Чарльз
Хэнк, Алекс и Шон позаботились о том, чтобы мне легче было приспособиться к своему новому положению. Теперь в моей комнате все полки опущены и их содержимое лежит не выше, чем я могу дотянуться. К стенам ванной прикреплены поручни. Все пороги на первом этаже, которые хоть как-то выступали, приравнены к полу. И все же несмотря на все изменения, мне очень трудно адаптироваться к новому образу жизни. Мне тяжело управлять инвалидной коляской, хотя мне не надо прикладывать для этого никаких усилий, так как она с электроприводом. Я продолжаю врезаться в стены и мебель и не могу попасть на другие этажи без чьей-либо помощи. А чтобы сделать элементарные действия, такие как самостоятельно одеться, помыться, справить нужду, мне надо затратить гораздо больше энергии и времени, чем раньше. Иногда просто не хочется подниматься с кровати, чтобы снова проходить через все это. Мне надоело постоянно зависеть от кого-то, или на обычное надевание брюк тратить ужасно огромное количество времени и сил… Но самое ужасное, что каждое утро я просыпаюсь с невыносимым желанием просто хоть раз снова почувствовать ноги. Хоть на минуту, на мгновение. Хочется снова встать и пройтись по комнате. Почувствовать, как напрягаются мышцы, как прикасается ткань одежды к коже, как сжимают стопы ботинки. Просто почувствовать… Но я знаю, что этого никогда не произойдет. И мне надо смириться. Найти способ жить дальше. Реабилитироваться. Но желание никуда не пропадает. Мы приехали обратно в особняк два дня назад. Сразу после того, как меня выписали. Точнее, я выписался сам, так как видел в головах медицинского персонала, что мне лгут о моем состоянии из-за поступившего приказа меня не отпускать. Поэтому мы ушли. Или сбежали. В мой особняк, так как это единственное место до которого правительство еще не добралось. Про которое еще не знает. Тут они перестанут постоянно напоминать о себе, своими просьбами и требованиями. Тут я смогу разобраться со всем без напряжения с их стороны. Но, к сожалению, у меня не так много времени. Из-за Мойры. Я знаю, что она еще не выдавала нашего местоположения ни тогда, когда мы с Эриком тренировали здесь мутантов, ни сейчас. Но я уверен, что правительство в конце концов потребует от нее отчёт. И либо она скажет, где я, либо ее уволят или еще хуже выдвинут против нее обвинение в измене государству или в чем-то подобном. И я не знаю, как решить эту проблему. Если бы здесь жили только я и другие члены команды, то ни к чему было бы скрывать наше местоположение. Но проблема в другом. Я решил осуществить свой план: я решил обосновать здесь академию для мутантов. Я понял, что если я хочу жить дальше, то я должен это сделать. Я обязан делать хоть что-то. И университет оказался самым верным решением. Ведь мне нравится преподавать. Я это осознал уже давно, когда обучал Шона, Алекса и… и я смогу делать это без ног. А если я не сделаю… моя жизнь станет бесполезной. Вот почему мне надо оградить особняк от государства. Хотя бы на время. Пока они не остынут, и инцидент на Кубе не уйдет на задний план. До тех пор пока правительство не начнет принимать мутантов, а не искать способы от них избавиться. И мутантам не надо будет бояться за свою жизнь. Но при этом я не могу рисковать Мойрой. И как это сделать, я не знаю. Я уже объявил всем, что собираюсь создать академию. Больше всех загорелся Хэнк, ведь ему предстояло создать Церебро. Шон и Алекс не сразу приняли мою идею. Они решили, что станут лишними, и им придется уйти. Но мне удалось убедить их, что они достаточно готовы, чтобы стать моими главными помощниками в организации помещений, сборе мутантов и даже в преподавании. А Мойра просто была рада, что я не падаю духом и двигаюсь дальше, но все равно я снова почувствовал этот груз, лежащий на ней. Ее вызывают, и она должна будет предстать перед главами ЦРУ.Эрик
Мы пережидали две недели, так как решили не начинать действовать до того, как правительство предпримет какие-либо действия против нас. Но и ждали мы не сложа руки, мы составляли план по освобождению Эммы и следили за ЦРУ. Азазель и я несколько раз телепортировались в кабинет Директора ЦРУ и искали информацию — читали отчеты, списки, доклады и другие документы. В основном все они были про мутантов, так как после происшествия на Кубе все всполошились, и этот вопрос стал бельмом на глазу не только США, но и СССР. При этом никакие действия еще не предпринимались, только совещания, волнения и тревоги. Но зато я с уверенностью могу сказать, что среди всех мутантов я стал преступником номер один, и ЦРУ прикладывает все силы, чтобы найти меня. Каждый раз, когда я встречаюсь с отчетами, связанными со мной, становится смешно. То, как они излагают свои действия, попытки и операции. Или же как описывают мой социально-психологический портрет, остальным агентам. Например: «Пережив психологическую травму в детстве, он страдает нервно-психической неустойчивостью, жестокостью и апатией» — «жестокостью» выделено особенно жирным шрифтом. Или рекомендации: «Его мутация заключается в управлении металлами, так что при встрече с ним, категорически воспрещается подходить к нему, как-либо контактировать или самостоятельно вступать в борьбу. Если увидите Эрика Леншерра, следует принять следующие меры: свяжитесь с начальником Отдела по мутантам ЦРУ, передайте его местоположение и ожидайте дальнейших указаний.» И так далее и тому подобное. И кто придумывает эти шедевры? И с чьих слов? На очередном рейде я натыкаюсь на несколько недавно привезенных досье о мне, Алексе, Хэнке и Шоне, и чуть в стороне замечаю папку с именем Чарльза, гораздо толще наших. Она сразу же примагничивает взгляд. Я стою, смотрю на нее, не решаясь открыть. У меня появилась возможность узнать, что происходит с телепатом, но при этом я не знаю прорвет ли эта информация недавно восстановленную плотину или нет. Но я должен знать. Обязан. Если я сейчас не посмотрю и не узнаю все, то… Несмотря на предостерегающие меня чувства, я открываю папку. Сначала идут все данные о телепате: имя, возраст, пол, имена родителей, образование и мутация. Затем его научные работы — несколько длинных статей, пара промежуточных и выпускная работы. Последнюю я уже давно успел частично прочитать, стащив у агента Слоутона. Любопытное чтиво про мутантов. Жаль, что не успел дочитать. Следующие документы: составленный Слоутоном социально-психологический портрет Чарльза и такой же, написанный Мойрой. И вот, наконец, копия медицинской карты. Я не сразу заставляю себя ее прочитать. Я знаю, что моя реакция на записи может быть непредсказуемой. Это сейчас я спокоен. А что будет, когда я узнаю диагноз? Но мне надо его узнать. И я это сделаю. Я быстро пробегаю карту глазами, и сердце замирает. «Поврежден ствол седалищного нерва». «Необратимый паралич ног». Паралич? Внутри неприятно кольнуло. Чарльз больше не сможет ходить? Я еще раз читаю диагноз. Внутренности скручивает до тошноты. Чего ты так разволновался, Эрик? Возьми себя в руки. Забыл, что вы больше не друзья? Ты должен был уже перестать так о нем беспокоится. Я знаю, что должен. Но это не так просто. Я снова и снова прочитываю написанные кривым почерком слова врача: «Необратимый паралич ног». И они словно прожигают дыру в моей плотине. — Все нормально, Магнито? — бросает Азазель с другого конца комнаты, помогая мне взять себя в руки. Отрываю взгляд от текста и спокойно киваю ему. Некогда сейчас думать об этом. Соберись! Возвращаюсь к досье. Пролистав до конца медицинскую карту с записями о психическом состоянии Чарльза, на слова которых я пытаюсь не обращать внимания, я натыкаюсь на чертеж Церебро и ее описание, составленное убористым почерком Хэнка. И в самом конце небольшой отчёт уже самого Директора ЦРУ, отмеченный сегодняшней датой: «Для предотвращения направленных против правительства действий мутантов, мной были предприняты четыре попытки привлечь Чарльза Ксавье к дальнейшему сотрудничеству с ЦРУ. Я приводил всевозможные аргументы, но все они были отвергнуты резким и неподобающим образом. Я проявил настойчивость, так как его мутация является ценным ресурсом для Соединенных Штатов Америки не только как оружие, но и как инструмент, при помощи которого мы сможем найти остальных мутантов. Но мне так и не удалось его убедить. Два дня назад 10 ноября 1962 года Чарльз Ксавье самостоятельно выписался из госпиталя Маунт-Синай, и скрылся, вместе с Хэнком Маккоем, Алексом Саммерсом, Шоном Кэссиди и нашим агентом Мойрой МакТаггерт. Велика вероятность, что он воспользовался своей мутацией, так как агенты и медицинский персонал не помнят, как Чарльз Ксавье вышел из госпиталя и в каком направлении скрылся. Нами были предприняты все меры, чтобы его найти, но они не привели ни к какому результату. 11 ноября агент МакТаггерт вышла на связь. Ей был дан приказ вернуться с отчетом к 13 ноября 1962 года. В 9:00 13 ноября 1962 года пройдет собрание, где будут предприняты меры для выяснения информации о местоположении Чарльза Ксавье». Каждое слово документа невыносимо раздражает. Они вообще не относятся к Чарльзу как к человеку! Видят только его мутацию и ее потенциал! Как они должны были достать Чарльза, что он сбежал от них! Но почему он не согласился с ними сотрудничать? Разве он не желал любой ценой остановить меня? От воспоминаний, нахлынувших на меня, сердце сжимается до боли. Черт, Эрик! Соберись! Ты снова потерял контроль над собой! Не ради тебя он старается, а ради Рейвен! Она же с тобой, и он не хочет ей рисковать. Верно. Верно, как всегда. Но все равно они теперь ищут Чарльза, чтобы он нашел нас. И мы не должны дать им такую возможность. Пора действовать. Привлечем их внимание к нам. Теперь я определился с точным временем операции по освобождению Эммы.Чарльз
Решение пришло неожиданно и окончательно. Я должен отпустить Мойру, когда она уедет. Отпустить навсегда. Я должен сделать это, если не хочу рисковать ею и созданием академии. Должен стереть ей память. Тогда агенты ЦРУ не смогут обвинить ее в сокрытии важной информации, и, возможно, она сохранит любимую работу. Я знаю, как тяжело ей было пробиваться на эту должность. Она терпела оскорбления и обиды со стороны коллег, работала целыми днями до истощения, и сейчас она может все это потерять, если я ее не отпущу. От этих мыслей становится невыносимо больно и хочется кричать до бессилия. Я ненавижу себя за это. За то, что не могу найти другого пути. Алекс и Шон помогают Хэнку в выгрузке материалов для постройки Церебро. Я смотрю на них, и мне хочется сказать о своем намерении. Поделиться с кем-нибудь, чтобы меня отговорили или поддержали. Но я не могу. На них и так вечным грузом повис я, так еще и в проблемы свои путать? Нет. Да и ни к чему им это, они не поймут. Мне просто надо осуществить задуманное и все. Но почему именно это?! Я не хочу ее отпускать! Я ее люблю! Я не хочу. Но должен… — Привет, — я ощущаю руку Мойры на плече и от неожиданности вздрагиваю. Пожалуйста уйди. Сердце сжимается. Сделай это. Не хочу. — Привет, — встречаюсь с ее взглядом, и внутренности сжимаются. Почему нет другого выхода? — Прогуляемся? — Конечно, — девушка улыбается и берется за ручки инвалидной коляски. Мы выезжаем в сад. Погода, как назло, не соответствует моему настроению. Солнце ярко освещает начинающие увядать траву и листву на деревьях и греет кожу. Иногда легкий ветерок пробегает по земле, легонько задев лицо и волосы. Такой прекрасный день нельзя портить расставаниями. Все должно быть по-другому! Но все будет именно так… — И сколько ты планируешь разместить здесь студентов, как только откроется академия? — возвращает меня в реальность Мойра. — Всех, кого смогу принять. Возможно, больше. Она останавливается и встает напротив. Я смотрю на нее и чувствую ее согревающие чувства ко мне и давящие эмоции от предстоящей встречи с главами ЦРУ. — Знаешь, — произносит Мойра. — Когда-нибудь правительство осознает, как им повезло, что Профессор Икс был на их стороне. Она тоже прощается. Она знает, что если ничего не скажет о нас Директору, ее просто так не отпустят. Но она всей душой желает мне помочь, несмотря ни на что. — Теперь я настоящий профессор, не правда ли? — зачем-то тяну с прощанием и с задуманным. На что я надеюсь? Не знаю. — Оглянуться не успеешь, как я стану лысым. Она усмехается. Я не хочу! Соберись! Хорошо. И я произношу то, что не считаю правдой: — Мы по прежнему на стороне правительства, Мойра. Мы по-прежнему агенты ЦРУ. Только без удостоверений. Зачем? Ты же и так знаешь ответ. Зачем мучить себя? Да, затем! Мне надо услышать это от Мойры! Пусть она сама скажет. — Нет, — отвечает девушка, подтверждая мои мысли, и печально улыбается. — Теперь вы сами по себе. И это лучше. Вы… «Люди Икс». Машинально усмехаюсь. Почему так сложно? Почему я тяну? Почему нет другого выхода? Я не хочу расставаться с еще одним дорогим мне человеком. Я не хочу, чтобы она забывала меня. Перестала любить. И ушла. Не хочу! Но если я не сделаю этого, то не смогу создать университет, который сможет улучшить жизни многим мутантам. Я подвергну риску счастливую жизнь самой Мойры. Я обязан. Забудь про себя Чарльз. — Да, мне нравится это название… — все, давай. — Мойра, анонимность станет для нас первой линией обороны. — Я знаю, — она наклоняется и ее лицо оказывается на уровне моего. Сколько любви в ее прекрасных глазах. И сколько боли от этого. — Пусть мне угрожают всем, чем угодно, Чарльз. Я никому не скажу, где вы находитесь. Никогда. — Конечно, не скажешь. Я знаю. И поэтому я сделаю это. Я наклоняюсь и целую ее. Она не ожидала этого, но отвечает. Вкус ее губ, нежность кожи, последнее сплетение наших чувств я запоминаю детально. К горлу подкатывается комок. Прости меня. Я прикладываю пальцы к виску и стираю ей часть воспоминаний. Наш переезд в особняк, после возвращения из России. Прогулку. Поцелуи. Неловкие или нежные встречи. Происшествие на Кубе. Госпиталь. И последние дни в особняке. Все, что произошло после разрушения Шоу отдела. Теперь осталось заставить ее уйти. И я заставляю. Мойра отходит от меня, проведя по мне пустым не узнающим взглядом, и уходит. Когда она окажется на собрании, она ничего не вспомнит даже того, как доехала. Я провожаю ее взглядом, пока она не скрывается за поворотом. И внутри не осталось ничего. Даже боль исчезла. Просто пустота, затягивающая своей бесконечностью и пугающая своей масштабностью. Мойра ушла. Никогда больше не будет она думать о мне так, как раньше. Я исчез из ее жизни. И я сам это сделал. Я знал, что это правильно. Но почему так тошно? Почему хочется все вернуть? Почему хочется лечь и больше не подниматься, пока смерть не заберет меня? — Профессор?! — голос Хэнка резко прорезает тишину, возвращая меня в реальность. Он подбегает ко мне и замирает. — Вы плачете… — его голос становится притихшим и настороженным, он окидывает взглядом сад вокруг. — Где Мойра? — Ушла, — голос дрожит, а боль возвращается. Вся боль, что накопилась за последние дни. Я вытираю ладонями слезы, которые даже не заметил. Она ушла. Ученый отводит взгляд. — Мне жаль… Жаль… А что бы сказал Эрик? Эрик?! Почему я подумал о нем?! Сейчас? Какое мне дело, что бы он сказал? Да разве нужно было бы отпускать ее если бы не он? Разве вся эта боль не из-за него?! Правительство не ополчилось бы против мутантов, если бы он не решил отомстить им за выпущенные ракеты. Из-за него мне пришлось отпустить Мойру! И Рейвен! Из-за него я не могу ходить! Так какое мне дело до того, что бы он сказал?! Ненависть к Эрику заменяет боль так резко, что пугает меня. Я никогда не чувствовал ни к кому такой ненависти — слепой и безрассудной. Лучше не думать о нем. Я беру себя в руки, но злоба продолжает теплиться в груди жарким углем. И отвечаю Хэнку, слишком сухо и спокойно: — Мне тоже.Эрик
Мы телепортируемся в отдел ЦРУ в цокольный этаж. Охрана от неожиданности не сразу понимает, кто мы и откуда, и Риптайд не дает им сообразить. Он создаёт торнадо, и оно с грохотом сотрясает дом, сметает с пути агентов и исчезает. Мне нравится, как работает старая команда Шоу. Быстро и профессионально. Их сложно застать врасплох. Когда в коридоре не остается никого, кто может дать отпор, наступает моя очередь действовать. Я срываю дверь камеры. Наши действия сопровождаются оглушающим шумом. Так даже лучше. Пусть перепугаются. Они правильно делали, что боялись меня. Теперь пусть боятся всех. Так должно быть. Мы мутанты, и мы сильней. Мы лучше их. Я захожу в камеру. Эмма уже превратилась в алмазную. Стоит, готовая вступить со мной в бой. Неужели все еще боится меня? — Я знаю, у нас были разногласия, — произношу, оглядывая ее блестящую кожу. — Где твой друг, телепат? Почему именно этот вопрос? Неужели думает, что я пришел убить ее, а так как прошлый раз ее спас Чарльз, то и сейчас поможет? — Ушел. Оставив в моей жизни небольшую брешь, если говорить откровенно. Надеюсь, ты ее восполнишь, — мне удается говорить о Чарльзе с таким равнодушием, что я сам удивляюсь. Ведь каждое упоминание о нем до этого вызывало воспоминания, причиняющие боль. А сейчас, мне словно что-то помогает собраться. Неужели шлем? Ведь я тоже был спокоен, когда первый раз надел его. Я и не думал, что он на меня так действует. Я надел его, чтобы Эмма не могла залезть мне в голову, а оказывается мне в нем легче. Легче быть Магнито. Надо собраться. Сейчас у меня другая проблема. Забудь о Чарльзе! Я перевожу взгляд на команду, чтобы доказать телепатке, что мы заодно, и что мне можно доверять. Она следует моему примеру и обводит глазами группу, особенно задержав взгляд на Азазеле. — Присоединяйся к нам. Эмма возвращает взгляд обратно на меня, и ее тело приобретает свой обычный вид. — Эрик, если я не ошибаюсь? — сладко улыбается. Нет. Эрик был другим человеком. Он рисковал, привязываясь к людям. Он был наивен. Он был маленьким мальчиком, потерявшим мать и друга. Он был другим. И его больше нет. Он остался вместе с Чарльзом и его убеждениями. — Мне больше нравится… Магнито.