Apart and separated

      Ее волосы пахнут остывшими улицами и пожухлыми листьями. Брюс забивает легкие этим ароматом, что кружит голову и оседает где-то на краю сознания. Дело не в том, что ему нравится этот запах. Дело в том, что ему нравится она. Со всем своим коктейлем из вредных привычек и отвратительного характера. Но бывает, как сейчас, что она становится совсем иной. Ласковой, уступчивой, и что самое главное, будто полностью его. Ощущение, что Селина принадлежит ему полностью и без остатка, дурманит уставшее сознание, словно нашептывает: «Бери, она не сможет снова сбежать». И Брюс берет. Все до последней капли. Целует несдержанно, дико. Впитывает в себя каждый ее стон. Стягивает белье трясущимися, будто у алкоголика, руками. А в голове пульсирует: «Не отпускай. Держи крепко». И он не может ослушаться, когда прижимает к себе так крепко, что на несколько секунд она даже вдохнуть не может. Он закрывает глаза и водит руками по ее шее, груди, бедрам. Мысленно расчерчивает карту тела, запоминая, где надо надавить, где погладить, где касаться и вовсе не стоит. Проникает пальцами между ее ног, массирует, подбородок прикусывает, пока Селина выдыхает толчками, расцарапывая руки. А Брюс наблюдает, запомнить каждую реакцию пытается. Дышит через раз, будто грудной клетки мало для одного глубоко вдоха. В висках кровь пульсирует, отдаваясь в ушах гулким эхом.             Из Брюса весь воздух будто выбивает, когда он чувствует ее руку на своем ремне. А Селина лишь улыбается заговорщицки и аккуратными пальцами сначала расстегивает ремень, а затем и молнию на джинсах. Рукой под трусы проскальзывает. От прикосновения холодных пальцев к горячей коже, Брюса дрожь пробирает. Он стонет впервые и от переизбытка эмоций рукой бедро сжимает до красных пятен. Селина шипит, но не отстраняется, ногтями проводит по его животу, чувствуя, как мышцы пресса то напрягаются, то расслабляются.       У Брюса терпение на исходе. Он в спешке снимает джинсы, почти падая с кровати. Слышит хихиканье Селины и ухмыляется:       – Скоро тебе будет не до смеха.       Она тут же замолкает, слыша непривычно низкий голос и непроизвольно колени пытается свести вместе. Но Брюс легко ловит ее правую ногу и тянет на себя. Целует сначала голень, затем колено, переходя выше. Чувствует в своих волосах пальцы Селины, что тянут аккуратно на себя.       – Иди ко мне, – у нее голос охрипший, а взгляд затуманенный.       Брюс даже не пытается сопротивляться, носом по щеке проводит, ловит губами дыхание. И все так идеально в эту секунду, что он сам начинает смеяться, как и Селина минуту назад. Целует красные, искусанные губы и рукой тянется вниз.       – Давай, – она почти задыхается от полноты чувств, обнимает его лицо ладонями и целует так нежно, что Брюсу почти физически больно.       Он проникает медленно, зажмуривается до пятен перед глазами и чувствует ни с чем несравнимую эйфорию. У Селины даже вдохнуть толком не получается. Она лишь хватается пальцами за ягодицы, царапает, подгоняя. А Брюс слишком взвинчен, чтобы не послушаться.       У обоих голова кругом идет. Пальцы переплетаются с пальцами, удерживая на волнах удовольствия, не давая сорваться раньше времени. Мазки губами по губам и не поцелуи вовсе, лишь попытки украсть дыхание друг друга. Звуки прерывистого дыхания о стенки комнаты ударяются, в уши проникают, глуша все остальное.       Брюс двигается в последний раз и не чувствует ни-че-го. Словно в вакууме находится. Ни взрывающихся вокруг галактик, ни вознесения на небеса. Только опустошенность и какую-то незнакомую легкость в душе. Тело будто в разы больше становится, тяжелеет, словно чугуном наливается. Брюс выдыхает устало, наблюдает за успокаивающейся Селиной, которая улыбается так, как он никогда не видел. Обнимает ее за талию, крепче к себе прижимает. Прячет лицо в сгибе ее шеи и чувствует впервые за долгое время запах дома.