Попадалово

Написано в фан-клубе Лейфтана (ныне закрытом) почти год назад и теперь вывешено здесь.*

      — Ты слишком много выпила, — сказал Лейфтан.       — Нет, это ты слишком трезв для меня.       — Кто-то должен сохранять ясную голову.       — Вот именно поэтому мы вряд ли с тобой поговорим.       Не то чтобы я была уж очень пьяна, хотя в голове ощущался туман, и некоторые мысли ускользали от меня, теряясь. Однако полностью сосредоточиться не выходило. Но и здесь мой вечно контролирующий всё разум отслеживал и эти изменения.       Очень удобно быть не пьяной, а полупьяной, успешно изображая неадекватность.       Чирк.       Спичка не зажглась с первого раза, зажглась со второго. Лейфтан наблюдал за этим внимательно, но не отнимал.       — Каруто не выгнал тебя с кухни только потому, что его здесь нет.       — Именно потому что его здесь нет, чай мне приходится нагревать самой.       Тем не менее вторая спичка погасла, так и не донесённая до плиты. Третья вспыхнула ровным, сильным огнём и начала пожирать древесину, отплясывая отблесками на двух, склонившихся к ней лицах.       — Ты собираешься зажигать?       Да, в волшебном мире с продвинутой медициной плита на кухне до сих пор зажигалась спичками, хоть и горел не привычный для людей газ. Впрочем, к чему возмущаться, люди пользовались спичками даже в мире будущего фильма "Пятый элемент".       Празднество давно прошло, шумное, весёлое... Что только остальные в нём находят? Похоже, для интроверта со стажем это чувство общности было недосягаемо. Теперь кухня была пуста, гвардейцы разошлись. Расползлись? Попить чая было самое то. Вот только Лейфтан...       Иногда складывалось ощущение, что он не спит, не пьёт. И даже не ест! Для чего существовал он такой то ли идеальный, то ли неживой и кукольный, совершенно непонятно.       Спичка догорела и обожгла пальцы.       — Ай!       — Я же говорил...       — Слышал когда-нибудь про девочку со спичками? Сказку?       — Нет. Что это за сказка?       — Жила-была маленькая девочка. Не было у нее ни отца ни матери... Девочка надумала покупать спички по полгроша, а потом продавать их в городе, на улице, за грош.       Если торговля шла хорошо, она покупала себе краюшку хлеба, возвращалась в свою лесную хижину, накрывалась всем тряпьем, которое у неё было, и засыпала.       Пришла зима. Она бродила по улицам и спрашивала прохожих: "Не желаете ли купить у меня спички?" Но никто не останавливался, никто не обращал на неё никакого внимания.       Она села и сказала себе: "Ведь у меня есть спички. Можно развести огонь и согреться". Но у неё не было ни щепок, ни дров. Тогда она решила просто зажигать спички.       "И потом наконец поставила чайник?" — устало спросил голос Лейфтана.       Но это был мысленный, сам Лейфтан молчал и слушал, не перебивая. А жаль, немного юмора не помешало бы. Пришлось продолжать.       — Она чиркнула первую спичку — в тот же миг холода и снега как не бывало. Там, где только что мела метель, появилась комната — просторная комната с большой тёмно-зелёной печкой, дверцу которой украшали затейливые чугунные узоры. От печки шёл такой жар, что воздух в комнате подрагивал. Девочка прижалась к печке и ощутила райское блаженство.       Но вдруг печка пропала — девочка снова сидела на снегу, так отчаянно дрожа, что зубы стучали. Тогда она чиркнула вторую спичку, свет её упал на стену соседнего здания, и стена вдруг стала прозрачной. Там был стол, покрытый белой скатертью, на столе тарелки и блюдо с гусём, которого только вынули из духовки. Но только девочка протянула руку, чтобы взять свою порцию, как видение исчезло...       — Она так замёрзнет, — перебил Лейфтан.       — Да, именно это и произошло... последнее видение было о прошлом, о её бабушке, которая унесла её в другой, потусторонний мир. В нашем мире дети верят в Деда Мороза, — зачем-то сказала я. — Это ледяной дед, который приносит подарки. А ты во что верил в детстве?       Лейфтан промолчал и нахмурился. В детстве он верил в свою семью, и что это никогда не закончится. Если бы было можно, сейчас он сжёг бы все спички, чтобы просто увидеть это ещё раз.       — Пойдём, — сказал он, придя в себя и потянул за руку.       — Ты ведёшь меня в мою комнату?       — Да, тебе нужно тепло одеться, — сообщил мой спутник, пробудив мой интерес.       Кто из нас ещё был пьян.       Лейфтан вытащил меня за пределы штаба, дальше, не отпуская руки, всё вёл за собой. Только и оставалось, что прислушиваться к ночной тишине, холоду, смотреть на вырывающиеся облачка пара изо рта и падающие и тут же тающие снежинки.       Лейфтан привёл в какой-то странное место. Снег переливался радугой, отражая свет, поблёскивал крупицами, делая происходящее нереальным. Завывала тихонько вьюга, поднимая хлопья. Плескалась вода. Да, вода, совершенно не замёрзшая, тёмная, блестящая и пугающая. Мелкой рябью собиралась она у берегов. И звала. Страшно.       Холодно, пусто, страшно.       Страшнее всего, конечно, была...       — Смотри, какая луна, — сказал Лейфтан.       — Ты лунный маньяк, — недовольно ответила я.       Луна манила и гипнотизировала. Я отвернулась от неё, боясь стать какой-нибудь жертвой рассказа "Волшебные чары луны" Эдогава Рампо.       — Не бойся, — сказал Лейфтан, словно прочитал мои мысли.       — Сам на неё смотри, если тебе так хочется. Мне страшно.       — Не бойся, — повторил Лейфтан более настойчиво и крепче сжал за руку.       Я подняла взгляд. И замерла.       По небу как яркие прозрачные потусторонние ленты разливались краски. Зелёная, синяя, розовая...       Словно яркие змеи проползали они мимо луны, извиваясь и оставляя за собой на небе исчезающий след. И мне страшно было пошевелиться и спугнуть. Они отражались на снегу, делая это место ещё более странным и потусторонним, но не смотреть было невозможно. У меня так и не вышло оторвать, отвести взгляд и отвернуться.       Я скосила глаза на Лейфтана. Он улыбался. И продолжал держать за руку.       — Холодно. Вернёмся... — пробурчала я, чтобы ни в коем случае не выдавать своего восхищения.       — Конечно, — сказал он очень довольный. — Тебе понравилось? Это лучше, чем спички?       — Ну чайник на них не поставишь, — отмахнулась я.       Мне не удавалось стереть из памяти это небо, его улыбку, которую никто кроме меня не видел, и ощущение его руки, держащей мою.       Он это знал. И это в нём раздражало — умение видеть.