Чарльз
После собрания чувствую себя, как выжатый лимон. Мы с Эриком рассказали всем про шлем и про то, что из-за него придется выкладываться на полную катушку, так как я практически выбываю из игры. Именно в такие моменты я, иногда, жалею, что могу чувствовать людей вокруг себя так же хорошо, как самого себя. Их чувства проходили сквозь меня, оставляя после себя неприятный осадок — страх, беспомощность, надежда, неуверенность, беспокойство и другие наседающие на душу чувства. Если бы не спокойствие Эрика рядом, за которое мне удалось зацепиться, я, наверное, сдался бы. Сказал бы, что рисковать не надо, и что мы найдем других, более подготовленных мутантов. Но я не мог этого сделать. Я знаю, что каждая секунда на счету, а поиски новых мутантов займут очень много времени. Поэтому я всеми силами пытался отгородиться от чужих чувств и схватиться за невозмутимое и готовое к любым обстоятельствам спокойствие Эрика, и держать лицо уверенным. Под конец совещания мы решили, как будут проходить занятия у мутантов со мной и с Эриком. Пока я работаю с одним и его способностями, Эрик обучает остальных самообороне. От обучения освобождаются Мойра, Рейвен и частично Хэнк. Рейвен хотела возразить, но я ей не дал. Я не отпущу ее драться с Шоу. Я не могу позволить, чтобы с ней что-то случилось… И вот, когда все наконец-то уходят, я позволяю себе расслабиться. Утренняя головная боль вернулась, легко надавливая на виски. А также усталость дает о себе знать. Но я знаю, что это напряжение после совещания не даст мне уснуть. Поэтому я быстро поднимаюсь по лестнице и пробираюсь на крышу через чердак. Мы часто с Рейвен здесь сидели до того, как я поступил в университет, и смотрели на закат. Последние лучи солнца ползают по крыше оставляя на ней красные отблески. Вдыхаю свежий вечерний воздух полной грудью. Как хорошо, иногда, находится в тишине. Только так я могу прочистить себе мозги. Конечно, я отсюда ощущаю остальных мутантов, но не так хорошо, как в самом доме. Хочется только настолько сильно успокоить свой мозг, чтобы стать практически обычным человеком, не слышать остальных людей даже за несколько футов от тебя. Но для этого нужно достигнуть полного спокойствия — ничто не должно беспокоить меня ни внутри ни снаружи. Иногда, если меня что-то сильно беспокоит, и я практически полностью теряю контроль над своими чувствами, то я одновременно перестаю контролировать и мозг. Тогда его заполняют голоса и эмоции, даже те, которые я не хочу слышать или знать. Один человек — как постоянно работающее радио, с постоянно меняющимся волнами, и можно его настроить так, как тебе удобно и слышать только то, что тебе надо, либо потерять контроль и слышать все. А меня чаще всего окружает больше, чем один человек. Да и телепатия с каждым годом становится все сильнее и сильнее. Когда-нибудь, стоит мне потерять контроль, я буду слышать всех, или почти всех. Но самое неприятное то, что в зависимости от настроения я могу улавливать от остальных людей только отрицательные или положительные чувства. Когда я потерял родителей, я чувствовал только боль, которую переносят люди. Не видел их радости или удовольствия, только пустоту, утрату, горе или другие чувства, которые еще больше увеличивали мою депрессию. И если бы не Рейвен, я так и остался бы разбитым и сломленным. Просто, сошел бы с ума.Эрик
Я потерял связь с Чарльзом. Я, всегда, даже когда он спит, чувствую его рядом, а сейчас… Теперь я не могу избавиться от чувства тревоги и… одиночества? Бред! Ну, бывает же такое, что телепат отключает вечный контроль за своим другом. Лежу, уставившись в камин. Я настолько сильно привык постоянно чувствовать Чарльза рядом, что это стало практически частью меня. Это как постоянно носить очки, а затем их снять. Без них ужасно неудобно, даже если ты все довольно-таки хорошо видишь. Постоянно хочется их поправить или найти и надеть. Так и сейчас, хочется нащупать Чарльза и вернуть его близость, но она исчезла. И надо как-то без нее справляться. Не будить же друга, чтобы сказать ему, что мне неудобно без его постоянного присутствия рядом? Усмехаюсь и ложусь на спину. Закрываю глаза. Надо же было привыкнуть к тому, что кто-то постоянно вторгается в твое личное пространство. Но, странно, когда это делает Чарльз, это даже приятно. Он не вторгнулся, я его пустил. И в этом, наверное, вся разница. Да, что я об этом думаю?! Спать надо.Чарльз
Я за последние дни, уже забыл об этом чувстве — чувстве безграничного умиротворения. Ветерок обвевает мое лицо прохладой и свежестью. Солнце село, и проявляются редкие звёзды, но небо все еще продолжает оставаться светлым. Тихо и спокойно. Сейчас даже Шоу не кажется таким страшным. Все отступило на задний план и остался только я, наступающая ночь и вечерняя тишина. Я в волшебном Мирке, который можно получить только на ограниченное время. Не знаю, сколько прошло времени, может, час, может, два, а может, вообще несколько минут, но в мой Мирок проскальзывает родной эмоциональный фон Рейвен. Она подходит ко мне и садится рядом. Она не могла уснуть из-за заполнивших ее мозг тревожных мыслей, да и нападение Шоу и его приспешников на отдел тоже дают о себе знать. Обнимаю ее, впуская в свой Мир. Она кладет голову на мое плечо и расслабляется. Я знаю очень мало людей, которых можно пустить так близко к себе. Так, чтобы они чувствовали тебя так же, как и ты их. Такие люди начинают гармонировать с тобой. Понимать тебя. Чувствовать то же что и ты и добавлять собственные чувства так, что они сплетаются с твоими и становятся крепче. Пока в этот круг входят только Рейвен и Эрик. Конечно, с Эриком сложнее, потому что он чаще всего закрывается, может со мною не наглухо, но все равно закрывается. Это его инстинкт, который он уже практически не контролирует. Так он защищается от боли, которую могут причинить другие люди. А с Рейвен все просто. Нам не надо ни о чем говорить — мы с ней очень легко можем настроится на одну волну. Мы выросли вместе и знаем друг о друге все. Практически все — мне же нельзя лезть в ее голову. Но вполне достаточно знать, что она чувствует. Как я соскучился по таким вечерам с сестрой! С ней всегда легче было переносить все невзгоды. Но последнее время мы стали видеться реже. В голове всплывает то время в самолете и в России, которое я провел в страхе, что Рейвен убита. Я не мог ни о чем другом думать, кроме как о ней. Сердце сжимается, и я крепче прижимаю к себе сестру. Я не смогу ее потерять. Я просто не выдержу этого.Эрик
— Eins, — Шоу с невозмутимым лицом сидит за письменным столом, смотрит на меня и целится из пистолета в маму. Я стою и всеми силами пытаюсь сдвинуть монетку со стола, чтобы предотвратить выстрел. Но ничего не выходит! Я не знаю, как мне получилось несколько часов назад согнуть железные ворота. Это вышло как-то само собой, и я не знаю, как это повторить. Как спасти маму. — Alles wird gut, — говорит мама. Как она могла такое говорить?! Она же знала, что у меня ничего не получится, и Шоу убьет ее! Сердце ускоряет ход. Оно набатом стучит в ушах, сопровождая слова Шоу: — Zwei. Я пытаюсь сдвинуть монету, которая не слушается меня. Она лежит. А мама повторяет дрожащим голосом. — Alles wird gut. Ну, давай! Я весь напрягаюсь, пытаюсь вложить все силы на то, чтобы эта чертова монета хотя бы на дюйм сдвинулась. Но она лежит. Я ее даже не чувствую по сравнению с воротами. — Drei, — последнюю цифру Шоу сопровождает выстрелом. Звук кажется оглушительно громким. Он словно проходит сквозь меня, заставляя меня содрогнуться всем телом. Сердце замирает. Я перестаю дышать Медленно поворачиваю голову и вижу, что моя мать мертва. Она лежит на полу. На лбу рана от пули. Глаза открыты, но уже ничего не видят. Она мертва… Мертва. Я чувствую такую невыносимую боль в груди, что, кажется, она разрывает меня изнутри. Она заполняет меня целиком и переливается в ярость и ненависть. Они переполняют меня, и я поддаюсь им — крушу все железо, что неожиданно стал чувствовать. Но это не помогает, боль остается… Я просыпаюсь. Рубашка от пота прилипла к телу. Щеки мокрые от слез, быстро их вытираю. Только во сне я не могу контролировать чувства. Они словно, накопившись за весь день, наваливаются на меня кошмарами во снах. Надо взять себя в руки. Это чувство боли только делает меня слабее. А мне этого не надо, если я хочу отомстить Шоу за все, что он мне и со мной сделал. А я отомщу, чтобы мне это не стоило. Он забрал у меня все, а я заберу у него жизнь. Я уже давно не могу простить себя за то, что не убил его еще тогда в кабинете. Я не знаю, почему не сделал этого, ведь солдат я убил, а его даже не тронул. А убил мою мать именно Шоу. Ярость тогда ослепила меня, и я просто вообще не думал о том, что делаю. Я выплескивал свои чувства, до полного бессилия. А когда понял, что мне надо убить Шоу, его уже не было рядом. Он потерял ко мне весь свой научный интерес и бросил с горой ученых, которые всячески издевались надо мной… Не к чему сейчас думать об этом. Эту ненависть надо сохранить для предстоящей битвы с Шоу. Умываюсь, переодеваюсь, заправляю кровать и ложусь на нее сверху. Мне удается взять себя в руки, и я закрываю глаза. Надо еще поспать, завтра я должен быть в хорошей форме… Только сейчас я замечаю, что все еще не чувствую Чарльза. Иногда, когда я просыпался от кошмаров, ощущение близости друга помогало быстрее взять себя в руки и почувствовать себя в безопасности, а сейчас я словно снова оказался одиноким мутантом, который ищет своего создателя, чтобы убить его. Который, каждый раз просыпаясь от кошмаров, говорил себе, что они пройдут, стоит ему только убить Шоу. Проходят несколько долгих минут, которые я потратил на то, чтобы привести мозг в более-менее сонное состояние, и меня снова обволакивает присутствие Чарльза. И вместе с ним его спокойствие и умиротворенность. Я хватаюсь за эти чувства, пытаясь впитать их в себя. Не знаю, где все это время пропадал друг, но я рад, что он вернулся — мне сразу удается полностью расслабиться и уснуть.