Не кормите утконоса, пожалуйста

Прикосновение холодного металла ко лбу говорило, что ничем хорошим дело не кончится. Он открыл глаза и напоролся на самый темный и яростный взгляд, какой только видел в своей жизни. Стоящий над ним человек казался олицетворением холодной ярости. Не такой высокий, как Карстен, но достаточно массивный и явно обученный убивать. — Если издашь хотя бы звук, он проснется и испугается, — шепотом сказал Слободан, указывая пистолетом*, что Карстен должен встать. — Разбудишь его — пристрелю тебя прямо здесь. Карстен аккуратно отодвинулся от Марсиаля, стараясь не потревожить его. Он не хотел, чтобы его маленький эльф еще раз пострадал от руки этого чудовища, а схватка в его присутствии нанесла бы травму хрупкой психике мальчика. Он надел ботинки и накрыл Марсиаля одеялом, в последний раз насладившись тихим хныканьем, которое Марсиаль обычно издавал, когда Карстен покидал постель. «Боже, как я скучал по нему. Я рад, что больше мне не придется по нему скучать», — подумал он, не сомневаясь в намерениях бандита относительно себя. Он спустился по лестнице со стволом, уткнутым ему в спину, открыл дверь. Ему велели идти по маленькой тропинке, начинавшейся за домом. — Ты украл моего ангела во второй раз, и ты дорого заплатишь за это. — Он не любит тебя. Ты избивал его и сделал его жизнь невыносимой, — горячо возразил Карстен, не зная, откуда у него взялась смелость — или глупость — спорить с убийцей, наставившим на него пистолет. — Я увезу его отсюда и буду держать в стороне от всего этого дерьма. Иди быстрее! Они шли, пока не достигли опушки густого леса. Утренний туман и пронизывающий холод усиливали странную давящую тишину. Не пела ни одна птица, и даже шелеста листвы не было слышно. Лес казался мертвым. «Странно, — подумал Карстен, — смерть это часть жизни. Она не должна иметь никакого значения». — Встань на колени. — Зачем? — Чтобы я не промахнулся и не оставил тебя умирать несколько часов в мучениях, — усмехнулся Слободан. — На колени! — Нет, — ответил Карстен и, воспользовавшись тем, что Слободан не ожидал сопротивления, прыгнул на него и повалил их обоих на землю. «Я не сдамся без боя, так меня учил отец». Ему удалось нанести противнику два сильных удара, но его техника боя годилась лишь для потасовки в пабе или драки в колледже, она не шла ни в какое сравнение с навыками человека, которого с малолетства учили сражаться и убивать, не задумываясь. Слободан легко сбросил его с себя, заставив потерять равновесие с помощью двух метких ударов в живот и по бокам. Не дожидаясь, когда враг придет в себя, он запрыгнул Карстену на спину и сильно сдавил горло, чтобы тот потерял сознание. Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем убийство врага голыми руками, но удушение обычно занимало более шести минут, все это время надо было сжимать горло и бороться с конвульсиями задыхающейся жертвы. Еще одним жестоким ударом Слободан оглушил Карстена, встал, поднял пистолет и прицелился ему в голову. Отвратительный металлический звук заставил Карстена осознать, что это — конец. Он сглотнул и закрыл глаза, в последний раз подумав о Марсиале: «Надеюсь, он будет счастлив». Свист рассекающего воздух меча и последовавшие за ним два глухих удара, словно что-то упало на землю, одно тяжелее, другое — легче, заставили его сердце остановиться на самую длинную долю секунды в его жизни. Он испуганно обернулся, его пальцы вцепились в мокрую листву, чтобы справиться с ужасом и не задохнуться от крика при виде мертвого тела, лежащего перед ним. Вдали он услышал два жутких смеющихся голоса и боковым зрением заметил две расплывчатые фигуры, удалявшиеся прочь. Он сел, тяжело дыша, уставившись на туфли мертвеца. — Теперь ты знаешь, зачем середину делают самой острой. Никогда не трогай меч, если не собираешься его использовать. Возвращайся к Марсиалю и увози его отсюда, — спокойно сказал трасгу, протирая лезвие рубашкой. Кровь исчезала, когда ее касалась ткань. — Ты отрубил ему голову! — воскликнул Карстен, еще не придя в себя после схватки со Слободаном, с нездоровым любопытством глядя на его тело. На секунду он задумался, как могла голова улететь так далеко и сколько же силы демон вложил в свой удар. — Не то чтобы это первый раз, но я, должно быть, старею: правое плечо немного болит, — невозмутимо сказал Пелайо. — Нужно было давным-давно с ним покончить. — Что ты собираешься делать, когда Марсиаль узнает? Он ведь любил этого несчастного! — Я ничего не собираюсь делать. Ты зароешь его. Я — мистическое существо, созданное воображением мальчика, чтобы заполнить пустоту, возникшую в результате социальной изоляции. Поэтому я не могу так хорошо махать лопатой, как человек. — Марсиаль не любит меня. Я ему всего лишь нравлюсь. Он признался в любви, потому что думает, что именно это я хочу услышать, — уныло сказал Карстен, его снова одолели сомнения. — Что он может знать о любви? Он сбежал от этой мрази, которую, по его словам, тоже любит. Он как ребенок, у него всё зависит от настроения. Он научится любить тебя и будет с тобой счастлив. Прояви терпение. Это все, что меня волнует. Увези его отсюда, пока другие не явились сюда искать своего лидера. Глубины в четыре фута будет достаточно. Никто не приходит в эти заброшенные места и, уж конечно, никто не будет скучать по нему. — Почему ты так заботишься о Марсиале? — Его семья и мои люди имеют давнюю связь. В некотором смысле, он — один из моих отпрысков. Считай меня его неофициальным крестным отцом. — Ты тоже поедешь с нами? — Я слишком люблю свой лес, чтобы снова бросить его. Люби и заботься о мальчике, или в следующий раз мой меч окажется в твоем горле. Марсиаль — редкое сокровище для людей. — Он будет скучать по тебе, да и я привык к утконосу, — сказал Карстен, не совсем понимая, почему. — Окажи мне последнюю услугу: отнеси мои фибулу и крест в святилище Богоматери в Ковадонге. Они спрятаны за каминным камнем. Сложи их у её ног, поблагодари ее за то, что она послала тебе мальчика. Затем вы должны выпить воды из ручья, который течет ниже пещеры**, тогда ваш союз получит благословение и станет постоянным. Это священное место для каждого астурийца. Именно оттуда мы начали отвоевывать нашу землю. Пусть Пресвятая Дева решит мою судьбу. — Я всё сделаю. Прощай, Пелайо, — он первый раз назвал демона по имени. — Прощай, Карстен, — ответил демон. Человек заслужил привилегию называться по имени: он больше не был просто человеком, теперь он был мужчиной. * * * Устав от рытья земли, взбудораженный, изможденный Карстен возвращался к своему эльфенку, задаваясь вопросом, что имел в виду трасгу, назвав Марсиаля «одним из своих отпрысков». Был ли он дальним потомком Пелайо-человека? Или Марсиаль сам отчасти одно из этих существ? Карстен больше не был уверен, что Марсиаль — человек, несмотря на внешнюю форму. Может, с этим связан его дар предвидеть вещи до того, как они произойдут, его хрупкость, его характер и способность видеть трасгу и ему подобных. Марсиаль сидел в доме и изумился, увидев Карстена, потому что не помнил, когда он ушел. — Давай, Марсиаль, мы должны съездить в часовню в Ковадонге. — Зачем? Ты же не католик, а протестант. — Меня воспитывали в кальвинистской вере, но это больше не имеет значения. Пелайо просил меня отнести туда его брошь и крест. Он хочет, чтобы я отдал их Деве. — Я тебе не верю! Пелайо никогда бы не стал разговаривать с тобой! Ты в него не веришь! — Я провел последние два часа, прибираясь за твоим трасгу, так что, осмелюсь сказать, у меня имеется достаточно доказательств его существования и способности влиять на материальный мир! — Он опять разбил что-нибудь ценное? — расстроился Марсиаль. — Надеюсь, на этот раз не твою машину? — Что?! Так это он тогда… — вспыхнул Карстен, но заставил себя успокоиться, потому что Марсиаль вздрогнул от его крика. — Нет, ничего ценного. Все закончилось. Нам пора. — Не знаю... Пелайо может прийти сюда в любую минуту. Он сказал ждать его здесь. Он рассердится на меня, потому что я уехал из Мадрида один. — Не беспокойся о нем. Он вернулся в родные места. Поедем, любовь моя. Бери своего утконоса. — Я должен ждать его здесь, — упрямо повторил Марсиаль. — Мы встретимся с ним в святилище, у реки, — соврал Карстен, решив избежать спора, понадеявшись на то, что Марсиаль давно не пил лекарств и додумает остальное. — Хорошо, — радостно ответил Марсиаль, взял утконоса и посадил его в рюкзак. — Ты действительно видишь Пелайо? — Конечно, — признался Карстен, чувствуя себя неуютно под испытующим взглядом Марсиаля. — Тебе нужны доказательства? Мне его описать, или что? — Он носит кое-что на правой руке. Что это? «Безумен, но не глуп». — Бронзовое кольцо с львиной головой. Думаю, это королевская печатка, но не особо верю: он имеет тенденцию преувеличивать свое влияние при дворе, — вздохнул Карстен. «Добро пожаловать в царство безумных, Карстен», — подумал он, смирившись, что трасгу теперь — часть его жизни. — Правильно. Оно подходит к его черным глазам. — Его лицо почернело, но глаза изумрудно-зеленые, и хорошо бы ты сказал ему, чтобы он не раскидывал свои вещи. Пусть он волшебное существо или кто-то там еще, но это не дает ему права бросать шляпу где попало. Мне надоело находить его грязные ботинки в своей библиотеке. Он должен мыть их, если хочет жить с нами... а что касается его меча, он должен точить его днем, а не посреди ночи. В следующий раз, когда увидишь его, передай ему это. — Ты действительно можешь его видеть! — вне себя от радости воскликнул Марсиаль, и Карстен в душе возблагодарил то чистилище, которое ему пришлось пройти, почти два месяца прожив с демоном. — Он сказал мне, где ты, и привел меня сюда. Он хочет, чтобы я забрал тебя с собой и защищал. — Если ты можешь его видеть, значит, у тебя чистое сердце. Я поеду с тобой, — решил Марсиаль. Хотя Карстен и не считал, что способность видеть демона (или кто он там), радостно отсекающего головы людям, относится к тем добродетелям, которые могут приблизить его, Карстена, к святости, однако если для Марсиаля этого достаточно, чтобы добровольно вернуться к нему, кто Карстен такой, чтобы спорить. — Давай, милый, мы должны отнести его вещи Деве, как я обещал. Ты знаешь, под каким камнем в трубе он спрятал их? Марсиаль подбежал к корзине с дровами, отодвинул ее в сторону и сдвинул один из кирпичей. Там обнаружилось большая дыра, где лежал кулек, смотанный из старой ткани. «Как оно тут оказалось? Я думал, эти вещи до сих пор в Лондоне… Лучше не спрашивать, если не хочешь знать ответ, Карстен». — Меч исчез! Надеюсь, я его не потерял, а то он рассердится на меня! — Нет, он носит его с собой, милый. * * * Святилище Богородицы было устроено в небольшом гроте с видом на маленький ручей у подножия монастыря Ковадонги. Карстен, будучи кальвинистом, ничего не ждал от Богородицы, но Марсиаль, подойдя к защищенной железной решеткой фигуре, опустился на колени. — Марсиаль, я понятия не имею, какие здесь традиции. Возьми вещи Пелайо и положи их к ее ногам, как он велел сделать. Не знаю, чего он хочет этим достичь, — шепнул ему Карстен, вынимая из кармана тяжелый бронзовый крест и фибулу. Марсиаль молча кивнул, подошел к железным воротам и положил предметы как можно ближе к ногам Мадонны. Он снова опустился на колени и начал молиться. Карстену было неловко видеть такое проявление идолопоклонства. Ему подумалось, что подобное место могли бы выбрать древние римляне, чтобы построить храм для Дианы: грот над небольшим, труднодоступным ручьем, на горе, посреди густого леса. Идеальное место для проведения элевсинских мистерий, но вряд ли. Согласно одной из историй Марсиаля, трасгу были христианскими воинами, наказанными за то, что пролили кровь в храме Дианы... Возможно, они сделали что-то еще кроме убийства мусульман; например, уничтожили языческие символы и разгневали богиню. Пелайо никогда бы не признал, что место, где сейчас находится его Святая Дева, прежде было местом поклонения давно забытым богам, возможно, превратившимся за столетия в новых. Когда Марсиаль повернулся, закончив молиться, Карстен взял его за локоть и повел маленькой неровной тропинкой к воде. — Зачем ты хочешь туда идти, Карстен? — Уже и не знаю, — устало признался он. — Пелайо сказал, что мы оба должны напиться оттуда. Надеюсь, я не подхвачу никакой инфекции от этой воды. — Если попить из этого ручья, то в ближайший год женишься или выйдешь замуж. Здесь это всем известно. Девушки ходят туда, чтобы найти мужа. — Кто знает, что в действительности стоит за этой традицией. Давай просто послушаемся Пелайо, — проворчал Карстен, не веря, что его вовлекли в полуязыческий ритуал этих варварских земель. У его матери случился бы сердечный приступ, если бы она увидела своего единственного сына, который словно какой-то язычник пьет воду из ручья для совершения брака или, по крайней мере, ради того, чтобы они с Марсиалем были вечно преданы друг другу. Карстен больше не был уверен в своих убеждениях. Всё то, что его учили считать идолопоклонством, к которому склонны отсталые, малообразованные, неразвитые умы, теперь определяло его собственную жизнь, да так, что он ни на что не мог повлиять и ничего не мог предвидеть. Марсиалю, похоже, было вполне уютно в таком мире, но не Карстену. Мальчик верил, что независимо от того, что происходит, это к добру, и его жребий — просто принимать всё как есть. Один из преподавателей Карстена однажды дал определение религии как способности верить в то, что невероятно с точки зрения разума и логики. «Месяцы, проведенные в компании Пелайо, научили меня, что это всего лишь человеческие рассуждения, не более того; не существует ничего постоянного и неизменного, как я привык считать раньше». Он протянул руку, чтобы помочь Марсиалю спуститься по скользким выдолбленным в камне ступенькам, покрытым мхом, мокрым от утреннего дождя. Мальчик взял его за руку и вприпрыжку преодолел последние два метра до поросшего папоротником ручья с галечным дном. Карстен с огромной радостью наблюдал за ним и был благодарен за то, что рядом с ним такое прекрасное существо. «Кто бы ни послал его мне, этот кто-то спас мне жизнь, — мимолетно подумал он. — Пелайо был прав, Марсиаль идеально мне подходит, и со временем он научится любить меня». Марсиаль вошел в воду и тут же повернулся к Карстену, лучезарно улыбаясь ему: — Кажется, со временем я тебя полюбил: когда я увидел тебя снова, я почувствовал, как мое сердце несется вскачь. — Значит, мы оба благословлены навсегда, — прошептал Карстен, подходя ближе и приседая, чтобы набрать в пригоршню воды и поднести ее к губам Марсиаля; тот выпил и точно также предложил свои маленькие, сложенные лодочкой ладони с водой Карстену. Карстен собирался поцеловать Марсиаля, но услышал, что к ручью спускаются две пожилые женщины, и только ответил на улыбку мальчика, снова потерявшись в его голубых глазах. — Там что-то блестит, — заметил Марсиаль. — Это солнце отражается от камней и воды. — Нет, там что-то красное. Дай-ка, я посмотрю. Марсиаль прошел по ручью и, сунув руку в холодную воду, извлек оттуда фибулу Пелайо; он вглядывался в дно, пока не обнаружил еще и бронзовый крест, напоминающий, по мнению Карстена, скорее солнечный символ, чем христианское распятие. — Думаешь, Святая Дева сердита на него? Она не приняла подношение. — Не знаю. Честно. Мы сделали всё в точности так, как он просил. — Пелайо сказал мне, что однажды Богоматерь простит его, снимет проклятье Дианы, и он сможет выбрать, хочет ли покоя, или хочет жить дальше, помогая людям. — Забери их, Марсиаль, кто знает, может, они понадобятся ему снова. Они испортятся, если мы оставим их в воде. Я не хочу с ним проблем, особенно после того, как он пообещал, что оставит в покое мой компьютер. Мы должны где-нибудь тебя переодеть, иначе заболеешь — ты весь мокрый. — Как ты думаешь, он поедет с нами? — с надеждой спросил Марсиаль. — Не знаю. Утконос у меня в машине, как и все его вещи. Дело за ним. Эпилог Карстен в прострации сидел в кресле в своей библиотеке-студии, не в состоянии даже заставить себя включить компьютер, и рассеянно глядел в окно на падающий над Темзой дождь. Казалось, что усталость после испытаний прошедших недель навалилась на него с новой силой. «К счастью, он ушел навсегда, — подумал Карстен, он не видел Пелайо ни в аэропорту Бордо, ни в самолете, ни в «Роллс-ройсе». — С него-то проклятие снято... но как насчет остальных, тех, кто был вынужден с ним сосуществовать?» Ему было жаль Марсиаля, который постоянно искал взглядом длинную сутулую фигуру гоблина с тех пор, как они уехали из его домика в Астурии. «Поневоле задумаешься, действительно ли после этой жизни будут Небеса». — Привет, ты здесь! — услышал Карстен радостный возглас Марсиаля с кухни, и его сердце остановилось. — Да, ты прав… Я забыл свой свитер на столе! Спасибо, что захватил его. Слава Богу, моя голова крепко приделана к телу, иначе я бы и ее забыл. Знаешь, ты сейчас выглядишь намного лучше. «Нет, не может быть!» — не поверив своим ушам, беспомощно подумал Карстен, напрягая слух. — Да, я тебя прекрасно понимаю. Фигурка из серии «Сейлор Мун» слишком девчачья для тебя… Ты прав, женщинам больше не нужны рыцари в сияющих доспехах. Лиза сама знает, что делать с Георгом. Знаешь, он очень неприятный. Но она — умная женщина, очень независимая, и не нуждается в твоей помощи, чтобы укротить его. Не хочешь остаться на ужин? — голос Марсиаля подтвердил величайшие опасения Карстена. «Ну, могло быть гораздо хуже. Он мог завести собаку, которая гадила бы в доме и грызла бы мои тапочки, — решил хоть как-то поднять себе настроение Карстен: не осталось никаких сомнений, что трасгу вернулся и снова оккупировал кухню и комнату для гостей. — По крайней мере, этот обычно убирает за собой мусор. А вот терпеть компанию Родриго или Лугана было бы невыносимо». Конец / Позже будет переведен рассказ из «Лягушек», где Карстен с Марсиалем случайно пересекаются в аэропорту с Конрадом и Гораном/ Примечания переводчика: *не уверена, что это был именно пистолет — автор использует общее слово для огнестрельного оружия, gun. ** Святилище Богоматери в Ковадонге по сей день располагается в пещере, где, по преданию, скрывался Пелайо (685 — 737 гг, основатель Астурийского королевства) после поражения, нанесенного маврами вестготским войскам («Битва при Гвадалете», 711 г\712г.). В пещере была спрятана статуя Богоматери, которую кто-то спас при отступлении христиан. Пелайо молился ей о победе, и следующая битва, «Битва при Ковадонге» (718 г.\722 г.), была выиграна уже христианами (этот момент считается началом Реконкисты). Победу Пелайо приписывал заступничеству Святой Девы. Король Альфонсо I (739—757) приказал построить на месте монастырь и часовню в честь Богоматери Ковадонги. В XVIII веке часовня сгорела, и на этом месте построена новая часовня и Базилика Богоматери Ковадонги.