Школьная проза Лирика

Какие же чудесные зимние каникулы выдались в этом году! В былые времена и так не хотелось выходить на работу после недели новогоднего бесовства, но сегодня было особенно тяжко. — Чай будешь? — предложила я сонному Феде, пришлёпавшему на кухню в одних трусах. — Плесни, — зевнул он в кулак. — Как-то стрёмно теперь в школу идти, — я повертела свою кружку в руках, грея их. — Мне кажется, у меня всё на лбу написано жирными буквами. — Я не собираюсь там часто появляться теперь, главное — аттестат получить. Так что не парься, — подмигнул Федя. — Ну прям легче стало, — съязвила я. — Больше не подвози меня! — Почему это? — По кочану. Не надо так рисковать. Не развалюсь, на автобусе доеду. — Как скажешь. — Ладно, мне пора выходить уже. А-а-а, — взвыла от безысходности. Здесь с горячим, любимым Федечкой так хорошо, а там мороз, темень и работа. — Я с тобой выйду, мусор вынесу и домой съезжу, — поцеловал он меня, подбадривая. — А вечером ты ко мне вернёшься? — Спрошу у отца, как в автосервисе загруженность. И так давно сачкую. Мы обменялись довольными долгими взглядами. — Ой, ну прям светитесь! — встретила меня напарница. — Хорошо съездили в Норвегию? Съездила я и вправду зашибенно, однако это была не единственная причина моего сияющего внешнего вида. Но об этом Нелли Зарифовне знать не нужно. — Отлично! Пообщались, погуляли. Вот, — улыбаясь, вручила ей серебристый пакетик, — привезла вам небольшой подарок. — Как приятно, спасибо! — её искренняя радость согревала сердце, продолжая моё новогоднее волшебство. Мне повезло с Нелли Зарифовной, такие люди на вес золота. Всё шло своим чередом, тянулась самая муторная длинная четверть. И вот в марте грянул гром среди ясного неба. Я вышла из класса и уже запирала дверь, собираясь домой, как ко мне подошла светловолосая женщина. На вид ей было около сорока пяти. Пробежала быстрым взглядом по её лицу и примерно поняла, о чём сейчас пойдёт разговор. Фак! — Здравствуйте! — натянутым голосом поздоровалась дама. — Добрый день! — немного растерявшись, я встала напротив, ожидая последующей реакции. Очень надеялась, что она не истеричка и не станет закатывать скандал прямо в школе. — Я мама Фёдора Соколова. Почему-то в голову пришли совершенно неуместные в данный момент мысли. Нет, правда, это прозвучало таким тоном, будто Федя маленький мальчик, а я мать хулигана, ударившего его совком по голове в песочнице, и теперь она пришла разобраться с нами. Поборов срывающуюся усмешку, я посмотрела ей в глаза: — Да, я поняла. Вы хотите поговорить со мной о чём-то? Похоже, ей тоже приходилось сдерживать эмоции, но противоположные моим. Нахмурившись, она выпалила: — О чём-то? Думаю, вы прекрасно понимаете, о ком! — Здесь недалеко есть кофейня. Можем обсудить там. Вместо ответа, мама повернулась на каблуках и красивой походкой направилась к выходу. Очень элегантная, ухоженная женщина. Я плелась позади, желая только одного — чтобы экзекуция закончилась как можно быстрее. Мы сели за столик у окна — хорошее место и вид отличный при других обстоятельствах. Сейчас же меня ничто не привлекало. Заказала себе чай с мятой, чтобы было чем руки занять. — Как так можно?! О чём вы вообще думаете? — набросилась она на меня, как только официантка принесла заказ и отошла к другому столику. Глаза пылали праведным гневом, мама задыхалась от возмущения. — Посылать ему такую вульгарщину! Очень интересно, какую именно из «вульгарщин» она видела. — Вы же учитель! Интимные отношения с учениками, да ка… Как вам не стыдно так вести себя?! Уму непостижимо! Её напор разъярил меня. Кровь ударила в голову, чувствовала, что сейчас не сдержусь. Ты посмотри, отчитывает меня! Ещё по телефонам чужим шарится и не стесняется. — Ваш сын совершеннолетний. Никаких законов мы не нарушаем. Не надо меня стыдить. Я взрослый человек и отлично понимаю, что плохо, а что нет. — Ваше поведение говорит об обратном! Взрослые люди знают, как уместно себя вести, а как нет. Вы, похоже, понятия не имеете о приличии. И ни капли раскаянья! — она пыталась давить, подбирая хлёсткие выраженьица. — Будьте добры, следите за тоном, я не люблю, когда на меня кричат. Читать чужую переписку — это вы очень хорошо придумали! — Я случайно её увидела. Не переводите разговор. В вашей школе все учителя похабные сообщения посылают школьникам? Что ещё? Теперь уже я задыхалась от возмущения: — Вы удивлены, что ваш сын в восемнадцать лет занимается сексом? Или что вас так шокировало? Вы ведёте совершенно неуместные разговоры со мной. Он не маленький наивный мальчик! «И уж не я розу его невинности сорвала — это точно!» — осталось за кадром в моей голове. — Да ему ведь об учёбе сейчас думать нужно! — Федя отлично занимается, в университете Финляндии его ждут. Не вижу никаких проблем. — А вы в курсе, что он собирается отказаться от приглашения и здесь поступать? — Нет, Федя мне ничего такого не говорил, — моё удивление было искренним, так как я первый раз об этом слышала. — Вот так! Он же ещё совсем молодой. А если забеременеете? Всё, никакого нормального будущего ему не светит, одни пелёнки. — Забеременеть может и его ровесница. Я не планирую детей в ближайшее время, можете быть спокойны, — глянула по сторонам и понизила голос, наша бурная перепалка привлекла внимание зевак. — У меня нет ни малейшего желания его привязывать к себе, я прекрасно знаю, что у Феди ещё вся жизнь впереди, столько возможностей. И, — я осеклась, опустив глаза, — если настанет момент, когда нужно будет отпустить его, я пойму. И потом, вы говорите: «Ему нужно думать об учёбе!» Федя сможет нормально на ней сконцентрироваться, если в личной жизни проблемы? Наоборот, он отдаёт любовь, он получает её. Это всегда придаёт сил. Она молчала, переваривая информацию. — Не понимаю, что между вами может быть общего! Какая у вас разница в возрасте? — Восемь лет. — Вы, конечно, не выглядите на свой возраст, но всё-таки. У вас ведь совершенно разные интересы, заботы. Вам семью создавать нужно. Я болезненно поморщилась. Ненавижу разговоры о том, кому и когда замуж выходить, детей рожать и прочее. Это с ней нам общих тем не найти, похоже. — Нам не скучно вместе. — Если о вас узнают в школе? Вы думали об этом? — Да. Я готова уйти, если понадобится, — устало прикрыла глаза. Столько сил душевных и физических ушло, чувствовала себя выжатым лимоном. — Я вас прошу, не рассказывать моему сыну, кхм, о нашем разговоре. — Разумеется. Феде бы очень не понравилось, что мы обсуждали его. Если не возражаете, я бы хотела закончить. Извините. — Да, конечно. До свидания! Она серьёзно? Даже милая такая стала. Жесть! Зашла в парк, сделала несколько больших кругов быстрым шагом — никак не могла успокоиться, щёки и уши пылали. Прислонилась спиной к дереву и разревелась, горько, навзрыд. Почему люди такие? Почему лезут со своей аморальной моралью, плюют в душу? — Знаю, что это закончится… Знаю, — я с силой оттолкнулась спиной от дерева. — Но сейчас он со мной! — Алло? — Я у подъезда, нажимаю домофон, — Соколов не закончил говорить, как уже раздался звонок. — Хорошо, — я засмеялась, — поднимайся. — А щёки какие холодные! — оторвавшись от любимых губ, провела ладонями по его лицу. — Пешком шёл, что ли? — Ага, попросил высадить на Цветочной и мотанул к тебе, — Федька ослепительно улыбнулся, снова наклоняясь за поцелуем. — М-м-м, дымом пахнешь, как будто из цыганского табора сбежал. — Шашлыки жарили в субботу. — Домой не заходил? Твои волнуются, наверное. Он опустился развязать шнурки и погладить обнюхивающую его, ластившуюся кошку: — Позвонил маме, всё нормально. — А-а, — пробулькала я и недовольно уставилась на согнутую спину. «Маменькин сынок! Хоть бы трубу свою выключал и не раскидывал по дому. Подстава!» — Поставь воду на макароны, — Федька вытащил из рюкзака пакет с продуктами. — Да я приготовила еду, разогреть только надо. — Тогда я в душ быстро, ополоснусь. — Иди, конечно. Чего я так разозлилась? Федька же не виноват, в конце концов, и не в курсе произошедшего. — Устала? — забирая полную тарелку, он бросил на меня пристальный взгляд. — Так, чуть-чуть. — Ты много работаешь, ещё и в выходной таскаешься. — Это только до мая, я же говорила, потом Кристина в школу пойдёт. Как съездил-то? Выиграли? — Сделали 62-ую — 79:68, а 54-ую — 95:89, — уплетая ужин, хвастался Соколов. — Не зря вам три тренировочных дня провели на природе. — А ты чем занималась? — Не знаю, выходные пролетели незаметно: то с мамой, то с Женькой по скайпу протрепались, к озеру ходила. Непривычно без тебя как-то, странно, — я смущённо отвернулась, переставляя сковородку в раковину. «Вот дура, сейчас подумает, что кисну здесь одна. Нужно ещё как-нибудь про его учёбу разговор завести», — досадовала на себя, аж лоб сморщился. Федька подошёл сзади, щекоча мне бока, и плохое настроение как ветром сдуло. — Ха-ха, сейчас окачу тебя водой, будешь знать! — Рискни. Я повернулась, сдувая с рук радужную пену. Лёгкие пузырьки отделились и прилетели прямо ему на плечо. Следующий десант оказался успешнее, опустившись на нос. — Коза, — Федька смахнул пену и прикрыл большим пальцем кран. Струя воды брызнула в меня, прежде чем успела отскочить. — Вот псих! Смотри, что ты натворил! — я хохотала, выжимая край прилипшей к телу футболки. — А мне нравится, — серые глаза загорелись, бессовестно пялясь на обтянутые мокрой тканью сиськи. — Извращенец! — слегка шлёпнула его по щеке, имитируя оплеуху. Он прижал меня спиной к стене с задранными вверх руками. Кажется, мы перевернули кошачью миску с водой. Федькина лапина сдавливала мои запястья, удерживая на месте, а вторая беспрепятственно мяла грудь, играя с возбуждённым соском. — Ты на это и нарываешься, — усмехнулся Соколов. — Все маньяки так говорят! Не опра-авдывайся, — тихо постанывая, я извивалась под его ласками, не в силах сделать что-либо в ответ. Федины губы обжигали кожу влажными поцелуями, длинные пальцы поглаживали живот, скользили по голым бёдрам, между ног. Наконец, Соколов ослабил хватку, возбудившись до предела, я требовала продолжения банкета. В ответ сильные руки подхватили меня под ягодицы, приподнимая вверх. Я обвила ногами Федькину талию, вцепившись ладонями в плечи. — А-ах, Федя, — сорвалось с губ, когда он резко вошёл, прижимая меня к себе. Было сложно хвататься за него. — М-может…с-с-с…ах-ах… Оп-усти меня на стол. Тя-ажело же. — Держись крепче, — скомандовал он, подсаживая выше. Я безропотно подчинилась, обнимая жилистую, взмокшую от напряжения шею. Соколов сосредоточенно закрыл глаза и стиснул зубы. Какой же он красивый! Поддавшись нахлынувшим чувствам, я поймала его губы своими, страстно целуя. Мой язык бессовестно шарил у него во рту, подхлёстывая, дразня. Федька задвигался быстрее. Я цепляясь пальцами за сильные плечи, стараясь не упасть, еле переводя дыхание. По телу пробежала сладкая судорога наслаждения. — Ах-а-а, — я блаженно улыбнулась и поцеловала Соколова в шею. Ещё несколько толчков, и он опустил меня вниз. — Бедные котики, мы осквернили их святая святых, — засмеялась, ероша Федин затылок. — Всё-таки ты бешеный. Откуда столько силищи, две игры сегодня провели? Или ты филонишь на площадке, а, Соколов? — Я хорош везде. Нужно ещё за уик-энды наверстать упущенное, — он выпрямился и притянул меня за талию, кровожадно покусывая ключицу. Мы лежали на кровати расслабленные и довольные, решив воспользоваться удобным случаем, я накрыла Федину ладонь своими, поглаживая пальцы: — Знаешь, что я сделала, пока тебя не было? — придала голосу загадочности. Соколов напрягся, повернувшись ко мне лицом: — Что на этот раз? — Ах-ха-ха, ну что ты так сразу реагируешь? Не волнуйся, — я поднесла его руку к губам и поцеловала, — ничего плохого. Я подала документы на финскую мультивизу. Та-дам! Серые глаза сразу похолодели, приобретая стальной отблеск. Я знаю, что я сучка. Мне самой не нравится такой обманный метод. А что делать, если он со мной не обсуждает жизненно важные вопросы?! Приходится изворачиваться и делать вид, что я не в курсе. — Я смогу теперь приезжать к своему парню в Европу, когда захочу, — я счастливо улыбнулась, но тут же состряпала наигранно опечаленное выражение, глядя на него. — Ну вот, ты совсем не рад? Соколов отвёл взгляд и сел на постели, плотно сжав губы. — Не хочешь меня там видеть? — Да никуда я не еду! — раздражённо бросил он. — Почему? — удивлённо уставилась на него. — Потому что не хочу. — Но ты же так радовался, когда тебя пригласили в университет Лаппеенранта! Не понимаю. — Я передумал туда ехать. — Но… — Это моё решение! — отрезал Соколов, начиная злиться. — Это из-за меня? — Нет. Причём здесь ты? — он пытался изобразить равнодушие, но меня так просто не проведёшь. Я привстала, заглядывая Феде в глаза: — А мне кажется, что я попала в точку. — У тебя мания величия, — колко глянул прямо мне в лицо. — Хорошо, тогда в чём причина такой резкой перемены? Осенью ты был полон энтузиазма, горел идеей учиться в Финляндии, а в марте тебе это вдруг резко стало ненужным. Ты совсем не похож на человека, который так импульсивно меняет значимые для него планы. — Я сказал, что принял решение, и обсуждать его не собираюсь, — рыкнул на меня и, резко встав с кровати, ушёл на кухню. — Пф-ф, — я повалилась обратно на подушку, бессильно раскидав в стороны руки, — баран упёртый! Через полчаса я заглянула на кухню — Соколов сидел хмурый за столом и шарился в телефоне. Пора начинать второй раунд! — Ап, хи-хи, — я подкралась сзади и поймала его в кольцо объятий. Федька не шелохнулся, как сидел, так и остался. Поцеловала его в затылок и сильнее сжала руки: — Я люблю тебя, ты знаешь? — прошептала на ухо. Этот гадёныш молчал. — Знаешь? — прикрикнула и укусила его за мочку. — Ну, знаешь, — отложил он телефон. Я перекочевала к нему на колени и упёрлась лбом в его лоб. Соколов ждал, что я сделаю дальше. Резко обхватила щёки ладонями и притянула Федькино лицо к себе. Его губы тут же послушно разомкнулись, отвечая на поцелуй. «Ну хоть в этом мне никогда не отказывает!» — А если мне надо будет уехать на год учиться за границу, ты что, не отпустишь меня? — Не отпущу, — не задумываясь ответил он. — А если это будет ну очень-преочень важно для меня? — Нет. Я немного отстранилась от него, обиженно надувшись. — Почему ты мне не разрешишь поехать? Говорю же, для меня это важно! — Тогда я поеду с тобой. — А ты не можешь со мной поехать, только я одна. — Тогда и ты не поедешь. Нечего тебе там без меня делать. Разговор накалялся. Не то, чтобы я собиралась ехать на курсы за границу, но такой категоричный отказ меня бесил. — Это эгоистично с твоей стороны! Ты что, не можешь подождать меня один несчастный год? Вот я бы тебя легко отпустила учиться в Финляндию даже на 4 года, — я возмущённо спрыгнула на пол. Федька хотел вернуть меня обратно, но не успел сцапать с первого раза. — Убери свои грабли, — хлёстко шлёпнула его по руке. — Если тебе нужна крепостная, да ещё чтоб всегда развлекала, поищи в другом месте. — Не хочу искать в другом месте, я уже нашёл, — смеялся он, вставая из-за стола и отрезая мне путь к отступлению. — «Не хочу то», «не хочу это», — передразнила его манеру. — Не всё в этой жизни будет по твоему желанию, привыкай. — Зачем мне привыкать быть лузером? Я сощурилась, тыча пальцем в его сторону: — И, тем не менее, это не помешало тебе тут же отказаться от престижного европейского образования, которое так хотел. Перечеркнуть столько трудов и усилий, которые ты вложил для получения этой возможности. Не мне, конечно, тебя учить в этом вопросе, я сама просрала очень много шансов. Если ты поедешь в Финляндию, это не значит, что мы перестанем быть вместе. Для меня одно другое не исключает. Может, ты придерживаешься другого мнения. Но, в таком случае, наше расставание — всего лишь вопрос времени. А уж время своё дело сделает. И стоит ли тогда отказываться от учёбы, подумай. Я завелась не на шутку, выдавая такую длинную эмоциональную тираду. Соколов молча слушал, внимательно глядя на меня, плотно сжав губы. Теперь мы стояли в угнетающей тишине. Я не выдержала такого напряжения и, опустив голову, тихо произнесла: — Извини. Ты же всё уже решил. — А с чего это ты так активно меня выталкиваешь? Разве ты не должна радоваться, что я буду рядом с тобой? — подозрительно сощурился он. — Я бы очень хотела, чтобы ты был рядом со мной. Я не хочу, чтобы ты жалел, что отказался от своего желания из-за меня. Потом ты меня возненавидишь. — Это моё решение, я сам несу за него ответственность. — Знаю, но всё равно, тебя это будет глодать. Да и я буду винить себя. — Так вот в чём дело, наконец, дошли до сути, — злорадно усмехнулся Соколов. — Ты печёшься о своём спокойствии. Так сразу и говори, а то слишком много красивых слов. — Что? — выдохнула я, возмущаясь. — Да катись куда хочешь, мне всё равно! Не нужны мне твои «жертвы». Непризнанный гений! Я вот тоже решу куда-нибудь свалить и не скажу тебе. По факту только. Ой, так получилось. — Я вообще не сомневаюсь, что ты так и сделаешь. Поэтому тебя и нельзя оставлять одну, ты неблагонадёжная. — Ага, давай, ещё в этом меня обвини, что я неуравновешенная истеричка, и твой долг — присматривать за мной. Поэтому ты как благородный мученик оставил науку и посвятил жизнь больной женщине. По трубам постучали соседи, и мы разом замолчали, надувшись друг на друга. Я отвернулась, гладя в окно на всё ещё голые ветки деревьев. Весь накопившийся гнев и напряжение выплеснулись наружу, и теперь мне было стыдно как минимум за половину из всего, что я наговорила в запале. Но почему так сложно понять? Я очень его люблю и хочу, чтобы ему было хорошо. Он же такой умный, целеустремлённый, его усилия, потенциал не должны пропасть даром. Нет, у нас в России тоже есть отличные технические вузы, никто не спорит, можно и здесь получить образование. Я б не настаивала так, но ведь Федька на самом деле хочет поехать в Финляндию, просто упёрся опять, как баран. Резко развернулась к нему, скрестив руки на груди и упрямо задрав подбородок: — Ответь мне сейчас честно только на один вопрос. Ты хочешь учиться в Финляндии? Он прямо смотрел мне в глаза: — Хочу, — откровенно признался. — Тогда какого хрена, Фёдор?! — Это уже второй вопрос. Мы опять замолчали. Бросила на него украдкой взгляд: Соколов стоял на том же месте, прижавшись спиной к стене, и отрешённо смотрел на меня, о чём-то думая. Я вымотала его, бедного. Я знаю, как ему тяжело даются такие разговоры, это как психологическое насилие. Тихонечко подошла к Соколову и обняла за талию. Положив голову на грудь, слушала мерные гулкие удары его сердца. Он вроде стал приходить в норму. — Пойдём спать, — потянула его за руку в комнату. Федя отрубился сразу, как только голова коснулась подушки, а вот ко мне сон вообще не шёл. Я провела пальцем по его бровям, носу, подбородку, счастливо улыбаясь в темноте. Можно было гладить Соколова сколько угодно, он так крепко спал, что не проснулся бы даже от пушечного выстрела. — Я люблю тебя, — прошептала в темноте и легонько поцеловала его в уголок губ. Утром я поймала его за руки, заглядывая в лицо: — Не принимай пока окончательного решения, пожалуйста. Ты же ещё не отказался от места в университете? — Нет. — Мы найдём вместе выход, обязательно. Финляндия совсем недалеко. Может, я переберусь в Питер, а там и рукой подать до Лаппеенранты твоей. Считай, соседняя деревня. Хоть каждые выходные будем ездить друг к другу. Давай попробуем. Если уж я совсем не смогу, взвою, ты сразу всё бросишь и вернёшься ко мне. Ну, сходишь в армию, — засмеялась я. Он тоже усмехнулся.