Последнее пророчество

Локи разбудили птицы. В Асгарде он теперь всегда просыпался с рассветом под разноголосый аккомпанемент их жизнерадостных трелей и всё никак не мог привыкнуть. В комнате было прохладно – с вечера он оставил окно приоткрытым, и за ночь воздух успел выстудиться. Локи плотнее укутался и потянул носом – с улицы пахло листвой, травой и немного пылью, это был запах Асгарда, весенний утренний запах. От него в груди возникало щемящее чувство, которое Локи для себя определил как тоску по лету – но не холодному утгардскому лету с моросящими дождями и вечной сыростью, а по ласковому, с душистыми цветами, медовыми яблоками и зноем, волнами растекающимся в воздухе сквозь голубоватое марево листвы, – Локи проехал весь мир от одного конца до другого и мог убедиться, что Асгард пахнет лучше всех на свете. Некоторое время он просто лежал, наблюдая сквозь ресницы, как серые сумерки окрашиваются теплыми тонами – розовыми, оранжевыми, золотыми, и лениво перебирал в памяти недавно прочитанные книги, фильмы, которые он посмотрел, статьи из учебников ко вступительным экзаменам, как вдруг стену вспорола яркая борозда солнечного луча, и в этот же миг Локи озарила мысль – сегодня приезжает Тор! Они не виделись почти месяц, со времени последней увольнительной Тора, а по душам разговаривали в только в поезде по дороге в Асгард – да и то большую часть пути Локи, ещё сильно простуженный, прометался в жару и полубреду после истории с маяком. С тех пор брат появлялся дома лишь несколько раз на выходных, и всё происходило наспех, в суете и вечных оглядках. Но в этот раз Тора обещали отпустить на целую неделю в связи со свадьбой Одина. Позабыв о холоде, Локи скинул одеяло и подбежал к окну – цветущий сад купался в утренних лучах. Он дохнул на стекло и быстро начертил Ансуз, Руну Ожидания. "Тор, поспеши! Ты мне нужен, хочу скорее тебя увидеть ", – в своём воображении Локи постоянно сочинял брату записки, но в реальности отправлял ему сообщения крайне редко – раз в несколько дней, – и самого нейтрального содержания: боялся, что телефон может попасть в чужие руки. Он знал, что Тору часто пишет Сиф, гораздо чаще, чем Локи, – и это бесило его, хотя Тор сам рассказал о ему об этом и показал их переписку. К тому же, Сиф была действительно хорошим прикрытием... Но мысли о ней всякий раз наполняли сердце Локи горечью. Наверняка эта досужая девица явится на свадьбу, и Тору придется ухаживать за ней, так, будто он по-прежнему с ней встречается... Локи сам велел Тору поощрять ее в этом убеждении, но кто бы только знал, как мучительно было смотреть на них вдвоем, когда Тор на глазах у всех обнимал ее... Локи шмыгнул носом и с досадой задёрнул портьеры, отсекая себя от розового щебечущего беззаботного утра, еще одного утра, прожитого без Тора. *** В столовой над чашкой кофе сидел Один, погруженный в задумчивость, такую глубокую, что даже появление Локи прошло для него поначалу незамеченным. Стол был накрыт только на двоих – и это тоже было тревожным знаком, ведь они теперь всегда завтракали втроём, с тех пор, как приехали из Ётунхейма. Локи оканчивал здесь школу экстерном и мог бы спать хоть до обеда, ему некуда было спешить по утрам, но он любил слушать неторопливые разговоры Одина и Лафея за завтраком. Это была одна из их новых семейных привычек – начинать день вместе. - А где Лафей? – спросил Локи обеспокоенно. – Он что, не придёт? С ним всё в порядке? - Да, всё хорошо, – очнулся Один. – Мы с ним вчера договорились не встречаться до самой церемонии. Понимаю, это глупая традиция, но правила есть правила. К тому же, это всего на шестнадцать часов... Локи хотел было засмеяться, но лицо Одина выражало такое непритворное уныние, что он сдержался. - Похоже, у вас всё серьезно, – сказал он, садясь за стол и наливая в чай сливки. – Сколько вы уже не виделись? - С полуночи, – вздохнул Один. - Значит, восемь часов прошло, осталось ещё столько же, – прикинул Локи. И пристально уставился на отца: – Ты хотя бы спал? - Не особо, – признался Один. – Ворочался с боку на бок... - Нервничаешь? – спросил Локи мягко. - Еще как, – вздохнул тот. – Я старикан, а волнуюсь, как мальчишка... Что поделать. Я ждал этого дня всю жизнь. - Лафей тоже, – заверил Локи. – И волнуется не меньше тебя. Но он действительно счастлив сейчас. Я знаю это. Раньше он просто делал вид, будто всё идёт как надо... Он хорошо притворялся, мог обмануть даже дедушку и Герд. Хотя, возможно, они тоже подыгрывали ему. Один снова вздохнул, на лоб его набежали морщины. - Как ты считаешь, Лафей... любил ее? Любил Герд? – спросил он, и Локи покачал головой. - Не знаю. Мне кажется, она для него была... ну... как будто чужой. И я чувствовал к ней то же самое. - Правда? – спросил Один. – Она к тебе плохо относилась? - Нет, никогда. Она очень милая и не способна ни к какому злу. И она такая тихая, незаметная, что вошла в наш дом, как будто всегда была его частью: я не помню момент, когда она появилась. Кажется, я осознал её присутствие, только когда родились Бюлейст и Хельблинди... Потом отец забрал нас и уехал, и я... ничего не почувствовал. Понимаешь, – Локи потёр лоб, ощущая, как непросто рассказывать об этом – он никогда не говорил о Герд даже с Лафеем. Но Один смотрел на него тепло и сочувственно, и это придало Локи сил продолжать: – Я много лет думал, что я самый дрянной сын на свете, - признался он. - Потому что я не скучал по матери. Не хотел ее увидеть. Я обращался к себе с вопросом, что я чувствую, утратив ее – и находил в своей душе пустоту. Когда уезжал Лафей и оставлял нас с дедушкой – а он одно время часто бывал в разъездах – для нас как будто вся жизнь останавливалась. Нам его очень не хватало. Со временем он научил меня Связи. Но и без этого он всегда был здесь, – Локи приложил ладони к груди, и воображаемая нить тихонько завибрировала. – А с Герд меня словно вообще ничего не связывало. Я искал хоть какую-то зацепку – и не мог найти. Это меня угнетало очень долго, – до прошлого лета, когда вы мне всё рассказали. Тогда всё встало на свои места. - А мы ужасно боялись, как ты это воспримешь, – вспомнил Один. – Лафей просто с ума сходил, не хотел сделать тебе больно... А я не знал, как сказать тебе и ему, вам обоим, что вы – самое лучшее, что есть в моей жизни... - И ты в нашей – тоже! – воскликнул Локи. – Я сейчас очень благодарен Герд за то, что она для меня делала, но рад, что могу не чувствовать вины за то, что не люблю её так, как тебя… Знаешь, когда мы вернулись в Ётунхейм из Асгарда, мы с Лафеем очень часто вспоминали о тебе, и он был таким счастливым... У него как будто второе дыхание открылось. Один улыбнулся. - Обещаю тебе, Локи, я сделаю всё, чтобы отныне так было всегда, – сказал он торжественно. - Я знаю, пап, – кивнул Локи. – Ты ведь даже поезд угнал, как обещал. - Ох, и не напоминай, – воскликнул Один. – Эта история останется на моей биографии несмываемым пятном. Но ты же знаешь, как я люблю, чтобы всё шло по плану, – подмигнул он. – Если поезд отсутствует в расписании, остаётся только его угнать. В его тоне были идеально дозированы серьёзность и улыбка, но Локи все равно различил крошечный диссонанс, недомолвку и, как следствие её, фальшь. История с похищением из Ётунхейма нескольких пассажирских вагонов с самого начала выглядела довольно странной и никак не вязалась с холодной рассудочностью Одина: очевидно, что он хотел уехать оттуда как можно скорее, но никаких видимых причин для подобной спешки не было. Они не обсуждали это, но Локи заметил, что и Лафей, и Один заметно расслабились, добравшись до Асгарда. Чтобы во всём разобраться, им с Тором следовало возобновить работу детективного агентства и пошпионить за отцами. Но Тора не было. Оставшись заканчивать свой завтрак в одиночестве, Локи задумчиво поковырял омлет и почти ничего не съел – сегодня он как никогда понимал Одина, поскольку тоже считал часы до встречи с любимым. *** От нечего делать Локи украсил кусты вдоль дорожки, ведущей к дому, цветными лентами, потом укладывал волосы, чтобы придать своим непослушным кудрям мало-мальски опрятный вид, потом слонялся без дела, потому что решительно ни на чём не мог сосредоточиться. Наконец он зашел к Лафею, которого не видел с самого утра, – тот как раз вытащил из шкафа с дюжину галстуков и попеременно прикладывал их к своему парадному костюму. - Иди-ка, помоги мне, – велел он. Локи прошествовал через комнату и устроился на подоконнике, подставив спину солнцу. Галстуки все были скучные - что однотонные, что полосатые. Локи вообще больше нравились на Лафее шейные платки, о чем он и заявил во всеуслышание. - Галстук более официален, – возразил Лафей. – Там ведь будет толпа чиновников... Наверняка еще и репортеры набегут. - Вы уже решили, куда поедете в свадебное путешествие? – спросил Локи, чтобы немного отвлечь его от мрачных мыслей. - Один хочет в Ванхейм, – отозвался Лафей. - А ты? - Мне всё равно, – пожал плечами Лафей, придирчиво рассматривая темно-синий вязаный и черно-белый полосатый. – Поеду, куда хочет Один. А тебя оставим тут хозяйничать. Дверь в комнату отворилась, и из-за нее выглянуло лицо Одина, чрезвычайно озабоченное. - Не могу найти свой шарф, – пожаловался он, встречая взгляд Лафея в зеркале. – Ты не видел? Извини, я помню про договоренность и строго соблюдал её, но дело... безотлагательное... сам понимаешь... – закончил он на ходу, приблизился к Лафею и замер в дюйме от него. Тот в ответ едва заметно улыбнулся его отражению. - Посмотри в бельевом шкафу на верхней полке, кажется, третьего дня он там валялся, – сказал он. – Раз ты все равно здесь, скажи, пиджак не узковат? Ему уже десять лет. Я его купил, когда начинал свой бизнес... Это было, как сейчас помню, производство упаковки для рыбных консервов, и с тех пор я стал думать о собственном заводе – все наши работали бестолково и постоянно нарушали санитарные нормы... Так как я выгляжу? - Совершенно как тогда, – ответил Один прерывающимся голосом. – Словно тебе шестнадцать, и мы не расставались. Лафей наконец повернулся к нему лицом. - Никакого почтения к традициям, – хмыкнул он, оказываясь в нетерпеливых объятиях Одина. - К цвергам традиции! – властно произнес Один. – Я чуть не рехнулся. Я и так ждал тебя пятнадцать лет, мне причитается. Локи вдруг почувствовал себя здесь совершенно лишним. Соскользнув с подоконника, он тихо вышел и притворил за собой дверь. Он думал, что за завтраком не солгал Одину – он действительно никогда прежде не видел Лафея таким. За эти несколько месяцев, что они прожили в Асгарде, его отец уже стал каким-то совершенно новым, незнакомым Локи человеком. И еще Локи подумал, что раньше, сколько себя помнит, Лафей смотрел на него так, будто Локи был для него всем миром – а теперь он смотрит так на Одина. И в сердце Локи радость за обоих родителей мешалась с завистью – он хотел бы однажды так же любить, не таясь и не пряча свои чувства. Он знал, от скольких вещей Одину пришлось отказаться ради этого брака, но тем романтичнее и привлекательнее это выглядело в глазах Локи: Один был настоящим бунтарем, способным ради любви всё, что имеет, поставить на карту. Пока, размышляя об этом, Локи спускался на первый этаж, внизу щелкнул замок входной двери и на пороге появился Тор. Короткая стрижка и форма курсанта сделали его на несколько мгновений неузнаваемым, и Локи смотрел на него как на чужого, не понимая, что за явление так знакомо улыбается ему и раскидывает в стороны руки. Осознание догнало его уже на ходу: Локи в один прыжок преодолел последние несколько ступеней лестницы. Тор приподнял его и покружил как девчонку. - Просил же тебя так не делать! – проворчал Локи, пытаясь казаться рассерженным, но тут же сдался и снова привлек Тора к себе: – Слава Одину, ты приехал! - Дали увольнительный на два дня, – сообщил Тор. - На два дня? – повторил Локи жалобно. – Так мало? - Не хотели давать и это, мы ведь как раз сдаем нормативы... Но я их уговорил. Где отцы? Зайду, поздороваюсь. - Наверху. Иди сначала в душ, скоро ехать на церемонию, а ты весь в грязи. - Сдавал бег по пересечённой местности. - Сдал? - Ещё бы, – хмыкнул Тор и, нехотя выпустив Локи из объятий, стал подниматься по лестнице. Его военные ботинки безжалостно приминали пушистый ковер. Локи стоял внизу и смотрел ему вслед – в этом доме он только и мог себе позволить, что пожирать брата глазами. Словно почувствовав его взгляд, Тор остановился на верхней площадке и медленно обернулся. - Локи, – сказал он. – Хочешь в душ... вместе со мной? - Рехнулся? Я полчаса укладывал волосы! – Локи насладился унынием на физиономии Тора и торжествующе добавил: – Возможно, я мог бы передумать... И у тебя есть пять минут, чтобы доказать мне свою лояльность. - Я приду через три! – просиял Тор и крикнул, уже скрывшись из виду и тем самым оставив победу в этом поединке за собой: – И принеси мне полотенце! *** Когда Локи явился с полотенцем в ванную комнату, Тор уже ждал его. Он быстро запер дверь, раздеваясь на ходу, выставил на часах сигнал – у них было всего десять минут – и открыл краны. Нетерпеливо стащил с Локи футболку, не слушая никаких упреков за испорченную укладку, заграбастал его в охапку, и они целовались до тех пор, пока губы не стало саднить, а потом забрались в душевую кабинку. Оба были на взводе. - У меня уже дымится, – сообщил Тор. - И я тоже рад тебе, как видишь, – пробормотал Локи, выливая на ладонь немного миндального масла. – Рука помощи? - На остальное нет времени, – с сожалением подтвердил Тор: он знал, как Локи нравятся медленные дразнящие ласки, но у них осталось не больше пяти минут. Впрочем, и в этот раз Тор смог убедить Локи, что быстро не значит плохо. - Спать сегодня ночью даже не рассчитывай, – пробормотал Локи, одеваясь. Часы запищали. Тор отключил сигнал и пригладил волосы. - Локи, – сказал он ласково. – Знал бы ты, как мне тебя не хватает. - Я знаю... А теперь постарайся сделать серьезное лицо, пока Один тебя в чем-нибудь не заподозрил, – шикнул Локи, открывая дверь, и едва не налетел на отца. - Планы меняются, мальчики, – сказал Один, на их счастье, слишком озабоченный своими делами, чтобы задаться вопросом, почему его сыновья оказались в одно и то же время в одной и той же ванной комнате. – С приездом, Тор, – он крепко обнял старшего сына и похлопал по спине. – Выглядишь молодцом! Свои новости расскажешь за праздничным ужином – меня срочно вызывают в Вальгаллу! - С какой целью? – насторожился Локи. - Пока не знаю. Хёнир звонил лично. Сказал, дело безотлагательное. - Мне это не нравится, – сообщил Локи. - Как и мне, – вздохнул Один. – Но я уверен, Хёнир просто перестраховывается. Встречайте Бюлейста и Хельблинди и ждите меня, я приеду за вами самое большее через час. - Береги себя, – велел Локи недоверчиво. - У меня всё под контролем, – заверил Один и поспешил вниз – у ворот его уже поджидал автомобиль из министерства. *** - Хороши, нечего сказать! – прокомментировал Лафей, стоя на крыльце и глядя, как по саду к нему наперегонки бегут младшие сыновья. Бюлейста и Хельблинди было не узнать – за несколько месяцев они здорово вытянулись, слегка поправились, а хуже того – облачились в бесформенные синие шубы из искусственного меха, торчавшего клочками, бейсболки задом наперед и огромные солнечные очки. - Что за маскарад? – спросил Лафей, когда приветственные объятия закончились, а приветственные возгласы немного утихли. – Я, вроде, обозначил формат вечеринки, когда говорил с вами по телефону накануне вашего отъезда из дома? - Да это сейчас модно! – обиделся Бюлейст. - Это самый шик! – заверил Хельблинди. - Мы же теперь читаем ётунский рэп, – напомнил Бюлейст. - Чего читаете? – не понял Тор. - Ётунский рэп! – повторил Бюлейст гордо. Тор с вопросительным выражением лица посмотрел на Локи. - Такие речитативы, – пояснил Локи. – В Ётунхейме их еще называют «скальдической строфой». - Хочешь, прочту тебе мою новую вису? – тотчас оживился Бюлейст. – Я придумал её под стук колёс в поезде: «Раз королева посреди хлева доила алева, сушила вёсла, ждала прилива, над рваной крышей Эйваз всходила на черном фоне, роняло небо на землю звёзды как капли крови...» - Вот, пожалуйста. Оставил сыновей на воспитание женщине, – с досадой всплеснул руками Лафей. – Дитя мое, по всем симптомам, у тебя графомания, – он обнял близнецов за плечи, увлекая их к дому. – Идите, переоденьтесь, мои скальды, в такую жару только йети ходят в шубах. - Кто это – йети? – спросил Бюлейст ревниво, а Хельблинди тотчас добавил: – Вызовем их на баттл. Локи проводил братьев взглядом и обеспокоенно сверился с часами. - Отец задерживается. - Да, – подтвердил Тор. – Говорил, будет через час, а прошло уже почти два... Пиджак начинает раздражать меня. В нём жарко. Скоро придётся снова идти в душ, – он хитро взглянул на Локи. - Только и смотришь, как уничтожить мою причёску, – фыркнул Локи, притворяясь недовольным. - О, поверь, я жду этого не дождусь, – прошептал Тор. Они шагнули друг к другу, но их движение прервал стук рамы: окно на втором этаже поднялось, явив миру взъерошенную голову Хельблинди. - Вышла новая "Галактика в опасности", – сообщила голова. – Играли уже? - В универ не за умение проходить видеоигры принимают, – сообщил Локи саркастически. - А у меня и так каждый день "Галактика" на плацу, – поддержал Тор. - Вы просто два старых зануды, – сказал Хельблинди и в ответ на возмущенные возгласы послал братьям воздушный поцелуй. – О, вон едет папочка! Папочка! Привет! Взвизгнули по гравию шины, ворота разошлись в стороны, пропуская автомобиль. Из окна вслед за Хельблинди появилась голова Бюлейста. Близнецы принялись отчаянно размахивать руками, привлекая к себе внимание. Тор и Локи ждали на крыльце, чтобы первыми узнать все новости. Один вылез из машины, на нем была длиннополая мантия лазурного цвета, наискось перетянутая на груди красной лентой с орденом, на котором красовался герб Асгарда и Девяти миров. Локи восхищенно ахнул. - Смотри, как принарядился! – воскликнул он. - Это рабочий костюм, – возразил Тор. – Точнее, бывший рабочий. Такие надевают на заседания, но я не понимаю, зачем отцу теперь его носить. - У меня плохие новости, – сказал Один, поднимаясь по ступенькам и рассеянно приветствуя близнецов, которые от энтузиазма едва не вываливались из окна. – Где Лафей? - Что случилось? – спросил Лафей, как по мановению руки появляясь из дома. Он замешкался, разглядывая наряд Одина и тоже не скрывая, что впечатлён. Один сделал всем знак подойти ближе. - Эй, погромче, чтобы мы слышали, – закричал Хельблинди, и умолк, лишь когда Лафей погрозил ему пальцем. - Парламент не принял мою отставку в связи с чрезвычайным положением, – начал Один вполголоса, будто их и вправду кто-то мог бы подслушать. – Два часа назад пришла телеграмма из Ётунхейма. Вёльва скончалась. В Храм назначен временный настоятель. Я должен ехать туда. Все оторопело смотрели на него. - А свадьба? – спросил Локи. – Вы же так ждали и так готовились. - Смерть вёльвы неизбежно повлечёт за собой перемены во власти. Хёнир умолял меня не оставлять пост на некоторое время, пока система взаимодействия с новым правительством Ётунхейма не будет отлажена, – Один посмотрел на Лафея, и тот медленно кивнул: - Асгард прежде всего. Я понимаю. - За это я и ценю тебя, – откликнулся Один. – И вот что я подумал. Знаю, приглашения уже разосланы, пирушка затеяна, но из-за последних событий, боюсь, там будет вообще не протолкнуться от репортеров. Как вы смотрите на то, чтобы послать всех к цвергам и провести свадебную церемонию прямо здесь, в саду? Хотя бы под вон тем дубом? Все самые важные для нас люди вроде уже в сборе. А вместо праздничного ужина можем заказать пиццу... Все изумленно переглянулись. - Ты шутишь? – спросил Лафей настороженно. - Мне встать на колени? - Не надо, – отказался Лафей. – Побереги костюм. А где мы возьмем священника, который проведет церемонию? - Я как раз прихватил с собой одного на случай, если ты согласишься, – Один сделал знак рукой, и из машины выбрался чрезвычайно довольный старичок в землистом балахоне. - Это же дядюшка Ньёрд! – удивился Тор. – И давно он принял сан? - Взять с нас клятву верности ему точно по силам, – улыбнулся Один. – Иди, помоги ему, Тор, он уже не молод. Ну, а ты что скажешь? – спросил он, протягивая Лафею руки. – Пойдешь за меня, несмотря на то, что я ещё не разорвал свою помолвку с Асгардом? - Будто я ждал чего-то другого. С тобой всегда так, – проворчал Лафей, но улыбка выдавала его. – А как же твои гости? - Пошлю им официальные извинения, – пожал плечами Один. – Пир всё равно состоится, но без нас. Тор подвел к крыльцу Ньёрда. - А ведь я помню тебя ещё крохой, с носом-пуговкой, – вещал старик. – Или, может, я путаю, и это был не ты, а твой отец, Один... Или Вили... Или Ве?.. Локи, испытывая невероятное облегчение от того, что всё наладилось, сказал Бюлейсту и Хельблинди, по-прежнему свисающим из окна: - Спускайтесь уже. И можете не расставаться со своими шубами, если хотите. Сегодня все позволено. *** Солнце то и дело скрывалось за облаками, перекрикивались стрижи, ветер шелестел в листве предвестником возможного дождя, дёргал за цветные ленточки на кустах. Ньёрд читал молитвы из маленькой книжки в кожаном переплете, которую извлёк из кармана балахона. Рука Лафея лежала в руке Одина спокойно, словно не было всех этих трудных препятствий на их пути, словно они поднялись к главной в своей жизни вершине по ровной удобной лестнице, а не карабкаясь по отвесной скале. Рассеянно слушая слова молитвы, Один взглядывал на Лафея, тот стоял, опустив ресницы, уголки его губ были слегка подняты вверх, словно ему хотелось улыбаться, но серьезность момента не позволяла пропустить улыбку на лицо. И Один думал о том, что, может быть, однажды придёт время, когда он перестанет воспринимать присутствие Лафея в своей жизни как чудо – но не сегодня. Сильно пахло розами – по правую руку от Одина стояли с охапками цветов Тор и Локи, по левую от Лафея – близнецы. Локи был в традиционном сюртуке бутылочного цвета, тёмные кудри обрамляли его бледное лицо, - он казался Одину только что сошедшим с портретов в доме Скримира. Тор облачился в свой праздничный школьный костюм – и праздничным в нем было только то, что Тор иногда надевал его по праздникам, в остальном это был скучный черный пиджак и такие же брюки. Пользуясь домашней обстановкой, он даже не побеспокоился о галстуке, но выглядел при этом таким жизнерадостным, что Один решил ничего ему не выговаривать. В конце концов, были еще близнецы в синих шубах и солнечных очках – и если Лафей смирился с подобной внешностью своих сыновей, пенять Тору на отсутствие галстука казалось совсем уж пустой придиркой. - Если, помимо традиционных клятв, вы хотели еще что-то сказать, сейчас самое время, - закрывая книжку, сообщил Ньёрд. - Да. Я скажу, - тотчас откликнулся Один, крепче сжимая руки Лафея в своих. - Всю свою жизнь, принимаясь за какое-то дело, я руководствовался вопросом: "В чём моя выгода?" Но ты пришёл и всё изменил. Лафей, для меня теперь неважно, что будет в финале. Лишь бы ты был со мной. Лафей наконец позволил себе улыбнуться, той самой улыбкой, от которой Одина до сих пор бросало в жар. - Я буду с тобой, Один, каким бы ни был финал, - сказал он. - Отныне ступайте по жизни рука об руку, дети мои, – подытожил Ньёрд. Близнецы захлопали в ладоши, Локи всхлипнул и спрятал лицо в цветы. - Наверное, пора переходить к угощению, раз уж все так рассиропились, – предложил Лафей. - Прошу всех в дом. Тор, помоги Ньёрду подняться на крыльцо, – распорядился Один и в общей суете увлёк Лафея в сад, в заросли цветущих деревьев и кустарников. - Ты уже сбежал от коллег, теперь и от собственных детей хочешь сбежать? – с весёлым удивлением спросил Лафей, позволяя себя увести. - Присоединимся к ним немного позже, – ответил Один. – Хочу несколько минут провести наедине с тобой, без суеты. Но несколько минут затянулись – они просто стояли под какой-то яблоней, говорили и никак не могли наговориться, хотя в их распоряжении теперь было всё время мира. *** Ужинать решили на террасе, вынесли с собой подушки и пледы – март в Асгарде был мягким, но к вечеру из сада тянуло прохладой. Пицца подоспела вовремя, стол украсили свечами, а Один принёс из кабинета бутылку вина, которую дед презентовал ему давным-давно по случаю победы в какой-то местечковой политической гонке. И гонка, и победа уже давно забылись, а вино было отличное, терпкое, кружило голову и разгоняло кровь. Несмотря на официальную одежду, все чувствовали себя совершенно свободно и комфортно, шутили, смеялись и болтали на самые разные темы, Ньёрд, перехватив инициативу, травил байки, а близнецы под конец ужина чуть не подрались подушками. Один размышлял, как скованно все чувствовали бы себя сейчас в ресторане на официальном банкете, как их слепили бы вспышки фотокамер – и как хорошо, что они решились сделать всё по-своему, для себя, так, как им с Лафеем хотелось. Постепенно молодёжь перебралась в сад, Ньёрд, напротив, ушёл в дом, скрываясь от сквозняка, а на террасе возник Хеймдаль. Он никогда не участвовал в пирушках, хотя был для Одина практически членом семьи – обострённое чувство долга позволяло ему покидать пост исключительно по делу. - Вечерняя пресса, сэр, – сообщил он. – Здесь газеты и сверток. Пришел несколько часов назад. Я позволил себе вскрыть для проверки... На первый взгляд, безопасно, но рекомендую работать в перчатках, я специально захватил для вас целую упаковку. Когда Хеймдаль ушёл, Один быстро собрал все газеты. - Поднимемся в кабинет, – предложил он Лафею. - А посылка довольно увесистая. В доме он зажёг лампу, поплотнее прикрыл за собой дверь, задёрнул шторы на всех окнах, и только после этого открыл номер «Ётунхейма сегодня». - Ещё какие-то новости? – спросил Лафей обеспокоенно. - Пока всё те же. И уже прошла церемония захоронения. Почему они так скоро хоронят? - Действительно, слишком поспешно, – подтвердил Лафей. – Хм. Это довольно странно. Ты позволишь? – он коснулся руки Одина, принуждая закрыть газету, и указал на первую полосу. Картинка на передовице узнаваемо изображала Храмовую гору. - Почему рисунок, а не фото? – спросил Один. - Из-за консерватизма Храмового города. Никаких фотоаппаратов. Только сделанные вручную рисунки. - Тогда что не так? - Все ставни в Верхнем храме закрыты, и дым не курится. Они изображают всё с хроникальной точностью, но в обрядах мало кто смыслит. Это не обряд погребения. Они подают какой-то знак своим. - Кому это – своим? – напрягся Один, озираясь, словно через окна в кабинет вот-вот должны были полезть жрецы. - Не знаю, – сказал Лафей. – Я никогда всерьёз не вникал в устройство Храма. В статье, конечно, ни слова правды... Пока он читал, Один пролистал остальные газеты, ничего там не нашёл и остановился на посылке: сквозь надорванную бумагу виднелось ребро серого камня. - Что там? Подарили кирпич? – спросил Лафей, рассеянно поднимая взгляд. - Взгляни на знак, – пробормотал Один. На упаковке красовался квадрат, вписанный в треугольник. Лафей тихонько присвистнул. Один подвинул ему коробку с перчатками. - Надевай, – велел он, сам натянул такие же и сорвал обертку. Внутри лежала каменная табличка, и правда отчасти похожая на кирпич или фрагмент облицовки здания. Всю ее поверхность покрывали крохотные знаки. - Лафей... Это то, о чем я подумал? – прошептал Один. - Похоже, ты получил рукопись. Или фрагмент рукописи, – откликнулся Лафей. - Это вёльва прислала, больше некому, – произнёс Один. – Но почему именно мне? - Узнаем, когда расшифруем текст, – предположил Лафей. - Ты понимаешь руны? - Немного. Смотри, каждый знак – это и буква алфавита, и символ. Иногда они складываются в слова, а иногда выглядят как бессмыслица, но знаток прочитывает сакральные смыслы в их комбинациях. В этом, насколько я могу судить, и состоит суть тинга, священного языка. - Неужели вёльва полагала, что я смогу разобраться? – произнес Один, снова вглядываясь в расчерченную знаками поверхность таблички. - Кто, если не ты? – сказал Лафей твёрдо. - Тогда давай попытаемся, – Один сел к столу, Лафей устроился на диване, и оба склонился над камнем. Лампа мигнула. Наконец Один шумно перевел дыхание и произнес: – Ну, хорошо. Я сделал несколько наблюдений. Первое: я вижу здесь повторяющиеся элементы. Как ни богат язык, в рамках одного священного текста набор слов будет, скорее всего, ограничен одной конкретной темой. Если это действительно книга из Храма, здесь наверняка упоминаются ключевые для мифологии ётунов фигуры и, скорее всего, их имена собственные, а также некие совершаемые ими действия. Попытаемся выделить их и понять структуру фразы. И второе наблюдение, – Один на мгновение умолк, прислушиваясь. В камине в глубине кабинета потрескивали дрова, тикали настенные часы, из комнаты близнецов доносились голоса, в остальном же в доме было тихо. – Второе наблюдение, – повторил он, взглядывая на Лафея, – продолжает ту цепочку, по которой мы уже пытались двигаться однажды. Для этого вернемся на двадцать лет назад. Итак, Мимир стар и нуждается в наследнике. Он внушает своему сыну Бёру, что тот ничего не смыслит в политике, после чего задвигает его подальше и выводит на авансцену меня. Он воспитывает меня в духе пренебрежения ко всем народностям, кроме асов, внушая мысль, что прочие миры представляют собой сырьевые придатки Асгарда. Затем он отделяет меня от братьев. Я посвящаю его в свою теорию, и он не поддерживает меня, а напротив, совершает ряд маневров, уводящих меня от моего исследования. Он ведет политическую линию, намеренно игнорирующую вопросы религии и суверенитета Верхних и Средних земель. Постепенно он передает мне все свои полномочия. В конце концов он умирает, и я слишком занят управлением Асгардом, чтобы отвлекаться на что-то еще. Причём на момент его смерти я остаюсь в совершенном одиночестве: мои братья в изгнании, ты тоже меня покинул, родителей уже нет и сам я вдовец... - Ну, почему же в одиночестве? Обидно, знаешь ли, – произнес голос за их спиной. В дверях стоял старик Ньёрд. От недавнего простодушия и напускной весёлости не осталось и следа - на испещренном морщинами лице горели живые глаза хитрого политика. - Думаю, вам лучше присесть, – сказал Лафей, вставая ему навстречу. - Полагаю, разговор предстоит долгий. Ньёрд кивнул, прошествовал в кабинет и, опираясь на руку ётуна, опустился на диван. - Я дал Мимиру клятву, но за сроком давности она может быть аннулирована, – сказал он, глядя в упор на Одина. – Можешь судить меня как тебе вздумается. Я не одобрял его методов, но он был моим начальником и моим другом. Он не хотел, чтобы ты всё знал, потому что боялся, что это собьет тебя с курса, который он сам так долго выстраивал для Асгарда. Он считал тебя чересчур мягкосердечным. И ему казалось, что твои братья на тебя дурно влияют... И они, и Лафей. - Как он мог знать? – воскликнул Один. – О Лафее… Откуда? - Это было нетрудно, – с печальной улыбкой сказал Ньёрд. – У тебя разве что табличка "Влюблён" на груди не висела. Но ты был холоден с Фьёргюн. А потом, когда Мимир пережил крушение всех своих чаяний, когда Идунн связала свою судьбу с Браги, он решил, что не может потерять ещё и тебя – ведь ты был его последней ставкой… Последней надеждой. - Надеждой на что?! – спросил Один ошеломлённо. - На то, что ты повторишь его путь и сохранишь неприкосновенными тайны, – ответил старик. – Его империя в тот момент висела на волоске - сначала проявлять неуёмную любознательность стал ты, а следом - и твои братья. Это неудивительно, ведь они боготворили тебя... Не знаю уж, что им удалось выяснить, но только Мимир быстро слил их... Признаться, хотя его давно нет, я до сих пор испытываю перед ним благоговение с долей ужаса. Думаю, если бы понадобилось, он бы решился даже на убийство. - Изгнание в Ётунхейм и было убийством, – подал голос доселе молчавший Лафей. - Ритуальным. Один открыл рот, но не произнес ни звука. - Да, Мимир был жесток, – подтвердил Ньёрд. – Но он думал о судьбах человечества. - Но ведь это я сам, – выдавил Один. – Я сам принимал решения... Я сам оставил Лафея, сам лишил Вили и Ве права жить в Асгарде. Я... - Да. Ты не разочаровал его, – кивнул Ньёрд. – Ты выбрал тот путь, который он определил для тебя. - И вы всё знали, но молчали, потому что он так хотел? - Я исполнял его волю, – пожал плечами Ньёрд. – Он оставил Асгард тебе, а мне он оставил Утгард. И все остальные миры. Не представляешь, какая это большая ноша... И как я устал... - А уж как я устал от вашего вранья! - вспылил Один. - Это же заговор! - Мы называли это "Пактом", – поправил Ньёрд. Один поднялся и сделал несколько шагов взад-вперед по кабинету. - Почему вы рассказываете мне всё это только сейчас? – спросил он наконец. – Сколько ещё вы бы молчали, не подвернись этот случай? - Мальчик мой, – ответил Ньёрд покровительственно. – О каком случае ты толкуешь? Я живу на свете втрое дольше твоего и уже давно понял, что никаких случаев, случайностей и прочей подобной им чепухи не существует. Всё происходит так, как записано в книгах судеб. Для каждого из нас они сплели свою нить, и я не исключение. Разве не поэтому ты именно меня выбрал сегодня? Зато, чтобы утешить тебя, я скажу, что ваш брак будет легитимен во всех Девяти мирах, поскольку я состою в Ордене. Можешь также называть это Масонской ложей, или Лигой, или как тебе будет угодно... Наша функция - сохранять древнее знание, передавая его лишь достойным. Как видишь, у нас свои методы поддержания баланса... - Ваши методы устарели, – сказал Один. – В моём мире ничего подобного не будет, даже если мне придётся жизнь положить на борьбу с вашим Орденом. Я разоблачу все ваши тайны. Куда делась вёльва? Выкладывайте всё, что вам известно! - Я не знаю, куда она делась. Она мне неподотчётна. И наше время прошло. Теперь всё это – твоя забота, – ответил Ньёрд. – Ты вступаешь в своё предназначение. Хочешь – открывай любые архивы, снимай секретность с любых документов, но, если посеешь хаос, потом не жалуйся на всходы. Людям незачем знать... - Это решать не вам, – перебил Один. - Не мне, – неожиданно покладисто отозвался Ньёрд. – Но ты ведь понятия не имеешь, с чем придётся столкнуться, правда? Знаешь, что это такое? – он указал взглядом на табличку. – Это Камень Равновесия. Положи на него руки и закрой глаза. Сосредоточься. Образы, которые будут к тебе приходить, и есть ответы на твои вопросы. Один хотел было излить на старика всё своё раздражение, но поймал предупреждающий взгляд Лафея и сказал только: - Хорошо. Я дотронусь до камня. Но, если вдруг что-то пойдет не так... - Я буду рядом, – заверил Лафей успокаивающе. – И прослежу, чтобы ты себе не навредил. - Я не о себе беспокоюсь, – возразил Один. - А напрасно, – вмешался Ньёрд. – Из нас троих именно ты получил от неё это послание. Один глубоко вздохнул и опустил руки на книгу. Сначала ничего не происходило – он слышал, как тикают часы, как за стеной глухо переговариваются дети, чувствовал тепло, идущее от камина, а потом вдруг чужая рука крепко сжала его пальцы. ...В этот же миг белый алтарный камень пришел в движение и сам собой отъехал в сторону, открывая уходящий под землю коридор. Освещение было скудным, голубоватым, источники света разглядеть не удавалось, так искусно они были вмонтрованы в стены. Каменные ступени лестницы выглядели такими древними, что, казалось, того и гляди начнут осыпаться под ногами. Они спускались долго, не разделяя рук, Один потерял счёт времени из-за темноты и однообразия этого бесконечного коридора. Наконец лестница привела их в большую залу правильной квадратной формы, вырубленную прямо внутри горы. Посередине на постаментах стояли три длинных ящика, свет над ними собирался, образовывая причудливую фигуру - огромное белое дерево с раскидистой кроной, корни его струились, словно вода. - Вот оно, сердце Девяти миров, - сказала вёльва, отпуская его руку и позволяя ему подойти ближе. - Ясень Иггдрасиль, средоточие всей магии... Взгляни, это Урд у его корней. Здесь она берет своё начало, отсюда она несёт свои воды повсюду. - Я не вполне понял метафору, - отозвался Один. - Что это за эффект? 3D-интерактив? В ящиках, как я понимаю, проекторы? - Подойди и взгляни, - ответила вёльва. Один с любопытством зрителя в цирке, которого вызвали из зала добровольцем для участия в глупых трюках, шагнул к ближайшему ящику. Все три стояли на высоких постаментах, и к каждому вели по три ступени, такие высокие, что оказались Одину почти по пояс. Не без труда вскарабкавшись наверх, он поднялся на цыпочки, заглянул через край ящика - и отшатнулся назад. Внутри лежало огромное тело, закутанное в саван, так, что из белых складок ткани видно было только коричневое сморщенное лицо. - Что... это такое? - воскликнул он в изумлении, оборачиваясь к вёльве. Та стояла посреди комнаты, где он её и оставил, обратив к нему незрячее лицо. - Старые боги, - звучно ответила она. - Норны. Только они одни способны переписать судьбу человечества. Их нужно будет разбудить, когда начнётся Рагнарёк. - Хм, - пробормотал Один. - Не вполне понял, что вы под этим подразумеваете, но я предпочитаю слову "когда" слово "если". Моя политика нацелена на поддержание баланса во всех мирах, и мне это пока неплохо удавалось. - Ты уже пытался разомкнуть круг. - Вообще-то, я сторонник теории линейности времени, - заспорил Один. - И пока не нашёл доказательств обратного. - Вы можете возвратить назад свои магические способности, - не слушая его, продолжала вёльва. - Но тогда обязательно найдётся тот, кто направит их во зло. Захочет расшатать баланс. Однако без магии человечество слабо. Ты должен защитить их. - И как мне их защитить? - спросил Один. - Ты станешь хранителем Камня Равновесия. Он - ключ от подземелья норн. Когда прозвучит Гьяллархорн, ты откроешь дверь и выпустишь норн на защиту. - В Асгарде есть регулярная армия, - заметил Один. - Силу, с которой вы столкнётесь, будет не победить вашим смешным оружием. Рагнарёк сожжёт старый мир дотла, чтобы призвать к жизни новых богов. Один снова заглянул в саркофаг - гигантское существо казалось не живым и не мёртвым, оно было как будто изваяно из камня. - Для чего им помогать нам? - спросил он тихо, но вёльва услышала. - Они любят вас... Как своих неразумных детей, - ответила она. - Они - жёны прародителей, Карла, Ярла и Трэлля, праматери всего сущего на земле. Храм защищает их сон. Я защищаю их сон. - Всё это сильно отдаёт матриархатом, и я не могу сказать, что в восторге от ваших заявлений, - признался Один. - Что произойдет, если они пробудятся раньше времени? - Настанет эпоха постмодерна, - туманно объяснила вёльва. - Все сюжеты смешаются, мир вывихнет сустав и воцарится первородный хаос. - Вы имеете в виду, они попытаются захватить власть и вновь придёт матриархат, - догадался Один. - Что ж, в моих интересах, чтобы никто не беспокоил ваших старых богов. У кого ещё есть ключи от подземелья? - Ключ всего один, - сказала вёльва. - Наш Орден хранит их тайну: от альвов - кузнец Вёлунд, от асов - старец Ньёрд, от Муспелля - Сурт, от турсов - я. - Довольно пёстрая компания, - оценил Один неодобрительно - ему всё отчётливее стало казаться, что всё это - какой-то странный морок или сон, вызванный воздействием на него травяного дыма. - Однако в ваших словах что-то не вяжется. Для начала, почему нет представителя от Ванхейма? И что ещё за Муспелль? Выдуманный мир огненных великанов, который все поминают разве что в ругательствах? Не смешите! Затем Ньёрд. Да будет вам известно, он мой подчинённый и не стал бы скрывать от меня такую стратегическую информацию. - Ты сам многое скрываешь от себя, Вотан. Она снова назвала его тайным именем, и от этого у Одина всё поплыло перед глазами. Ему показалось, что лицо норны в саркофаге изменилось, теперь она не просто спала, а как будто вслушивалась в их голоса. - Загляни в своё сердце, - продолжала вёльва, - и ты увидишь там себя без прикрас. Узри, что ты сделал с Имиром... Узри, что ты сделал с Локи... Узри, что ты сделал с Бальдром... Яркая вспышка ударила по глазам, и, не помня себя от ужаса, Один бросился к выходу из подземелья. Он карабкался вверх по лестнице, задыхаясь, а за ним по ступеням вился чёрный дым, путался под ногами, забивал носоглотку, едкий и горький, дым с запахом обращённых в пепел городов... Один очнулся, надсадно кашляя. Он сидел на полу в своём кабинете в Асгарде, и Лафей поддерживал его за плечи, беспокойно заглядывая в лицо. - У тебя как будто припадок начался, - сказал он с волнением. - Что произошло? - Я... - Один откашлялся, ему казалось, что чёрный дым до сих пор наполняет его лёгкие. Он с трудом восстанавливал дыхание, но вместе с тем уходила и память об увиденном, осталось только ощущение. - Я не смог всё вспомнить, - пробормотал он. - Снова этот ужас. Он вытолкнул меня из Храма. Я бежал... бежал по лестнице. Он встретился взглядом с Ньёрдом. Тот по-прежнему сидел на своём месте в обманчиво небрежной позе, но глаза его выдавали крайнее любопытство. - Ты спускался в подземелья Храмовой горы, - удовлетворенно произнёс старик. - И, упреждая твой следующий вопрос, – да, я был там, я тоже их видел. Старых богов. - Старых богов? – повторил Лафей озадаченно. - Норн, прях судьбы, - объяснил Ньёрд. - Они лежат в Храме, в своём многовековом сне. И жрецы подпитывают их своей магией. Поэтому она много лет должна была отыскивать и приводить им новых жрецов, самых сильных из них. - Она? Кто она? Кто объяснит, что вообще происходит? - нетерпеливо спросил Лафей. - Королева, – произнес Ньёрд утомлённо и с нотой досады, будто у него спрашивали какие-то глупости. – Великая мать. - Вы о вёльве? - Так её зовёте только вы, турсы. Но мы знали её под иным именем. В ту пору сам Мимир её побаивался... - И кто она такая? Как её имя? – спросил Один. - Мы называем её Хель, – ответил Ньёрд. *** Не так Один представлял себе первую брачную ночь. После откровений Ньёрда у него разыгралась мигрень. Они с Лафеем лежали на неразобранной постели, как были, в праздничных костюмах, и тот медленно гладил его по голове, пытаясь облегчить боль. - Поедешь со мной в Ётунхейм? – спросил Один тихо. - Поеду, разумеется, – отозвался Лафей. – Тебя никуда нельзя отпускать одного, непременно наворотишь дел. - Я и намеревался, – подтвердил Один. – Хочу предложить руководство Храмом Скримиру. Что скажешь? Мне необходим там верный человек. - Дядюшка будет рад, я думаю, – сказал Лафей. – Власть его всегда привлекала. К тому же за счет Скримира мы сможем гарантировать, что Храм будет держаться подальше от нашего сына. - Уж об этом я точно позабочусь, – пробормотал Один. – Значит, решено. Вопрос по Ётунхейму принят единогласно в первом чтении. - Я у тебя теперь вместо парламента? - хмыкнул Лафей. - Нет, – отозвался Один. – Ты не парламент... и не палата лордов... Ты моя жизнь, Лафей. Только сейчас, на пятом десятке, я понял, чему действительно хочу себя посвятить. - М-м? - отозвался Лафей. - Тебе, конечно, - сказал Один. - Но из политики не так-то легко уйти, – договорил за него Лафей. - Сложно, – согласился Один. – Сделать это быстро не получится, но перед уходом я перетряхну всю эту прогнившую систему и верну её с головы на ноги. Если Ньёрд вообразил, что может вместе со своим Орденом остановить меня... - Мне так не показалось, – заметил Лафей. – По-моему, он рад был тебе всё рассказать... Ты знаешь, у меня возникло ощущение, что он на самом деле имел какие-то счёты с Мимиром и расплатился по ним сегодня. Он долго вынашивал этот разговор. - Просто всё это странно сошлось – исчезновение вёльвы, его признания... Но я теперь знаю точно: всё дурное, что делал Мимир, что делал Ньёрд по его приказу, что делал я с его подачи, я предам огласке. И первое, с чего я начну по возвращении из Ётунхейма, – встречусь со своими братьями. - Попросишь у них прощения? - уточнил Лафей, по-прежнему перебирая его волосы, и от этого головная боль как будто действтельно разжала тиски. - Выясню, какие секреты деда они смогли украсть. И да, попрошу прощения. Не знаю, сможем ли мы снова стать семьёй, но я должен попытаться. - Конечно, - согласился Лафей, целуя его в висок. - Ну как, тебе легче? - Гораздо. Если бы можно было вообще освободиться от этих мыслей, хотя бы сегодня... У меня уже вот где сидят все эти заговоры, не поддающиеся расшифровке рукописи, старые боги, Хель во главе религиозного объединения турсов... Но знаешь, что во всём этом самое удивительное? - Что? – спросил Лафей. Один немного отстранился и посмотрел на него. В полутьме спальни глаза ётуна казались совершенно чёрными, но Один знал, что возле самого зрачка радужка бывает иногда светлой, как чистая вода в истоке реки Урд. – Что? – повторил Лафей тихо. - Самое удивительное, – сказал Один, – что, несмотря на все заговоры, масонские ордена и нити судьбы, ты всё равно здесь, со мной. Как будто все Девять миров пытались нас разлучить – и у них всё-таки не вышло. - Это потому, что ты самый упрямый ас в мире, – ответил Лафей, улыбаясь той самой улыбкой, которая всегда заставляла Одина терять голову. – В этом тебе нет равных. - Нет, – возразил Один. – Это потому, что я люблю самого лучшего на свете ётуна. *** Когда после ужина все разбрелись по своим делам, Локи вышел в сад. Сгущались сумерки. На глади пруда изредка возникали круги, зеркало морщилось рябью и снова стекленело в своей неподвижности. Локи сел на качели и оттолкнулся ногами от земли, цепь издала протяжный скрип. В этих монотонных движениях была своя убаюкивающая безмятежность. Через некоторое время Локи ощутил спиной взгляд и обернулся - наискосок пересекая лужайку, к нему шёл Тор. Он уже сменил белую рубашку на свою любимую футболку с дурацкой надписью "If you like me, smile" на груди и небрежно накинул поверх праздничный пиджак. - Малышня играет в игры, отцы разбирают корреспонденцию, - сообщил он, останавливаясь перед Локи. - Ньёрд вроде решил остаться на ночь. - Посидим немного тут, а потом зайдем домой через разные двери, - предложил Локи. Тор вздохнул и плюхнулся на сиденье рядом с ним, он был горячим как печь, Локи сразу ощутил жар его бедра через одежду. - Славный он старикан, этот Ньёрд, - сказал Локи. - И его истории о твоем детстве были умилительными. Тор хмыкнул. - По-моему, он меня с кем-то спутал. Я ничего такого не помню. - Наверное, если он так давно знает вашу семью. А Вили и Ве... Это братья Одина? Что с ними стало? - Мне мало что известно, - нахмурился Тор. - Отец изгнал их из Асгарда и отрёкся от родства. Я был тогда маленький. - И ты не знаешь, из-за чего? - Нет. Но причина, видимо, была веская. - Да уж... - пробормотал Локи. - Никогда бы не подумал, что Один на такое способен. - Ну, он в последнее время сильно изменился... - Тор откинулся на спинку, и из кармана его брюк выпал телефон. Тор поднял его, и едва успел включить, как на него обрушился град сообщений. - Семьдесят восемь пропущенных от Сиф, - констатировал он, меланхолично созерцая экран. - Тебе не жить. Завтра она из тебя всю кровь выпьет! Но потом вы помиритесь, конечно, - Локи хотел сказать это насмешливо, а получилось горько. - Я не стану с ней встречаться завтра, - ответил Тор. - У меня всего один свободный день, и я хочу провести его с тобой, - он поймал взгляд брата и подвинулся к нему ближе. - Слушай, я же вижу, ты страдаешь. Давай, я ей всё скажу. Им всем. Всю правду про нас. Прекратим это враньё. - Даже не вздумай! - воскликнул Локи. - С ума сошёл? Хочешь, чтобы Один и тебя выгнал из Асгарда? Тор, я серьёзно. Дай мне слово. Да, это тяжело и больно, но я много думал об этом и решил - лучше уж я всю жизнь буду скрываться, чем жить без твоей любви. Поэтому лги всем - и сам поверь в свою ложь... Удаляй все мои сообщения... Не храни мои фото... Скажи Сиф, что... Скажи ей, что хочешь познакомить меня с кем-нибудь из её подруг... В конце этой речи Локи едва не плакал от жалости к себе. Тор вздохнул и обнял его крепко-крепко, отгораживая от всего мира. - Тш-ш, ну, чего ты? - сказал он ласково. - Я не могу позволить, чтобы ты так из-за этого мучился. Я ведь обещал защищать тебя и беречь. Что мне сделать, скажи? - Ты уже делаешь, Тор, - прошептал Локи сквозь слёзы, которых уже не мог удержать - напряжение, неделями копившееся в нём, наконец отпустило: рядом с Тором ему больше не надо было притворяться сильным. Тор держал его, пережидая приступ рыданий, потом отстранился, снял пиджак, накинул Локи на плечи и снова обнял. - Извини, - всхлипнул Локи. - Это была минутная слабость. У тебя есть носовой платок? Ты теперь, наверное, не захочешь меня целовать... - Платок в кармане пиджака, достань сам... И не ерунди. Я всегда буду с тобой. Как там сегодня говорилось в свадебной клятве? В горе и в радости, в болезни и в здравии... - Пока смерть не разлучит нас, - пробубнил Локи через платок. - Вот-вот, - кивнул Тор. - А это случится ещё нескоро. Локи, пожалуйста, обещай писать мне чаще. Когда вечером я прихожу в казарму после целого дня тренировок, для меня единственная отрада - твои сообщения. И когда от тебя ничего нет, я как будто день проживаю зря. И он поцеловал Локи, крепко, нежно и страстно, как только он один умел - не убоявшись его зарёванного лица и красного носа. Тор вообще не боялся ничего на свете и был для Локи единственной, негасимой путеводной звездой. Солнце село и провалилось за разом потемневшие деревья сада, но небо ещё оставалось светлым. На траву и листья выпала роса. В кабинете Одина зажглось окно и уютно желтело теперь через беспорядочную сеть ветвей. Кожа Тора мраморно белела в сумерках, и татуировка с надписью и языками пламени отчётливо выделялась на его предплечье. - Слушай, Тор, - сказал Локи, прослеживая кончиками пальцев змеящийся рисунок. - Мое тайное имя означает "огонь", но я никогда не говорил тебе этого прежде. Как же ты узнал? - Да это просто случайное совпадение, - откликнулся Тор. Но Локи точно знал, что в мире ничего не происходит случайно. Конец. 2012-2018 ггг.