Аллилуйя

Габриэль, в доме которого должны были пройти деловые переговоры, сухо встретил Давида. После того, как они поздоровались и пожали друг другу руки, он не предложил кофе, чай или что-нибудь покрепче, как всегда делал это раньше, а лишь дежурно кивнул на стеклянный графин с водой, стоящий на журнальном столике перед кабинетом. — Ты опоздал, Давид. Надеюсь, ты понимаешь, что это не совсем прилично, когда семеро ждут одного. Если с некоторых пор ты позволяешь себе вести так собственный бизнес, я не удивлюсь, если у тебя возникнут проблемы, — холодно обронил Габриэль, пропуская гостя в переговорную и немного задерживаясь на входе. — Что ты надумал с акциями? — Я надумал, что продаю их тебе. Мои юристы уже все подготовили для сделки, — тихо ответил Давид, удивленный необычным поведением друга, кажется, ищущего повод к ссоре, — Габриэль, я уважаю твою пунктуальность и задержался всего лишь на три минуты. Так точно все в порядке? Прости, что задаю этот вопрос тебе повторно. — До недавнего времени было, — загадочно отрезал бывший однокурсник. Переговоры шли трудно. Было видно, что Габриэль долго готовился к ним и умудрился заранее подчистить почти все «хвосты» и «зацепки» из их общего с Давидом прошлого, которые могли вылезти в ходе обсуждений. Со стороны все выглядело так, как будто незаинтересованный посредник ищет наилучший способ урегулирования проблем для всех участников конфликта. После трех часов споров они остановились на том, что права на уже отснятый материал полностью переходят к Хесусу. Контракт с ним как с актером считается аннулированным по соглашению сторон. Но в качестве компенсации бывшие работодатели могут претендовать через дочерние или новые компании на пятнадцать процентов прибыли от «последующих интересных для них проектов». Это было много, очень много. Обычно «компенсация» не выходила за рамки семи процентов. Не то чтобы Давид остался доволен итогом переговоров, но, как он и обещал Хесусу, вопрос со съемками отныне был закрыт. Это снимало половину проблем, которые могли бы возникнуть после выхода книги. Если бы владельцы порностудии захотели приурочить к этому событию выпуск «юбилейных коллекций» или новых роликов. К концу встречи у Давида от напряжения заныли затылок и виски. Возможно, дело было в смене погоды. Когда он ехал в дом Габриэля за окном светило солнце, теперь поднялся ветер, а небо затянуло предгрозовыми тучами. — Давид, я хотел бы уточнить с тобой несколько формальных аспектов нашей сделки, — неожиданно окликнул его Габриэль, — ты не будешь возражать, если я попрошу тебя еще немного задержаться? С вами, господа, технические детали мы обсудим завтра, после чего я разошлю всем подготовленные варианты соглашений. И, судя по словам, которые он произнес, речь должна была пойти отнюдь не о прошедших только что переговорах. Давид, как ему казалось, хорошо знал бывшего однокурсника и умел различать минимальные нюансы в его речи. Дело заключалось в том, что для хозяина дома никогда не существовало «формальных или технических деталей», в его работе важным было все. Габриэль проводил гостей и вернулся минут через пятнадцать в переговорную. Он снял и оставил на рабочем столе галстук, что раньше всегда символизировало для обоих завершение официальной части встречи и переход к дружескому общению. — Давид, это была последняя услуга, которую я оказал тебе как другу. Отныне я вынужден отказать тебе в посещении моего дома также, как и никогда не приду больше в твой. — Габриэль, но… — это было последнее, чего ожидал от неформальной беседы Давид. Ведь никаких поводов… не существовало и не могло существовать. Они за десять лет ни разу не столкнулись серьезно в бизнесе, не обсуждали глубоко вопросы веры или ориентации, и… почти не переходили друг другу дорогу в личной жизни? Или? — Ты хочешь узнать, что случилось, и постоянно об этом спрашиваешь. А ты сам не догадываешься? — усмехнулся, усаживаясь в кресло, Габриэль. — Ты правильно думаешь, Давид. Нехама. Она рассказала мне все о вас, после того как две недели назад на мою почту пришла безграмотная и полная пошлятины анонимка. Разве ты, Давид Мелахим, не должен был предупредить меня как друга, на какой женщине я собрался жениться? На той, которую ты уже успел трахнуть до меня?.. А до этого… Ну же, Давид, вспоминай, что было до этого. До этого была Хагит. Только сейчас Давид отчетливо вспомнил, как бывшая жена рассказывала пару раз о некоем общем друге из прошлого, за которого она чуть не вышла замуж перед их встречей в доме Голды. Тогда они появились на приеме вместе — Хагит и Габриэль, но не вели себя как типичные влюбленные и держались на расстоянии друг от друга. Но факт оставался фактом: в дом Голды будущую жену Давида привел именно бывший однокурсник. Имени Хагит не назвала, да и Давид не горел желанием слушать подобные истории из ее уст. Отношения развивались стремительно, и на каком-то из свиданий Хагит упомянула, что недавно расторгла помолвку с бывшим, которого считала запасным вариантом и не испытывала особых чувств к нему. Тогда в первый раз Давид приревновал, а Хагит посчитала это «забавным». Потом уже она не находила ничего «забавного» в сценах ревности. Габриэль не пришел на их свадьбу, сославшись на неотложную и длительную командировку по бизнесу. — Я отошел тогда в сторону, Давид. А что еще мне оставалось делать? Я видел, что Хагит любила тебя, и подумал, что ты сможешь сделать ее по-настоящему счастливой. Как видишь, время показало, что мы все ошиблись, и я зря уступил тебе. Ты знаешь, что после каждой вашей ссоры она звонила мне, и я всегда вставал на твою сторону и пытался объяснить, почему ты так поступил? Черт, я всегда пытался оправдать тебя, даже когда ты вел себя, как последний говнюк. Теперь Нехама… И все повторяется снова. Знаешь, ведь она призналась мне, что не решилась обмануть тебя. Но выходит, была готова выйти за меня по обману, если бы не та анонимка. Вот это больше всего меня возмутило, а ты не сказал ни слова. Сколько еще я должен терпеть, что ты уводишь моих женщин? И это лишь мизерная толика претензий, которые я могу предъявить тебе. Ситуация с Нехамой и Габриэлем была некрасивой. Чудовищно некрасивой по сути. Давид никогда не считал Нехаму той, кем она выглядела после слов друга (?). Наоборот, после последней встречи с ней он удивился тому, какие перемены в лучшую сторону произошли с женщиной, и как мягко светились ее глаза, когда она говорила о Габриэле. — Габриэль, я… Я даже не знаю, что сказать тебе. Если Нехама рассказала тебе все как есть, то ты должен знать, что все вышло случайно… — Если тебе действительно нечего больше сказать, кроме этого — «случайно», тогда лучше просто молчи, — глаза Габриэля сосредоточились на точке за окном. Только сейчас Давид заметил, как устал однокурсник, и как дергается его правое веко. — Дай выговориться мне. Хотя совсем не так я представлял себе этот разговор. Все эти годы я слушал всех и вся о великом Давиде. Даже мой собственный отец всегда приводил в пример тебя: как нужно вести бизнес, строить карьеру, устраивать семейную жизнь… А когда у «великого» Давида приключались малейшие проблемы, он бежал ко мне, и я, наплевав на собственные интересы и выгоду, подрывался решать их. А что отвечал ты на мои просьбы? Что занят, у тебя нет времени или, что любой проект, который придумал не великий Давид, никогда не сработает? Проект, на который Габриэль попросил деньги, действительно не должен был сработать. Только сумасшедший рискнул бы вложиться средствами в экспериментальную студию для новых и никому не известных режиссеров. Давид долго подбирал слова, чтобы отказать другу в займе и уговорить того, наивно уверенного в стопроцентном успехе, не продавать свой собственный дом. Сумасшедшие нашлись без Габриэля. Студия прошумела успехом на всю страну и номинацией на «Каннские львы», а потом успешно загнулась после решения суда, посчитавшего, что фильмы дурно влияют на нравственность подрастающего поколения. «Сливки» со всего успел снять лишь один из протеже Габриэля, далеко не юный не по возрасту, а по мышлению и глубоко прожженный режиссер, засветивший в фильмах глубокомысленную порнуху. Так про себя это назвал Давид. — Ты хоть задумался, как ты можешь крупно подставить меня, когда попросил провести эти переговоры? И ради кого? Помнишь, я спросил тебя об этом неделю назад, и ты даже не удосужился ответить мне. Пришлось все узнавать самому. Всю эту прошедшую неделю я почти не спал, пока искал информацию по сделке и ее фигурантам. Ты еще достаточно хлебнешь дерьма с ним — с этим проклятым Хесусом и его книгой. Равно как и все ваше семейство, прущее катком по другим к своим целям, совсем скоро ждут совсем не лучшие времена. И я рад, что меня уже не будет рядом, чтобы опять разгребать все говно за тебя. А заодно с удовольствием посмотрю со стороны, как вы будете из него выбираться. Этими последними фразами Габриэль явно перегнул палку. И они оба знали об этом. После такого действительно было невозможно остаться друзьями. — Ты, кажется, угрожаешь мне и моим близким? Или знаешь что-то конкретное? — сидеть за одним столом с Габриэлем больше не имело смысла. — Не утруждайся провожать, я знаю, где в твоем доме выход. — Нет, я просто предупреждаю тебя, — немного сбавил обороты хозяин дома, — и на твоем месте относился бы впредь с аккуратностью к любой новой информации, которую ты будешь получать. Он же уже успел рассказать тебе о священнике? Этот Хесус? Вопрос заставил застыть в дверях. — Так вот. Никакого Персеуса не было. Будь я проклят, но я все проверил. Священник с таким именем не был зарегистрирован в общине, в которой считался прихожанином Хесус. А все местные жители только благотворили отца, который исполнял в то время свои обязанности, и звали его — Павел. Но это так, Давид, к размышлению, и ты… не обязан мне верить.