Аллилуйя

И как не догадывался Давид, к каким ухищрениям прибег его маленький служка с выбором одежды для хозяина, так и плохо разбирался в северной части дворца и его нравах. Словно кто-то долго водил нового мефакэд по бесконечному лабиринту потайных лестниц, пустующих комнат и запутанных переходов, и он вошел в зал для трапез всего лишь за несколько минут до того, как там появился Йонатан со своей свитой. Все лучшие места уже давно были заняты и, видимо, закреплены за определёнными гостями. Потому засмущавшийся Давид в спешке сел на лавку в самом конце большого стола, заваленного едой и снедью, а знатные наар вдруг опять загоготали, и вряд ли причина могла заключаться в одежде. По завистливым взглядам, обращенным на симлу и кутонэт, Давид понял, что Альтер расстарался на славу. Вот только откуда было знать новому царскому любимцу, никогда не бывавшему на пирах, что эти сидения отводятся для тех, кого переодевают в женское платье? И появлялись они на трапезах как раз после второй перемены блюд, уйти с которой так настойчиво советовал элед. — Встань, Давид! — гневно выпалил Йонатан вместо приветствия, окриком сдергивая его с лавки и недовольно оглядывая своих приближенных под затихающие смешки. — Кто посоветовал тебе обустроиться здесь?! — Никто, господин, — зарделся Давид, неловко вытягиваясь, — я сам. Все остальные места уже были заняты. И мне вполне удобно. Почему нельзя сидеть здесь? — Я сказал, никогда больше не занимай эти сидения в конце стола, — рявкнул царский сын тоном боевого приказа, гневно оглядывая соратников. — Пересядь сейчас же. Я потом объясню. — Почему, Йонатан? Быть может, он как раз все правильно сделал, — ухмыльнулся, также поднимаясь на ноги у центра застолья, грузный Распорядитель удовольствий под одобрительный гул знати, — или ты считаешь, что Давид нам ровня? — Я считаю, что ты слишком много ешь в моем доме, и потому твое седалище занимает место, которого бы хватило для двоих, а лицо скоро затмит круг луны в полнолуние, — ехидно продолжил царский первенец под новые посыпавшиеся уже в сторону Сасона угодливые шутки, — подвинься и пропусти Давида. Ему я сегодня поручаю благословить хлеб и вино перед трапезой, которую ты уже успел начать не только без меня, но и без приличествующих восславлений Господа, как я вижу по твоим пальцам в жиру. Однажды ты, Сасон, не сможешь найти под собственным животом еще один источник твоих удовольствий, кроме пищи. — А разве моя тучность не прямое свидетельство процветания твоего дома? — сделал неприличный жест под общий хохот Распорядитель удовольствий, двигаясь и уступая место Давиду. — Не справлюсь сам, так кликну блудниц или служку, они быстро все разыщут за пару агор. Кстати, сегодня я приберег нечто особенное и надеюсь, ты по достоинству оценишь мою забаву. — Не слишком ли ты скор, Сасон? — немного помрачнел, усаживаясь, Йонатан. — Мы еще не успели проститься с Яаковом, да и не знаем, где может быть Натан. — Какое нам дело до чужих мертвых, адони, пока смерть не приходит в наши дома? Мы сочувствуем Натану и его утрате. Вот только разве наша скорбь поможет ему? Мы живы, Царь, здоровы и скоро будем сыты, если ты сейчас не заморишь нас долгими разговорами и церемониями, — еще больше осклабился Сасон. — Давай же, наконец, поднимем кубки и выпьем, за все удовольствия жизни, которые можем себе позволить. Или уже позволяет себе твой старший заблудивший... в лесу мефакед. — На что ты намекаешь, шут?! — На то, что нас заждался запеченный цви и только, господин. Говорят, у него были особенно большие рога, прямо-таки царские. И чем больше пили гости Йонатана, тем скабрезнее становились начавшиеся с распорядителя удовольствий двусмысленные шутки. Развязные слова даже юношей младшего возраста смущали уши. Улучив момент, чтобы побыстрее уйти, Давид совсем тихо обратился к царскому сыну, стараясь, чтобы его не слышали другие. — Господин, первый поход оказался тяжелым для меня, да и утомил переезд. И если ты не возражаешь, то я хотел бы выспаться перед завтрашними занятиями с мечом, в которых так силен ты. А Йонатан впервые и сам испытал неловкость от того, какие развлечения предстояли вот-вот, и, казалось, гораздо лучше было бы, если кто-то другой оповестил Давида, что происходит дальше на пирах. Например, тот же разбитной Сасон, попросить которого заранее царский первенец позабыл и теперь кусал локти. — Азриэль, дай мне свой кошель, — также негромко обратился наследник Шауля к казначею, — и не трясись за деньги. Я сполна верну тебе завтра. Потом кошель перекочевал к Давиду. Сколько денег было в тугом кожаном мешке, почти лопающимся от содержимого, новый мефакед даже боялся думать, равно как и о том, в какие расходы обойдется кутонэт и симла, на которые так часто обращали взоры знатные наар. — Вот моя благодарность тебе, — обронил Йонатан, чуть задерживая свою кисть на запястье Давида, — и постарайся действительно хорошенько выспаться, потому что завтра к тебе придет один из лучших воинов моего отца. И вы начнете настоящее обучение, а позже к твоим тренировкам присоединюсь и я. Обратная дорога в комнаты заняла гораздо меньше времени, хоть по пути Давид и снова встретил небольшую, испуганно шарахнувшуюся от него стайку девушек, вроде бы не должных находиться на мужской половине дома. Но, возможно, свое дело сделала пара кубков вина, которые он пропустил во время трапезы, и ему это только привиделось? После условного стука Альтер быстро впустил хозяина в дом и протянул сосуд с прохладной водой, как будто предугадав первую просьбу. Пища у Йонатана оказалась соленой и острой из-за пряностей и очень сытной, такой, что до утра вполне ничего не требовалось больше, и можно было смело отдать еду, принесенную Захарией, своему служке. — Как ты думаешь, Альтер, этого хватит, чтобы выкупить мой щит и одежду? — напившись воды вдоволь, произнес Давид, отстегивая кошель от пояса и протягивая его мальчишке. — И если хочешь, то можешь съесть сам то, что принесли на ужин. — Конечно, здесь более чем достаточно — шекель серебра, — расцвел элед, отбирая цепкими пальцами треть денег из кожаного мешка, потом его просительный взгляд снова остановился на господине. В этот момент служка взвешивал на ладони монету среднего достоинства. — Можно я возьму ее себе, хозяин? Сын владельца лавки держит охотничьих собак. И вот одна сучка принесла неудачный помет. Ну, я опоздал еще потому, что заигрался с ее щенками. Завтра он соберет их в мешок и сбросит со скалы. Там есть один такой забавный, с пятнами на носу. Я выкуплю его за эту монету на рассвете, а заодно и твой щит. То есть сначала твой щит и одежду, а потом щенка. — Похоже, ты как всегда все просчитал заранее. Только сходи к владельцу лавки прямо с утра, потому что завтра ко мне придет воин, который займется со мной тренировками, — улыбнулся Давид, проваливаясь в дрему под обустроенным элед пологом над кроватью и легким покрывалом. Похоже, Йонатан и впрямь был очень щедр сегодня. Ведь даже самого старшего брата Элиава отец выкупил у храмовников за махацит-шекель. Вскоре сладко засопел в первой комнате-предбаннике и Альтер. А гости Йонатана еще и не думали расходиться. Привычные глухие вскрики боли служек и незнатных наар, переодетых в женское, тонули в музыке, вот только забавы эти больше не приносили никакой радости царскому сыну. Возможно, дело заключалось в отсутствии главного компаньона на таких пирушках — Натана, всегда придумывавшего какой-нибудь новый поворот в насилии. И вот уже несколько раз Йонатан посылал за ним в дом Яакова, но слуги возвращались ни с чем и лишь твердили, что там стоит вой на женской половине. Быть может, причиной было и то, что вечернюю трапезу так рано покинул Давид, мысли о котором все чаще приходили в захмелевшую голову царского первенца. — Довольно, хватит на сегодня, — оборвал пирушку он, ударяя кубком по столу и поднимаясь с сидения. — Ты ничем не развлек меня Сасон, а только зря выпил мое вино и уничтожил три порции оленины. — Погоди, Йонатан, ты еще не увидел мой главный сюрприз, — спохватился Главный распорядитель удовольствий, кивая слугам, чтобы те впустили в комнату последнее на сегодня развлечение — светловолосого эвед, чуть постарше Альтера, купленного торговцами у моряков на одном из островов и перепроданном за баснословную сумму. Только рассчитывал Сасон получить от царского сына еще больше. — Ну, что ты скажешь о нем? Раб всему обучен, покорен как примерная блудница и подарит тебе усладу, пока не вернется Натан или ты... не добьешься расположения того, на кого он так похож. И если ты соблаговолишь купить его у меня, он будет молчать обо всем, поскольку нем от природы, как мне рассказали продавцы. А гости Йонатана перестали жевать и в мгновение онемели, словно проглотив языки. Сасону как Распорядителю удовольствий и главному шуту дозволялось очень многое, даже говорить правду царскому сыну в глаза, вот только эта шутка была уже через край... потому что выставленный на продажу эвед откровенно напоминал красками нового мефакэд, и только слепой не заметил бы этой схожести. Забаву втайне поддержали Ревеун и Азриэль, до сих пор не готовые простить Давиду своего пленения. Знали о сюрпризе на трапезе и еще несколько знатных наар, недовольных тем, что Йонатан так быстро приблизил к себе чужака. Зрачки царского первенца хищно сузились, когда он обводил глазами свою вдруг пошедшую на скрытый бунт свиту, а ноздри раздувались теперь от гнева. Про себя Йонатан обрадовался тому, что отпустил Давида с трапезы, потому что явно эта сцена готовилась и для нового мефакед, и ее главной целью было напомнить, что знать не примет его просто так. — А ты, Сасон, значит, уже успел отведать не только оленины, раз говоришь, что эвед покорен, — процедил Йонатан, подзывая мальчишку жестом к себе. Тот воспринял приглашение по-своему — кинулся, мыча и слюняво, целовать ноги царскому сыну, вызывая еще большее чувство брезгливости. И как только Сасон догадался притащить это недоразумение сюда? Осторожно за подбородок Йонатан развернул лицо раба к ближайшему факелу, и чуть не впал в оторопь. Расширенные зрачки мальчишки напоминали плошки, и, казалось, что он вообще плохо соображает, где находится. Из-за них терялся и цвет радужной оболочки, словно выгоревшей на солнце и напоминавшей пепел. Такого оттенка глаз царский сын тоже никогда не встречал. — Он понимает наш язык? И как его зовут? — Что ты, адони, я и пальцем его не тронул... Ну разве что пальцем, чтоб проверить качество товара. Как можно предлагать тебе эвед после меня? Я берег его только для тебя, — затрясся в притворном испуге Сасон, скромно потупив взор и перемигиваясь исподтишка с другими заговорщиками, — а имя... Кому оно требуется в постельных утехах? Назовешь, как хочешь. Можешь, например, наречь его Давид. — Нет уж. Пожалуй, я лучше назову его в твою честь — тощий Сасон. И мы всегда будем помнить, благодаря кому в моем доме появился новый эвед, — ухмыльнулся Йонатан, кивая слугам, чтоб те отвели приобретение в царские покои. Затем цепко впился глазами в Распорядителя удовольствий. — Скажи мне честно, Сасон, что ты думаешь о Яффе, двоюродной сестре Михаль? А в зале для трапез внезапно встало совсем тихо. Потому что словно в насмешку подобрали родители при появлении на свет для подволакивающей левую ногу дурнушки такое имя. И если царскую дочь Михаль природа щедро наделила всеми женскими достоинствами: тонким гибким станом, высокой упругой грудью и пышными бедрами, то как будто все подарки закончились у нее для Яффы. Высоченная, на полголовы выше большинства наар, девушка была тоща и плоска как жердь и обладала тяжелой выпирающей челюстью, нарушавшей пропорции лица. И, несмотря на богатство родителей и близость к царскому семейству, еще никто не осмеливался попросить ее руки, хотя она давно, как и Михаль, переступила брачный возраст. Девушки дружили между собой, и Яффа часто жаловалась подруге, что женихи обходят ее стороной, и, видно, никогда ей не суждено познать сладость супружества. Царская дочь утешала ее как могла. Знала Михаль и о том, что Яффа тайно вздыхает по Сасону, о чем и проболталась случайно брату. К чему клонит сейчас царский первенец, догадался сразу только Ревеун и возблагодарил мысленно Всевышнего, что они с Азриэлем загребли жар чужими руками и никак не проявили себя в забаве. Потому что иначе, как страхолюдиной и крокодилом юноши между собой Яффу не звали, и совсем никто из них не горел желанием на ней жениться. Вот только говорить об этом вслух было нельзя, если не хотелось впасть в немилость у царского семейства и их родственников. Знал о последнем и Распорядитель удовольствий. — Яффа — девушка из знатной и уважаемой семьи, — деликатно начал Сасон, с трудом подбирая слова. — Ее хрупкую грацию можно сопоставить с пластичностью газели, и... — Достаточно. Вот речь настоящего мужа, — перебил его резко Йонатан, хитро улыбаясь и обводя взором попритихших враз сотрапезников. — Я знал давно, что Яффа неравнодушна к тебе, а теперь с твоих слов удостоверился во взаимности ваших чувств. Сасон, ты сделал отличный подарок мне сегодня, и я просто обязан отблагодарить тебя. Своей волей я готов немедленно объединить влюбленные сердца, и даю благословление на ваш брак, хоть ты и не так знатен и богат, как наши родственники. В комнате стало так тихо, что было слышно, как потрескивают факелы, кто-то с шумом выдохнул и закашлялся от чада. Наар не сводили больше глаз с Распорядителя удовольствий и молились Всемогущему, что не оказались на его месте. — Адони... как же... У нас траур, и мы еще не успели оплакать Яакова, да и Натан пока не с нами. Давай подождем хотя бы три новолуния, чтобы соблюсти приличия. Как раз начнется новый сезон свадеб, будет хорошая и удачная погода для церемонии, — упал на колени опешивший Сасон, которому теперь оставалось либо надеяться на то, что царский первенец сменит со временем свое решение, либо хотя бы вымолить время, чтобы привыкнуть к мысли о женитьбе на страхолюдине. — Ты сдурел, что ли, совсем, Сасон, или мое вино залило тебе весь рассудок?! — сощурился Йонатан, сверля глазами всех остальных бунтовщиков и словно намекая, что подобная участь может ждать любого, кто решится выступить против Давида. — Разве ты забыл, что в нашем народе даже траур не может встать на пути у воссоединения возлюбленных душ? А ты прикрываешься еще и погодой?! Пусть завтра же отец Яффы покажет нам кольцо, которым ты ее выкупаешь. Купленный эвед ждал царского первенца в спальне. Увидев нового хозяина, мальчишка сдернул с себя нехитрую одежонку и, как и обещал Сасон, покорно встал на четвереньки, отклячив худенький зад. И снова волна брезгливости захлестнула Йонатана. Он отломил от виноградной грозди, лежащей на подносе, большую ветку и положил ее рядом с рабом. — Ешь и уходи отсюда к слугам. Я хочу спать сегодня один. Раб метнул на него непонимающий взгляд и вцепился зубами в угощение так, как будто бы неделю ничего не ел, а потом жадно перевел глаза на оставшуюся часть грозди, изо рта опять донеслось непонятное мычание, но было в нем что-то вроде благодарности. Язык у подростка имелся, это Йонатан приметил, пока тот вылизывал от сладкого виноградного сока собственные пальцы. Вот только почему эвед не говорил, казалось странным.