Ты не один

      Капля ударяется о воду, смешивается с ней и создает легкую рябь, кольцами расходящуюся по поверхности озера и теряющуюся в слишком огромных для нее просторах.       Я также теряюсь в этом шуме. Постоянном. Бесконечном. Ужасно громком и ярком.       Сжимаю виски и прослеживаю, как очередная капля падает в озеро.       Эти мысли — мысли других людей, вырвались из-под моего контроля. Но не сразу. Я пытался держать себя в руках, пытался сдерживать их. И мне получалось. Но недолго. Они начали приходить тогда, когда я больше всего был беззащитен. По ночам…       Когда я узнал, что Эрик пробрался в отдел ЦРУ и, что с ним была Рейвен, во мне что-то окончательно надломилось. Я наконец целиком осознал, что я сделал, отпустив сестру. Я совершил ужасную ошибку, доверив Рейвен жестокому, мстительному человеку. Который ради цели готов сделать что угодно, даже убить тысячи невинных людей. Я был уверен, что Эрик превратит ее в себя. Я продолжил создавать академию. Думал, что как только Хэнк сделает Церебро, я найду ее и верну.       Прошел месяц. Университет был готов. Церебро построено. И об Эрике и Рейвен никаких вестей. Моя жизнь только начала налаживаться, я снова начал ощущать елеуловимое удовольствие от того, что делаю. И мне не хотелось снова раскрывать раны. Мне надоело чувствовать постоянную боль в груди. Да и они ничего не натворили за это время. Я подумал, что возможно они решили начать жить нормальной жизнью.       Я знал, что это ложь, но решил остановиться на ней. С ней было легче перестать постоянно думать о них…       Вода отражает сплошное серое небо, она спокойная и темная, только иногда несколько капель нарушает ее идеально гладкую поверхность. Снова, стекая по листу дерева, маленькая частица воды собирает другие и, набрав вес, падает в озеро, пустив по ее глади круги.       Все было прекрасно. Дела в университете шли все лучше и лучше. Количество учеников увеличилось в геометрической прогрессии. Мне даже удалось наладить связь с правительством и получить разрешение на создание образовательного учреждения. Конечно, они так и не узнали для кого именно.       Я настолько углубился в университетские дела, что Рейвен и Эрик ушли на второй план. И только, когда я видел репортажи о терроризме, мысли о них неожиданно всплывали, охватывая меня тупой болью в груди. Я выяснял все факты о террористической атаке и только убедившись, что это не они, я успокаивался.       Они не появлялись до двадцать второго ноября тысяча девятьсот шестьдесят третьего года. Прошел год, но когда я увидел его лицо на экране, внутренности сжало, ком подкатил к горлу.       Эрик. Его фотография.       Я не сразу понял, о чем говорит диктор. Смотрел на фотографию бывшего друга, отмечая все новые морщинки, привычный холодный взгляд и упрямо сжатые губы. Почему мне так больно от одного взгляда на него? Фотография сменилась кадрами черной машины, крови и словами: «Президента не удалось спасти. Его убийство стало трагедией не только…»       Он убил Президента!       Не может быть. Эрик ничего не предпринимал все это время, потому что планировал убийство Кеннеди? Я не мог поверить в это. Но хуже всего, что я мог предотвратить убийство, если бы нашел их заранее. Но жалеть было поздно. Эрик в Пентагоне. И Рейвен все еще где-то с его командой. Возможно, продумывает план по его освобождению. И искать ее не было смысла. Она прожила год с Эриком. Она ни разу не связалась со мной. И она была с ним заодно. Я в этом уверен. Они планировали убийство президента вместе.       Судебные разбирательства насчет дела Эрика проходили в полной секретности, так как правительство не было готово раскрывать миру тайну о мутантах. Эрик был обвинен в убийстве Кеннеди, так как его словил на месте преступления один из агентов, защищавших президента. Он как раз успел вырубить мутанта до того, как тот сбежал, но не успел спасти Кеннеди. Эрик был приговорен к пожизненному заключению. И когда я узнал об этом из головы судьи, я почувствовал до противного сильные чувства облегчения и удовлетворения. Больше он никому не навредит. Но было уже поздно, он навредил мне…       Проносится лёгкий ветерок, поднимая мелкую рябь, пряча тонкие круги от очередной капли. Беру с лавочки старый засохший, чуть влажный после дождя лист и машинально ломаю его с тихим приятным звуком, который никак не может пробиться через шум множества голосов. Голосов боли и страха. Голосов безнадежности.       Все началось со снов. Я стал вновь и вновь переживать сначала смерть Шоу от руки Эрика, а затем свою. Каждую ночь он стоял то направив дуло пистолета, то монету в мою голову с полными пустотой глазами. С холодной ненавистью. Иногда к нему присоединялась Рейвен с тем же взглядом. Она вставала за его спиной и смотрела на меня. Ждала пока я умру. А Эрик считал.       Я просыпался весь в поту. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. А в голове стоял глухой шум мыслей спящих детей. Мне удавалось взять себя в руки. Продолжать вести занятия. Но я постоянно чувствовал себя уставшим: я не мог спать, боялся кошмаров. Я не высыпался. Но я держался.       Бывало, я решался найти сестру. Но как только я надевал шлем Церебро и думал о ней, я словно мгновенно разучался пользоваться техникой. Мысли людей смешивались, превращались в беспорядочный ропот — в хор боли. Я не мог сконцентрироваться на одном, не мог отстраниться от хауса. Он становился частью меня. После таких попыток мне становилось только хуже. Голова болела несколько дней и ничего практически не помогало избавиться от шума. Я совершенно не мог спать. И я бросил все попытки найти Рейвен.       С неба на ладонь упала капля. Затем на вторую еще одна. Затем на щеку. Шею. Затылок. Нос. Снова начался маленький дождик. Он осыпает озеро новыми кругами, которые смешиваются и образуют небольшое волнение. Подставляю лицо дождю, и вода стекает по нему редкими каплями, смешиваясь со слезами.       Дети помогали мне держаться. Их светлые эмоции. Их чистота. Я, очнувшись от ночных кошмаров, погружался в их бескрайнее счастье. Мне удавалось уцепиться за него. Отодвинуть на время Эрика и сестру и жить дальше…       Но и эта поддержка продолжилась не так долго. Приближалась война со Вьетнамом. Всех преподавателей призвали, считая Шона и Алекса. Я не мог справиться в одиночестве с таким огромным количеством детей, и мне пришлось вернуть их домой. Я остался один в пустом доме вместе с Хэнком и своим прошлым.       Последнее время я не сплю. Я не могу из-за голосов в голове. Я не могу их ни приглушить, ни выключить. Они стали сопровождать меня повсюду. За десять лет телепатия стала только сильнее. Теперь даже огромное расстояние от особняка до населенных пунктов не помогает. Я слышу. Слышу очень многих. Голова раскалывается, и я постоянно чувствую себя уставшим. Я не могу с собой справиться.       — Профессор? — голос Хэнка проникает через кокон шума, возвращая меня в реальность. Он присаживается рядом на скамейку и кладет рядом с собой небольшой продолговатый футляр. Принес. — Вы как?       Киваю: ученому этого достаточно.       — Вы уверены? — он раскрывает футляр, представляя нашим глазам шприц, наполненный прозрачной жидкостью. — В прошлый раз…       Я невесело усмехаюсь и качаю головой. В прошлый раз все было по-другому: я еще не был измучен кошмарами, мог спать. Я даже был в какой-то мере счастлив. Конечно я тогда отказался от сыворотки, ведь для обучения детей-мутантов нужна больше телепатия, чем ноги. А сейчас… Все по-другому.       — Я уверен, Хэнк, — голос ломается и хрипит.       Мне надо поспать. Мне необходима тишина, хотя бы на мгновение.       — Хорошо, — он кивает, все еще неуверенно. Вытаскивает из кармана жгут и сжимает вену на моем плече. Ещё секунду сомневается, смотрит на меня. Хэнк помнит, как прошлый раз я был против. Но разве он видит другой выход из моего положения? Нет.       Он вкалывает шприц в предплечье. Я не замечаю укола, но зато его действие наступает практически мгновенно. Голоса затихают. Они становятся все тише и тише, пока совершенно не замолкают. Меня окружает полная тишина. Только звуки природы вокруг и глухой стук собственного сердца в ушах.       Я больше не слышу чужих мыслей.