Не кормите утконоса, пожалуйста

Впервые в жизни Карстен де Врис растерялся. Он стоял, оглушенный и одурманенный, с приоткрытым, как у идиота, ртом посреди прохода между стеллажами: куклы-танцовщицы фламенко справа, пепельницы с Пикассо и бокалы с Миро — слева. Не отрываясь, он смотрел на прилавок в противоположном конце секции «Подарки и сувениры», куда зашел, чтобы найти что-нибудь для матери. Его толкали проносящиеся мимо покупатели, мечущиеся по магазину в поисках идеальных рождественских подарков, но он не обращал на них внимания. «Ох уж эти испанки, — мимолетно подумал он, когда ему в четвертый раз отдавили ногу, — любят каблуки-шпильки и отважно рассекают в них джунгли алчных покупателей». Совершенно непонятно, как эти девицы ухитрялись не заметить его, с его ростом почти метр девяносто! Испанцы не такие высокие, как голландцы, а по стандартам Карстена так и вообще коротышки. «Какой красивый!» — вертелась единственная мысль у него в голове, притупляемая спокойной музыкой, игравшей в торговом зале. Он не мог отвести глаз от молоденького, невысокого, очень невысокого — пять с половиной футов (167 см) ростом мальчика, одетого в явно дешевый синтетический костюм для служащих, который, профессионально улыбаясь, заворачивал подарки в безобразную темно-зеленую бумагу. Покупатели почему-то не замечали этот образец истинной красоты и лишь подкладывали бедняге все новые и новые покупки. Он казался очень юным; сочетание светло-русых волос и голубых глаз не отвечало популярному представлению о том, как должны выглядеть испанцы. Семнадцать лет назад Карстен некоторое время жил в Мадриде; тогда самым горячим мужчиной из живущих считался Антонио Бандерас, и представление Карстена о типичных испанцах таким и было: смуглый брюнет с гипнотическими темными глазами. Этот же мальчик выглядел совершенно иначе. Карстен загипнотизированно смотрел, как ловко и шустро его маленькие руки заворачивают покупки. Он никогда не понимал, почему все продавцы кладут вещь перпендикулярно листу оберточной бумаги и потом складывают его, стараясь, чтобы углы сошлись. Рядом с мальчиком работали две девушки, тоже молоденькие и симпатичные, но с ним — никакого сравнения. Сперва Карстену показалось, что он увидел ангела, но он быстро отбросил эту мысль — в озорном огоньке, горевшем в глазах мальчика, не было ничего ангельского. По мнению Карстена, ангелы — довольно скучные создания, которые распевают аллилуйю, сидя на облаке, помогают старушкам переходить улицу и спасают маленьких детей от падения с деревьев и из окон — так, во всяком случае, говорила ему мать, когда он был ребенком. У этого же мальчика была какая-то магическая аура. Что-то ирреальное и нездешнее. Как эльф, только без ушей, мысленно добавил Карстен. Возможно, дело было в его легких, но не женоподобных, движениях, или его гибкой фигурке, или в том, как он еще до того, как его коллеги что-нибудь успевали сказать, предугадывал, что им понадобится. Он был занят тем, что ловил уголок обертки, чтобы закрепить его лентой, когда его рука быстро разыскала золотистые ярлычки, чтобы передать их стоящей рядом девушке, искавшей их среди обрезков бумаги, разбросанных по прилавку. Самое забавное, что она ничего при этом не сказала, а он в это время даже не смотрел на нее. На Карстена накатило смущение, и он покраснел в третий раз, когда очередная продавщица спросила у него, может ли она ему чем-то помочь. «No, gracias», (нет, спасибо) — все, что он опять смог выдавить. Сорокалетний голландец почувствовал себя неуютно, осознав, что представляет собой довольно странное зрелище, стоя в центре зала одного из самых роскошных магазинов Мадрида и в трансе пялясь на служащего, занятого упаковкой дорогих подарков. Недолго думая, он сказал: — Подождите! Вот это, — указав на набор фарфоровых кукол. — Прекрасный выбор, сэр. Они из последней коллекции Lladró. Пойдемте, пожалуйста, я выпишу вам сертификат, — сказала продавщица и повела его к отдельному прилавку, где начала заполнять карточки и ставить на них печати. — Это в подарок, — сказал он, чуть ли не скрещивая пальцы, чтобы она отправила его в общую очередь. — Боюсь, в этом году вам придется отнести их к упаковочному прилавку. В рождественский сезон у нас так много покупателей, что мы не можем позволить себе тратить время, заворачивая подарки, но поскольку эти куклы очень хрупкие, я могу сама их упаковать, — ответила женщина со своей лучшей профессиональной улыбкой. — Нет необходимости. Я постою в очереди. Спасибо, — поспешно сказал Карстен, не дожидаясь, пока она начнет резать бумагу. Он вырвал у изумленной продавщицы из рук чек и подписал его своей монблановской ручкой, даже не взглянув на шариковую, которую она ему предложила. Стоя в очереди, чтобы завернуть эти жуткие фигурки, он подумал, что мать возненавидит его за такой подарок. Но, возможно, они понравятся той японообразной девушке из отдела разработки программного обеспечения на третьем этаже. Все-таки это она устранила несколько очень серьезных ошибок в торговой программе для «Твайтса и сыновей». Да, она была милой, даже несмотря на то, что когда Карстен заходил к ней в кабинет, ему приходилось лавировать между сотнями рассаженных повсюду фигурок девушек из «Сейлор Мун». За двадцать лет управления собственной компанией, производящей программное обеспечение, Карстен все еще не привык к многочисленным странностям своих сотрудников. Он основал компанию, еще когда учился на системного проектировщика в Лейдене, а двенадцать лет назад перенес штаб-квартиру в Лондон, в здание в деловом квартале Канэри-Уорф. Тот маленький кризис недвижимости стал благословением для него, позволив ему по чрезвычайно низкой цене купить пять этажей у испытывающего трудности инвестиционного общества, базирующегося в Дубае. Карстен любил эти башни, спроектированные Норманом Фостером. У двух женщин, стоящих перед ним в очереди, было по четыре вещи, и он прикинул, что они наверняка попадут на обслуживание к мальчику, который как раз заканчивал упаковывать покупки для старика. Значит, им самим будет заниматься крашеная блондинка, поскольку она уже на половину управилась со своим покупателем. Это совершенно не устраивало Карстена. Он огляделся и быстро оценил, что у него нет шанса попасть к вожделенному объекту. За ним стояла бабушка с четырьмя покупками, а за ней — очень дряхлый старичок, опиравшийся на палку. Сделав вид, что не заметил их прежде, он позволил пожилой женщине пройти вперед, тем самым отправив ее к блондинке, не обращая внимания на протесты старушки, что у него только одна вещь, а у нее — четыре. Карстен с трудом подавил раздражение, он ненавидел, когда люди сообщали ему очевидное. Он более чем в состоянии досчитать до четырех. Вторая упаковщица, брюнетка с огромными серьгами, закончила со своим покупателем и легким жестом пригласила Карстена, но он пропустил вперед старика. Женщина средних лет, которая теперь стояла за ним, похоже, рассчитывала, что он и ее пропустит, но голландец проигнорировал ее, поскольку мальчик закончил шестую упаковку, и ему осталось сделать две. — Спасибо и веселого Рождества, — первый раз услышал Карстен его голос, мягкий тенор, в точности такой, каким он его представлял. Мягкий и вежливый. Он подошел к прилавку, чувствуя ком в горле. — Добрый день. Добро пожаловать в «Эль Корте Инглес». Вам нужна подарочная карточка, сэр? — Нет, — ответил Карстен и немедленно обругал себя. Прекрасный способ завязать разговор! Он глубоко вздохнул, чтобы сказать что-нибудь еще, но мальчик уже занялся заворачиванием кукол в папиросную бумагу, а потом полез под прилавок, чтобы найти подходящую коробку. Он сложил фигурки внутрь с изысканной тщательностью, и Карстен снова восхитился тем, насколько малы были его руки. Слишком быстро, на взгляд Карстена, мальчик, Марсиаль Фернандес Мартинес (1), как было указано на его бейджике, закончил упаковку и положил коробку в пакет. — Спасибо, сэр. Веселого Рождества, — сказал он вежливо и как-то отстраненно. — И вам веселого Рождества, — буркнул Карстен и почти покраснел, когда мальчик, Марсиаль Фернандес Мартинес, в первый раз поднял на него глаза и смущенно улыбнулся. Стоявшая позади женщина толкнула Карстена, заставив его очнуться от своих мечтаний и поневоле отодвинуться от прилавка; он потерял зрительный контакт с мальчиком, который уже занялся ее покупкой. Проглотив гнев, Карстен вышел из магазина на улицу, где его чуть не задавили прохожие. Он направился к Пласа дель Соль (2), прошел мимо статуи знаменитого медведя, трясущего дерево (3), как он ее мысленно называл, повернул налево и по узкой улице пошел к «Lhardy» — очень старомодному ресторану, который славился типичной испанской кухней высокого качества. Секретарь зарезервировал ему столик на половину девятого, но Карстену без проблем нашли место, хотя он и пришел на полчаса раньше. Сидя в углу, спиной к деревянным панелям, которые, возможно, были сделаны еще в XIX веке, как и сам ресторан, Карстен рассеянно оглядывал зал. Ничего не изменилось за последние годы, и даже старые официанты до сих пор были здесь и всё так же не спешили приносить меню, как в прежние времена, когда обедать полагалось не менее часа. При обычных обстоятельствах Карстен пошел бы в современный ресторан, лаунж, где официанты проворны и привлекательны, а посетители — расслаблены, и с ними легче завести разговор, выпить напиток-другой, поужинать, а потом пойти покувыркаться в постели или не пойти. В какой-то степени Карстен был благодарен Биллу Гейтсу и Стиву Джобсу за то, что они превратили никому не интересных чудиков вроде него самого в самых горячих парней города. Теперь не надо было хорошо выглядеть или тратить время на охмурение недалекого, но симпатичного парня, чтобы залезть к нему в штаны. Волшебных слов «Я владелец софтовой компании» было достаточно. Иногда приходилось делать контрольный выстрел типа «А на третьем этаже у меня сидят разработчики видеоигр» — если парень все еще сомневался. Пожилой официант принес ему английское меню, но Карстен сразу сказал, что хочет. В Мадриде он всегда заказывал одно и то же и садился за один и тот же столик последние десять лет. Зачем что-то менять? Так проще и меньше усилий. Он достал айфон и быстро проверил электронную почту и органайзер. Его расписание на завтра было забито до восьми вечера, но магазин закрывался в десять. Он записал: «Марсиаль Фернандес Мартинес, 20:15, полная проверка». Он страшно устал обедать один — в ресторане ли, в своем лофте или в офисе. В свои сорок он был богат, умен, успешен, но отчаянно скучал. Ему хотелось, чтобы дома его ждал бы кто-нибудь, похожий на этого мальчика: маленький эльф, милый, изящный и покладистый, который помогал бы ему расслабиться после целого дня работы. * * * Марсиаль валился с ног от усталости после десяти часов стояния за прилавком. Целый день он завертывал подарки и улыбался покупателям, которые упорно его игнорировали. Его трудовой контракт заканчивался шестого января, и не было никаких шансов, что его продлят до конца сезона распродаж. Результаты рождественской кампании выглядели грустно, и многих, скорее всего, уволят сразу после Дня Волхвов(4). По крайней мере, у него был двухчасовой перерыв (5) и обед, включенный в 750 евро зарплаты. Возможно, ему удастся найти что-нибудь в сфере дистанционных продаж или наняться официантом. Положение дел на рынке труда выглядело довольно тоскливо, но Марсиаль не жаловался — у него была хотя бы какая-то работа, в то время, как у большинства его приятелей из Вийаверде (6) не было ничего. Кроме того, дома его ждал Пелайо. Сражаясь с чудовищно огромной коробкой, он мимолетно отметил, что его друг куда-то поспешно ушел около восьми, хотя обычно он ждал, когда Марсиаль закончит, чтобы ехать в метро вместе. Хорошо бы он оставил ему чего-нибудь от обеда. Пелайо уже не так злился, как тогда, когда Марсиаль попросил его не помогать ему в магазине — левая рука у его друга была повреждена. Марсиаль всегда очень нервничал, когда Пелайо надолго вставал рядом с фарфоровыми вещами. Вчера, например, он опрокинул целый комплект «Барби — волшебных принцесс», попытавшись расставить их правильно. Марсиаль поздоровался со следующим покупателем, и тот почему-то напомнил ему сегодняшнего высокого иностранца, который был очень мил и пропустил вперед двух пожилых людей. Вот настоящий рождественский дух — а не эта бешеная покупательская лихорадка, когда все толкаются за подарками, чтобы один день побыть хорошими. В 22.20 ушел последний покупатель, и Марсиаль попрощался со своими коллегами, Марией и Кристиной, студентками, пытающимися подработать. Он надел куртку поверх костюма и, выйдя из магазина, поежился от холода. К счастью, метро находилось менее чем в двадцати метрах от входа, и он побежал на станцию. Было уже почти одиннадцать, когда он приехал на конечную. Поднимаясь по ступенькам, Марсиаль понял, до чего устал, хотя ему было всего двадцать два. Он едва подавил тяжелый вздох, когда увидел, что наверху полиция ловит возвращающихся с работы нелегалов. С тех пор, как два года назад он приехал в Мадрид из маленького городка в Астурии (7), все сильно изменилось. В 2007 году в Мадриде было легко найти работу официанта, никто тебя ни о чем не спрашивал, и снимать квартиру не представляло особой проблемы. Но после тяжелого экономического кризиса все изменилось. Мало кто мог похвастаться постоянной работой, бар, в который он устроился официантом, закрылся, бюро по трудоустройству теперь годилось лишь на то, чтобы ставить отметки в твоей карточке; и находилась лишь такая жалкая работа, как теперешняя… и ту он получил лишь потому, что оказался единственным испанцем среди претендентов. Он устало показал полицейскому удостоверение личности, бросив короткий взгляд в сторону: двое других полицейских уже начинали терять терпение с пожилой женщиной, которая с несчастным видом рылась в сумке в поисках кошелька. Она действительно была похожа на нелегальную иммигрантку. Марсиалю стало ее очень жалко — скорее всего, ее задержат и начнут процесс депортации. Он убрал удостоверение, открыл рюкзак и сунул бумажник рядом с сорокасантиметровым игрушечным утконосом, которого везде носил с собой. Внезапно на крышу полицейской машины упала ветка, и посреди ночи оглушительно завыла сирена. Нелегалы, воспользовавшись тем, что полицейские отвлеклись на звук, в панике ринулись вверх по ступенькам, чуть не затоптав Марсиаля и полицейских. — Дерьмо! — выругался офицер, когда трое нелегалов, стоявших рядом с машиной, тоже бросились прочь, но не побежал за ними. — Ладно, давайте на сегодня закругляться. Холодает, — проворчал он, пока двое его коллег осматривали повреждения на машине. Марсиаль спрятал улыбку и закрыл рюкзак, заботясь о том, чтобы утконос не замерз. Пелайо мог быть настоящим хулиганом, когда хотел. Вскарабкавшись на четвертый этаж, к своей маленькой квартирке с одной спальней, он немного повозился с ключами, ворча на то, что в коридоре снова нет света и никто не поменял лампочку. Лифт сломался больше месяца назад, но никого это не заботило, и вряд ли будет заботить в ближайшем будущем. Его гостиная-кухня была аккуратно прибрана, на плите стояло мясное рагу, но Пелайо нигде не было видно. Марсиаль снял куртку и костюм, принял душ и переоделся на ночь. Вернувшись из ванной, он погрел рагу и стал есть, и тут только вспомнил, что не вынул утконоса из рюкзака. — Извини. Я знаю, что ты ненавидишь сидеть в сумке. В следующий раз я оставлю щелку, чтобы ты мог смотреть наружу, — сказал он, доставая утконоса из рюкзака и кладя на стол. Поев, Марсиаль помыл посуду, удивляясь, где может быть его друг в такое позднее время. Обычно он не уходил так надолго. Он пару минут пощелкал пультом, переключая каналы, но признания бывшей любовницы тореадора не заинтересовали его, и он решил пойти спать. Примечания переводчика (1) Марсиаль Фернандес Мартинес — у испанцев обычно двойная фамилия: первая отца и первая матери. Например, тот же Антонио Бандерас на самом деле José Antonio Domínguez Banderas. (2) Пласа дель Соль считается центральной точкой Мадрида. (3) «Медведь и земляничное дерево», символ Мадрида, также изображен и на флаге города. (4) 6 января, католический праздник, посвященный волхвам, принесшим дары новорожденному Иисусу. (5) Традиционно в Испании в середине дня двух-трехчасовой перерыв на сиесту. (6) Вийаверде – район на юге Мадрида. (7) Асту́рия — провинция на северном побережье Испании. В провинции используется собственный язык — астурийский, но официального статуса он не имеет (Википедия).