***
Брюс не знает, кто сдается первым, когда они оказываются в его спальне, но ощущать ее губы на своих слишком идеально. Будто они рождены для того, чтобы прикасаться друг к другу. Селина сама снимает с себя белье, а затем происходит то, от чего у Брюса голова начинает кружиться, а сердце болезненно сжимается. Селина аккуратно приподнимается на носочки и обвивает его шею руками. От этого зрелища, он начинает глупо улыбаться и видит, как, то же самое делает она. Он ставит галочку в своей голове: запомнить, в какой день она дарила ему улыбок больше, чем за все годы. Он обнимает ее за талию и тянет на кровать. – Тебе страшно? – вдруг спрашивает она, заглядывая в его глаза. – Немного, – он никогда не лгал ей и сейчас не станет. Он лишь пытается запомнить какого это. Чувствовать ее прикосновения на своем теле, умирать, каждый раз воскресая для нового касания. Вести кончиками пальцев вниз по ее горячей коже, изучая, вызывая стайку мурашек, что пытаются испортить идеальность ее кожи. Целовать ее губы, словно это самое лучшее вино. Единственное, от которого он никогда не откажется. Тонуть в ней, отдаваясь без остатка, погружаясь так глубоко, чтобы без ее помощи и не вдохнуть. Ловить губами стоны, самым лучшим доказательством льющиеся с ее губ. Не прятать от нее шрамы, что временами еще кровоточат в его душе. И он больше не терзается, потому что ее любовь дает ему силы.Часть 1
15 апреля 2018 г. в 22:12
Он чувствует свою вину так, будто собственными руками толкнул Джерома с крыши в пропасть улиц. Его душит совесть и несправедливость происходящего. Он закрывает глаза и устало трет переносицу. Это самый насыщенный его день рождения. Слишком много событий, напрочь высасывающих жизненные силы. Слишком много эмоций, после которых чувствуешь только опустошенность. Будто вместо сердца у него огромная дыра. Он чувствует сильное желание выпить. Напоминает себе, что завязал. Хотя толку от этого мало, когда руки сами тянутся к бутылке вина, припрятанной в шкафу. Бокал издает звон при вынимании из шкафа, и Брюс мысленно дает себе подзатыльник. Не нужно, чтобы Альфред слышал это. Слишком запоздало вспоминает, что того нет дома, но не расслабляется. О его маленькой слабости вообще никому не стоит знать. Ни Альфреду, ни Джиму, ни Селине.
Селина. Имя мягко перекатывается на языке, даря чувство тепла и свободы. Интересно, где она сейчас. Они разлучились сразу после появления Джима и Люциуса. Все, что он услышал на прощание: "С днем рождения, Брюс" и получил нежный поцелуй в щеку, которую, кстати, все ещё жгло огнем от легкого прикосновения мягких девичьих губ.
Он осушает бокал вина за два глотка и чувствует, как жар от алкоголя растекается по всему телу. Не помогает. Мысли не хотят таять, лишь раздуваются еще больше, словно их наполнили гелием. Температура в кабинете отца резко поднимается. Или это температура его собственного тела? Становится душно и он стягивает свитер через голову, лохматя волосы, которые даже приглаживать и приводить в нормальный вид сил нет.
Появляется желание послать все к черту и уехать в Швейцарию кататься на лыжах. И если бокалу вина он все же уступил, то тут это не срабатывает. Он не сможет изменить этот город, если будет прятаться от проблем. Эта мысль отрезвляет, и он заваливается на диван, откидывая голову на спинку. Духота в комнате обхватывает шею и душит, проникая острыми когтями-спицами под кожу и разрезая артерии, из которых вот-вот польется не кровь вовсе, а расплавленный метал. «К черту» – думает Брюс и расстегивает рубашку, начиная с ворота и спускаясь ниже до самого ремня. Зажмурить глаза и выдохнуть не помогает. Ему вообще ничего не помогает.
Он вспоминает о поцелуе Селины, проводит пальцами по щеке и представляет ее. Такую красивую, открытую. Видит, как она тянет руку к его лицу, очерчивает скулу и медленно тянется к губам. Ему не хочется даже дышать в этот момент, который кажется идеальным. Но он открывает глаза и замечает движение на балконе. Конечно, она была здесь все время. С самого его возвращения домой. Хочется засмеяться над собственной глупостью и отсутствием наблюдательности, но он лишь вновь закрывает глаза.
– Почему ты здесь? – голос хрипит от долго молчания, – Я думал, ты давно ушла.
– Да, ушла, – он не слышит шагов, но нутром чувствует, как она приближается к нему, – и сделай уже что-нибудь со своей охранной системой.
Он чувствует, как она останавливается напротив него, слышит ее неспокойное дыхание, и на секунду, тело сковывает напряжение. Ее что-то беспокоит, иначе она бы не была здесь. Нехотя, Брюс открывает глаза и понимает, что именно беспокоит девушку. В комнате темно, он не включал свет, когда зашел, но даже так, он видит, как ее взгляд медленно ползет по его шее, спускается на грудь и ниже, исследуя, запоминая, впитывая. Черт, он забыл, что расстегнул рубашку. Сейчас бы стоило смутиться, прикрыться, извиниться, но что-то в ее взгляде не дает ему этого сделать.
– Не смотри так, – почему-то шепчет Селина, встречаясь с ним взглядами.
– Не смотреть как? – в голосе удивление и усталость. Он и правда не понимает.
– Так, будто ты голоден, – с раздражением говорит Селина, вздергивая подбородок.
Голоден? Да, он ел последний раз утром, но из-за усталости и всего, свалившегося за день, не испытывает никакого голода, ведь…
– Ох, – то, что она имеет ввиду, до него доходит значительно позже, чем следовало.
Селина ничего не отвечает, лишь тянет руку и касается пальцами его волос.
– Такой лохматый, – нежная улыбка появляется на ее лице, а рука невольно зарывается в темные волосы, растрепывая их еще больше.
– Почему ты здесь? – Брюс снова повторяет свой вопрос, надеясь, что на этот раз она ответит.
Но она снова не оправдывает его надежд, наклоняясь и касаясь своими губами его. Он лишь резко вдыхает через нос, пытаясь справиться с потоком мыслей, что так неожиданно решили штурмовать его и без того помутившийся рассудок. Он пытается встать, чтобы быть ближе, но Селина лишь кладет руку ему на грудь, придавливая к дивану. Он не замечает того момента, когда она оказывается у него на коленях, а ее руки обхватывают его лицо. Он чувствует касание ее языка и приоткрывает губы, молча приглашая. Этот поцелуй не похож на те, что они разделили. Сейчас он отчетливо чувствует ее отчаяние в каждом движении губ, в том, как она сжимает пальцы на его лице, как прижимается к груди. Будто боится, что все это окажется нереальным, будто он исчезнет сейчас. Ему хочется сказать что-то, что успокоит ее, сделать так, чтобы она отпустила свои страхи. Но стоит ему подумать об этом, как она перестает терзать его губы.
– Мое безумие, – задыхаясь шепчет она ему на ухо прежде, чем снять с него рубашку и провести ногтями по груди вниз.
«Это слишком» проносится в его голове перед тем, как руки обнимают талию Селины, прижимая к себе, не давая даже вдохнуть полной грудью. Он лицом утыкается в ее шею, носом ведет вниз, втягивает ртом кожу так, что позже, наверняка, будет синяк. Селина коротко вскрикивает, не ожидая подобного, но почти сразу приходит в себя. Целует его коротко за ухом, попутно глубоко вдыхая терпкий аромат дорогого парфюма. От запаха кружится голова, и девушка лишь обессилено опускает голову, целуя шею, плечи и все, до чего ей позволяет дотянуться положение. На смену губам приходят зубы, и Брюс, сам того не осознавая, рычит, запрокидывая голову.
Когда их взгляды пересекаются, он уже не может узнать ту девушку, с который говорил несколько минут назад. Ее глаза будто горят изнутри, заражая своим безумием и его. И он, словно загипнотизированный, тянет ее куртку вниз, случайно касаясь нежной кожи рук. Селина вдруг резко встает, снимает с себя топ и стягивает джинсы.
– Так удобней, – поясняет она, видя удивленный взгляд Брюса.
– Ты такая красивая, – шепчет он, протягивая к ней руку.
Он понимает, что произойдет сейчас, но думать об этом не хочет. А тормозить себя тем более. Они зашли достаточно далеко, чтобы либо разобраться в этом раз и навсегда, либо утром старательно прятать глаза. Так смысл останавливаться прямо сейчас?
Селина продолжает неподвижно стоять даже тогда, когда пальцы его руки медленно проводят по ее животу.
– Тебе страшно, – вдруг осознает Брюс, резко отдергиваю руку и виня себя в чрезмерной настойчивости.
– Нет, не страшно, – Селина опускается на пол и садится в позу лотоса, – мне стыдно.
– О чем ты? – он опускается на пол рядом с ней и старается заглянуть в лицо, скрытое сейчас волосами, – Тебе ведь нечего стыдится.
– Я не девственница, – она проговаривает это четко и, пожалуй, слишком громко, – ну, или что-то вроде того.
Брюс замирает, не зная, как реагировать на подобное. Господи, какой же он дурак. Ему хочется засмеяться на нервной почве.
– И кто он? – от этого вопроса его почти тошнит.
Селина резко поднимает голову и смотрит с раздражением, будто он сейчас как-то ее оскорбил, но быстро смягчается, понимая ситуацию.
– Никто. Нет никакого «Его». Это я сделала, – на этот раз она не прячет глаза, смотрит прямо и даже с вызовом. Прежняя Селина вернулась.
– Что? Я не понимаю, – голова идет кругом и сосредоточиться никак не получается.
– Я хотела, чтобы первый раз с тобой был идеальным. Чтобы… Мне не было больно, чтобы нам обоим было хорошо. Поэтому сделала все сама. И теперь мне стыдно. За все это. Знаю, что ты сейчас дума… – она не успевает договорить.
– Ты хотела, чтобы это было именно со мной. Почему ты выбрала меня? – шепотом, будто кто-то посторонний может услышать и вклинится в их столь интимную беседу.
– Ты действительно идиот, если думаешь, что такое выбирают, – в ее голосе слышится горечь, а в глазах печаль, которую она даже не пытается прятать как делает обычно.
От этой честной и открытой Селины веет тоской, вперемешку с возбуждением. Его мысли мечутся от «обнять и не отпускать» до «завалить ее прямо сейчас на пол». И он почти выбирает первый вариант, пока до него окончательно не доходит смысл ее слов. Она осознанно шла к этому. К нему. От этой мысли в паху тянет и противоречий не остается вовсе.
Он подается вперед и целует жадно, глубоко. Оглаживает руками талию и бедра, слыша тихий стон в ответ. Не удерживает равновесие и падает на нее, чудом успев выставить руки по бокам от ее головы и не упасть окончательно.
– Я представляла это, – вдруг шепчет Селина, – фантазировала. Делала… разное, – вдыхает, будто перед погружением в воду, – и думала о тебе. Не специально, ты появлялся в моих мыслях каждый раз, как бы я ни старалась не думать. И завтра я возненавижу себя за эту честность и слабость, – она тянется вверх и утыкается лицом в его плечо, мимолетно целуя.
– Значит ты не одна здесь слабая, – отвечает так легко, будто наконец смог дышать полной грудью.
Селина непонимающе отстраняется, касается руками его лица, плеч, целует напряженные мышцы его руки.
– Ты… Ты тоже это делал? – ее глаза слезятся, когда она смотрит на него, но он не придает этому значения.
– Мне семнадцать. А чего ты ожидала? – он улыбается и Селина вдруг начинает громко хохотать, но уже через секунду закрывает рот ладонью.
– Альфред же может услышать, – шепчет она в ответ на его удивленный взгляд.
– Услышал бы, будь он здесь. Но дом в полном нашем распоряжении. Поэтому, вставай, – он поднимается и галантно подает даме руку.
– Если ты думаешь, что здесь не совсем удобно… – начинает Селина.
– Я думаю, что здесь ты застудишь себе спину. Нет, я не против снова выхажить тебя как тогда, когда у тебя был жар, но все же, до этого лучше не доводить.
Селина игнорирует протянутую ей руку и встает со смешком:
– Опять твой синдром заботливой мамочки? Я все еще не забыла, как ты пытался тогда напоить меня горячим молоком. И чтобы ты знал, ненавижу горячее молоко, – она из вредности обходит его стороной, самостоятельно направляясь к лестнице наверх.
– Зато оно было с медом, как ты и просила, – парирует он, наблюдая как девушка останавливается в проеме и тянется всем телом.
– И с жаропонижающим, – она оборачивается и качает головой, – у меня нюх на такие вещи, не думай, что я не заметила.
Он облегченно выдыхает, когда она с улыбкой на лице плавно поднимается по лестнице. Сейчас она выглядит такой расслабленной, свободной. Она выглядит собой.