой свёрток. Он, конечно, для Хёнвона, и аж легче на душе становится, когда тот начинает смеяться и фыркать. Эта игрушка Пепе посмотрела в самую душу с полки, и, повинуясь странным инстинктам, Чанёль её сгрёб, последнюю, чуть не подравшись с какой-то девочкой. Идеей Бэкхёна было приписать маркером на животе «мемвону на счастье». Вино вполне себе ударило в головы, когда Кихён, фальшиво прочищая горло, привлекает к себе внимание. Из рюкзака Хёну он вытаскивает плотно-чёрную коробку, матовую, выглядящую очень и очень стильно. Что само по себе уже подозрительно. Протягивает сразу же Хосоку, говорит, что подарок для того, чтобы сгладить все недопонимания между ними. Что вещица выбиралась в эксклюзивном магазине, подойдёт совершенно точно и по характеру, и по размеру. Что это, ни много ни мало, подлинное сокровище, честнейше отражающее сущность Шин Хосока как личности. Тот странно польщённо кивает и принимает коробку. Секунду возится, открывая. А потом пялится внутрь коробки так долго, что все затихают. Сатанинский смех Кихёна взрывается на весь парк, когда перехвативший подарок Хёнвон выуживает неопределённое нечто, стрёмно походящее на эротическое бельё. Пурпурные завязочки болтаются над ультра-крохотными стрингами, там, где должен был быть пах – торчащий шар фиолетового пухо-меха, а ещё прозрачными пластмассовыми штуками прикреплены, кажется, дерзкие насосочники. Чанёль не уверен насчёт названия, но это стопроцентно они. Тоже с меховыми вставками. - Беги. Смех обрывается, а затем Кихён и правда бежит. Подскакивает, запутываясь в ногах, вопит и уносится прочь, потому что глаза Хосока горят холодной яростью и желанием сворачивать шеи. Хёну прикладывается к бокалу и говорит, что вино, чуть согревшееся на воздухе, кажется ещё более благородным на вкус. Где-то вдалеке вопль Кихёна переходит в ультразвук. Чанёль смеётся так, что давится клубникой. Бэкхён протягивает руку и целует его без предупреждения глубоко. Сыльги, бросая в них виноград, пьяно выдыхает «буууууу».