Сборник рассказов-пояснялок "А что если бы все пошло иначе"

«Как описать то чувство, когда ты клянешься защищать страну, служить ее народу, не жалея своей крови и своей жизни? Но страна в одночасье катится в пропасть, разбившись на многие осколки… И ты, такой, стоишь на самом большом из них… Да, я говорю про распад СССР. Но… С другой-то стороны… Народ никуда не делся, а значит присягу, никто не отменял, и она все еще в силе. Я думаю, ты поймешь меня, моя дорогая дочурка. Моя дорогая Олечка. Я пишу это, потому что боюсь не успеть сообщить тебе самое важное. То, что для тебя пока еще неясно, далеко и непонятно… Неделю назад, до очередной моей командировки, мы говорили с твоей мамой о твоей мечте… Да, о том, что бы ты пошла в лётное. Знаешь… Весь мной внутренний мир разделён на две части… Я одинаково сильно хочу что бы ты пошла по моим стопам… И так же сильно хочу что бы ты осталась на гражданке и стала учительницей или бухгалтером, как предлагает твоя мать… Но этот выбор должна сделать ты сама. Сама должна пройти этот тернистый путь, который будет особенно тернист, если ты захочешь пойти в летное. Девушек у нас не особо жалуют… Всего одно училище их готовит, да и отбор, не хуже чем в КГБ. Но если ты захочешь, ты справишься. Кстати, да. Я забыл написать к чему это все я пишу. Милая моя, если ты это читаешь, то есть всего два варианта развития событий: 1) Ты нашла его спрятанным в нашей с матерью спальне, скорее всего в комоде… И я сейчас попиваю пиво на рыбалке с дядей Толей, отбиваясь от комаров. 2) Я сейчас мертв, прошли сорок дней и зареванная мать, передала тебе его… Сейчас идут особо ожесточенные бои, самый разгар второго штурма Грозного*. Дудаевцы* особо обозлены, дерутся как загнанные в угол крысы. И сейчас мне стало по настоящему страшно… Я думал, что мне будет страшно летать, когда ты маленькая, что я буду бояться что не увижу какой ты вырастешь… Но нет. Страшно мне именно сейчас. Сейчас — когда я хочу увидеть твой выбор, то куда ты направишь свою жизнь. Хоть я и уверен, что ты сделаешь самый правильный и лучший для себя выбор… Мне все равно страшно. Но это не повод сдаваться. Запомни, страх — это признак того, что ты живешь, когда страха нет — это уже повод для паники. Прости что все так сумбурно пишу… За день было семь вылетов, я падаю с ног от усталости — а в голову словно насыпали свинцовую дробь. Эта часть письма, написана на тот случай если ты все же не одумаешься, и пойдешь в летное… Ты должна понять, что ты не просто человек, который управляет многотонной боевой машиной — но прежде всего спаситель и поддержка тех, кто внизу. Для тех кто бьется со злом лицом к лицу или тех, кто мирно спит в своих домах. Ты словно сокол, что поймал ядовитую змею, ползущую в чей-то дом. Ты надежда для тех, кто будет ждать тебя на земле. Такая же надежда, как увиденная моряками чайка в сплошном тумане. Только для них чайка — символ приближающееся земли. А для солдат, ты и твой самолет — это символ огненного дождя, что обрушится на головы мерзавцев что посягнули на наш народ и наш дом… Ты наверное читаешь это и думаешь что я сбрендил… Но увы нет — я тот не многий, кто за эти долгие годы войны еще сохранил свой разум, и поэтому пытаюсь донести тебе то, что понял сам далеко не сразу. То, что если ты пойдешь по этому тернистому пути к своим звездам — присяга не должна быть для тебя пустым звуком, это нерушимая догма и принцип. Сопровождающая тебя на этом пути. Может быть так, я смогу тебя отговорить… Мне не важно, летчица ты или домохозяйка, мне важно что ты прежде всего моя дочь. И не нужно лишних слез на мой могиле. Не нужно убиваться горем. Летчики не умирают — они уходят в небо. В естественные для себя условия. И там, высоко в облаках, каждое твоё достижение, не важно какое — подсчитанный годовой отчет или боевой вылет, переведенная через дорогу старушка или первая зарплата, будет для меня бальзамом на душу. А теперь я вынужден прощаться… Не обижай маму и старшего брата, будь приличной девушкой, будь умницей и иди к своей цели. С любовью твой отец. Командир звена, летчик двенадцатого авиационно-штурмового полка, Майор Котов Максим Викторович.»

***

21 января 2000 года. Окрестности Грозного. Операция «Брызги». Летчик двенадцатого авиационного-штурмового полка, майор Котов Максим Викторович. Еле разлепил глаза, лениво высунул ногу из-под одеяла, после чего убрал ее обратно. В комнате было ощутимо холодно. Пахло грязными, потными вещами, сигаретным дымом и недоеденным вчера ужином. Нас, пилотов двенадцатого полка расквартировали в каком-то переоборудованном в казармы помещении, рядом с Бесланским аэропортом откуда мы и производили вылеты, поддерживая наших ребят с воздуха. Приближался финальный этап войны — битва за Грозный. Мать его реванш. В городе сейчас окопались какие-то очень крутые ичкерийские шишки, и их наглухо окружили наши. По планам начальства — их ликвидация должна посеять панику в рядах противника, а взятие города добьет их морально. И как не странно — я в это охотно верил. Много местных устали от войны, они хотели вернуть все на круги своя, да и что греха таить — откровенно боялись нас… Ну, в принципе они правильно делали. Они спокойно сдавали различных полевых командиров, шли на контакт с войсками. Бардачи* явно загибались, крепко держась за свой последний оплот в виде остатков разбитого, практически стертого в порошок Грозного. Я медленно встал с кровати. Было прохладно, не смотря на многочисленные обогреватели, гудевшие возле кроватей, где спали остальные. Я видимо проснулся раньше всех. Ну, это даже к лучшему. Наверное. Заодно и письмо пораньше отправлю домой. Особенно это, с посланием дочери, вложенное в конверт адресованный жене. Будем надеяться, вернусь и мы его вместе сожжем. — Котов, не кури здесь, и так уже все прокурено — хрен уснешь, — сонным голосом мне сказал мой напарник Ильин. — А я и не курю, это пар изо рта. Дубак какой стоит, не чуешь что ли? — спросил я, наконец, поднявшись и нацепив видавшие виды брюки. — Тут ты прав... — задумчиво ответил Толик, после чего хитро прищурился и добавил, — Ну раз ты встал, тебе и чайник греть. Два с половиной часа спустя. Стоянка военных самолетов близь ВПП. Морозный ветер продувал бушлат, а мерзкий, холодный мокрый снег налипал на одежду, ресницы, снаряжение. Я уже молчу про стоящие впереди самолеты и нашего нач. обслуживающего персонала. Он не смотря на эту ужасную погоду как раз закончил подвешивать вооружение на наши МиГ-27. — Михалыч, у тебя вся борода в снегу, — констатировал Толик. — И вам не хворать, — устало пробурчал он, закручивая винты на РБК-500*. — НАРы, пятисотки… Толику УР мне СППУ-6? — Спросил я у Михалыча, как бы констатируя увиденное. — А сам не видишь? — спросил он, немного озлобленно. — Михалыч, да ты никак бухой! — посмеиваясь, изумился Толик, застегивая на голове шлем. — И дай угадаю… Уже от Палыча получил по шапке? — спросил я, смотря подходя к трапу для посадки. — Угадал, сука… Да получил — но да-к это, шоб руки не дрожали! Я шо — винты хуже стал после этого закручивать? — возмутился старый механик, разведя руки в стороны. Толик уже успел сесть в самолет и подготовить его к взлету, дабы быстрее его прогреть и не мерзнуть здесь, на дубаке. И кто из нас ведомый? Я блин ещё даже фонарь не открыл. Впрочем, догнать его мне ничего не стоило, ну разве только сесть в холодное кресло и соскоблить часть инея со стекла. — От движка! — Крикнул я техникам, после чего включил двигатель, на малый режим, что б прогреть. Самое время для радиосвязи. — База, я Сокол, прогреваем двигатели. Ждем добро на взлет, — сказал я в гарнитуру, боковым зрением посматривая на фотографию семьи, что приклеил на шторку монитора «Кайры»*. — Сокол, взлетаете после МЧСного борта. Ваша задача — поддержка основной группы войск на подходах к городу, и в черте города. Важное замечание — у противника замечены ЗРК малого радиуса, предположительно «Оса», — ответили мне с башни. — ЗРК?! – не скрывая удивления, спросил Толик. — Да. Ваша задача по возможности отступить при обнаружении облучения. Мы вышлем самолеты с ПРками* или вас перевооружим, — ответил комполка, контролировавший наши полеты из диспетчерской. — Откуда они их взяли? — спросил я, наконец-то согреваясь. — А черт его знает. Я слушок слышал что с Грузии пригнали по каким то горным тропам, — ответил нам из диспетчерской башни наш комполка. — Вполне возможно… Ну да ладно — черт с ними. Постараемся не попасть под обстрел, — выдохнув сказал Ильин. — Волков боятся — в лес не ходить. В нашем правда случае — Ичкерских ЗРК, да и вместо леса — воздушное пространство… Не важно. Хрень сморозил. Короче мы вылетаем? — спросил я. — Да. Взлет разрешен, — сухо ответили по ту сторону радио гарнитуры. Поддал газа РУДом, разогнав самолет, после чего плавно покатил на полосу, которая только что освободилась от огромной туши Ил-76 припорошенной липким снегом, поверх оранжево-белого раскраса. Кстати о снеге. На стекло фонаря знатно налипал этот самый снег, дул сильный боковой ветер, условия – просто сказка. Впрочем, в Афгане бывало и похуже. А тут, нормальный аэродром, лететь недалеко, да и победа, почти достигнута. — Вижу нашу наземку. Это не штурм города. Это мать его марш до Ла-Манша*! — Изумился Толик. — В смысле? — спросил было я уже, пока сам не увидел. — Сам посмотри! — ответил он мне, вильнув в сторону колонны крылом. — Уже смотрю, мать моя женщина! — изумился уже я при виде многочисленных танков БМП и БТР. — И вправду, репетиция марш-броска до Ла-Манша. Да тут наверное даже «Запад-81»* отдыхает! Внизу не было и одного грузовика — вся пехота была или на броне или под ней. Основательно подошли к вопросу, учтя горький опыт. Пехоту высадят у самого въезда — а дальше она будет лишь прикрывать свою броню. Давно блядь было пора… Давно. Поток моих мыслей разорвал уже давно забытый писк СПО «Береза». Значит палит нас уже ичкерское ПВО. Но судя по индексу «Н» на «Березе» это и есть та «Оса»… А по силе облучения — мы точно не в ее зоне поражения. К тому времени как мы будем в опасной близости — вполне вероятно что до нее уже и парни с земли доберутся. Ну, я надеюсь. Ну а если нет — то придется улетать. Или действовать с недоступных для ПВО позиций. Но это не всегда удобно и обычно очень низко к земле, а там могут попадаться уроды со «Стрелами»*, «Иглами»* и «Стингерами»*, а поймать ПЗРК однодвигательным самолетом… Да и вообще любым другим самолетом. Очень и очень плохо. — А вот и педики на ЗРК! — крикнул в гарнитуру Толик, заходя на еще один заход, видимо он только сейчас попал под облучение РЛС. — Принято! А как без них было хорошо! Ну да черт с ним. Отработай по зданию фермы! Нутром чую там РПГшники — а туда как раз наши танки прут! — сказал я, всматриваясь через «Кайру» в глазницы выбитых окон административного здания. — По коровнику? — переспросил мужчина. — По административному! — крикнул я, обозленный непониманием со стороны друга. — Щас доверну! — ответил он, после чего его самолет взял небольшой крен влево и плавно поплыл в сторону цели. Из здания фермы и из коровника начали выбегать испуганные чехи, но деваться было некуда, в их направлении уже летела щедрая порция НАР С-8. Которые с характерным шипением и разбросом накрыли и административное и коровники, накрывая площадь и уже руины зданий огненными цветками взрывов. Красота! — Ну ты дал им прикурить. Все-таки и в коровнике они были… — похвалил я друга, после чего осёкся о том что не предусмотрел коровник, как укрытие. — Главное что накрыл. Давай разделимся. Там на севере танкисты бой ведут. Я их прикрою, хорошо? — спросил он. — Конечно. Я беру остатки посёлка на западе. Закину туда пару ФАБов. А то туда кажись десантура наша едет, — ответил я, с трудом рассматривая на земле пятно БМД-2. — А я не прогадал. Там у них кажись танк… Видать все что за годы войны напиздили, суда пригнали! — крикнул мой товарищ, готовя к пуску управляемой ракеты Х-25, что нам любезно подвесил Палыч. Вообще такими ракетами по танкам не стреляют — они все же созданы для укреплений, складов… Но какая к черту на войне разница, если они аннигилируют танки и всех кто рядом с ними аки Божья кара? И если все так хорошо — отчего же ими не пальнуть? Тем более они позволяют не входить в опасную зону пулеметно-пушечного огня. Тот же НСВТ может неплохо так наковырять дырок даже в реактивном самолете, если переть прямо на него. А это грозит многими нехорошими вещами вплоть до смертельного исхода. Ты туда не летай, ты туда летай. Пуля башка попадет — совсем мертвый будешь. Я же УР не подвесил. Подвесил умело приколхоженые Палычем СППУ-6, кои самолет более или менее держал. В отличии от длинных залпов собственной пушки. При попытке выпустить очень длинную очередь, могла начать барахлить электроника или лопнуть посадочные фары. С короткими очередями такого не было. СППУшки мне нравились, стреляя из них ощущал себя летчиком какого-нибудь звездолета, накрывающего врагов лазерными лучами. Да и точность намного выше чем у НАРов. Вот и сейчас, дабы не зацепило парней — я отказался от бомб, и решил в пару заходов накрыть укрепление духов. «Брррррыть» — раздалось по обе стороны от меня. Это затарахтели СППУ-6, поливая лучом 23мм боеприпасов очередной ДЗОТ. Следующим же заходом я уже прошелся по вражескому БТРу, что был усердно закопан по самую башню. Впрочем его это не спасло. Снаряды распилили его, как циркулярная пила палец неудачливого трудовика. Только вот в отличии от пальца — БТР еще и рванул следом, отправляя в небо столб черного, смоляного дыма и изувеченную башню. Но это еще не все. Впереди еще здания и окопы. Зайду сразу после ведомого. Еще один пролет Толика над позициями противника — теперь уже он полосовал из встроенной тридцатки остатки некогда грозных ичкерских рядов. А я, устроившись левее от него — пошел в заход на разрушенные остатки какого то завода. Пуская туда сноп НАРов, которые начали раскидывать остатки строений и пытавшихся там укрыться боевиков, словно ураган маленькие перья. Жаль только не накрыл вскрывшую себя позицию ПВО. Ну как ПВО… Пара ЗУшек. Впрочем, второй мой заход станет для них последним. Для чего я на форсаже набрал высоту и расстояние, уже даже и не замечая перегрузки в порыве азарта. Фиксирую самолет на курсе, навожу перекрестье ИЛСа на позицию духов, ровно перед ЗУ, чтоб за один заход уничтожить все. Да и НАРов не так уж и много осталось, на одну хорошую очередь в лучшем случае. Которую я и выпустил. Залп НАРов, накрыл оставшиеся строения, укрепления и позицию обеих ЗУ, превратив их в один огромный пионерский костер имени Владимира Ильича, тем самым приведя меня к визуальному оргазму. Крайний раз я так в Афгане веселился, когда одним заходом разнес духовский караван. — Макс, хорош там хуйней страдать. Там дальше десанты и сами справятся. У города, кажется, танки скапливаются. Они походу хотят ответным клином вдарить. Надо бы их утихомирить, — сказал мой напарник, кружась над только что зачищенной им территорией. — Резонно. Тогда давай так. Ты шпаришь НАР, мои просто кончились — а я прохожусь по ним пушкой, добирая то, что останется, ну и уцелевшую пехоту. — Хмм, лады. От движка! — с довольной ухмылкой сказал мужчина, после чего отвернул на новый круг. Самолет Толика плавно развернулся, после чего не менее плавно зафиксировался на высоте километра с копейками, увеличив попутно стреловидность крыла, для лучшей управляемости на малых скоростях. После чего немного скорректировал свой полет хвостовым оперением и начал поливать из пушек стоящие у крайний развалин домов танки, сближаясь с ними попутно заливая их С-8. Чем сильно перебил планы ичкеров на успешный танковый реванш. Вот теперь, когда он отвернул и настал мой черёд. Сбавляю обороты, дабы выйти на 600-700 мысов*. Легким движением руки включаю «Кайру» и дальномер, следом переключаюсь на пушку. Стабилизирую прицел «Кайры» по носу самолета, направляя его тем самым на весьма побитые остатки танков. Зажимаю гашетку. Сильнейшая дрожь, словно топот тысячи слонов, прошла по самолету в обратную сторону от луча из смертоносного града БЗТшных боеприпасов. Луч, словно упругая струя из шланга понесся в сторону уцелевших танков и экипажей подбитых машин разрывая в клочья броню, людей, землю и все что попадалось ему на пути, буквально распиливая цели. Следом еще одна очередь, прямо в самую гущу, где стояли уцелевшие танки, прошибая броню старых Т-62 и Т-55. Нате, выкусите черти! Под самолетом что-то рвануло и затрещало. Впрочем, это уже проблемы ичкеров, а не мои. Широко улыбнувшись, я довольный результатом, прибавил газ и начал уходить на возвышение. Очередная красивая и зрелищная победа на моем счету. Будет что рассказать внукам. За своим самодовольством я не заметил, как оказался в захвате. Противный и громкий непрерывный гул «Берёзы» отрезвил меня, заставив глянуть на индикатор. Судя по всему «Оса» была где-недалеко слева… Черт. Судя по всему их две, а значит могут пальнуть перекрестным залпом. Надо набрать скорость. Её ракеты медленные, если наберу скорость больше 800 мысов, при стрельбе вдогон ей меня не взять. Как назло слишком поздно уже уходить на базу за ПРР*, штурм в самом разгаре. Надо нам самим их мочить. — Макс, по мне пуск! Маневрирую! — крикнул в гарнитуру Толик, после чего его самолет уйдя в резкое пике, на форсаже начал уходить максимально низко к земле, отбрасывая ЛТЦ* и диполи*. — Я успел уйти на скорости. Вижу их слева по курсу! — Крикнул я, видя место пуска по товарищу из-за хорошо заметного белого шлейфа от взлетевшей ракеты. — Вынеси их к едрениной фене! Вот черт! Только что по рации доложили, сюда вертушки прут! Собьют же их нахер! — кричал он, делая очередной заход в попытке обнаружить ЗРК. Когда я выходил из маневра, что бы набрать скорость, я заметил ее краем глаза в «Кайру». Есть вариант выбить обе установки с одного захода. Если заходить чуть левее от дороги… Наискосок к подбитым танкам… Я смогу выбить «Осу» что стоит на холме, это она пустила ракету по Толику и ту что спряталась на окраине города. Эх открутил бы я хозяйство тому уроду что подогнал «Осы» этим парням. Грузины это были, или наши крысы штабные, хер его знает. Главное не опиздюлиться и опиздюлить чехов! Придется работать на большой скорости, что бы если что — уйти на малой высоте и на форсаже перейти на звук, или сверхзвук от медленной ракеты «Осы». Спешу, на большой скорости ухожу в перегрузку, вдавленный в кресло очень медленно и тяжело дышу, кажется, что буквально все может помешать мне найти ЗРК. Особенно этот гул «Березы», что говорит о том что я в захвате. Ну давай урод, попробуй пустить по мне ракету — я тебя раньше найду. Вернее уже нашел. Уже встал на боевой. Добавляю обороты двигателя, выравниваю самолет и направляю нос педалями, выбираю оставшиеся после всех заходов СППУ-6. Будем пилить вражину. А вот и первый кандидат на распил — пытающаяся откатиться за скалу «Оса». Вот только уехать у нее не удалось. Я намертво зажал гашетку. Выпустив короткую очередь в ЗРК, что уже навелась на меня. Два луча из СППУ вонзились в «Осу», разделив ее на две почти части, перед этим еще и воспламенив ее. Отчего похоже еще и сдетонировали ракеты. Это я понял по столбу огня, через который я пролетел на полном ходу к следующей жертве. Искать ее долго не пришлось — мой расчет оказался верный, и я шел прямо на нее. В этот раз даже позволил себе пальнуть немного заранее, что бы по пути снести еще и запрятавшийся на окраине города БТР. История повторилась теперь для двух вражеских единиц. Отправив их экипажи на лично аудиенцию к Аллаху. Хотя… Скорее уж просто, смешав их тела, или то что от них осталось, с грозненской землей. — ЗРК уничтожены! — радостно ответил я, начиная, было набирать высоту. — По тебе пуски! — крикнул напарник, видя как с земли в мой самолет помчались две смертоносные ракеты ПЗРК «Игла». Ответить я не успел, ракеты рванули еще раньше, чем Толик договорил свою фразу до середины. Вернее как было. Одна ракета рванула близь самолета, отвлеченная автоматически отстреливаемой ЛТЦ а вот другая... Рванула прямо у сопла двигателя, разворотив его словно лепесток розы. Все, хана… Движок загудел в последний раз. Самолет задрожал, засвистел, меня дернуло вперед, словно дали хорошего пинка под зад. «Отказ двигателя», «Пожар двигателя» — повторяла СОН*, сопровождая это дело противным писком и превратив мою кабину в мать ее новогоднюю гирлянду, так много замигало ламп, о которых я даже и не помнил, не смотря на огромный налет на этом самолете. Твою мать! Прыгать или посадить!? Если прыгну… Могу приземлится прямо ичкерам в руки, а там… Короче говоря голову мою только и найдут когда парни город возьмут. Неееее, такой расклад мне не годится. Самолет еще управляется, просто он теперь планирует. Лечу я как раз в сторону наступающих наших… Сяду на трассу или в поле, или на крайняк — уроню самолет на ичкерские позиции. Шарахнуть должно хорошо из-за подвешенных сзади «пятисоток». Крылья в среднем положении, годится для планирования, ничего менять не буду, разве только скорректирую курс, плавно потянув штурвал на себя и влево, как раз направив нос на трассу. К тому же ветер в хвост, если верить радиокомпасу и метеосводке. Это мне на руку, значит дотяну до трассы. А вот кстати и она, сажусь. Выпускаю закрылки, немного задираю нос, следом шасси. Вроде все без проблем, самолет еще слушается. Глядишь еще может и отремонтируют моего красавца? Секунды до касания были мучительными, не смотря на мороз и отказавшую после попадания печку, я вспотел, покрылся липким, холодным потом, от чего следом же стал замерзать. И вот удар. Подскок, еще удар, видимо скорость была слишком большая для посадки. Впрочем, я сел и катился по остаткам разбитой дороги. Тормозной парашют не раскрылся и судя по звуку трепыхался на ветру словно флаг, видимо его повредило взрывом. Пришлось очень рано использовать колесные тормоза, сломав их к херам, но все же останови самолет. Вернее сильно его замедлив, оставив после себя следы на асфальте и снегу, над которыми витали облачка дыма от разогретой резины. — Ха-ха! Сел-таки, чертяка! — раздалось мне из гарнитуры, — Это было бомбезно! Я вызываю вертолетчиков, тебя заберут! — Толь… Я не туда сел. Тут вокруг чехи… — сказал я, перебарывая тяжелое дыхание и сильное сердцебиение. Впереди меня, красовался блокопост боевиков, из которого на меня уставились охреневшие чехи. — Что!? Давай я зайду, накрою их, — шокировано ответил мне друг, предлагая бесполезную, на сей раз помощь. — Меня тоже накроешь. Хотя… Я и сам себя сейчас накрою. Есть идея, — начал я, смотря как, самолет окружают люди в разномастной форме, с густыми бородами. Они что-то кричали, перекрикивались, боясь подойти. — Что ты там придумал!? — от беспомощности возмутился друг. — Не перебивай. Позаботься о моем сыне и моей дочери, помоги им как своим детям… Если она будет требовать, расскажи любой момент из моей жизни. Даже этот. Я чую, что она за меня еще отомстит, — сказал я, уже не слушая возмущения друга, щелкнув на пульте управления вооружением я выбрал парный сброс и подвешенные у меня ФАБ-500. Надеюсь, они сработают с такой высоты. Как раз и боевики близко подошли, головы вам моей не видать, как и своей жизни... Провожу вас к вашему Богу и парням заодно помогу. Зажал гашетку, громко выдохнув, словно перед стопкой водки и с силой зажмурил слезящиеся глаза и вот он, характерный звон тяжелых бомб о остатки асфальта, мертвая тишина пока работает замедлитель. Бегущие в рассыпную террористы. Идиоты, от «пятисотки» же не убежать... Сильнейший удар, грохот и пламя взрыва. Встречай меня, небо. 2 мая 2005 года. Где-то на Северном Кавказе… Самый первый вылет в составе нового для нее звена, две малознакомые девушки, новый самолет... и наконец-таки она полностью определилась со своим позывным. «Чайка» — символ огненного дождя что прольется на головы врагов, очень уж ей запомнилось это сравнение из письма ее отца... И как назло — еще вчера был его день рождения, но его нет с нами уже 6 лет. Отчего она ждала этот вылет, как очередной способ отомстить. Каждый ее вылет в этой долгой, кровавой войне с боевиками — это капля облегчения в море сожаления и злобы. Ольга, вытерла застывшие на глазах слезы, выдохнула, положив письмо в файлик, бережно его свернув и положив в нагрудный карман. Достала заранее приготовленный скотч и откусив кусочек приклеила в уголок лобового стекла фонаря копию потертой фотографии уставшего, но все же широко улыбающегося мужчины на фоне побитого МиГ-27, за его спиной и силуэтом его железной птицы виднелись горы, и сыпал снег — это была последняя его фотография.