***
Мои глаза открылись, голова продолжала болеть так, будто какой-то злой гном стучит по ней кувалдой, время от времени смеясь от этого. Я проснулся на том же самом месте, но в воздухе атмосфера явно сменилась, и отныне она стала неприятной и пугающей. Множество трупов, лужи крови, валяющиеся флаги с крестами и оружием. Демократия превратилась в тоталитарный режим с бесконечной кровью и развязанной Гражданской войной. Догорающие машины, перевёрнутые остановки и упавшие фонарные столбы — это всё последствия выбора до сих пор действующего мэра Крайд-Боу. Состояние города напоминало последствия того самого злосчастного урагана, снёсшего десятки домов с деревьями и забравшего тысячи людей, чьи тела до сих пор не могут найти для захоронения. Казалось, будто сам Господь покинул это место, оставив здесь лишь только хаос, бесконечные грехи и смерть. Песни из церкви Исаака — всё, что осталось у нас всех. Я, держась за больную голову, медленно передвигался вдоль улицы, на которой стояла гробовая тишина. Весенний климат города нагонял дрянную погоду: холодный и влажный воздух создавал ощущение зимы, а распускавшиеся до этого деревья начали буквально умирать. Мне хотелось бежать из центра города, чтобы попробовать пережить то, отчего у многих других просто поменялось бы мировоззрение. Но стоило мне услышать знакомый до тошноты голос, как я сразу встал как каменный голем, не имеющий собственного разума, и пошёл туда, откуда доносился звук. «Лишь тот, кто согрешил, умрет!.. Праведные дела зачтутся праведнику, а злодеяния — злодею», — молвил Исаак, стоя внутри церкви. В его руке красовался автомат, а сам он выглядел так устрашающе, что такое не могло бы присниться даже в самом ужасном ночном кошмаре. Я перестал чувствовать свои ноги, руки, а мозг отказывался подчиняться моим приказам. Он делал всё, что говорил «Отец» и действующий глава бунта и протестов. Исаак указал мне куда нужно сесть, и я последовал его указаниям. Тогда он начал свою очередную речь, от которой по спине и рукам прошлась волна мурашек. — Мы, все здесь находящиеся — дети Божьи, а я лишь Отец, посланный им. Я делаю всё, чтобы мы с вами были свободны и жизнь, но тот, кто не живёт по правилам Божьим, вынужден стать грешником. Мы хотим свободы — так должны заявлять о ней, любой страх проявления этого будет равняться предательству. Посмотрите на тех, кто у власти несколько десятков лет: они лишь улыбаются своими тридцатью двумя зубами, воруют наши с вами деньги. Именно поэтому богатые никогда не устраивают то, что делаем мы. Природа создала нас с любовью, даруя нам все то, что забрала у других обитателей флоры и фауны, а мы тратим себя на глупости. На войны, на митинги, на то, что не делает нас счастливыми. Счастье для многих вымерло как таковое, люди живут как лягушки в воде, которая медленно нагревается, а мы все неспешно катимся в дыру под названием смерть. Неужели все мы хотим умереть несчастливыми? Раненный в руку Исаак в очередной раз поднял флаг, а в церкви раздался оглушительный звук хлопков в ладоши и выкриков его имени. Он смог сделать то, что предыдущие лидеры секты не сумели — они не просчитывали каждый шаг и возможные сценарии, но Фид это предусмотрел и создал чуть ли не действующую организацию «Оттенков». Однако сам он не был доволен названием, и тогда, закончив свою речь, Исаак выкатил тележку с пистолетами, на которых ярко-красными буквами было написано: «Кровь и грех». Мориарти же сидел рядом со мной, и с его лица не исчезала улыбка. Он будто был сам не свой: слушал все приказы и делал всё ради достижения цели. Мориарти поднёс руку к свечке и начал было жарить её, но я смог вовремя отвести его руку. И тогда полный злости Исаак схватил меня за плечо и, вколов ещё одну порцию какой-то жидкости, кинул в телегу.***
Когда я очнулся, передо мной возник пейзаж целого города — горящего и безлюдного — а силуэт Исаака стоял прямо перед обрывом. — Мы все ненастоящие, Стивен, все до единого, — сухо последовало из рта Исаака. — Почему? — спросил я, и мне стало интересного, какое развитие получит эта ситуация. — Посмотри вокруг. Оглянись. Мы все живём в мире бесконечной фантазии. Эмоции от принятия таблеток, подавление грусти и вечное психологическое оружие. Это всё будто нереально, словно какая-та неумело написанная антиутопия. — Зачем ты меня сюда привёл? — уклонился от ответа я. — Я вижу, что ты один из немногих, кто пытается противостоять мне. У меня не получается забрать у тебя твой разум, но я смог подчинить всех твой друзей и близких. Хлою, твоих детей, Мориарти, Тича, которого теперь вообще нет. Всех, но не тебя, от твоего тела исходит невероятная сила. — Для чего тебе моя семья, зачем это все? Ради чего эта секта, ради чего восстание? Зачем? — Иногда мне кажется, что я бог печали, посланный в этот вечный ад. Я всегда жил свободой, но никто не мог её ощутить, меня всегда ограничивали, и теперь я борюсь за тех, у кого этой самой свободы нет. А секта… Она не приносит мне ни капли денег, они просто верят мне, конечно, я могу пытать их, как это сделал с Мориарти, и в итоге он стал частью меня, а кого-то приходится ставить перед выбором. — Но секта — это не свобода, даже сейчас ты держишь меня, не давая её. Я прикован наручниками, да многие люди из других частей города просто смеются с того, что ты делаешь. — Они смеются надо мной, потому что я другой. Я смеюсь над ними, потому что все они одинаковые. Общество устроено так, что если ты не такой, как все, тебя будут унижать и не пускать в социум. Когда я был маленьким, меня отправили в приют, дети там были ужасные, они избивали меня. Но однажды я попытался им ответить, и местные няньки наказали меня — морили голодом два дня. Когда я сбежал из этого приюта, то встретил мужчину, внешне похожего на бездомного. Он предложил мне помощь, но взамен мы должны были порезать запястья ножом, дабы показать своё доверие, а я, глупый десятилетний мальчик, решился на это. Бездомный помог мне выбраться из приюта, оформив документы, но это оказалось только затишьем перед бурей. Он умер от рака крови, и до своего совершеннолетия я жил в приюте. Как только вышел из этого ужасного места во взрослую жизнь, я изрядно увлёкся алкоголем, наркотиками и религией, читал и изучал многие её аспекты. Только вера смогла заглушить мою утрату. И тогда я вернулся к жизни, начал учиться, а спустя пару лет нашёл жену. Но однажды она возвращалась домой и подверглась нападению, умерев. И я будто начал мстить этому миру за то, что он всегда отнимал у меня всех, кого я люблю, долго и упорно я достигал поставленныx целей, а спустя пару лет услышал про секту, чьего лидера якобы убили. Это был ты, во главе с Мориарти, я знаю про вас, вы всегда были вместе, даже департамент не мог найти следы, а вы смогли, будучи обычными сопляками. Исаак пересказал почти всю свою жизнь, а мне стало очень неуютно. Меня пленило множество чувств, от гнева до сожаления, но я не мог выдать из себя ни единого слова. До тех пор, пока Исаак не освободил меня и не дал пистолет. — Я знаю, Стив, ты долго ждал, чтобы сделать это, и вот момент пришёл. Нажми на курок и избавь нас всех от бесконечных страданий. Я держал голову главы сектантов на мушке, но какая-та непонятная сила не позволяла мне нажать на курок. А Исаак лишь с грустным выражением лица достал револьвер и направил его на себя. — Твоё прошлое тоже было сложным, и в этом мы с тобой похожи. Именно я смог запугать тебя так, что ты мучился от кошмаров с надгробьями. Именно я испортил твою спокойную жизнь, так почему же ты не нажмёшь на этот сраный курок? — орал Фид и ждал моей реакции. — Мы с тобой не имеем ничего общего, — сказал я, и раздался выстрел. Но я выстрелил не в своего оппонента, а вверx, и отбросил пистолет в сторону. Исаак же начал мне хлопать. — Ты спасаешь всех, но подумай, кто спасёт тебя? Для того, чтобы двигаться вперед, нужно сделать шаг назад, и я его сделал. Но сделаешь ли ты его? — сказал Исаак Фид, смотря, как я удаляюсь в сторону города, и не пытаясь меня остановить. Я уходил, но чувствовал неимоверный груз, такой тяжёлый, что его невозможно было бы описать обычным человеческим языком, его нужно испытать на себе. — Стивен, ты часть меня, а я часть тебя, мы связаны с тобой! — крикнул мне вслед главарь, а сам продолжил смотреть на ночной Крайд-Боу.