Лучший друг кузена

      Крошечные хлопья снега закружили в воздухе, как только они выехали из Токио. Близился вечер, и холодный воздух, казалось, просачивался во все щели джипа Масато,  и, как бы ни надрывался обогреватель, тепла не хватало.       Масато держал Кей за руку, пока они ехали в молчании. Её царапины и синяки по большей части зажили.       Первые пара ночей после остановки сердца дались Кей тяжелее всего. Хорошо, что Масато не выпускал ее из своих объятий и утешал, когда она просыпалась от ночного кошмара, а потом бодрствовал вместе с нец, если, взбудораженная, Кей больше не могла сомкнуть глаз. Он проводил эти вынужденные часы бессонницы с пользой, отвлекая девушку от мрачных воспоминаний о прошлом.        Кей взглянула на него, и ее сердце сделало легкое сальто.       «Он любит меня. Он в меня влюблен».       Голова шла кругом, когда она думала о том, какие возможности открываются для них в будущем.       Сжимая его руку, Кей ободряюще улыбнулась, когда он посмотрел на нее. Беспокойство окрасило его глаза в цвет серой стали. Когда он проснулся этим утром и спросил, сможет ли она поехать с ним на могилу, прежде чем они отправятся к его родителям на сочельник, Кей испытала потрясение, но обрадовалась тому, что Масато сделал еще один огромный шаг.       — Ты в порядке? — спросила она.       Пряди светлых волос выбивались из-под серой вязаной шапочки.       — Как странно, что это ты задаешь мне такой вопрос.       — Правда. — До сих пор ему приходилось постоянно беспокоиться об Кей. — Но я его задаю.       — Я… не знаю. — Парень сделал паузу и повернул направо, проезжая через заправку. — Мне грустно. Я растерян. И радуюсь, будто горжусь собой, что звучит глупо.       — Это не глупо. Ты можешь гордиться собой.       Мимолетная улыбка тронула его губы.       — Мне кажется, что я испытываю все чувства сразу.       Кей могла его понять. Столько лет прошло после смерти Ханы, но он впервые едет к ней на могилу. Кей снова сжала его руку.       К тому времени как они добрались до кладбища, легкая пелена снега уже укрыла могильные плиты. Родители Масато объяснили ему, как найти могилу, так что, въехав на кладбище, вокалист свернул направо и поехал по извилистой дороге, пока впереди не показался раскидистый дуб, чернеющий голыми ветками.       Могила Ханы находилась неподалеку — пятая от дуба, если точнее. Он припарковал джип на обочине. Его рука потянулась к ключу зажигания, чтобы заглушить мотор, но он даже не сделал попытки выйти из машины. Он сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой, на дерево. Ветви дуба покачивались под дуновением ветерка. Тугой узел стягивался у Кей в груди.       — Ты действительно готов это сделать? Потому что мы можем приехать в другой раз.       — Я готов, — тихо произнес он после короткого молчания. — Мне нужно это сделать.       Кей согласилась. Масато двинулся дальше, но не до конца отпустил прошлое. Все эти годы он воспринимал смерть Ханы так, словно она порвала с ним, бросила, ушла. Ему казалось, что она где-то рядом, живет своей жизнью, и, возможно, это помогало ему справляться с горем, но он так до конца и не смирился с утратой. Вот почему он оттолкнул Кей сразу после того, как признался в любви. Только теперь она поняла это. В нем говорил страх. Страх полюбить кого-то и потерять.       Прошли минуты, и он кивнул.       — Идем.       — Идем, — прошептала Кей.        Он открыл дверцу, и порыв холодного воздуха устремился в салон. Девушка достала из кармана перчатки, и он подхватил пуансетию*,  которую они купили в магазине по дороге. Её ботинки хрустели по мерзлой траве и снегу, когда Кей обогнула джип и подошла к Масато. Он остановился и посмотрел на неё с высоты своего роста. Неуверенность и ранимость, читавшиеся в его лице, терзали её сердце. Он протянул к Кей свободную руку, не защищенную от холода, и она тотчас накрыла ее своей рукой в теплой перчатке. Казалось, ощущение их сцепленных рук придало ему сил.       Они молчали, пока шли мимо могильных камней, и Кей старалась не думать о том, как Изуми обвинил её в их расставании.        Говорят, что кладбища навевают покой, но эта неподвижность — полное отсутствие жизни — всегда пугала Кей. Хотя сегодня все было иначе. Когда они подошли к старому дубу, она не думала о том, что у них под ногами прах людей.       Кей думала только о Масато и о том, как это трудно для него.       Когда он вдруг остановился, она поняла, что они у могилы Ханы.  Проследив за его взглядом, Кей еле слышно вздохнула.       Надгробие было сделано из полированного серого мрамора с могильным камнем. На нем было выбито имя: Такахаси Хана. Даты рождения и смерти, несправедливо близкие друг к другу.       Это она. Ни лица. Ни тела. Вся ее жизнь уместилась в каллиграфической надписи под датами: Любящей сестре, дочери и матери, уснувшей в объятиях ангелов.       «Матери».       Ком подступил к горлу. Хане так и не удалось побыть матерью. Ей вообще никем не удалось побыть.       Масато медленно покачал головой, устремив взгляд на могилу. Кей даже представить себе не могла, о чем он думает. Наверное, понемногу обо всем, что им пришлось пройти за их короткую совместную жизнь.       Многое из того, о чем Масато говорил в прошлом, в эту минуту обретало смысл. Он убеждал Кей, что самое прекрасное в жизни порой рождается из трагедии. Он знал это не понаслышке. Нежданная беременность подарила ему Нино, а трагическая смерть любимой подтолкнула его в нужном направлении.       Кей могла бы сказать то же самое об утрате возможности танцевать. Она надеялась, что, обучая детей, сможет хоть как-то изменить мир, и не потому ли становятся учителями? Уж точно не из-за денег. Мотивация гораздо более глубокая и существенная. Учителя формируют будущее. Танцоры развлекают. И это не значит, что Кей уже никогда не станет частью этого мира. У нее появилась цель вернуть Николь на сцену, и, возможно, Кей захочется воспитывать юных балерин.       А ей уже хотелось.       В этом, наверное, и кроется великий смысл смерти. Смерть всегда напоминает живым о том, что надо  жить —  жить настоящим и смотреть вперед, в будущее.       — Она действительно была… замечательная, — сказал он наконец, нарушая тишину.       В её улыбке стояли слезы.       — Я в этом уверена.       Масато долго смотрел на надгробный камень. В его руке дрожали лепестки красной пуансетии. Кей сомневалась, что от холода.       — Она любила зиму и снег. — Он замолчал, и по его горлу пробежала волна, когда его взгляд устремился к небу. Белые хлопья падали тяжелыми заплатками. Его слова прозвучали искренне, когда он снова заговорил: — Думаю, это не просто совпадение.         Кей наблюдала за большой снежинкой, которая, покружившись, успокоилась на изгибе мраморного камня.       У Масато вырвался глубокий судорожный вздох.       — Я думаю, у Нино это от нее. Любовь к зиме. Это его любимое время года. Может, из-за Рождества, конечно, но мне нравится думать, что это из-за нее.       Кей сжала его руку.       — Зима — неплохое время года.       Уголок его губ приподнялся.       — Я — летний тип. — Масато высвободил свою руку и шагнул вперед. Опустившись на колени, он положил красивые красные цветы в основание надгробия.       В молчании Кей смотрела, как он снимает шапку и склоняет голову, и она не знает,  то ли он молился, то ли разговаривал с Ханой. Как бы то ни было, у брюнетки возникло такое чувство, будто она подслушивает; это был такой интимный, печальный момент.       Смаргивая слезы, Кей остановила взгляд на дереве и тяжело сглотнула. Снег покрыл голые ветви, и они печально поникли под его опушкой. Когда Масато подошел к ней, он уже был в шапке, а кончик его носа покраснел, как, наверное, и ее.       — Ты не возражаешь, если мы побудем еще немного? Я понимаю, ты замерзла, но можешь подождать…       — Я в порядке. — Даже если бы он захотел остаться здесь на месяц, Кей все равно бы не ушла. — Мы можем побыть здесь столько, сколько ты захочешь.       — Спасибо тебе. — Его спина уже не выглядела такой напряженной, когда он положил руку Кей на плечи. Притянув ее к себе, укрывая от холода своим телом, он прижался щекой к ее макушке и вздохнул. — Спасибо, что ты здесь со мной.

***

      Ферма Хаякавы превратилась в ослепительную зимнюю страну чудес. Как будто Санту вырвало праздничным настроением, но в хорошем смысле. Разноцветные фонарики украшали изгороди вдоль подъездной аллеи. Амбар переливался красными, зелеными, синими огоньками, а фасад дома искрился, как гигантский квадратный дискошар.       Масато хохотнул, увидев, как округлились ее глаза, и Кей улыбнулась, потому что он впервые рассмеялся с тех пор, как они покинули кладбище.       — Мои старики немножко сходят с ума во время Рождества, особенно из-за Нино.       «Немножко?»       У крыльца сидел надувной Санта-Клаус. На крыше разместились восемь пластмассовых оленей *.   Рудольф, девятый и самый главный олень, числился пропавшим без вести. Пластиковый Санта с мешком подарков забрался на трубу.       Перед крыльцом высился гигантский снежный шар, тоже надувной. В больших окнах дома отражались огни наряженных елок. Ее родители придерживались одной цветовой гаммы в рождественском убранстве, но здешнее разноцветье Кей нравилось гораздо больше. Было что-то особенно теплое в этом хаосе огней.       — Оставим подарки в джипе, — сказал он, когда они вышли из машины. — Знаешь, Санта ведь еще не приехал.       Кей усмехнулась.       — Санта на крыше, кажется, уже изрядно набрался.       Он поднял глаза и засмеялся, когда увидел на трубе шатающегося от ветра Санту.       — Это мой Санта.       Кей задержалась у крыльца, отряхивая ботинки от налипшего снега.       — Ты уверен, что я здесь не лишняя?       Бросив на нее выразительный взгляд, он положил руки на её плечи и опустил голову, так что их глаза оказались на одном уровне.       — Конечно. Мама и отец очень рады, что ты встречаешь Рождество с нами, и они знают, что ты знаешь правду. — Он погладил ее по голове и заправил волосы за ухо. — Кажется, они больше меня радуются тому, что ты здесь.       Кей засмеялась.       — Это потому, что я чертовски восхитительна.       — Что верно, то верно. — Масато наклонил голову, и его теплое дыхание заиграло на ее губах. Кей задрожала, и его губы изогнулись в улыбке. — Спасибо тебе за сегодняшний день. Правда. Мне не хватит слов, чтобы сказать, как я тебе благодарен. Думаю, я бы не смог это сделать без тебя.       Кей поднялась на цыпочки и потерлась холодным носом о его нос.       — Ты обязательно сделал бы это, со мной или без меня, но мне приятно, что я здесь. Серьезно. — Ее перчатки остались в джипе, и она положила ладонь на его щеку, балдея от прикосновения легкой щетины. — Ты в порядке?       Его густые ресницы взлетели вверх.       — Знаешь, я не думал, что буду чувствовать себя иначе, но это так. Не могу сказать, что разница огромная, но сейчас мне спокойно. — Он накрыл ладонью ее ладонь, а другой рукой обхватил ее затылок. — Наверное, я должен поцеловать тебя в знак благодарности.       — Благодарности не надо, но поцелуй приму.       Он улыбнулся, и его губы скользнули по её губам, а потом еще раз, поцелуем таким же мягким, как снежинки вокруг них.  Он нежно уговаривал ее рот раскрыться, поддразнивая его языком. Волна тепла прокатилась по её телу, и Кей напряглась, когда его язык коснулся неба ее рта.       После такого благодарственного поцелуя она сама становилась должницей.       И Масато… он не просто целовал. Он пробовал Кей на вкус. Он смаковал. Его губы обещали удовольствие, а дразнящий язык сулил неземное блаженство. Этот парень мог бы вести мастер-класс по технике поцелуя. Он возвел поцелуй в ранг искусства, и Кей подтвердила это тихим стоном из самой глубины ее естества.       — Хватит, сынок. Кажется, я не учил тебя целовать красивую девушку на морозе. — Голос его отца прервал их поцелуй, обдавая Кей жаром стыда.       — Я ее согреваю, — усмехнулся Масато. Кей отвернулась, чтобы скрыть свое пылающее лицо, потому что нет ничего хуже, чем быть застуканной родителями бойфренда, когда от поцелуя у тебя ноги подкашиваются, и вдруг заметила какую-то особенную легкость в выражении лица парня,  особый отсвет его карих глазах, чего прежде никогда не было. — Правильно я говорю?       Кей медленно захлопала ресницами и пробормотала:       — Правильно.       Отец усмехнулся.       — Пошли в дом. Твоя мама с Нино на кухне, пекут печенье для мистера Санты.       Масато подмигнул Кей  и, взяв её за руку, повел на крыльцо.        «О. Вот же он, девятый олень, стоит в карауле у двери».       — Это катастрофа?       — То же самое, что бывает, когда на кухне ты. — Отец распахнул перед ними дверь. — Так что, да, это катастрофа.       Кей рассмеялась, когда Масато скорчил гримасу.       — Если подумать, ты за всю жизнь не научился готовить ничего, кроме супа из банки.       Его отец рассмеялся, и они вошли в дом. Пахло свежей выпечкой и хвоей.       — Дорогая, вряд ли тебе захочется это видеть.       — Все не так плохо. — Масато нахмурился, снимая куртку. — Подумаешь, один раз растопил кухонную лопатку в рисовых козинаках.       — Один раз? — Кей набросила куртку на крючок вешалки. — Думаю, этого более чем достаточно.       — Боюсь, он так и не признается тебе, что пытался скормить это своим брату и племянникам.       Кей расхохоталась, когда на лице Масато промелькнуло смущение.       — О боже, неужели это правда?       — Что такого? — Он пожал плечами и стянул с головы шапку. — Они все равно не стали есть.       — Только потому, что козинаки твои были твердыми, как кирпичи, ими можно было голову проломить, — улыбнулся отец. — Мой сын чертовски хорош во многих вещах, но кухня — это не его стихия.        — Спасибо, папа.       — Масато-кун! — раздался из кухни вопль Нино. — Кейси!        Они обернулись, когда Нино рванул к ним через столовую.       — Эй, приятель! Притормози, — сказал Масато,  шагнув вперед, когда Нино чуть не боднул головой обеденный стол. –Нино,  ты так…       Почувствовав, что мальчик  готовится к прыжку камикадзе, вокалист  опустился на колени и поймал сына в тот самый миг, когда тот с разбегу на него бросился. Он обхватил малыша руками и поднялся вместе с ним. Нино прильнул к нему, и его крошечные ручки утонули в волосах Масато.       — Я испек печенье для Санты! — объявил мальчуган, вцепляясь ему в волосы. — С шоколадом и грецкими орехами!       — Неужели? — Масато чуть повернулся, крепче прижимая к себе сына. Ее сердце сжалось при виде их вместе. Хотя Нино и не знал правду, только слепой мог не заметить, как они любят друг друга. — А что насчет крендельков с арахисовым маслом? Ты же знаешь, это мои любимые.       — Мы их тоже сделали. Я уже попробовал. — Нино усмехнулся и положил голову ему на плечо.         — Попробовал? — фыркнул мистер Хаякава. — Мальчишка умял половину противня.       Улыбка на лице Нино стала шире, и тут, увидев Кей, он снова оглушил всех визгом.       — Опусти меня! Опусти!       Улыбаясь, Масато спустил болтающего ногами малыша на пол. Едва приземлившись, он тут же сорвался с места и бросился к девушке,  обнимая её за ноги.       — Привет, — сказала она, потрепав и без того непослушные вихры. — Волнуешься перед приездом Санты?       — Да! Папа сказал, что мистер Санта скоро выезжает! — Он отстранился, хватая Кей за руку. — Пойдем!       Она взглянула на Масато. Он улыбнулся и пожал плечами, задержавшись с отцом, пока Нино потащил ее через столовую. На кухне царил настоящий погром. Заляпанные тестом столы и рабочие поверхности. Усыпанный мукой пол, яичная скорлупа в мисках. Но запах сладкой выпечки обещал божественную сахарную лихорадку.       — Смотри, кого я нашел! Смотри!       Миссис Хики-Хаякава обернулась, обтирая руки о красный фартук с рождественским орнаментом.       — О, дорогая, я так рада, что ты приехала. — Она шагнула Кей навстречу такой же стремительной походкой, как у Масато. — Милая моя, — запричитала она, проводя пальцем по её щеке, где бледнел синяк. — Как ты?       — Хорошо. — Кей улыбнулась, когда Нино отпустил ее руку и взгромоздился на табуретку, придвинутую к столу. Он тут же погрузил руку в миску с тестом. — У меня действительно все хорошо.       — Слава Будде. — Она так крепко стиснула Кей  в своих сильных объятиях, что девушка едва не задохнулась. — Когда Масато-кун рассказал мне, что… — Она покосилась на Нино, который катал шарики из теста, и понизила голос. — Не хочу, чтобы малыш слышал, но я рада, что ты в порядке.       Ее губы дрогнули.       — Я тоже.       Миссис Хики-Хаякава печально покачала головой, наблюдая, как Нино плюхает шарик теста на противень.       — Только вот та девушка, бедняжка…       Кей закусила губу.       — С ней все хорошо. Теперь у неё отличный парень, который позаботится о ней. В этом плане в жизни Мэй-тян воссторжествовала справедливость.        Нино оглянулся через плечо, озадаченно хмуря милый лобик.       — Что такое справедливость?       — Когда плохие люди получают по заслугам, детка. И это хорошо. — Миссис Хики-Хаякава улыбнулась Кей, и морщинки в уголках ее глаз углубились. Она снова понизила голос: — Но это… это еще не все.       Она положила руку девушке на плечо, и ее грудь поднялась в глубоком и тяжелом вздохе.       — Я рада, что ты  знаешь —  что Масато-кун рассказал тебе.       Кей не знала, что сказать. Ей оставалось только кивнуть, и широкая улыбка озарила лицо миссис Хики-Хаякава, когда Нино стащил кусочек теста.       — Масато-кун тоже так делал, когда был маленьким, — сказала она, часто моргая. — Съедал сырого теста больше, чем оставалось для выпечки.       — Сырое — оно самое вкусное. — Ее голос прозвучал на удивление хрипло.       Она погладила Кей по плечу.       — Ты так хороша для моего мальчика, чертовски хороша. После Ханы-тян он ни с кем не сходился близко, и ты растопила его сердце. Я знаю, у нас еще не было возможности по-настоящему узнать друг друга, но ты всегда будешь для меня как дочь.       «О боже, я сейчас расплачусь».       Отчаянно моргая и пытаясь сдержать слезы, Кей улыбнулась, а потом засмеялась.       — Извините. Я не хочу плакать.       Нино снова повернулся.       — Почему ты грустная?       — Я не грустная, — поспешно сказала Кей и подкрепила свои слова улыбкой. — Я счастлива, по-настоящему счастлива.       Малыш поверил ей на слово и вернулся к тесту. Она вытерла глаза и взяла себя в руки.       — Спасибо вам. Это очень много значит для меня, и я никогда не причиню боли ему, — сказала Кей,  кивая в сторону Нино.  — И сердцу Масато-куна.       — Ты моя девочка. — Ее глаза тоже наполнились слезами, и она откашлялась. — Ну вот, посмотри на меня. Сейчас начну лить слезы, и нам с тобой нагорит, тем более что мой мальчик идет прямо сюда.       — Привет, мам. — Масато в два шага пересек бестолковую, но такую по-домашнему уютную кухню, наклонился и поцеловал мать в щеку. Отстранившись, он скользнул взглядом по их лицам и нахмурился. — Все в порядке?       — Все хорошо, — сказала Кей,  сжимая руки. — Нино при деле.       Он бросил быстрый взгляд в его сторону и снова пристально вгляделся в их лица.       — Ты уверена?       — Да, дорогой. Просто девичьи разговоры. Только о хорошем. — Его мама повернулась, открыла дверцу духовки и заглянула внутрь. — О, эти почти готовы.       Довольный Масато подошел к столу, за которым хозяйничал Нино, и украдкой стащил с противня шарик теста.       — Эй! — Нино хихикнул, когда Масато быстро запихнул тесто в рот.       Чмокнув своего мальчика в щеку, вокалист развернулся и подошел к Кей сзади. Он скользнул руками вокруг ее талии и сцепил их в замок.       — Могу я украсть ее у вас? Хочу показать ей наше дерево.       Миссис Хики-Хаякава  подмигнула ей.        — Только если она сама хочет быть украденной тобой.       — О, она просто мечтает об этом, — ответил Масато,  и Кей шлепнула его по руке. Он рассмеялся. — Не смущайся.       Его мама покачала головой, когда парень резко развернул Кей. Обнимая за плечи, он повел ее обратно через столовую. Отца в холле уже не было, и в просторной гостиной тоже никого.       Елка — огромная, живая — сразу напомнила девушке о доме. Украшенная разноцветными и разномастными лампочками, она вспыхивала огнями каждые несколько секунд. Над камином были развешаны чулки для подарков.       — Посмотри на этот. — Протянув руку, парень отцепил красный чулок и поднял его над головой. — Как тебе?       — Ой! — На чулке красными блестками было написано ее имя. — Это мой? Правда-правда?!       — Да. — Масато рассмеялся, возвращая его на место. — Нино сделал для тебя сегодня утром.       Не знаю, чем Кей покорил этот именной чулок, но её сердце разбухло, и казалось, вот-вот лопнет.       — Тебе нравится? — спросил он, усаживаясь на пол и приваливаясь спиной к дивану. Потянув Кей за руку, он подождал, пока она сядет. — Я думаю, что очень.       — Да, очень. — Кей рассмеялась и потерла лицо. — Клянусь. Я эмоциональная.  — Она опустила руки и вгляделась в его потрясающе красивое лицо. — Мне действительно очень нравится.       — Интересно, что Санта  положит  в твой чулок? — Его интонации почему-то заставили ее думать о всяких непристойностях. — И под елку.       Кей оперлась руками о деревянный пол и, потянувшись к нему, поцеловала его в губы. — У меня уже есть все, что я хочу на Рождество.       — М-м. — Его руки устроились на ее бедрах, и он потерся губами о её губы. — А у меня нет, — пробормотал он. — Потому что я жадный и хочу завтра утром проснуться с тобой. Вот чего я хочу.       — Но…       — Тору с Николь уже уехали, а мы собирались ехать завтра, ближе к обеду. Так зачем же мне везти тебя обратно в квартиру сегодня вечером? — Он поцеловал уголок ее губ. — Ты можешь остаться здесь, со мной. Мои родители ни слова не скажут. Мы можем притвориться, что нам шестнадцать, и заняться тихим грязным сексом, чтобы нас никто не услышал.       Кей засмеялась.       — Извращенец.       — Я такой. — Он поцеловал другой уголок рта. — Останься со мной?       Целуя его, она чуть отстранилась.       — Как будто я могу сказать «нет».       Масато подхватил Кей и усадил между широко расставленных ног спиной к себе, прижимая к своей груди. Она почувствовала его губы на затылке, когда из кухни донесся пронзительный визг Нино, которого развлекал отец Масато.        — Знаешь, что? — спросил он.       Кей обернулась, и его губы прошлись по ее щеке.       — Черт-те что?       Масато рассмеялся себе под нос.       — Фу, как грубо.       Хихикая, Кей  прижалась ближе.       — Ага. Но ты же любишь меня, так что…       — Это правда. — Он поцеловал ее в щеку. — И это подводит меня к тому, что я хотел сказать. — На мгновение повисло молчание, и она спиной почувствовала, как поднялась его грудь. — В некотором смысле ты уже подарила мне лучший подарок в моей жизни.       — Этим утром? — Кей извернулась, чтобы видеть его лицо. — Когда разбудила тебя своим…         — Да, это было замечательно, но не угадала. — Он усмехнулся. — Тот подарок круче.       У неё перехватило дыхание. Его глаза отыскали её.        — Знаешь, я никогда не мог представить себя женатым. После того, что случилось с Ханой-тян, и последние пару лет, наблюдая, как мои родители воспитывают Нино, я не видел своего будущего в семье.       Пульс подскочил до небес.       — Но все изменилось, — продолжал он, удерживая Кей взглядом, и в этот миг карие глаза стали для нее целым миром. — Изменилось из-за тебя. Теперь я вижу себя женатым и хочу создать собственную семью. С тобой. И для меня это самый лучший подарок.       Кей было открыла рот, но не находила слов. Слушая его, она будто нежилась на августовском солнце и разомлела так, что лишилась дара речи.       — Эй. — Он взял её лицо в ладони. — Скажи что-нибудь.       Кей понимала, что должна что-то ответить, потому что все сказанное им было так красиво и восхитительно. Ее сердце бешено колотилось, мысли путались. Восторг поднимался из самых моих глубин.         «Мы. Вместе. Брак. Семья. Однажды. Я снова влюбилась».       — Боже, Масато-кун, — выдохнула Кей, закрывая глаза. — Я люблю тебя. Я так тебя люблю.       У него вырвался глубокий гортанный звук, и он тотчас сократил и без того крошечное расстояние между ними, соединяя их рты в страстном поцелуе. Они целовались так, словно отчаянно нуждались друг в друге, изливая в поцелуе свои чувства. И даже когда вспышка страсти улеглась, позволяя им глотнуть воздуха, они не отпустили друг друга. Они долго сидели обнявшись. Прижимаясь лбами. То и дело встречаясь губами. Никто из них не проронил ни слова, потому что все, что хотели сказать, было сказано.       Они бы сидели так целую вечность, но топот маленьких ножек вынудил их разомкнуть объятия. Нино плюхнулся рядом с ними, опасно балансируя тарелкой с печеньем в одной руке и планшетом в другой. Он посмотрел на них глазами, которые так напоминали глаза его отца и трогали ее сердце.       — Печенье? — Нино протянул Кей обгрызенное печенье с шоколадной крошкой.       Она взяла его и разломила пополам, поднимая вверх одну половинку. Губы Масато потерлись о ее пальцы, когда он целиком захватил ее в рот, отчего Нино взорвался хохотом. Я съела свою половинку чуть медленнее.       — Эти печеньки лучшие, — сказала Кей ему.       Гордая улыбка надула его круглые щеки.       — Потому что я делал.       — Это верно. — Масато положил подбородок на её макушку и потянулся к сыну, взъерошивая его волосы своей большой рукой. — У тебя сумасшедший талант к выпечке.       — Я хочу в следующем году сделать для Санты рисовые шарики.       Масато застонал.       — Мне с ними не везет.       — Вот и ладно, — сказала Кей.  — Я могу научить тебя. У меня получаются очень вкусные рисовые шарики.        У Нино округлились глаза.       — Правда?       — Обещаю. — Кей усмехнулась и, когда подняла глаза, увидела его родителей в дверях гостиной. Слезы блестели в глазах его матери, и мистер Хаякава держал ее за плечи. Её взгляд упал на Ниной,  который уже променял печенье на планшет и успел погрузиться в игру, и Кей стало понятно, что сейчас видят его родители. Потому что Кей тоже это видела.       Будущее.       Втроем.       Так много изменилось для них за эти четыре с небольшим месяца. Тогда, в августе, она и подумать не могла, что будет находиться здесь в канун Рождества и её губы будет пощипывать от сладких поцелуев Масато.  Никто из них не планировал их совместное будущее. Кей видела себя танцовщицей. Масато верил, что никогда не позволит себе снова полюбить. Их счастье оказалось нежданным, и она бы не отказалась ни от единого его мгновения ради того, чтобы снова танцевать.       Её мечта разбилась вдребезги, но возродилась уже в новой форме, наполненная куда большим смыслом, а потому еще более ценная. Удачно пройдя игру, Нино торжествующе завопил, с сияющим видом обернувшись к Масато.  Придет день, и он узнает правду о своем отце и своей матери, и Кей знала, что будет стоять рядом с Масато в этот день, готовая подставить плечо им обоим.       Кей скользнула руками по плечам вокалиста, спускаясь к его рукам, сцепленным чуть ниже её пупка. Она накрыла их ладонью, и он взял ее, переплетая их пальцы в замок.       — Хочешь сыграть в следующем туре? — спросил Нино, и в его красивых карих глазах промелькнула надежда, когда он посмотрел на нее.       — Я бы с удовольствием.       Довольный Нино  вернулся к игре, и Масато прижался поцелуем к ее виску и одними губами произнес слова, которые Кей никогда не устанет и не привыкнет слушать.       Он прошептал:       —  Я люблю тебя.