Чарльз
Не могу перестать думать, что этот сумасшедший может сделать с Рейвен. Или уже сделал… Нет! Черт! Нет! Забудь об этом! Она жива! Уверен? Или ты просто себя обнадеживаешь, потому что расстались вы не самым лучшим образом? Ты обвинил ее в том, что она развлекалась. Повесил на нее вину за то, в чем сам виноват. Ты дал ей невыполнимое задание — из детей сделать взрослых за несколько дней, а потом укорил за то, что она сама еще ребенок. А теперь… Я не могу больше сидеть. Вскакиваю с места и начинаю ходить по салону в свободном от кресел проеме. Надо успокоиться. Взять себя в руки. Но как это сделать, если все пульсирует от тревоги и страха, что Рейвен уже нет?Эрик
Я не знаю, как можно помочь другу. Сейчас любые слова поддержки будут пустыми и ненужными. Как обычно говорят? «Все будет хорошо». Да ни хрена не будет. Я знаю Шоу, и если от отдела останется хотя бы основание, и то будет хорошо. Но вероятность, что мутанты выживут, очень мала. А мы не успеем вовремя. У нас нет телепорта как у Шоу. Скорее всего, тот уже вовсю орудует в отделе, а мы только вылетели из Советского союза. И единственный плюс — у нас есть правая рука Шоу, Эмма Фрост. Но этот плюс как-то не очень-то радует. Девушка сидит между двумя агентами и равнодушным взглядом смотрит в иллюминатор. Стереть бы это выражения с ее лица. Очень раздражает.Чарльз
Мы прилетим слишком поздно! Мы еще даже до океана не долетели! Время течет слишком медленно. От волнения уже разболелась голова. А чувства всех пассажиров начинают раздражать. Эрик — сочувствие. Эмма — сдержанное злость и злорадство, но ей уже надоело, что я мельтешу перед глазами. У каждого из шести агентов своя смесь чувств — среди которых страх, любопытство, настороженность и другие, связанные с личной жизнью. Мойра — тревога и беспокойство и тоже… сочувствие, и снова ко мне. Пилот — вообще не понимает что случилось — недоумение и любопытство. Хорошо, что я научился не слушать чужие мысли, так бы совсем с ума сошел. Вообще, какой смысл от моих способностей, если я не могу уберечь родного мне человека?! Я так гордился ими, а на самом деле они ломаного гроша не стоят! А ведь Шоу пошел в отдел из-за меня! «Навещу телепата и его придурковатый отдел». Воспоминание о его словах, голосе и улыбке всколыхивают неудержимую ярость. Если он хоть пальцем тронет… Я непроизвольно замираю и со всей силы вцепляюсь в спинки кресел. Ярость бурлит внутри и кажется, что в любое мгновение она может выплеснуться наружу.Эрик
Чарльз замирает спиной к пассажирам. Спина напрягается, руки схватились за спинки кресел так сильно, что побелели костяшки пальцев. Мне это совсем не нравится. Я не могу понять, что именно, кроме беспокойства за сестру, происходит внутри Чарльза, и что произойдет в ближайшие несколько минут. Либо он грохнется в обморок, либо начнется истерика, либо неконтролируемая ярость. И любой из этих вариантов меня не устраивает. Поэтому я решаюсь вмешаться. Кто знает, может на правах друга, мне простится этот грешок. — Чарльз? Нет ответа. Единственное, что происходит — все, находящиеся в салоне, включая холодную и непробиваемую Эмму, смотрят сначала на меня, потом на телепата. — Чарльз! Несколько секунд без реакции, затем он отвечает: — Что? — Ты в норме? Телепат горько усмехается, и качает головой. И хотя, он стоит ко мне спиной, в голове четко представляется его лицо, и что-то в груди неприятно сжимается. Черт! Меня так злит это ощущение беспомощности. Я ничего не могу сделать — ни успокоить друга, ни спасти мутантов. Ничего! И это ужасно злит. Я ненавижу это ощущение.Чарльз
— Ты в норме? В норме?! Как я могу быть в норме?! Возможно, что именно сейчас моя сестра… Легким неожиданно начинает не хватать воздуха. Делаю несколько глубоких вздохов. Надо успокоиться. Просто дыши. Вместе с нехваткой воздуха исчезает ярость. Вместо нее появляется страх. Страх, готовый в любую минуту перерасти в панику. Успокойся, Чарльз! Если ты сейчас загнешься, ты не поможешь Рейвен. Если она еще жива… — Чарльз? — снова Эрик со своим плохо скрываемым беспокойством. — Да, я в порядке, — получается неправдоподобно. Отпускаю кресла и резко развернувшись иду в туалет. Мне нужно побыть одному и лучше подальше от всех этих чужих чувств.