4.1
За какие заслуги людям даруется счастье? Такое эфемерное понятие, кажущееся только внешне простым. «Счастье — простота, достигнутая самим человеком, ищи его в себе»— сказал однажды один старик на ярмарке. Но суждение показалось сомнительным, ведь как ты достигнешь счастья, ища его в себе? Юнги гнался за счастьем всю свою жизнь с тех пор, как остался ни с чем. А ни с чем он, в общем-то, остался, ещё в момент рождения, когда мать написала на него отказную. Юнги был ненужным сразу после того, как пришёл в этот мир. Мин Юнги всегда чувствовал себя везунчиком. Только везение у него вывернутое наизнанку. Всё своё детство Юнги провёл в детском доме. Будучи тихим ребёнком, он непременно мог за себя постоять. Его опасались дети, потому что он много хмурился и не проявлял дружелюбия. По ряду причин, Юнги не хотел общаться с остальными детьми в интернате. Одни были бесполезными нытиками, вторые мнили о себе слишком много, третьи вообще делали вид, что овощи, или следовали стадному чувству. Они не нравились ему, поэтому Юнги часто был сам по себе. И именно поэтому полюбил одиночество. Быть в одиночестве казалось привычным и спокойным: никто не нарушал его внутреннюю гармонию. Возможно, это потому, что никто никогда не дорожил Юнги, или потому что он сам никогда не привязывался к людям, самостоятельное существование стало его образом жизни. Юнги это нравилось и по сей день тоже нравится. Люди казались Юнги странными. Они всё усложняют, следуя на поводу у эмоций, когда решение проблемы лежит на поверхности. Много болтают и мало делают, верят во всякие домыслы и совершенно отказываются работать головой. Это казалось странным, потому что Юнги сам думает слишком много. Десять раз обмозгует свои следующие шаги, прежде чем ступить на тот или иной путь, а прыгает мимолётным порывом в омут с головой. Если бы в прошлом он этим мимолётным порывом из-за любви к филологии пошёл в преподаватели, уже бы пристрелился. Школа никогда не была для него сложной. При желании Юнги мог получать хорошие оценки. Но для чего? В чём смысл этих оценок? За свою жизнь он часто слышал в свою спину упрёки и неутешительные прогнозы на будущее. Даже если бы он учился отлично, ни один учитель попросту не дал бы ему рекомендательного письма. Вот так, из принципа. Беспризорный раздолбай без перспектив на будущее. Сирота, которого некому воспитывать. Позор общества. Юнги плевал на их мнение, потому что эта школа была ему до лампочки. Но давление общества сделало его ещё более закрытым. Единственная вещь, заставившая его перестать плыть по течению, — музыка. В закрытом корпусе интерната стояло старое пианино. Оно было в полтора раза старше самого Юнги, как и сам корпус, куда запретили ходить всем, даже воспитателям. Но Юнги искал там уединения, никогда не задумываясь об этой старой рухляди, пока однажды в средней школе не открыл пыльную крышку и не начал наугад тыкать клавиши. Первая мелодия была замысловатой, нелогичной, такой ломанной и больше диссонансной. Впрочем, весь Юнги тогда был именно таким: резким, колючим, звучащим, словно тритон. Все им наигранные на расстроенном инструменте сочинения были в смешанных, блёклых тонах, запутанные и обиженные на весь мир. Юнги всегда хотел счастья, но с самого начала остался один. Так может он хотя бы урвать себе кусочек радости для души? Это пианино стало его первой любовью. Вещью, к которой он привязался, которой стал дорожить. Поначалу ему просто нравилось наугад перебирать пальцами клавиши. Потом он заинтересовался и пошёл в музыкальный кружок в школе. После заговорил с несколькими соучениками, кто обучался в музыкальной школе, даже если те его побаивались — хулиган всё-таки. Юнги часто задавался вопросом, как сигарета в руке делала его отморозком, но эта истина навсегда останется для него закрытой. Как и то, почему угождать учителям и быть прилежным — самое важное в жизни учеников, даже если оно толком и не нужно. Юнги с горем пополам закончил школу и еле получил аттестат, у него не было ни одного рекомендательного письма, кроме того, что дал ему учитель музыки, проникнувшийся к парню симпатией. У Юнги даже не было таланта — он сам превратил себя в талант. Его взяли в академию, потому что он работал над своими музыкальными способностями, как проклятый. Пришёл почти без всего в звукорежиссуру. У него не было нормальной базы, поставленной техники игры, целый год после выпуска он убил на то, чтобы вдолбить в свою голову чёртово сольфеджио. Ему потребовались сотни бессонных ночей, дюжины блоков сигарет и моток истраченных нервов для того, чтобы в один день неожиданно понять каждое слово, написанное нотами на листке. Он долго учил язык музыки и неожиданно заговорил нём так, словно его пальцы всю жизнь играли на фортепиано. Поэтому сейчас Юнги двадцать шесть, он работает на именитую компанию и пишет музыку. Долго добивался признания, пахал в академии, потому что даже там действовали стереотипы, из-за которых его не раз грозились выгнать. Но он продержался, в принципе, горд собой и тем, что имеет. Но несмотря на это, он всё ещё чувствует себя пустым. Где же его счастье? Действительно ли счастье внутри него, если он уже имеет всё, что для этого счастья нужно? У Юнги есть всё, чего он хотел. Небольшая квартирка в минималистическом стиле, расположенная близко к работе; работа, которая не обязывает сидеть в офисе или торчать в компании; возможность выражать себя и пакет из двух хороших друзей: Намджуна и Чонгука. Чонгук, конечно, больше ему как младший братишка. Этому ребёнку едва исполнилось восемнадцать, он трейни в компании и однажды прицепился к Юнги, как клещ, с просьбами научить делать музыку. Музыку, конечно, Юнги его делать так толком и не научил, потому что он не старик Хоттабыч, чтобы по одной седой волосине воплощать желания в жизнь, но стал хорошим хёном и опорой. Намджун заприметил Юнги ещё в средней школе, но там Юнги был слишком потерян для общества, потому сдружились они только в академии. Намджун сидел вместе с ним на одном факультете, имея на руках тучу рекомендательных писем и безупречный аттестат, открывающий ему прямую дорогу в ряды прошедших отбор. В комплекте к Намджуну шёл Сокджин — черт знает, как они умудрились познакомиться в каком-то городском кафе, но сейчас Сокджин — пиар-менеджер в их компании. Они делают вид, что ненавидят друг друга, но половина офиса участвует в тотализаторе, кто из них первым признается в обратном. Помяни черта, и на всю комнату раздаётся оглушительный звонок — Ким Намджун собственной персоной. Юнги с сомнением смотрит на дисплей, лениво перекатываясь на другой бок. Отвечать совсем не хочется, там наверняка что-то, что вынудит его покинуть свою уютную, светлую квартирку в законный выходной. Но через пару протяжных стонов всё равно берёт мобильный в руки, включая громкую связь. — Да? — Ты думаешь, что, делая вид, будто не слышишь телефон, спасёшь себя? Я сейчас у Чонгука, так что могу просто подняться на лифте и зайти к тебе домой. — В один день я поменяю код от квартиры, и больше никто не зайдёт, — Юнги укладывает телефон себе на грудь дисплеем вверх, устремляя взгляд в потолок. — Зачем трезвонишь-то? — Напоминаю о том, что ты обещал помочь Хосоку, иначе Чонгук выгрызет из меня всю мою душу на пару с Сокджином. Они сговорились против меня, потому что там какая-то девочка в студии этого парня, от которой, цитирую «весь внутренний мир Чонгука переворачивается и впускает единорогов и радугу», — по искаженной имитации голоса Намджуна Юнги понимает, что тот пародирует Джина, а хлопок по Намджуновому плечу на заднем плане это только подтверждает. Однажды эти бестолковыши просто снимут комнату, облегчив всем вокруг жизнь без своих лав-хейт флиртов. К сожалению, этот праздничный день в календаре Юнги ещё не наступил. — Я же просто прошу, потому что парень талантлив, — немного погодя дополняет Намджун. — И я ему должен. — Ну, пожалуйста, хён, — лезет в трубку Чонгук. — Я хотел произвести на неё впечатление и сказал, что у меня очень крутые хёны, которые пишут музыку. А им очень надо победить в конкурсе. — Ну, так и попросил бы Намджуна, чего ко мне-то пристал. — Прошу прощения, — моментально возвращает себе телефон Намджун. — Я по текстам, ты же лично за меня аранжировку на диплом делал. — Почему ради вашего удовлетворения всегда работаю я? Джина подвези, другу помоги, это подай, это принеси, — Юнги начинает бухтеть, просто потому что день у него ленивый, и хочется лежать, а не скакать и выяснять про всякие там студии танцевальные. — Я вам что, служанка? — А я-то тут причем? — слышится голос Сокджина. — При том, что ты вечно как немощный. Забери тебя туда, вези сюда, найми уже себе водителя, — тут же отвечает Намджун. — Ну, так отказал бы мне, в чём проблема? — В твоем злопамятстве, с которым ты потом будешь выгрызать мне печёнку весь следующий месяц. Глаза Юнги непроизвольно закатываются. Ох уж этот лав-хейт. — Ясно, просто скиньте мне уже номер этого Хосока, я сам со всем разберусь. — Спасибо хё… Юнги отключается прежде, чем Чонгук договаривает, не собираясь слушать очередную перепалку Намджуна и Сокджина. Ему, на самом деле, не трудно помочь, но только если это того стоит. Чонгук скидывал видео, на котором Хосок танцует, и, чего греха таить, Юнги действительно впечатлен. Этот парень явно талантлив и серьёзно настроен на победу в конкурсе, для которого нужна песня. Поэтому Юнги согласился посмотреть вживую, насколько танцор горит своим делом. Юнги тянется к своей кружке с кофе, но та соскальзывает с кофейного столика, выскакивая из цепких пальцев, и с громким звяком разбивается о паркет. Разочарованный выдох рвется из груди, ведь в голове звучит Сокджиново «к беде!», которое тот выдаёт каждый раз, когда Юнги бьёт посуду. Посуда в его квартире часто бьётся, потому что Юнги, со слов Намджуна, криворукий-косожопый, не может нормально тарелку без происшествий в раковину положить или пройти по кухне, не зацепив стоящий на столе стакан. А Сокджин, как бабка суеверная, всё причитает, якобы это от того, что Юнги не угождает домовому. Вот вроде Сокджин старше их всех, а на полном серьёзе ставил блюдечко с кашей и печеньками на холодильник. Именно туда, чтобы Юнги не заметил, но Юнги всё равно заметил, когда всё это добро начало плесневеть и пахнуть. Юнги терпеть не может всю эту мистическую мишуру по типу призраков, домовых, демонов и богов. Уже не говоря о том, чтобы верить в приметы. На его взгляд, это — чёртов детский сад, которым занимаются недостаточно занятые люди. Или люди, выискивающие оправдание всем бедам в своей жизни, просто не желая признавать собственную ущербность. Юнги вот кружку разбил — значит, рукожоп, поленившийся нормально сесть на диване и попить. И никакие призраки и домовые тут не играли роли. Особенно весело, когда какие-нибудь бабки рвутся погадать ему на улице, сидя на мосту со своими странными побрякушками. В принципе, Юнги слышит от них одно и то же. Что он слеп, и для него мир накрыт вуалью, за которой вся его жизнь. А про судьбу вообще ересь городят, что Юнги помрёт в одиночестве, если не будет что-то менять. Юнги не дурак и знает, что такое эффект Барнума из умных психологических книжек Намджуна, потому на всю эту шарлатань не ведётся. Хотя иногда всё равно случаются вещи, не поддающиеся объяснению. Например, какого чёрта он неделю назад сиганул под машину? Конечно, дело сделала его реакция и нежелание смотреть, как на глазах у всех по асфальту размажут младшеклассницу, но Юнги готов креститься и клясться, что почувствовал, как его толкнули. Да ещё так плавно, аккуратненько, как бы невзначай — иди-ка ты, прыгни под колеса. Он сам не понимает, что на него нашло. Просто это было так неправильно, казалось несправедливым и, если Юнги в силах что-то поменять, почему он должен стоять и смотреть, как кто-то умирает? Он мог противиться толчку, но не стал. Сам решил, что податься вперёд и попробовать сыграть в героя, — не такая уж плохая перспектива. Юнги был уверен, что его мозги разлетятся по всей дороге, но из ниоткуда прямо перед ним появился тот странный парень и буквально вытянул из-под машины. Незнакомец стоял на другой стороне. Юнги видел его и секундную попытку точно так же ринуться на помощь ребёнку. Но этот парень предпочёл оставить ребёнка под машиной, а вот за Юнги уцепился с такой силой, что они ещё на паре метров укатились в сторону другой дорожной полосы. Было больно: у Юнги до сих пор от этих катаний по асфальту синяки на локтях и коленках, но внутри всё ещё живо ощущение, как у него перехватило сердце. Его на секунду словно сжали в тисках и тут же отпустили. Мало того, что его каким-то чудом подтолкнуло на дорогу, так этим же чудом и пихнуло в руки к тому парню. Каким образом хилый паренёк вытащил Юнги из-под колес, если отчётливо было видно, как тот физически не успевает добежать — неясно. Это было странно. Особенно странно, что этот парень, как ужаленный, подскочил и дал дёру в парк, не объяснив чертовщину, которую устроил. Чудеса, не иначе. Юнги даже на секунду засомневался в собственных убеждениях. Но потом его врач-кардиолог сказала, что с его сердцем всё прекрасно, и Юнги перетрудился, поэтому вместо святой воды Юнги выпил пару таблеток снотворного и отключился от мира на два дня, отсыпая всё пропущенное за неделю. С того случая прошло чуть больше недели, но впечатление осталось. В конце концов, он мог и помереть на той дороге. Но что ж, раз он жив, то обязан встать и пойти на встречу с Хосоком. Танцор в чате шлёт много стикеров и эмоджи, радуясь согласию на встречу.«От: Танцор Хосок для конкурса 14:12
В кампусе сегодня ремонт, но мой друг держит лавку неподалеку от университета. Приходите на улицу ХанБо, там в 24 доме только один магазин, Вы не пропустите. Буду ждать Вас к трём»
Должно быть, зря Юнги сказал о том, что у него выходной, иначе у него бы было время ещё немного поворочаться в постели. Он вынужденно встает, натягивает свои рваные джинсы и белую футболку, цепляет на голову панаму и тёмные очки для полной комплектации асоциального человека. На ногах кеды и, по правде, не выглядит он как деловой человек или как музыкант в целом — так, парень с улицы. И не скажешь, что этими пальцами он влюблён в двенадцатый вальс Шопена. Улица встречает шумом, и день совсем не кажется серым, как казалось за оконным стеклом. Солнце, чистое небо, по стенам домов стекают тени, в которых преимущественно идёт силуэт Юнги. На улице оживлённо, прохожие со всех сторон голосят кто чем, но Юнги не слышит, шагает незаметно, заткнув уши наушниками. Вокруг такие яркие краски, но мир кажется блёклым, словно в глазах Юнги всё теряет контрастность и выцветает медленно с каждым прожитым днём. Перед ним целый мир, он добился всего, чего хотел, но что ещё нужно? Это всё выглядит таким скучным. Люди, машины, остановки, магазины — всё приелось. Юнги гнался за счастьем, но куда в итоге пришёл? У него в руках всё, о чем он мечтал, а под ногами это ощущение, словно земля уходит вниз, и он шагает по воздуху. Его собственная музыка переливается в наушниках, ещё больше подначивая это ощущение. Все его тексты и все аккорды пропитаны этим чувством невесомости, подвешенным состоянием. Юнги снова плывёт по течению, пойманный музыкой, словно в нём кончился запал. Но если подумать, был ли у него этот запал изначально, или это всего лишь искра, которую он принял за пожар? Никуда не деться. Почему он, понимая, в какую пропасть катится, всё ещё идёт вперёд, ждёт светофор терпеливо и безразлично, а после уверенно пересекает дорогу, проходя почти половину пути? Почему нельзя никак остановить этот механизм, автопилот, на котором он живёт? Юнги становится все более чёрствым, высыхая внутри, но ничего не меняет. Механизм запущен давно, крутится и набирает обороты, как шестерёнки в часах, что несут вперёд время. Вот только стрелки часов замерли и тикают, стоя на месте. Заканчиваются машины и перекрёстки, Юнги сворачивает во дворы и теперь бредёт по пустым улочкам. И кто делает магазин в спальном районе, если здесь прибыли нет совсем? Должно быть, друг Хосока совсем не смыслит в бизнесе. Юнги вынимает один наушник — тут довольно тихо. Есть пара закусочных, ведь недалеко офисы, вдоль домов приветливые клумбы, выкрашенные в наполовину выцветшую жёлтую краску — глаза режет. Он проходит мимо фонарного столба, под которым стоит в рамочке фотография молодой девушки, а рядом вазочка с пионом. Видимо, и в тихих районах стоит смотреть по сторонам. Поэтому наушник так и остается болтаться, а Юнги сверяется с картой в телефоне. Ещё один поворот, и он на месте. Юнги поднимает глаза и читает вывеску, бровь его выгибается в недоумении. «claritate» — Замудрённое название какое-то, — вслух произносит Юнги, но обращая внимание на прилавок вдруг понимает, что к чему. — Ох, только не это, нет. Сквозь небольшую витрину видны вазы, ловцы снов и огромный камень размером с взрослую собаку. Рядом висит рамка с заключённым в неё листом формата А3, где перечислены услуги: таро, руны, гадание, предсказания, амулеты и всё в таком духе. Над Юнги словно потешаются, подсовывая ему самые ненавистные вещи. Вот не любит он всякую мистическую ересь, а она сама лезет ему прямо под ноги. И теперь помимо того, что ему придется сидеть в магазине, увешанном заячьими лапами и какими-нибудь волчьими вагинами, так ещё и лицезреть мельтешащего перед глазами друга Хосока. Лишь бы только этот друг не лез в разговор; Юнги по-быстрому всё уладит и смотается назад в свою пещеру работать сверхурочно за «спасибо» на благо будущих танцоров. Юнги отчаянно вздыхает последний раз и идёт к двери, негромко постучав перед тем, как войти, ведь табличка гласит «закрыто». Ожидаемый перезвон музыки ветров не звучит, а вместо этого голову заставляет вздёрнуть глухой стук — над дверью болтались неизвестные Юнги рыжие плоды, звякающие пустотой внутри себя. Вопреки опасениям, магазин не выглядит так, как Юнги себе представил. Всё здесь из светлого дерева, на стенах пляшут цветные отблески солнечного света, проходящего через тот гигантский камень у окна. Посередине зала стоит стол и четыре стула, а у стены длинная витрина-касса, за которой шкаф высотой до самого потолка, заполненный травами и всякой всячиной. Над кассой с потолка спускается метровая верёвочка с висящим на ней колокольчиком. Для чего — загадка человечества. В воздухе приятно пахнет травами, что сушатся в огромном шкафу. Взгляд Юнги медленно скользил от предмета к предмету, изучая помещение. Почему-то тут было необъяснимо приятно находиться, спокойно, как будто это место изолировано от мира. Здесь светло, тепло, и шума с улицы совсем не слышно. Юнги, конечно, тот ещё сухарь, но это место кажется ему действительно волшебным. Мистическим с самой приятной точки зрения, таким, каким хотелось бы видеть, заходя в поисках магии. — Подождите минуточку! — слышится из глубины другой комнаты, на которую Юнги поначалу не обратил внимания. Видимо, тот самый друг. В принципе, Юнги даже не знает, чего ожидать. Ему всё ещё думается, что сейчас выйдет какой-нибудь приветливый тощий паренек в очках и джемпере, или одетый в мантию студент, выглядящий, словно сбежал с ролевой по Гарри Поттеру. Голос у владельца приятный — высокий и звонкий, и почему-то Юнги думается, что хозяин будет невысоким и очень вежливым. Рабочее место этого человека аккуратное и структурированное, Юнги думает, что это многое говорит о людях. По крайней мере ни одна из умных психологических книжек Намджуна ещё ему ни разу не наврала. — Простите, Хосок ещё не подошел, вы можете… Голос резко стихает, когда Юнги оборачивается. Блондинистая макушка взъерошена, где-то в чёлке застрял слегка осыпавшийся сухой стебель. На Юнги смотрят широкими, чуть ли не щенячьими глазами. Полные губы приоткрыты в удивлении, а пальцы сжимают корзинку с кустом диких клеверов. Владелец действительно не высокий, у него мягкие черты лица и до невозможности миниатюрные руки. На секунду Юнги роняет самообладание, громко выдыхая в восхищении. Внутри поселилось волнение, и снова его сердце впадает в странную аритмию, хотя он спал почти два дня. Выцветшее зрение скидывает с себя плёнку, возвращая краски. Автоматизм сломался, стрелка, замершая на месте, неожиданно с новым тиком настенных часов шагнула дальше, набирая новый оборот. Юнги не верит в судьбу, но перед ним парень, взбудораживший его равномерную жизнь одним своим появлением. И что привело его сюда, не иначе как ниточка судьбы? В тот момент жизни Юнги сам не понимал, насколько он прав, и чего будет стоить эта правда.