молчание

Впервые Иосиф понимает, что происходит с парнем, когда находит его в ванной с рассечёнными запястьями, причём так глубоко и старательно, что хотелось отвернуться. Но, дело было совсем не в этом. Этот неблагодарный грешник решил бросить его. Очнувшись спустя несколько часов, помощник в глубокой апатии смотрит куда-то мимо Иосифа, а тот, в непонятном страхе, ложится с ним рядом на кровати и крепко обнимает. В ответ ему сопят куда-то в ухо, и Сид успокаивается. Настолько, чтобы подумать, что он сможет исправить его. Пока Джозеф спал в соседней комнате, бывший помощник шерифа пытается повеситься на разорванной простыне, и это кажется настолько ужасным, что даже Джозеф не может сдержать гнева. Он вытаскивает его из петли, грубо встряхивает, а затем душит, долго, с короткими передышками, чтобы парень не потерял сознание. - Этого ты хочешь? - шипит мужчина, вспоминая тот день, когда трясущейся ладонью передавил дыхательную трубку своей дочери. Они даже... не успели выбрать ей имени. Они ничего не успели. Сначала парнишка долго кашляет и давится, а затем, когда Иосиф отпустил его, немо, хрипло смеётся. Его тело всё ещё пробивала судорога и мелкая дрожь, но он чувствовал себя намного лучше, чем Сид. Джозеф боится потерять его, а салаге терять нечего. Иосифу не хватает тактильного контакта. Он сидит целыми днями с этим ублюдком, что убил его семью и разрушил жизнь, прижимая его к себе и сухо прикасаясь губами к коже. Парня это жутко злило - он просто-напросто не мог сделать лишнего движения. Сид никогда не думал о комфорте - он думал о Боге, о Коллапсе, о своей мёртвой семье и о греховности его предмета скрытого вожделения, но его мало занимали насущные дела. Помощник всё думал, куда делось тело Датча, и почему ему вообще пришлось умереть. Почему им всем пришлось, блять, умереть? У парня снова истерика, жар, он в полубреду пытается вырваться из чужих рук, крича чужие имена и моля о прощении мертвых. Он просит прощения за то, что пытался помочь. Просит прощения за то, что остался жив. Джозеф слышит лишь хрипы и полу-обрывки чего-то вроде мычания, слышит плач и всхлипы, но раскаянья парня ему услышать не дано. Бог дал - Бог взял, Иосиф? Он подарил ему новую семью, но лишил его способности её защитить. Нет, он может держать помощника на привязи, как псину или душевнобольного, но никогда он не услышит, как его зовут по имени. Он не услышит вообще ничего - только свой голос, который, в итоге, станет чужим. - Я люблю тебя, - Джозеф прижимает его к себе, словно боясь иллюзорности парня, - ты - моя семья. Я не позволю забрать тебя Ему. Я больше не могу этого позволить. Иосиф целует его в губы, щеки, лоб, в шею и солёная влага остаётся на чужих ресницах. Чужая безвольность его сломала, и, будь на то его воля, он бы хотел, чтобы этот несносный когда-то сопротивленец всё также пытался его убить. Но. Бог дал - Бог взял, Иосиф.