sign language

      Олег ворошит кучи листов и листает недавно купленные блокноты, все, что нашел в ящиках и столах дурдома. Под недовольные возгласы ребят, он посылает их нахуй, запыхавшись, объясняет, что именно тот самый урод, что швырнул его об пол, урод, которого он любит

и обязательно найдет. найдет. найдет его. Савченко больше, чем уверен, что сейчас Рому раскрасили за враньё в сине-фиолетовый цвет, оставили на нем множество увечий, сотрясение головного мозга, а может и перелом черепа, может, его уже закопали, а может он сам, уверенный, что Олег его ненавидит. Только это не так. Олег с ума сходил, искал ответы на его уход и его смерть, которой не было. Если сейчас все закончится, то их любовь, нет, не их, а его любовь никогда-никогда не закончится. Танцор звонит на неотвечающий телефон в десятый раз, не теряя надежды, что старший парень возьмёт трубку, усмехаясь, скажет, что все хорошо, но с другой стороны экрана вытрет кровь и слюну с разбитых губ грязными ладонями. - да, блять, говорите быстрее, - севший голос раздается в трубке, а мысли Олега разбиваются о белый диск садящегося за город солнца. - Сащеко, скажи мне, что ты сейчас не умираешь, но валяешься в каком-нибудь парке, - собирает осколки мыслей в текст, ожидая ответа, но слышит лишь тяжёлое дыхание и плевки. Они дышат друг другу в трубку минуту, две, три, пока дыхание Ромы не прекращается. - Рома, тварь, только умри, - Олег кричит, теряясь в большом городе, который всегда казался ужасно маленьким, словно помещенным в снежный шар, - скажи уже мне, что ты в порядке, Ромка? Голос Олега раздается в голове жужжанием целого роя пчел, поэтому парню нужно пару минут, дабы осознать, что он ещё не горит в аду, а горит только его тело, и ужасно болит голова. - да, Олег, я в порядке, - вытирает лицо от холодного пота, чувствуя очередной приступ рвоты, но пытается подавить кашлем, - я в тц, в толчке, там, где ларьки. Телефон оказывается в кармане, а Рома снова склоняется над унитазом, чувствуя, что все его внутренности превратили в пищу для собак, а мозг - в смузи для кошек. В туалете было ужасно темно, что глаза не ловили фокус, но плыли глитч - галлюцинации, сердце бешено стучало в горле. Его душила собственная куртка настолько, что лёгкие отказывались раскрываться на каждых вдох, руки не поднимались, не слушали мозг, точнее его остатки, что были, а теперь их отсутствие. Подтягивая колени к груди, Сащеко укладывается на холодный кафель, собирая щекой всю грязь, но ему было плевать. Он, скорее всего, сдохнет через полчаса от какого-нибудь внутреннего кровоизлияния, а может от отказа сердца, а Олег найдет его уже мертвым, с раскрытым ртом, закатившимися глазами, страшным, уродливым и ужасным мудаком, что не дождался его прихода. Это вроде предательства, но хуже. - ради всего живого, иди живее, Олег, - Роман стонет в темноту, понимая, что галлюцинация в виде Олега, укладывающая его голову на колени, а дрожащие руки, зарывающиеся в волосы, даже сейчас огненно - теплые. - ты даже несуществующий теплый, - Сащеко в бреду усмехается, слушая шепот о том, что скоро приедет скорая, что скоро он поправится, что Савченко будет таскать ему апельсины, а потом гулять, потом обязательно они выпьют за выздоровление, за новых друзей, за новую жизнь, которую Рома обещал начать. - ты не спи главное, слышишь? - парень тихо поет старшему на ухо, пока не получает утвердительный кивок. Он не станет спать, Олег уверен в нем больше, чем в себе. Младший мог дать засыпающему пощечину, но, боясь, что навредит ещё больше, не решается, но решается очертить подушечками пальцев кровоподтеки, мелкие царапины, что больно жгло и щипало. Рома тихо шикнул, прикрывая глаза, старательно шумно дыша. Он не понял, что Олег был живым и настоящим, но знал, что в любой ситуации нужно дышать. Как можно чаще, не смотря на адскую боль, но дышать, д ы ш а т ь, Д Ы Ш А Т Ь.

***

- да не переживайте вы так, Олег Вадимович, с Романом все в порядке, - врач хлопает по плечу Олега, что цветом кожи не отличался от больничного халата, - говорить может, но не утомляйте его слишком сильно. Савченко кивает, не решаясь войти в палату, но, толкнув дверь, оказывается в лунном хранилище. Белые стены и белое постельное белье отливали холодным и белоснежным светом, казалось, что Рома забрал этот холод и вечную мерзлоту луны вместе с собой. Вдохнув будто бы морозный воздух, Олег поправляет кудрявые волосы от волнения, но заметив шевеление на кровати, сразу бросается к ней, к больному на шею. - дышишь, сволочь, - Олег звонко смеётся, отскочив от Ромы как от огня, только тот начал болезненно шипеть, но улыбаться в ответ, - я тебе говорил, что ты будешь конченым ублюдком, если умрешь? Рома усмехается, отрицательно качая головой. - теперь сказал. Я запомнил и принял к сведению, - Сащеко поджимает тонкие губы, наблюдая за суетящимся вокруг кровати Олегом, который пытался сесть так, чтобы больному нигде никак это нет отдалось, - иди сюда, танцор. Старшеклассник протягивает забинтованную руку Олегу, а тот, ничуть не замешкавшись, принял её, как оказался в лежачем положении под боком Ромы. - мудак, - щурит красивые глаза, смотря за тем, как Сащеко нависает над ним, холодным кончиком носа ведёт по щеке, щекоча горячим дыханием, - серьезно, я волновался и переживал, когда ты съебался без какого - либо предупреждения. Ладони Олега упираются в грудь Ромки, окрашенную синяками и шрамами, в некоторых местах даже свежими. Большими пальцами младший гладит старые раны, надеясь, что они от его касаний заживут и сейчас он выглядит слишком по-детски, что у Ромы не хватает сил держать свой порыв нескончаемой любви на таком расстоянии. Он накрывает теплые губы своими, втягивая Олега в мятный холодный поцелуй, наполненный чувствами такими, какие не открыл Аристотель, но Рома уже их вложил в этого мальчишку. Младший притягивал старшего за шею, крепко обнимал за плечи, боясь, что он растворится в его объятиях. - я тебя не отпущу больше, - шепот в родные теплые губы, что тянутся в усмешке, - и ты меня тоже, я знаю. - потому что я тебя люблю, - Рома целует в висок. - очень тебя люблю, - целует в губы. - очень - очень люблю, с первого взгляда, все годы, - целует в шею. Олег слушает затаив дыхание, впитывая всеми клеточками кожи слова, но через минуту громко смеётся, озарив лунную комнату солнечным светом, что заглянуло в окно. Рома отвел взгляд на скользящие лучи по стене, пока Олег прятался под больничным одеялом. - дурак ты, Сащеко, - Олег улыбается, кусая губы. - зато какой, - Рома усмехается, сильнее заталкивая младшего в одеяло и обнимая, - вот выпишут нас.. - тебя, вообще - то! - вот выпишут меня, точно задушу, - старшеклассник чувствует радость, разливающуюся теплым воском в груди, когда который раз слышит смех дитя солнца. И только сейчас понимает, как много времени он потерял, гоняясь совершенно не за тем, чем стоило гонятся, но раз они вместе, то разве теперь что-то могло быть страшно? Ничего. Абсолютно. - я люблю тебя, Ром, - Олег тихо - тихо шепчет, спиной прижимаясь к крепкой груди и слушая мирное дыхание Сащеко, понимая, что дышит теперь вместе с ним. Он любит его, а значит полюбит и весь мир. Во всяком случае, Олег заставит его полюбить, а пока, пусть спит, уткнувшись в кудрявую макушку, тихо дыша. Главное, чтобы живой, а дальше с остальным можно разобраться.