Когда звёзды падают

      — В психиатричке? — Генка недоверчиво крутит головой. — Нет, ты серьёзно? В психиатричке? Ва-а-а-ня, ну зачем тебе это? Если у него до такой степени крыша протекает, что он режется, и сам себе не хозяин, то ты вообще представляешь, во что может вылиться это твоё с ним общение?       Понимает ли Иван это?       Он не знает.       Он не пытается анализировать, во что сложились на этот раз фрагменты пазла. Он не хочет задумываться, а насколько трудно ему будет. Он уверен только в одном, что хочет помочь тому грустному парню, сидящему на скамье возле входа в больницу, хочет сделать так, чтобы его губы тронула улыбка, а когда он улыбнётся — это будет счастье.       — Ва-аня-я, ну что ты молчишь? — Генка дёргает его за рукав. — Я не хочу потом тебя вытаскивать из запоя, а он обязательно случится, потому что покоя с этим психическим не будет.       — Что ты несёшь? — Иван недовольно морщится. — Запой какой-то придумал. Ты меня хоть раз видел вообще в таком состоянии?       — Вот и не хочу видеть, — стоит на своём Самойленко. — Я не хочу, чтобы ты страдал.       — А я не хочу, чтобы страдал он, — Волошин смотрит в упор на друга. — Понимаешь это?       — Да понимаю я, — обречённо вздыхает Генка. — Всё я прекрасно понимаю — ты втрескался, и взывать к твоему рассудку так же бессмысленно, как стрелять дробью по бегемотам. Что теперь будешь делать?       — Я знаю, где он. Раз к нему пускают без ограничений, значит это ещё не самый серьёзный клинический случай. Пока ехал из больницы, говорил с Ларисой. Она думает, что, скорее всего, депрессивный синдром плюс аутоагрессия. Обычно, если люди хотят на самом деле умереть, то они доводят дело до конца, у него же много порезов, некоторые достаточно старые, он занимается росписью по своему телу довольно давно. Я не могу оставить его с этим. Ему нужна помощь, и мне кажется, я могу помочь ему.       — Твоя уверенность в собственных силах просто обескураживает, — вздыхает Самойленко. — С чего ты так решил?       — Он чувствует что-то ко мне. Не спрашивай, откуда я знаю, я просто знаю это.       — На битву экстрасенсов когда едешь? — иронично спрашивает Генка, но тут же принимает серьёзный вид. — Ладно, решил упасть в яму — я не буду тебе мешать, хоть мне это и не нравится. Если что, я рядом, ты знаешь.       — Я знаю, Ген, — Волошин с благодарностью смотрит на друга. — Кстати, ты хотел мне рассказать новости о жизни в Готэме.       — Где? — Самойленко недоумённо хмурит брови. — А-а-а, ты про Бэтмена?       — Ну, а про кого ещё-то? — Смеётся Иван. — У него нормальное имя появилось?       — А чем тебе имя Бэтмен ненормальное? — делано возмущается Генка и тоже смеётся. — Бэтмена зовут Глеб. Доволен?       — Доволен, — соглашается Иван. — Ну и…?       Генка мечтательно улыбается и выдаёт:       — У нас был секс.       Иван снова смеётся:       — Секс? Всего лишь? Как банально.       — Не-е-ет, ты не понимаешь. Это был не просто секс, это был секс с большой буквы. Всю ночь. Понимаешь? Всю ночь… я в таком экстазе никогда не был. Он меня… — Генка зажмуривается от нахлынувших воспоминаний и судорожно вздыхает, — он меня… на атомы разобрал и снова собрал. Это не объяснить. Я когда кончил, думал сдохну от кайфа.       — Кончил? — недоверчиво смотрит на друга Иван. — В единственном числе?       — Да, — кивает Генка. — Один раз, уже к утру. Я готов был миллион раз, но он останавливался и с самого начала… я уже не соображал, где я и что со мной делают. Это было…       — Феерично? — подсказывает Иван.       — Феерично, — вздыхает Самойленко.       — И что теперь?       — Знаешь, — нерешительно начинает Генка, — я всё-таки, наверное, к нему перееду.       — Ради божественного траха? — смеётся Волошин.       — И ради него тоже, — соглашается Самойленко. — Но не это главное, хотя, это тоже главное, короче не суть. Он… я такого больше не встречу, потому что таких больше нет.       — Как же гламурные тусовки без тебя? — улыбается Иван — представить Генку вне клубов невозможно.       — Ну, когда-нибудь всё равно пришлось бы уйти на покой, так почему не сейчас? — резонно спрашивает и тут же присоединяется к хохоту Волошина, который сквозь смех еле выдавливает:       — Мудрые слова восьмидесятилетней проститутки.       Отсмеявшись, Волошин всё же серьёзно спрашивает:       — Ты реально думаешь, что сможешь вот так поменять свою жизнь? Реально сможешь жить в доме из настоящих деревьев?       — Я не знаю. Но я очень хочу попробовать, — так же серьёзно отвечает Генка. — Да и вообще, я сам себя обмануть пытался, когда говорил, что жить надо здесь и сейчас — отработанный день не достоин воспоминаний, а любви нет. Так проще жить, но не правильнее. Когда тебе делают больно один раз, а потом второй, и ещё третий, ты начинаешь понимать, что не стоит испытывать иллюзий по поводу людей. Ты не помнишь, а, может, я тебе и не рассказывал, что давно, нам было, наверное, лет по шестнадцать, я влюбился в своего первого, а для него это был просто случайный трах неважно с кем. Он моего имени даже не вспомнил. И это был не один такой случай. И я решил, а зачем на что-то надеяться, надо опережать тех, кто может тебя бросить, надо делать это самому. Глеб повёл себя нетипично, он не стал пытаться мне присунуть сразу же, как познакомился. И потом не стал. Не стал даже тогда, когда я сам просил. Он выбился из шаблона. Он видит не только это, — Генка окидывает себя взглядом, — я нужен ему с тем, что у меня внутри, со всеми своими страхами и сомнениями.       — Вот видишь, — задумчиво говорит Иван. — Ты сейчас так правильно сказал то, о чём и я только что говорил тебе. Ян нужен мне не только ради его внешности, он нужен мне со всеми его тараканами. Ян тоже нуждается в своём Бэтмене, и, может быть, я смогу стать таким для него. Мне кажется, что вы с ним очень похожи, только ты сильнее, ты более живуч, более приспособлен. А он один не может со всем этим справиться.       — У меня всегда был ты, — Генка опускает голову вниз, прикрывая веками внезапно заблестевшие глаза. — Без твоей поддержки я бы не справился.       — У тебя был я, а кто был у него? Мы этого не знаем.       — Ты прав, — Самойленко сжимает подрагивающие губы. — Если ты думаешь, что можешь помочь ему — попытайся сделать это.       Попытайся сделать это.       И Иван пытается.       Каждый день.       В одно и то же время он едет к нему.       Ян по-прежнему не разговаривает с ним, но и не уходит — сидит рядом, закрыв глаза или глядя прямо перед собой. А Иван рассказывает ему о своей жизни, о любимых фильмах, музыке, просто о том, как провёл день. Говорит о своих чувствах, о том, что с момента первой встречи думает о нём каждое мгновение. Признаёт свою вину в том, что ввёл в заблуждение Артёма, не сказав тому правды. Пытается достучаться до того Яна, который тогда в клубе выбил почву у него из-под ног.       Ян молчит, иногда хмурится, едва заметно дёргая уголками рта. Он похож на потерянного или брошенного ребёнка — такое непомерное горе в его глазах, а как утешать детей, когда им плохо?       И Иван в один из дней покупает связку разноцветных воздушных шаров.       Глаза Яна удивлённо расширяются, когда Иван идёт к нему, уже привычно сидящему в это время на скамье в больничном дворике.       — Держи, — Иван протягивает Яну скрученные в одну ленточки, удерживающие шары. — Красиво, правда?       Тот вдруг неуверенно улыбается, тянет уголки губ вверх так медленно, будто разучился это делать и протягивает руку. Кивает, задирает голову и смотрит на воздушную радугу над своей головой.       Иван садится рядом, тоже откидывает голову на спинку скамьи:       — Помню, классе во втором, — начинает он, — я сильно заболел, лежал в больнице с высокой температурой — жизнь была серая и унылая, как и небо за окном. Погода стояла дождливая, было сыро, казалось, никогда больше не случится никакой радости. И тут прямо за окном, напротив него, откуда-то снизу поднялись разноцветные шары, ну вот такие же, как эти, и застыли прямо перед моими глазами. И сразу же мрачный осенний день засверкал яркими красками, словно солнце пробилось сквозь тучи. Как выяснилось потом, это мой класс с нашим классным руководителем пришли навестить меня. Их не пустили, и они решили вот так напомнить мне, что я не один. Понимаешь? Ты не один. Я всегда буду рядом, я буду рядом столько, сколько ты позволишь мне. Ты слышишь меня?       Ян сглатывает комок в горле, поворачивает к Ивану лицо, смотрит на него, моргает — по одной щеке медленно скатывается вниз, оставляя мокрую дорожку, слеза.       — Слышу, — отвечает он.       — Спасибо, что услышал меня, — Иван стирает пальцем слезу с его щеки. — Хочешь, ты сейчас загадаешь желание, и мы отпустим эти шары в небо. Ты же знаешь, что желания исполняются, если их отправить вместе с воздушными шарами?       Ян снова улыбается.       — Это сказки, — тихо произносит он.       — Никакие это не сказки, — очень серьёзно говорит Волошин. — Эта самая настоящая правда. Проверим?       Ян кивает, снова поднимает голову и смотрит на шары.       — Я тоже загадаю, ты не против? Я очень хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, я хочу, чтобы ты улыбался каждый день, я хочу быть с тобой рядом, потому что я очень люблю тебя, я хочу сделать тебя счастливым.       — Пусть шары унесут в небо твоё желание, — говорит Ян. — Мне нравится.       — Отпускай?       И Ян разжимает ладонь. Разноцветные шары взмывают в небо, взлетают высоко к облакам, пока не становятся яркой точкой, которая постепенно бледнеет и, наконец, исчезает.       Волошин берёт руку Яна в свою и целует в центр ладони:       — Я люблю тебя. Ты веришь мне?       Ян кивает, слабо улыбается:       — Со мной трудно.       — Я помню.       — Очень трудно.       — Пытаешься напугать меня?       — Пытаюсь предупредить.       — Мы справимся.       — Мы?       — Мы, — уверенно отвечает Иван. — Ты и я — вместе. Хорошо?       — Хорошо, — Ян снова улыбается.       — Осталось выяснить один вопрос.       — Какой?       — Куда мы денем твою девушку?       — Мою девушку? — Ян непонимающе смотрит на Волошина. — А-а-а, Аню? Она не моя девушка, она моя двоюродная сестра.       — Но зачем ты…       — Мы придумали с ней, чтобы ко мне не цеплялись всякие…       — Вроде меня? — смеётся Иван.       — Вроде тебя, — кивает Ян.       — Я приду завтра, — утверждающе.       — Я буду ждать, — с надеждой.       Надежда, она такая, она даёт возможность смотреть в завтрашний день с радостью.       Есть надежда — значит, ещё не всё потеряно.       Иван улыбается, поворачивая ключ зажигания и включая радио.       «Все мелодии спеты, стихи все написаны,       Жаль, что мы не умеем обмениваться мыслями»*…       Старая песня, которая, как по заказу, поставлена сейчас незнакомым диджеем. Мы не можем читать мысли друг друга, но мы можем сделать так, чтобы человеку было просто хорошо рядом. Мы сами волшебники, в наших силах делать чудеса для других, воплощая в жизнь их мечты.       «…Нет, ещё не пора, постой, не уходи,       Будь со мной, пой со мной.       Поговори со мной»…       Он вернётся завтра, он будет приходить к Яну столько, сколько потребуется, он заберёт его отсюда, когда придёт время, и будет рядом всегда, пока это будет необходимо.       «Остаётся лишь слово, я хочу быть с тобой.       Жизнь прожить с тобой, жизнь любить с тобой,       Жить, любимым тобой,       Каждый день жизнь делить с тобой,       Возвращаться домой»…       И Иван улыбается. Счастье есть, если сильно желать чего-то — это обязательно придёт в твою жизнь. Главное, не отворачиваться от своего счастья, если оно не складывается сразу, по мановению волшебной палочки.       Если любишь кого-то, то любишь его просто так. Просто так, просто ни за что. Что он есть, что он рядом, дышит, улыбается — чувствовать его тепло.       «Если хочешь остаться, останься просто так,       Пусть тебе приснятся сны о тёплых берегах,       Давно за двенадцать, а ты еще в гостях,       Ты думаешь остаться, так останься просто так».

The End

_____________________________________________ *Дискотека Авария — «Если хочешь остаться»