Аллилуйя

Элли сдержала свое слово и почти перестала появляться в общей компании, но иногда всё же приходила. С Давидом она даже перекидывалась парой фраз и вела себя так, как будто ничего и не произошло, но теперь он постоянно ощущал на себе беглый, рыскающий взгляд девушки. Она словно высматривала, оправдались ли её подозрения, и с кем у него могли завязаться более тесные, чем просто дружба, отношения. Заявилась Элли, как назло, и в тот злополучный день. …На остановке все загрузились с рюкзаками и поклажей в оказавшийся неожиданно переполненным пригородный автобус. В одном из домов недалеко от озера, как выяснилось из громких разговоров в салоне, через пару дней должны были отмечать рождение первого ребенка в семье. Кроме того, выходные выдались крайне жаркими, и оставаться в городе никто не хотел. Давид оказался затиснутым на площадке около задних дверей между степенной пожилой матроной с котомками, из которых назойливо пахло съестным, и ее вертлявой сухопарой напарницей, болтавшей без умолку. Рот женщины не закрывался ни на секунду. Она успела обсудить всё и всех вокруг и сделать с десяток замечаний, в том числе и Давиду, когда он заметил на себе еще один пристальный взгляд. В начале салона около водительской кабинки расположился мужчина неприметной внешности и плохо определяемого возраста. Из-за поджарой фигуры, но морщинистого обветренного лица, ему можно было дать как тридцать лет, так и ближе к пятидесяти. Одежда ведущего себя странно пассажира тоже не выделялась ничем особенным, разве что была хорошего качества и достаточно дорогой: добротный летний костюм сидел на нем как влитой. Еще из примечательного у незнакомца имелись большие зеркальные очки и волосы с проседью, стянутые в хвост. Они-то и бросались в первую очередь в глаза. Мужчина тоже поймал на себе удивленный взгляд Давида, после чего быстро отвернулся к окну и сделал вид, что любуется пейзажем. — Молодой человек, я же попросила вас. Что вы прижимаетесь ко мне, как к родной? Мне жарко от вашей спины, отодвиньтесь. Это уже неприлично, в конце концов. Что за молодежь пошла, кто её воспитывает! — отвлекла внимание Давида костлявая старуха. Это было уже второе её замечание за несколько минут. Досталось от неё и Элли, оказавшейся недалеко от Давида на задней площадке и, как всегда, крайне откровенно одетой. На девушке сегодня красовались короткая юбка и топ с таким вырезом, что почти была видна ее татуировка. Элли и Давида разделяло лишь несколько потных человеческих тел, которым он был отчасти благодарен. — Вот, только посмотрите на неё! Вырядилась, как портовая блядь! Выставила наружу свои сиськи, трясет ими и думает теперь, что все мужики её. Прикрылась бы, бесстыдница. Ты сгоришь в аду. Я бы никогда так не оделась. — Простите, мадам, я бы с радостью отодвинулся, но автобус, к сожалению, не резиновый, — отшутился под смех таких же мающихся от давки друзей Давид. Уже тогда они выделяли его за чувство юмора и, как они говорили, «литературную речь», отсутствие которой было бы странным для сына издателя. — И в вашем возрасте, с учетом хрупкой комплекции, действительно не стоит носить такое. После возникшей тут же перепалки Давид попытался отыскать глазами необычного пассажира, но его не оказалось рядом с водительской кабинкой. Мужчина стоял теперь около средней двери и так же отстраненно смотрел в окно. Про себя Давид подумал ненароком, что тот промышляет воровством и теперь выбрал их компанию в качестве своих будущих жертв, в то время как дорогой костюм служит лишь для отвода глаз. Никто не брал с собой много наличных денег, но у всех, за исключением, пожалуй, Элли, были мобильные телефоны, дорогие часы и самое важное — кредитные карточки родителей. Давид постарался переложить ценные вещи поглубже в рюкзак, чем снова вызвал крайнее неудовольствие старухи, в глазах которой он сильно потерял после того, как попытался защитить девушку, и теперь пожилая женщина уже обращалась к нему на «ты». — Что ты вертишься? Не можешь насмотреться на свою малолетнюю сучку? Ты и так уже отбил мне своим рюкзаком всю спину. Господи, да когда вы уже вышвырнетесь отсюда, — вспыхнул новый, более сильный виток автобусной ругани. Когда и эта перепалка была завершена, две пожилые женщины вышли раньше на своей остановке, а в салон сели новые пассажиры, Давид вдруг понял… что мужчина стоит прямо перед ним на задней площадке. И более того, почувствовал, как тот прижимает его бедром к загородке. Заметила происходящее и Элли. На лице девушки появилась странная, плотоядная улыбка. Она как будто была абсолютно уверена, что сейчас её ожидает новое, увлекательное зрелище, которое нельзя оставить без своего внимания. Незнакомец больше не смотрел пристально на Давида. Взгляд мужчины теперь был рассредоточен и смазан. Казалось, он снова рассматривал что-то происходящее за стеклом. Словно в глубокой задумчивости и глядя куда-то поверх плеча Давида, незнакомец опустил руку на пах юноши и таким же, как у Элли, уверенным жестом сжал ткань. Прикосновение было грубым, совсем не ласкающим, но в тоже время отчасти заводящим. Давиду в голову на секунду пришла идиотская мысль, что мужчина сделал это случайно из-за плохого зрения… но движение опять повторилось, более того, незнакомец теперь развернулся телом так, что полностью закрыл собой для обзора зону в районе паха юноши. А потом чужая рука расстегнула ширинку Давида, проникла внутрь и начала нащупывать его плоть. Под внимательными, почти немигающими глазами Элли и жесткими, хозяйничающими в паху пальцами слова не застряли, но завязли в глотке. Они булькали и ворочались в ней, как ленивая галька на пляже, залитая солнечными лучами и омываемая теплыми неспешными волнами. Да и что кричать в такой ситуации, когда никто бы не поверил Давиду, и все встали бы на сторону незнакомца, было непонятно. Вытолкнуть наружу пришедшие на ум слова оказалось так же сложно, как тащить на берег человека, ушедшего на дно и нахлебавшегося уже воды. Во время прошлой поездки на озеро одна из девушек не рассчитала свои силы, заплыла слишком далеко, а потом то ли налетела на большую рыбину, которая её испугала, то ли попала в поле бурного холодного ключа на дне. Когда она пропала с глаз, все испугались, и трое парней бросились спасать её. Давиду пришлось два раза нырять, чтобы найти девушку. А когда она почувствовала, что её кто-то тянет за волосы наверх, словно взбесилась, повисла на нем мертвой хваткой и начала лягаться. Они еще раз ушли из-за неё почти на дно. Это было очень странно — видеть сквозь толщу зеленоватой воды солнце и пузыри воздуха от собственного сбившегося дыхания. Уже на берегу его вырвало водой, а девушку откачали другие. Сейчас Давиду казалось, что он тоже видит происходящее в автобусе сквозь мутноватую водяную пелену. — Пожалуйста… не надо… — удалось наконец разлепить губы от такого же, как и тогда на озере, испуга и бешено стучащего сердца. Но мужчина не услышал его. Он продолжал, как ни в чем не бывало, смотреть мимо и ритмично сжимать… неожиданно возбужденный член юноши. Давида спасло лишь то, что автобус резко затормозил перед очередной остановкой. Лодыжка сильно ударилась о какую-то металлическую деталь двери, и от физической боли водная пелена перед глазами разбилась яркими брызгами, а её место заняла откуда-то непонятно взявшаяся злость за то, что его имеют на глазах у Элли, как та и хотела. Давид резко сорвал рюкзак с плеча, ударил им по рукам мужчины и зафиксировал в районе паха. Как раз в этот момент открылись на остановке двери. И даже в этой ситуации незнакомец не выглядел удивленным. Он лишь спокойно направился на выход, бросив напоследок Давиду невидящий взгляд, от которого по спине снова побежали холодные мурашки. Элли, казалось, выглядела глубоко разочарованной. Вплоть до конца дороги она больше не смотрела на Давида, а когда людей в салоне заметно поубавилось, то уселась на свободное место, достала из сумки пилку и занялась своими короткими бордовыми ногтями. Около озера автобус делал конечную остановку, там же располагался и небольшой, неудобный туалет, куда под смешки ничего не понимающей компании влетел Давид, прижимая к низу живота рюкзак, чтобы привести себя в порядок. Девушка опять подкарауливала его у кабинки. Она сидела прямо на полу и дождалась, пока он выйдет. От сырой, проглоченной наспех воды его снова вывернуло. — Ну как, Давид, тебе понравилось? Я же сказала, что с мужиком будет клёво, — ухмыльнулась Элли, когда юноша вышел. — Понравилось — что? Разве ты видела что-то конкретное? — осек её Давид. — Может быть, ты уже оставишь меня в покое? Знаешь, Элли, ведь ты так можешь и доиграться. Кто-то возьмет и по-настоящему пожелает тебе зла. — Ты, что, мне угрожаешь, парниша? Смотри сам первый не сдохни. Да и кому ты вообще нафиг сдался? — фыркнула девушка. — Даже с кем потрахаться найти не можешь. Вот только и вспоминай теперь об этом извращенце из автобуса, когда сам дрочить будешь. Моего братца он облапал ещё год назад. Но ему это дорого встало. Ты же помнишь мой мопед? Короче, я узнала, где он живет, пофоткала его в этом автобусе, как он свои дельца грязные обтяпывает, зарулилась к евойной женушке. А она такая зашуганная, а у него такой дом и тачки, тачки, тачки… А еще, знаешь, бабочки везде на стенах. Вроде, как живые, только если снять рамку и поближе поднести, то видно, что у них в тело воткнута иголка, прям посередине. И они уже давно мертвые. В общем, я пришла к нему в дом и говорю… — Элли, я не думаю, что мне это интересно. — А ты, Давид вообще слишком много думаешь. А я живу одним днем. Я как та бабочка. Больше Давид не ездил на озеро. На удивленные расспросы Голды он лишь коротко отвечал, что хочет больше времени посвятить подготовке к выпускным экзаменам и поступлению в университет. Месяц летел за месяцем. Чтобы больше у друзей не возникало вопросов, Давид начал встречаться с девушкой из параллельного класса. Назвать её красавицей, в отличие от Хагит, было сложно, но она происходила из очень уважаемой и богатой семьи, и этот брак в будущем сулил только взаимные выгоды сторонам.