Чарльз
В лаборатории Хэнк весь погружен в работу — заканчивает последние штрихи в костюмах Шона и Алекса, и кажется, он занят еще чем-то, так как на пороге меня захлестывает волна воодушевления. И это странно. С кем бы из мутантов я не встречался после просмотра обращения Президента, — все напряжены и не могут отбросить от себя мысли о скорой борьбе с Шоу, а Хэнк похоже даже временно забыл о ней. Интересно… Мысли Хэнка, когда он в «научном возбуждении», я не читаю — в этом в состоянии его голове такой хаос из непонятных мне слов и алгоритмов, что я только путаюсь или просто ничего не понимаю. Мне легче поговорить с ученым, либо дождаться, когда его мозг придет в более понятное мне состояние. — Хэнк? Ученый отвлекается от своих изобретений и увидев меня озаряется счастливой улыбкой. Вот это уже совсем странно. Что могло так сильно осчастливить Хэнка, что он забыл о Шоу. — Что-то случилось? — Да! Мне наконец-то удалось синтезировать ее! — восклицает он, разворачивается и быстро подходит к столу, уставленному микроскопами и другими приборами для медицинских исследований. Берет с него небольшую открытую коробочку и подносит ко мне. В ней лежат два шприца, наполовину наполненные ярко-зеленой жидкостью. — Сыворотка? — Да. Хэнк смотрит на нее полными восхищения глазами и держит коробочку с таким трепетом, словно она пропадет у него на глазах, стоит ему сделать неверное движение. Он мне уже давно рассказал о своем плане — о составлении сыворотки при помощи клеток Рейвен, которая приведет их внешний вид к «нормальному». И я знаю, что Рейвен тоже хотела, чтобы Хэнк избавил ее от нужды скрывать свою истинную внешность. — И она работает? — Должна будет, — ученый отводит взгляд от шприцев и переводит на меня. — Я хотел сегодня испробовать ее… вместе с Рейвен? — Рейвен должна сама решить. У меня нет причин не доверять Хэнку — больше половины его изобретений срабатывали, и сыворотка тоже должна будет. Не думаю, что он рисковал бы своей жизнью и жизнью Рейвен, к которой неровно дышит, если бы не был уверен в сыворотке на все сто процентов. При этом Рейвен всю жизнь мечтала быть как все, и теперь у нее появится такая возможность — ей не надо будет прятаться от остальных. И я не могу пойти против ее воли, хотя я все-таки считаю, что ей стоит перестать комплексовать из-за своей настоящей внешности, так как среди мутантов она могла бы быть собой, как всегда была со мной. Но видимо должно пройти время, чтобы она поняла свою ценность и избавилась от комплексов. Поэтому я дам ей решать и не буду вмешиваться.***
Тренировка с Шоном и Алексом, законченная ободряющей речью, только сильнее меня выжила. Я всё не могу избавиться от напряжения. И это надоедает. Завтра тяжелый день. Я должен расслабиться и выспаться, чтобы быть полным сил — от этого многое зависит. Почему мне все еще кажется нереальной завтрашняя битва? Словно все это большой нескончаемый сон? Как можем мы — небольшая горстка мутантов — биться против Шоу и его соратников? Это так нереалистично и… Пора заканчивать с такими мыслями. Захожу в комнату, где мы чаще всего устраиваем общие собрания и на мгновение останавливаюсь на пороге от неожиданности — Эрик развалился в одном из кресел нашего «шахматного клуба» и потягивает что-то из бокала. Почему-то я не ожидал его сегодня увидеть, так как думал, что он не будет в настроении для игры. Но видимо, я ошибался и традиция вечерней шахматной партии непоколебима, ни при каких обстоятельствах. — Думал, ты уже не придешь. Если бы не мое желание опустошить отцовский бар, я наверное не пришел бы. Но говорить об этом Эрику не планирую. Наливаю себе в цилиндрическую кружку любимый отцовский коньяк и сажусь напротив Эрика. Фигуры поставлены, и все готово к игре. Которая может стать последней. Хватит! Прекрати накручивать себя Чарльз! Делаю небольшой глоток — алкоголь, оставляя приятный пряный привкус и чуть обжигая горло, согревает изнутри. Белые фигуры у меня — значит я делаю ход первым. И я хожу. Первые несколько ходов проходят в молчании и под пристальным взглядом Эрика. Он спокоен, но я ощущаю, что между нами стоит несказанный вопрос — что-то, что он не знает спрашивать у меня или нет. Может, думает, что эта тема глупая и ничего не поменяет. Или же наоборот — повлечет за собой неприятный разговор. Но этот вопрос пока его не особо волнует. Он просто следит за мной и за игрой, а я слежу за ним. — У тебя есть сомнения, Чарльз? — наконец звучит вопрос, я лишь вопросительно поднимаю брови, хотя понимаю о чем именно он говорит. — Насчет наших намерений на завтра. Сомнения. Сомнения-то есть, но чем они помогут — они мои вечные спутники, на каждый шаг моей жизни. Сомнения есть и уверенность, что мы поступаем правильно, тоже есть. И ее хватает. — Куба, Россия, Америка — Шоу все равно, — наклоняюсь и сдвигаю коня. — Он объявил войну человечеству и всем нам. Надо его остановить. — Я не собираюсь останавливать. Я убью его, — Эрик особенно выделяет последние слова, словно хочет впечатать их в мою голову. Передвигает ферзя и продолжает: — Надеюсь, ты мне это позволишь? Я не отвечаю. Только наклоняюсь к шахматной доске, делая вид, что продумываю дальнейший ход. Вот для чего он начал этот разговор: узнать буду ли я мешать его мести или нет. Для него все просто — смерть Шоу обеспечит его спокойным существованием, чувством, что он исполнил свой долг и отомстил за смерть матери и свои муки. Но он ошибается — от этого ему легче не станет. А вот смогу ли я дать ему убить Шоу? Отчего-то эта мысль заставляет меня усмехнуться. Разве Эрик будет спрашивать? И разве мне решать достоин Шоу смерти или нет? — Ты всегда знал, почему я здесь, Чарльз, — неправильно поняв мою усмешку, продолжает Эрик. — Но все изменилось. Все началось, как тайная операция, но завтра все узнают, что мутанты существуют. Шоу или мы — они не будут разбираться. Они будут боятся нас, и страх перейдет в ненависть. — Нет, если остановить войну. Если остановить Шоу, рискуя нашими жизнями ради них. — Они бы сделали это ради нас? — У нас есть потенциал, чтобы быть лучше. — Мы уже лучше, — он не понимает меня. Может, я говорю не так, а может, он просто не хочет слышать меня, но он продолжает тянуть свое, все больше раздражаясь, что я его не поддерживаю: — Мы более высокая ступень эволюции — это твои слова… — Нет! Эти написанные в дипломе слова, каждый понимает как ему заблагоразумится, кто-то как оскорбление, а кто-то как призыв сражаться с обычными людьми. Хотя я просто констатировал факт, что мы более высокая ступень эволюции, но видимо следовало приписать, что это не повод грызть друг другу глотки или сравнивать, кто круче. Но сейчас доказывать что-то Эрику бесполезно — то, что я его перебил, его еще больше распалило. — Ты правда такой наивный?! Думаешь, нам позволят жить спокойно среди людей? Или это высокомерие? Последний вопрос привлекает мой взгляд. Высокомерие? — Что прости? Но он не объясняет свое предположение, видимо ему хотелось привлечь обратно мой взгляд, ведь, ему постоянно надо видеть глаза собеседника, чтобы знать, что тот чувствует или думает. Либо он серьезно считает, что мои слова сказаны только из-за моего высокомерия? — Когда все закончиться, они повернут свое оружие против нас, потому что не все люди такие как Мойра. — Думаешь, что они все как Шоу? Эрик никак не возражает. Он уверен, что возможно они не настолько плохи как Шоу, но они точно не все так хороши, как Мойра, — они не примут нас. Но и сейчас этот вопрос не самый главный. Если мы будем продолжать спорить на эту тему, то мы отойдем от самой важной проблемы — Шоу. — Друг мой, слушай меня внимательно, — я чуть наклоняюсь вперед и, пристально смотря ему в глаза, говорю то, что крутится в моей голове уже очень долго: — убийство Шоу не принесет тебе мира. Его взгляд не меняется, и я только ощущаю легкую волну ненависти к Шоу, поднявшуюся внутри него. — Мир никогда не был моей целью. От этого ответа горло сжимается. Я знаю, что эти слова порождены ненавистью и раздражением, но они все равно повисают в воздухе, как нечто совершенно чужое и ненужное, и давящее на нас. Ведь мы оба прекрасно знаем, что его целью всегда был именно мир. Но спорить уже нет смысла, — может, сейчас Эрик не сумеет выстроить ту стену, что прикрывала его раньше от меня, но он легко сможет отстраниться, прикрыться своим равнодушием. Когда я возвращаю взгляд на шахматную доску, то вижу, что Эрик уже поставил мне мат.Эрик
Чарльз не начал спорить или что-то доказывать — он просто собрал шахматы, пожелал мне доброй ночи и ушел. Я видел, что он со мной не согласен, я даже чувствовал это, но он решил ничего мне не доказывать. Может, это и к лучшему, но сейчас я чувствую себя раздраженным и почему-то виноватым, что меня еще больше раздражает. «Мир никогда не был моей целью» — это же так. Почему Чарльз воспринял эти слова, как ложь? Почему я воспринял их также? Я стремился убить Шоу ради мести за мою мать — всегда. Я не хотел спокойствия и мира, хотя возможно знал, что они будут приятным бонусом к моей цели. Или я все же хотел больше мира? И что?! Даже если так, это не изменит моей цели — я убью Шоу! Я резко открываю дверь в свою комнату и на мгновение замираю от неожиданности. Рейвен? Она лежит на моей кровати лицом ко мне, приподнявшись на одном локте. Из-под одеяла выглядывают голые плечи, выдающие ее наготу. До меня не сразу доходят ее намерения — так как я все еще злюсь, то ли на себя, то ли на Чарльза. — О, — наконец беру себя в руки и захожу в комнату, закрывая дверь. — Вот это сюрприз. — Надеюсь, приятный. Почему она здесь? Я уверен, что сегодня днем она все еще была по уши влюблена в Хэнка, а теперь она здесь. Неужели она хочет снять напряжение перед сном? Странно, и все снова упирается в Хэнка. Неужели тот струсил? Или они поссорились? И Рейвен решила променять его на меня. Бред полный! На Рейвен это не похоже. Или же я плохо знаю сестру Чарльза. — Уходи, Рейвен. Я хочу спать, — бросаю ей и подхожу к небольшому столику, на котором уже давно устроилась бутылка виски и наливаю его себе в кружку. Мне надо напиться до отключки, и тогда сон придет сразу без всяких лишних мыслей. Добавляю: — Может, через пару лет. — А сейчас? — голос поменялся — стал более глубоким и взрослым. Я поворачиваюсь. Рейвен изменила свой возраст на более чем пять лет — теперь она выглядит как привлекательная зрелая женщина примерно моего возраста. Сколько раз я ей говорил, что она мне нравится именно ее настоящая внешность, но она словно не слышит меня — не верит, что такое вообще возможно. Поэтому я просто поддаюсь очередному порыву показать ей, что она прекрасна без изменения своей внешности. — Предпочитаю настоящую Рейвен, — говорю я, и девушка возвращается в свой прежний облик. — Я сказал, настоящую Рейвен. Только сейчас она понимает, про что именно я говорю, и медленно меняется на глазах, обретая свой истинный вид, от которого у меня уже привычно замирает сердце. — Совершенство. Она не ожидала услышать такие слова — сначала смущается от неожиданности комплимента, а затем от стыда, преследующего ее всю жизнь. — Ты подашь мне халат? — ее голос ломается на последнем слове. — Он тебе не нужен, — подхожу к ней и сажусь рядом. Вблизи ее кожа кажется темнее, глаза ярче и узоры на ее теле приобретают более явные черты и обретают невиданные ранее детали. — Когда смотришь на тигра, разве хочется его прикрыть? Я ей улыбаюсь, и она отвечает тем же, загипнотизированная моим взглядом. Она все еще не верит, что с такой внешностью она может кому-то нравится. — Нет, но… — Ты изысканное создание, Рейвен. Всю твою жизнь мир пытался приручить тебя — пора стать свободной. Я наклоняюсь и легко касаюсь ее губ. Я не ожидал ответа, но он последовал сразу же, разжигая желание и что-то новое и тёплое посреди груди. Этот поцелуй отличается прошлых — он особенный. Может, из-за того что Рейвен особенная? Провожу рукой по ее мягкой коже, начиная от шеи, обводя подушечками пальцами узоры на ее коже, прохожу от ключицы к плечу… и понимаю, что сейчас не время заходить дальше поцелуя. Хотя желание тянет. Но я не знаю, что заставило Рейвен придти сюда. И не хочу пользоваться ее временной слабостью — надо дать ей время подумать.Чарльз
После разговора с Эриком напряжение не упало, а только еще больше выросло и вместе с ним желание напиться до помрачения разума. Ближайшая к моей комната, где может быть хоть немного алкоголя — кухня, поэтому я зарываюсь в холодильник, как только оказываюсь там, в поисках открытого вина. Все-таки пить много мне нельзя, так как при большом количестве алкоголя я теряю контроль над мозгом, и в мою голову заселяется гора ненужных мне чужих мыслей, так что вино сойдет. — Иногда я думаю, какая бы у меня была жизнь, если бы ты не обнаружил меня тогда ночью, — раздается голос Рейвен со стороны двери, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности. — Прости, что? — хватаю с нижней полки бутылку вина, поворачиваюсь к сестре. И замечаю, что она голая! — О Господи, Рейвен! Где твоя одежда? Сейчас же надень что-нибудь, — быстро говорю, пытаясь на нее не смотреть. И хотя Рейвен в своем естественном виде, я все равно чувствую дискомфорт, когда она не одета. — Тогда ты сказал совсем другое — домашние питомцы милее, когда они маленькие, — она садится за стол прикрываясь им и сложенными перед собой руками. Наконец давая мне собраться с мыслями и откинуть дискомфорт подальше. Все-таки она же не голая по обычным человеческим параметрам? На ней словно плотно облегающий все тело костюм… Но меня это не успокаивает. Я же знаю, что это не костюм. Я вырос с ней в ее естественном виде и для меня она голая, даже если сторонний наблюдатель скажет, что если сравнивать с обычным человеком, это не так. Для меня так. — Послушай, не знаю, что на тебя нашло. Я думал у тебя будет хорошее настроение. Хэнк сказал, что нашел решение твоей косметической проблемы… Я сажусь напротив и понимаю, что это не то, что она имела в виду — Рейвен молча пристально смотрит на меня и это начинает напрягать. Я ее не так понял. — Ты сама скажешь или мне прочитать твои мысли? — Ты обещал мне не делать этого. — Я и не делал. Просто раньше я всегда знал о чем ты думаешь. Например, не ходишь голая по кухне. Мои слова только выводят ее из себя. — Знаешь, Чарльз, я раньше думала, что мы будем вместе против всего мира! Но каким бы мерзким он не становился, ты не пойдешь против него! Ты хочешь быть его частью, — она вскакивает и быстро выходит из комнаты, не давая мне ответить. Как это похоже на слова Эрика. Но Рейвен снова завела этот разговор из-за своей внешности, только что-то поменялось, и я не успел уловить, что именно. Возможно, она наконец-то поняла, что надо перестать комплексовать из-за своей внешности, но тогда почему она пришла ко мне с упреками, разве я ей не говорил, что она особенная? И разве Хэнк не собирался вместе с Рейвен испробовать сыворотку сегодня вечером? Что случилось? Черт, Шоу, Эрик, а теперь еще и Рейвен. Видимо сегодня для меня не самый удачный день. Открываю бутылку и особо не церемонясь пью прямо из горла. Хочется все послать и забыться в алкогольном опьянении. Но так проблемы не уйдут. Поэтому я просто допиваю вино и возвращаюсь в свою комнату. Меня ждет долгая ночь.Эрик
Монета в моих руках приятно нагревается. Я ощущаю, как от нее исходят волны, которые исходят только от железа. Они позволяют мне делать с ним все что угодно — гнуть, рвать, мять или поднимать в воздух. Оно послушное в моих руках, как разогревшийся пластилин. Поднимаю взгляд на Шоу. Вот он — решающий момент. Я могу наконец-то сделать то, ради чего потратил свою жизнь. Я убью его. Монета послушно поднимается в воздух. Шоу чему-то довольно улыбается, чуть напрягая меня, но только чуть— он всегда был сумасшедшим. Монета приближается к нему все ближе и ближе. И я получаю удовольствие от осознания того, что он видит, как смерть мучительно долго подходит к нему и как… — Эрик, стой! Ты не должен этого делать! — Чарльз врывается в комнату охватывая меня своим присутствием. — Он убил мою мать, Чарльз! — Убив его ты ничего не исправишь. Все станет только хуже. Смерть Шоу тебе не поможет. Я не знаю, что заставляет меня послушать Чарльза и убрать монету, но этот шаг был неосмотрительным. Шоу в одно мгновение откуда-то выхватывает пистолет и выстреливает в голову телепата. — Не стоило медлить Эрик, — говорит он с улыбкой. — Ты должен был знать, что я единственный, кто может уничтожить твою жизнь в одно мгновение. Чарльз падает, и из маленькой ранки в его голове тонкой струйкой бежит кровь. Глаза открыты и смотрят пустым невидящим взглядом. И мне хочется пустить пулю в свою голову лишь бы не видеть этого. Убью Шоу! Резко разворачиваюсь в его сторону, но его уже нет. И я наконец просыпаюсь. Простыни промокли и прилипли к спине, и я сдираю их с кровати и кидаю на пол. Чертовы кошмары! Протираю лицо ладонями и ложусь на голый матрас. Но на этот раз этот сон несет за собой верный подтекст — если я не убью Шоу, то он убьет или замучает кого-нибудь из родных мне людей. Поэтому мне нельзя дать Чарльзу помешать мне или засомневаться — нельзя подпускать к своей голове. Но я не смогу этого сделать. Последнее время я сам цепляюсь за присутствие друга рядом, как я смогу отстраниться в важный момент моей жизни? И даже если получится, есть возможность, что телепат нарушит свое обещание и остановит меня насильно, или залезет в голову и начнет убеждать меня так, что я не избавлюсь от него. Я знаю, что друг заботится о мне и о том, чтобы у меня все было хорошо, но я тоже думаю не только о мести, а о том, чтобы избавить мир от такого сумасшедшего социопата, как Шоу. Поэтому мне просто надо каким-то образом не пустить Чарльза в свою голову до того времени, как Шоу будет мертв и все наши проблемы уйдут. Не пустить в голову… Только как? Шлем! Точно шлем Шоу. Если я каким-то образом добуду его во время битвы с Шоу, то есть сниму его, то Чарльз не помешает мне! Он, конечно, будет недоволен этим, но после поймет, что так было нужно. Что я не мог рисковать. Да и тогда это уже будет не важно, так как у нас будут проблемы пострашнее шлема, я уверен — люди не смогут дать нам просто существовать. И начнется другая война.