house of cards

2.1

      Течение энергии неоднозначно, так же, как и течение времени. Чимин с детства наблюдает, как скоротечно меняется судьба мира, когда потоки энергии в небе начинают вести отдельную жизнь. Они тянутся широкими пластами, вьются лентами, плавают небольшими куполами и деформируются под влиянием человеческих эмоций.              Чимину всегда было интересно: если энергия подвластна Судьбе, то почему меняется, стоит людям изменить направление?              Бабушка учила его, что он — хозяин своей силы. Аура, энергия, потоки и эмоциональные сущности — всё, что часть Чимина, является его силой, которую он всегда может держать в кулаке. Однако он не хозяин мира, и его силой нельзя вершить судьбы других. Именно чёткое осознание этого создало Чимину стабильность в душе, от чего аура и её цвет крепкие и полупрозрачные. Он смирился с мыслью, что не может ничего менять в мире своей силой.              Медиумам положено быть сдержанными и суровыми, даже безразличными. Это считается необходимым ради сохранения чистоты и цвета энергии. Чимин сам по себе очень спокойный и мягкий, бережный к вещам, но, вопреки правилам, совсем не безразличный. Просто Чимин знает своё место и не лезет в чужие дела без приглашения.              Медиумы не имеют прав вмешиваться в судьбы, и это — единственное, чему он следует. Но в остальном весь мистический кодекс Верховного Совета Чимин вертит на причинном месте. Сдались ему эти глупые правила, с которыми он не имеет права даже прикасаться к некоторым магическим артефактам, не имея должного ранга. Для чего вообще медиумам ранги? Очень странное введение сорокалетней давности, с которым в магических кругах появилась строгая иерархия и привилегии.              Табель о рангах разделял медиумов с первого по десятый ранги, чем ближе число к единице, тем выше ранг — банально и просто. По идее, определение места в иерархии должно было зависеть от силы. Это стало бы хорошим введением, особенно когда нужно распределять людей на задания, но кого это волнует? Ранги нынче покупаются легко, а с ними в комплекте куча привилегий и пустых слов.              Чимин отлично знает свой ранг в этой системе, он был одной светлой ночью у артефакта, измеряющего силу — шпинелевая чаша, обрамлённая серебром. Шпинель издревна являлась одним из редчайших самоцветов, самым энергопропускающим. Амулеты из шпинели стоят бешенных денег, и медиум, заимевший даже небольшой красный камушек, уже имел в кармане тройной энергетический резерв. Чаша же не требовала много для себя: достаточно коснуться её даже одним пальцем, и она покажет, насколько силён человек её тронувший. Она заполняется водой эквивалентно силе медиума.              Встретив Чимина впервые вместе с бабушкой ещё в детстве, чаша заполнилась водой на одну треть. А в ночь, когда он пришел один после её смерти, не успел Чимин положить руки, как она оказалась полной.              Чимин очень много работал, чтобы добиться этого, потому с гордостью покинул место незамеченным, улизнув под чарами сновидений.              На руке у Чимина всегда висит сплетённый из переплавленного камня метеорита браслет. Увесистый, но рисунок на нём довольно изящный, неброский, с декоративной капсулой, буквально вплетенной в толщу браслета. В капсуле лежал чистейший алмаз. Этот амулет Чимин искал долго, собирал его почти что по частям и прибегнул к помощи некоторых медиумов постарше.              Браслет скрывает его силу от посторонних глаз, но даёт достаточно, чтобы визуально казаться всего лишь хранителем знаний, которым Чимин и прикидывается всю жизнь.              Хранители могут быть как обычными людьми, так и медиумами, от магии которых мало пользы. Чимин зарегистрирован в сообществе под фамилией Ким, не вызывает к себе подозрений и известен во многих кругах как очень просвещённый молодой хранитель. Ему даже приходило приглашение в архив центрального храма на работу с летописной магией, но он предпочёл остаться тут, в своей лавке.              Чимин не гонится за авторитетом, а следует за своими желаниями. Его желание — жить мирно и наслаждаться тем, что он делает. А авторитет у него есть и без высокого положения в иерархической пирамиде.              Возможно, у него даже есть кое-что, что имеют не многие.              — Я вот смотрю всё на тебя, и опять думаю, серьёзно ты этим занимаешься или деньги так зарабатываешь.              Хосок даёт о себе знать, уже, видимо, закончив свой водопад брани на преподавателя по этике, а теперь глазеет на Чимина, перебирающего лоток с полевыми цветами. Грызёт свои кандисы, уже третий уплетает. Чимин смотрит с неодобрением, прищуривается, концентрируя внимание на сундучке со сладостями, и тот едва слышно щёлкает, запираясь.              Скажет, что заклинило. Не в первый раз.              — Я говорил тебе не раз и повторю снова: мне нравится то, что оставила мне бабушка. Это забавно, — спокойно поясняет Чимин, терпеливо раскладывая душицу и зверобой, чтобы уйти наконец к мешку с кукушкиным горицветом. Ему только-только привезли свеженький, красивый, полный до краев нежнейшей энергией. Осталось засушить и приколдовать на сохранение.              — А иногда так посмотришь, так будто серьёзный, — Хосок фыркает и снова хрустит конфетой, а Чимину просто очень жаль зубы старшего, уже ведь пробреши в сфере опять пошли. Снова придётся вести его к дантисту. Или самому лезть в его биополе и штопать.              В последний раз Чимин сам вмешался в «кариес-проблему» Хосока, лишь бы старшему не удаляли несчастный зуб. Видя такие стенания солнечного друга, он дал слабину и немного нашаманил. Отпаивал рутой и шалфеем, спасая поражённый канал достаточно, чтобы обойтись пломбой. Просто ещё день этих стонов-плачей Ярославны Чимин бы не вытерпел, у него и так сердце разрывалось. Хосок, может, и глупит иногда со своим здоровьем, но несёт слишком много хорошего, чтобы позволять нечувствительности к анестезии измываться.              Нарушать правила боязно, но совсем не стыдно. Чимин только ради этого их и выучил, чтобы грамотно обходить.              — Ты, кстати, пойдешь на летний фестиваль? Там же «летние духи», — журит его Хосок, а Чимин только закатывает глаза, думая, что для профилактики надо дать выдернуть хёну один зуб.              — Мне нужно будет там повидаться с монархом южного района. Он принесёт мне одну вещицу.              Чимин поднимает лоток с аккуратно отсортированными травами и ставит на верхнюю полку, ступая по небольшой подставке-лесенке. Пусть ещё посушатся, чтобы были более устойчивыми.              — О, мои кукушечки горицветные, так и расцеловал бы, — блаженно тянет Чимин, наклоняясь к цветам и шумно втягивая запах. Но Хосоку необязательно знать, что вдохнул он именно аромат их чарующей энергии, которая сахарным облаком переливалась вокруг мешка.              — Боже, и ты ещё мне будешь говорить, что не серьёзно, — Хосок тянется к расписному ларчику со сладостями, но, дергая за крышку, недоуменно трясет в руке ручку сундучка. — Эй, какого чёрта?              — Кажется, он снова заклинил, — хихикает Чимин, не подавая виду своей шалости. — Не судьба уйти со сладеньким, хён.              — Купил бы лучше вместо травы нормальный сундук, честное слово, — он поднимается, скрипя деревянным стулом по паркету, и подхватывает свою сумку вместе с тетрадью Чимина по этике. — Ладно. Спасибо, Чимини, я верну тебе это завтра, если сдам этой ведьме чертов экзамен.              — До завтра, хён, у меня сейчас придут клиенты.              — Ещё лучше… Не хочу видеть, как ты вешаешь им лапшу на уши.              — Тогда поторопись и уйди. У меня первый сеанс — таро.              Хосока моментально простыл след, только пустые плоды баилей, висящие над дверью, постукивают вместо музыки ветра. Кажется, прошлого раза ему хватило. Он чуть Чимину своим истерическим смехом из соседней комнаты весь приём не сорвал.              Чимин редко раскидывает карты по определённым раскладкам. Расклады были придуманы, чтобы молодым медиумам было легче концентрировать энергию в нужное русло, а Чимин работает так, как изначально обучала его бабушка.              «Минни, эти схемы направляют и делают гадание легче, но, милый, они и ограничивают твою силу. Ты должен сам направлять течение реки, а не пускать воду по трубам»              Далёкое воспоминание солнечного дня.              Сейчас такой же солнечный день, с окна дует приятный сквозняк, но Чимин вынужден его закрыть, чтобы травы на прилавке не перепутались. Именно в этот момент снова стучат баили, оповещая о пришедшей гостье.              Чимин сразу замечает, какая светлая энергия окружает молодую девушку. Нежно-голубой цвет её ауры слегка смешан с пёстрым розовым, что говорит о её спокойном характере, но буйном восторге от прихода сюда. Меняя зрение на более глубокое, он сразу считает нити, идущие от её сердца: семь голубых и одна красная среди бесчисленных белых лент. Видимо, она очень общительная, а в будущем её ждёт большое жизненное предназначение, раз столько людей на её пути играют важную роль.              Чимин в детстве думал, что цвета нитей не имеют значения и просто отражают отношение, пока бабушка ему не объяснила. Белые — между знакомыми, что нужны в жизни для определённой цели, они выполняют свою миссию, после чего нить медленно исчезает. Голубые — между друзьями, они более долгосрочные, чем белые, и их существование уже зависит от самих людей. А по мнению Чимина, они — самые странные, начиная со своей структуры и заканчивая поведением. Красные — между возлюбленными, которым суждено столкнуться и быть влюбленными. Черные — одни из самых редких, смертоносные, говорящие о том, что один из связанных станет смертью другого. И это только самые распространённые цвета, что встречаются сейчас.              Одна из голубых нитей слегка потасканная и заимела чёрную пробрешину — не из-за этого ли гостья пожаловала?              — Добрый день! — она кланяется и широко улыбается, завидев Чимина, он кланяется ей в ответ. — Мне говорили, что владелец очень молодой. Видимо, я к Вам? Моё имя Йери.              — Верно, карты ждут Вас. Хотите чаю? — Чимин хочет поубавить её воодушевление и берёт с полки пакет с ромашковыми и мятными листьями, чтобы лишние эмоции не сбили чувства девушки. — Уверен, Вам понравится.              — Конечно, я люблю чаи, — Йери скидывает джинсовку и поправляет заправленную в юбку футболку, что сползла с её тонкой талии. — Где я могу присесть?              — За стол перед Вами, пожалуйста, — Чимин указывает на стол, где ранее сидел Хосок, а лицо девушки становится удивлённым.              — Ой, а Вы прямо тут гадать будете?              — Вы хотели тёмную комнату с бархатной обивкой, кучей свечей и хрустальный шар? — беззлобно смеётся Чимин, заливая кипятком заварник.              — Не знаю, обычно у гадалок всё так мистически! — она поймала настроение Чимина и даже не смутилась, накидывая на свои голые ноги джинсовку. Какая вежливая и скромная.              — Если хотите, я могу вынести свою статуэтку нефритового дракона и шар для антуража.              Чимин раздвигает занавески, впуская в комнату больше солнечного света. В воздухе снова видна пыль, некоторые камни с прилавка переливаются, бросая блики на стены, в особенности большой декоративный аметист на подоконнике разбрасывает много рассеянных лучей. Йери оглядывается, и глаза её наполнены восхищением, когда она осматривает мелкие детали лавки, в это время Чимин разливает чай по кружкам и ставит перед ней ту, что более яркая.              — Знаете, — она берёт её в руки и делает маленький глоток. — Не надо дракона, думаю, здесь и так всё прекрасно.              Чимин улыбается и выдвигает ящик стола, где лежат его колоды. Он достает свою любимую и перемешивает, играя с картами в руках. Перед работой настраивается, наполняет колоду силой, привыкает к картам по новой и ненадолго прикрывает глаза, освобождая зрительный фильтр.              Теперь он видит, как резво крутится подпалённая голубая нить. Голубая аура совсем не тянется к колоде в отличие от нити, а значит, карты с ответами уже выбраны. Осталось узнать вопросы.              — Какие проблемы тревожат Вас и Вашего близкого друга? — спрашивает он, складывая руки перед собой.              Йери тут же давится чаем и хлопает себя по груди, явно будучи пораженной. Она быстро собирается и отставляет чашку в сторону. Спокойная — чай подействовал.              — Мы, эм, в ссоре? По правде, я не поэтому пришла, но, если Вы и тут поможете, я буду рада, — Йери выпрямляется и взгляд её грустнеет от мыслей, аура бледнеет. — Я здесь, чтобы понять, правильно ли я поступаю, выбирая университет, который не нравится моим родителям. Они хотят отправить меня на информативную экономику, а я хотела бы заниматься хореографией. Возможно, Вы скажете, что ждет меня в будущем, если я приму то или иное решение?              Чимин выслушивает, но так и не поднимает колоду, прежде желая пояснить.              — Карты не пророчат будущее, а лишь показывают, каким оно может быть, исходя из момента расклада. Сейчас, они могут сказать, что Вы придёте к успеху, а уже завтра, я скажу, что Вы столкнётесь с огромной стеной. Даже буквально через час Вы придёте, просто побродив по улице, и карты уже дадут иной ответ, — Чимин не сводит с неё глаз, а она, заворожённая вкрадчивым голосом, глядит, будто на сеансе гипноза, ведь неосознанно чувствует, какая сила находится перед ней. — Будущее изменчиво, как изменчивы люди, что за него ответственны. Так зачем же Вы задаёте мне вопрос, который зависит от Вас, когда Ваше сердце гложет совсем иная тяжесть?              Чимин замолкает, и воцаряется тишина, пока Йери сомнительно рассматривает свои пальцы и ковыряет аккуратные ноготочки. Она с минуту молчит, а Чимин даёт ей время обдумать всё сказанное, пока сам аккуратно сдвигает руку чуть в сторону, мизинцем цепляя мечущуюся нить.              Перед глазами проносится время. Дети, будучи маленькими, скачут перед рекой — две смеющиеся девочки-младшеклассницы резво носятся по берегу, давая друг другу клятву в вечной дружбе на мизинцах. Более старшие классы — средняя школа — форма лежит в углу зала, где перед зеркалом под агрессивный ритм двигаются всё те же девчушки, но в компании еще нескольких, что были старше. Картинка проносится мимо, и вот новая сцена. Крики родителей, что громко отчитывают дочь, Чимин узнаёт в ней Йери. Мать бьёт наотмашь Йери по щеке, и та убегает в слезах, громко хлопая дверью, а верная подруга ловит её в свои объятия на том же берегу реки. Снова обещания и клятвы дойти до конца. Старшая школа и более уверенные движения в танце; Чимин танцевал, он знает толк в этом. Зал — больше, людей — меньше. Дальше зрители и яркие софиты, но вот краски памяти обрываются, уступая темной ночи. Переулок, освещённый лишь одним фонарём, а перед Йери та самая подруга, говорящая, что больше им не нужно видеться. Она уходит, отбиваясь от цепких рук, просящих объяснить.              Всё исчезает. Чимин ловит поток информации в свои руки и отстраняет от себя. Прошли доли секунды, для Йери это выглядело так, словно Чимин моргнул всего раз, но для Чимина порой проходят часы, пока он разбирается в моментах, заключенных в нитях. Медиумы избегают касаться нитей без необходимости, они и ставят защиту и выключают видение тонкого мира в свободное время. Это опасно, но не для магической силы, а для души. Люди таят большие истории за спиной, а нити держат очень громкие отклики чужой боли. Касаться их лишний раз порой себе дороже.              Чимин тяжко вздыхает, потому что у него есть вариант, и тут не нужно быть гением или владеть магией. Странно, почему Йери не догадалась сама, в чём проблема.              Но он не вершитель судеб, потому он раскрывает в руке карты веером рубашками вверх, чтобы убедиться в свой правоте.              — Укажите на три карты, думая о том, что действительно важно.              Йери тыкает пальцем те карты, что в оплетены голубой тонкой верёвочкой. Он кладет их перед ней, просто-напросто убеждаясь в своих словах.               — Я мог не смотреть эти карты, чтобы понять. Маг и перевёрнутая Луна уже говорят о негативном влиянии со стороны, о скрытом враге, от которого меньше всего ждешь таких вещей, враг притворяется близким, — Чимин не хочет открыто прямым текстом ей заявлять, ведь так не принято; нужно, чтобы люди учились сами думать над проблемами. — И Дьявол, — Чимин поднимает карту перед Йери, постукивая по ней указательным пальцем, — препятствия со стороны близких людей, семьи, скрытая враждебность.              Она догадалась, и Чимин не продолжает, кладя карту на стол. Девушка прикрывает открывшийся от озарения рот рукой.              — То есть, это они сказали ей?.. — её голос дрогнул.              — Верно. Им никогда не нравилось, что Вы хотите танцевать.              Рука Йери непроизвольно ложится на лоб в успокаивающем жесте, и она бормочет себе под нос:              — Я была такой глупой, думала, она расстроилась, что на стипендию не прошла, обиделась на меня, когда я предложила за неё платить… А что конкретно мама ей сказала?              — Думаю, это вам лучше уточнить у своей мамы.              Вздох вырывается из груди Чимина. Несмотря на все ссоры с родителями, Йери хотела им верить и думала, что такой подлости они ей не выкинут. Видимо, она закрывала глаза на ссоры, потому что они были с ней честны в своём «против» её мечты. А оказалось, они всё же сыграли по-чёрному. Оттолкнули от неё близкую подругу, которая поддерживает любовь к танцам.              Чимин опускает глаза и видит, как одна из белых нитей ложится на колоду. Он берёт карты в руки и расправляет веером, вытаскивая ту, на чью рубашку легла нить.              — Не будьте резкой в своем решении. Смотрите, — он показывает ей шестёрку пентаклей в своих руках. — Будет человек, что Вам поможет. Эта карта говорит, что за былую доброту Вам вернётся доброта. Но будьте бдительны, когда будете выбирать наставника. Это будет момент, который решит, как далеко Вы пойдёте с поддержкой и опорой.              Чимин возвращает себе зрительный фильтр, потому что цветной мир начинает рябить перед его глазами. Перед ним остаётся Йери, её аура и улыбка, которой она награждает его за помощь.              Он беседует некоторое время с ней о простых вещах. Она показывает ему видео своего выступления и запись практики, несколько фото с подругой, а также их парный танец, который видел Чимин под софитами на сцене в видении. Хочется верить, что Йери добьётся успеха, хотя бы потому что является хорошим человеком.              — Точно, за Вашу работу! — она хватается за свою маленькую сумочку и достаёт купюры, озадачиваясь, когда замечает открытую шкатулку, протянутую ей. — Мне сюда положить?              — Да, — Чимин смотрит, как она кладёт ровные купюры на дно, и захлопывает крышку, чувствуя, как шкатулка срабатывает. Он открывает её вновь, забирая купюры. — Деньги несут в себе многое, побывав у разных владельцев. Мало ли какую гадость они таят.              — А-а-а, — тянет Йери, понятливо кивая головой. — Я буду знать.              Уходя, она покупает у Чимина амулет, притягивающий хорошую энергию, и тот ромашковый чай, что он заварил для их сеанса. Наверное, ей будет полезно, раз она такая впечатлительная. Может, подарить ящик такого Хосок-хёну?              Типичный день, и, к счастью, всего один сеанс. Чимину необъяснимо сонливо и работать не хочется; он ссылается на солнце, расслабляющее его в погожие деньки. После ухода Йери в лавке всё ещё витает лёгкая голубая дымка её счастья, и Чимин зажигает пучок шалфея, чтобы её милая энергия не оседала на амулеты.              Внутренняя интуиция шепчет Чимину что-то тихо в уголке, а он, как ни старается, не может услышать, что же она пытается сказать. Есть предчувствие, которого он не понимает. Оно кажется тревожным, будоражит кровь, от чего сердце чуть ускоряет свой темп. Чимин чувствует предвкушение, но не теряет своего спокойствия. Что же ждет его такое, если его спящие инстинкты вновь пробудились спустя столько лет?               Баили стучат. Чимин оборачивается, вспоминая, что табличку перевернуть забыл, и лавка всё ещё открыта. Он замирает, глядя на новую гостью.              Он узнаёт её. Та самая женщина, с которой он встретился в парке. Те же волосы цвета карамели, собранные в низкий хвост, тот же серый костюм и пальто. Её глаза всё так же ярко горят чем-то спокойным и властным.              — Надо же, какая удача, — её голос мягко касается слуха, приятный, но заставляющий внутренне дрожать.              Чимин держит маску спокойствия на лице и легко улыбается.              — И правда, какая приятная случайность.              — Тебе ли не знать, провидец, что случайности не случайны.              Чимин смотрит на неё и не понимает, почему ничего не видит. Нет ауры, нет нитей — ничего. Вокруг неё пусто, но он чувствует её оглушающую энергетику. Стоять рядом с ней, словно рядом со взрывом — один писк от лопнувшей барабанной перепонки.              Чимин чувствует её силу, но не видит. Это его пугает.              Женщина кивает на стол, где всё еще разложены карты.              — Погадаешь мне?              — Давайте попробуем.              Чимин немного паникует, потому то не знает, как раскладывать ей карты, если нет ничего, что к ним может потянуться. Она же бесшумно присаживается на стул перед ним и усмехается, глядя на его нервное лицо.              — Не этой колодой, — она указывает пальцем в сторону. — Вон той.              Простая колода, которую Чимин держит для красоты из-за атмосферных картинок. Незнакомка знает, что он не может её прочесть, она знает, что Чимин не обычный картёжник, чтобы просто говорить по выпавшим картам. Он читает заряженные карты, прикасаясь и видя образы, на то он и видящий — смотрит, куда тянется энергия людей какие карты она заполняет.              Сколько Чимин не водит пальцами, даже накрывает своей рукой колоду в поисках нужных карт, закрывает глаза и направляет всю концентрацию, но его по-прежнему окружает лишь чернота. Даже с такой колодой можно подсмотреть жизнь человека, однако Чимину не с чем контактировать; у гостьи нет никакой энергии. Ему нечего читать.               Чимин в недоумении, но не подает виду, даже понимая, что незнакомка видит его насквозь.              — А говорил не твоё.              Чимин несколько секунд не понимает её вопроса, ещё не отойдя от напряжения большого резерва сил, затем замечает, как взглядом она указывает на кольцо, что отдала ему в парке.              — Думаю, оно приглянулось мне после того дня, — он убирает руку с колоды, понимая, что всё без толку. — И сидит идеально.              — Родные вещи сквозь года мы узнаём издалека.              Карты и руны всё равно не дали бы ему ответов, потому Чимин идёт на редкий ход и просит:              — Можно вашу ладонь?              Женщина охотно вытягивает руку, а с её лица не сходит загадочная улыбка. Мистическая, сказал бы Чимин. Она и её энергетика — словно воплощение тонкого мира, такая же давящая, но едва уловимая в воздухе. Чимин берёт её ладонь, решая не заниматься заученной хиромантией, а накрывает её руку своей, чуть-чуть ослабив браслет на своей руке. Ему нужно больше сил, он хочет дотянуться хотя бы до кусочка правды.              Сила внутри вздымается и бурлит, словно норовит прорвать плотину вместо того, чтобы быть тонкой струйкой. Она чувствует волю и рвётся, ведь сила медиума — это живая материя, у неё есть инерционное сознание, которое следует за внутренними желаниями Чимина. Сейчас она повинуется, прекращает бесновать волнами и послушно течёт тонким ручьём в ладони.               Наконец, он чувствует. Это погоня, куски и цветные пятна перед ним проносятся со скоростью звезд на апрельском небе. Он понимает, что поймал видение, нашел канал, и хватается в панике ему не свойственной за первый попавшийся отрывок.              Он видит что-то старое и размытое. Пахнет древностью и хвойным лесом, а перед ним мелькают иглы пихт и елей. Совсем урывками он видит шёлковое одеяние, покрытое чернью грязи, и юную деву в расшитом наряде, что бежит через лес, едва ли не запинаясь о корни деревьев. Она убегает, а позади слышится громкий лязг и рык, крики людей и песни мечей, вынимаемых из ножен.              Чимин чувствует, как задыхается от перенапряжения, давится едким воздухом и не может рассмотреть, что дева держит в своих руках. Бурое пятно, такое же размытое, как и её лицо, которое Чимин так не смог увидеть.              Его выбрасывает, словно кто-то намеренно вытащил за шиворот, и схваченный кусочек ускользает из рук. Чимин сдержанно вздыхает, желая закашляться и хватать ртом воздух, словно бы это он продирался через лес от невиданных чудовищ.              — Что ты видишь, провидец?              Женщина всё так же беспечна, но что-то в её лице поменялось. Глаза её теперь горят иным игривым светом. Азарт?              — Я, честно, не могу разобрать, увидел прошлое или будущее.              — А не все ли едино?              Чимин отпускает её руку и затягивает браслет вновь. Он постепенно привыкает к её энергетике, но не может свыкнуться с тем, что её сила невидима. У него масса вопросов: кто она, откуда, какой у неё ранг — ведь она наверняка не просто человек. А вдруг, и вовсе не человек?              — Всегда есть граница между будущим и прошлым, — уверенно отвечает Чимин. — Я вижу либо то, что было, либо то, что будет. Не бывает размытых границ между прошлым и будущим.              — Судьбы могут повторяться, если мы не усваиваем урок.              — Верите, что Судьба дает нам выбор?              — А разве диктатура не прерогатива богов?              — Они бы не оценили.              — Как будто они всё ещё ценят людей.              От такого заявления Чимин невольно теряет лицо. Вот так запросто сквернословить о богах? Кто эта женщина, раз позволяет себе такие нелестные слова в адрес высших существ? Чимин никогда не был сторонником «восхваления» богов, но идти против них так прямо никогда не считал разумным. А если услышит кто?              — Чувствую, что хочу оставить тебе что-нибудь за твою доброту, — она запускает руку в карман пальто. — Держи.              В её ладони два бубенца — смерти и любви. Видали, знаем, кто ж с ними не сталкивался; у Чимина таких безделушек пруд пруди, но на прилавок таких опасных для людей вещей он не выставляет. Красный бубенец звенит при судьбоносной встрече с любимым, а черный, при встрече с тем, кто может убить тебя. Или кого убьёшь ты.              Но Чимин не может отказаться, потому, даже не понимая к чему всё это, он забирает бубенцы, крепко сжимая их в руке.              Женщина встает и, так же бесшумно, как пришла, идёт к двери.              — Не пропусти звон судьбы.              И Чимин не понимает, почему позволяет ей уйти так просто.              Бросая взгляд на часы, он понимает, что может опоздать. Он обещал Хосоку помочь с записью тренировки в зале университета. Он бросает ключи в портфель вместе с бубенцами, чтобы не оставлять их тут без присмотра. Потом разберётся.              Уже запрыгивая в свой автобус Чимин осознаёт, что ему есть о чём задуматься. Дни продолжают казаться странными: в субматериальном мире неспокойно. Духи мечутся, энергия скачет, словно все ждут чего-то глобального. Чаша прозрения в его лавке плещется, как штормом гонимая, а она показывает мирские вещи, не только личные. Недавно она лишь иногда журчала, но, уходя, он слышал, как она плескается за закрытой дверью в его скрытой товарной комнате.              А тут ещё и эта женщина со своими загадками. Чимин никогда не понимал этогэтой тенденции взрослых говорить с уклоном в мастера Йоду. Неужели нельзя просто прямо сказать, или эти шарады как естественный отбор?              Водитель объявляет, что нужная закрыта на ремонт дороги, и они проедут её мимо — ему приходится выйти на остановку раньше. Судя по часам, Чимин успевает и может себе позволить пройтись пешком.              Он замечает, что на светофоре остается ещё две минуты красного света и, не торопясь, подходит от остановки к краю тротуара.              Чимин стоит на перекрёстке. До университетского парка его отделяет одна дорога, но по телу неожиданно бежит холодок. Не тот прохладный ветер, что играет на улице, а мурашки от мистического холода, что лезет под кожу, задевая потоки внутренней силы.              Взгляд его бегло оглядывает толпу и замечает причину — обжигающее льдом дыхание смерти.              На краю дороги стоит жнец, одетый, по правилам, во всё черное, а на голове его покоится элегантный берет, наличие которого и скрывает посланника смерти от чужих глаз. Он чувствует Чимина, замечает его и кивает приветственно, а Чимин так же безмолвно здоровается в ответ.              Коротким кивком он спрашивает, мол, за кем? Мужчина отворачивает лицо на другую сторону улицы, показывая пальцами цифру «три». Чимин смотрит и взглядом скользит по толпе, прежде чем замечает на той стороне младшеклассницу в футболке, где чёрным по белому высечена огромная тройка. Тяжелый вздох сам рвётся из груди, потому что Чимин не кремень, и ему жаль ребенка. Он будет думать об этом некоторое время, ведь снова заметил то, чего не должен был. Поджав губы, он отворачивается, глядя в сторону.              Зрительный фильтр всё ещё не выставлен после сеанса целиком, и Чимин видит чуть больше обычно, о чём уже пожалел. Однако, его взгляд цепляется за тонкую линию среди людей, а лицо вытягивается, когда, щурясь, он рассматривает находку.              Он читал о ней только в книгах, видел только на картинках и представлял со слов старших медиумов, которые были ровесниками бабушки. Среди белоснежных клубков и пёстрых ниток, он видит одну единственную неброскую алую нить. Это совершенно точно не тот яркий красный, которым связаны возлюбленные, это насыщенный, густой вишневый оттенок, совсем немного светящийся в отличие от сверкающих нитей других цветов. За всю историю можно пересчитать по пальцам одной руки, когда фиксировали появление этих нитей. За их появлением следят высокоранговые хранители знаний. Чимину даже не поверит никто, ведь официально он седьмого ранга, а значит, нитей, по идее, не видит.              Алые нити самые страшные и самые невероятные, на взгляд Чимина. Они редчайшие и встречаются раз несколько тысячелетий, связанные люди едва ли находят друг друга. Говорят, эти нити алые, потому что пропитаны кровью. Это связь людей, которые в прошлой жизни были связаны красной нитью возлюбленных, но прожили жизнь не до конца. Их судьбы трагичные и сложные, предназначение не выполнено, но им посчастливилось родиться вновь в один временной промежуток.              Их встреча не только им самим, но и миру принесёт хаос и раздор. Появление алой нити сродни всаднику апокалипсиса, первой волной которого станет их встреча.              Чимин цепляется взглядом за алую ленту и скользит взглядом по её узелкам, дорожка которых ведет его на ту сторону дороги. Он судорожно водит глазами и видит его — парень, невысокий, отсюда не разглядеть его лица, но очень хорошо видно пёстрые волосы мятного цвета. Нить крепится точно к его сердцу, но кто же второй? Эти люди здесь оба, если нить видна так ясно и чётко.              Чимин вертит головой, внимательно следуя толще нити, путается в людях и проезжающих машинах, но в один момент замирает, когда опускает глаза.              Второй конец ровно и крепко пронизывает его собственное сердце, а улицу звонко рассекает тонкая трель бубенца, раскатившаяся по ветру.