***
Свет просеивался сквозь купол собора и узкие стрельчатые окна, прозрачной вуалью окутывая весь зал, разделенный двумя рядами колонн. Он отражался от белоснежного мрамора и создавал совершенно неземное сияние. Его, казалось, можно было даже коснуться и пропустить сквозь пальцы. Чем и занимался Даниэль, завороженный строгой, слегка холодноватой красотой храма. Он устроился в узком промежутке между колоннами, подстелив синюю ученическую мантию, и, почти не дыша, перебирал пальцами невидимые струны света. В этот час собор был пуст и тих. Скользили тени пробегающих облаков, отчего вуаль света колыхалась и казалась живой. И весь мир сузился до этого зала, плывущего сквозь время и пространство, и тишина не давила, а успокаивала, прогоняла прочь печали. Он обхватил руками колени и уткнулся в них подбородком. Слезы от обиды уже высохли, остался лишь комок в горле. Но в ушах все звенела презрительно брошенная фраза: «Никчемный подкидыш». — Вот ты где, Даниэль, — прозвучавший мягкий голос вплелся в молчаливую песнь собора. Но мальчик все равно вздрогнул и дернулся, чтобы встать, но епископ Аден только покачал головой, опустил руку ему на плечо и присел напротив. — Что-то случилось? — Нет. Ничего, — он отвел взгляд. Конечно, случилось, но не рассказывать же об этом наставнику! Хотя обман еще противнее. Особенно, когда знаешь, что за ним последует не наказание, а доверительный разговор. — А если честно? — Аден проникновенно заглянул ему в глаза. — Когда ничего не случается, дети не прячутся в укромных уголках, не ищут одиночества, чтобы выплакать обиду. Как всегда, слова поразили в самое сердце. Даниэль только стиснул зубы, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе, чтобы не казаться плаксивой девчонкой, чьи мысли так легко угадать, и с напускной бравадой выпалил: — Я все равно стану охотником на Тени! Самым лучшим! — Разумеется, станешь, — мягко улыбнулся епископ. — Никто не вправе мешать тебе в достижении цели. Мальчик с сомнением взглянул на наставника и тихо, словно не веря, прошептал: — Правда? Никто-никто? Теплая рука легла ему на макушку. И так хотелось просто прижаться к ладони, зная, что все будет хорошо, что нет в мире ничего надежнее плеча того, кого он втайне называл отцом. — Ты волен сам выбирать свой путь, Даниэль. Но, чтобы пройти его, тебе понадобится много сил и знаний. Поэтому, — Аден шутливо взъерошил его волосы, убирая со лба отросшие черные пряди, и мягко улыбнулся, — не стоит пропускать занятия, даже если кто-то сказал тебе, что ты недостоин своей мечты. Даниэль опустил голову, чувствуя, как от стыда полыхают щеки. Ничего не утаить… ни того, что обиделся на чьи-то глупые насмешки, ни того, что именно из-за этого всеми силами избегал других учеников. Но после слов наставника с плеч словно спала тяжесть, и все трудности стали до смешного нелепыми. Завтра он докажет всем, что ничуть не хуже остальных, что он не никчемный подкидыш, удел которого оставаться на низших ступенях общества. Улыбнуться в ответ оказалось нелегко, но если его считают сильным, то он не имеет права не оправдать надежд. — Ты уходишь? — Даниэль не удержался от почти испуганного вопроса, впервые заметив, что епископ Аден одет в дорожный плащ, а рядом стоит небольшой чемодан. — Всего лишь рабочая поездка, — поспешил он успокоить взволнованного мальчика. — Возле столицы снова появились Тени, и я должен ехать. Даниэль поежился, вспомнив тот единственный раз, когда видел нападение этих тварей. После этого он еще месяц просыпался от кошмаров. И душа уходила в пятки от одной только мысли, что с наставником может что-то случиться во время стычки с ними. Пусть даже он — один из лучших охотников в этом округе. — Можно я поеду с тобой? — мальчик подорвался со своего места так резко, что едва удержался на ногах, подхватил с пола мантию и приготовился было бежать за верхней одеждой. — Я быстро…. Но его удержали за плечо и по-прежнему мягко, но решительно осадили. — Не сегодня, Даниэль. Подожди еще немного. — Но я… — Знаешь заклинания, — закончил за него епископ. — Но этого недостаточно. Скоро ты поймешь, почему. Твое время еще придет, и ты докажешь свою силу, но пока тебе нужно учиться. И учиться терпению не в последнюю очередь. Даниэль снова опустил взгляд. Он думал не об этом, а только о том, что будет, если наставник однажды не вернется. Тогда он останется совсем один. Никто его не обнимет и не успокоит после страшных снов, никто не объяснит, что к чему в этой непростой жизни. — Все будет хорошо, — Аден ласково взял мальчика за плечи и с теплотой посмотрел на него. — Следующей весной мы обязательно поедем вместе. Обещаю. Даниэль только кивнул и украдкой потер внезапно защипавшие глаза. И уже когда епископ взялся за чемодан, он встрепенулся: — Возвращайся, пожалуйста… — и совсем тихо, не сумев сдержать заветного слова, добавил, — папа… Мужчина вздрогнул и выпустил ручку. Глухой стук разнесся по пустому залу, но, не обратив на это ни малейшего внимания, он посмотрел на Даниэля также взволнованно, как и тот несколько минут назад. Он присел перед ним и, порывисто обняв, тихо прошептал: — Я обещаю, что вернусь, сын мой. Даниэль уткнулся носом в серый плащ и облегченно вздохнул — теперь точно все будет хорошо. Отец всегда держал обещания.***
Ветерок стих как-то внезапно, словно устал играть. И, разогнав облака, прилег отдохнуть. Узкий серп луны смущенно подхватил полупрозрачный клочок облака и закутался в эту дымчатую вуаль, словно пытаясь согреться в прохладной ночи. Даниэль переступил на месте, разминая затекшие ноги. От напряжения начинало звенеть в ушах, а Тени все не было. В нескольких метрах колыхнулась трава — деловито прошуршало семейство ежей, мигнули звезды, на миг закрытые крыльями совы. Ночная идиллия, и сложно поверить, что эта красота жизни так хрупка перед лицом пришлых тварей. Сердце екнуло от едва слышного звука. Тень не таилась, дымным клубком кружилась между деревьев, прикасалась то к одному, то к другому, словно выбирала кусочек повкуснее. Она не спешила, полностью поглощенная замысловатым танцем, и совсем не замечала остановившегося между двумя рядами яблонь Даниэля. Охотник терпеливо ждал, когда она начнет принимать телесный облик, чтобы завершить заклинание. Тень неспешно опустилась на землю, почему-то не возле дерева, а чуть поодаль, на траву, и приняла облик черно-бурой лисицы. Повела ушами, принюхиваясь к теплому воздуху. Безобидный зверек с переливающейся шерстью. Да только лисицы не водятся близ городов… И у них не бывает таких ярких лазурных глаз. Кончики пальцев потеплели, ощущая течение силы. Легкое, почти неосознанное движение и тихий шепот. Но даже этой малости хватило, чтобы Тень резко вскинула голову и, заметив человека, тут же метнулась в сторону и увернулась от серебристой сети заклинания. «Промахнулся, зар-р-раза!» Даниэль, уже не таясь, бросился в погоню за юрким зверьком, который даже не пытался снова стать бесплотным — видимо, заклинание его задело. Сад озарялся бледным сиянием, и в его свете цветущие яблони в белых юбочках побелки казались призраками в бело-розовой кружевной шали лепестков. Лисица взвизгнула от боли, едва только искры рассыпающегося заклятия коснулись дымчатой шкурки, и одним отчаянным рывком на подгибающихся лапах нырнула в узкий просвет между молодыми деревьями. Шорох, затихающий скулёж. И тишина. Необычайно звонкая после учиненного шума, бьющая по ушам, заставляющая тревожно вслушиваться в нее, ожидая чего угодно. Сердце постепенно успокаивало свой бег, и Даниэль с удивлением понял, что Тень не собирается нападать. Он тихо-тихо шагнул в сторону, где скрылась лисица, и прислушался. Пальцы снова окутались серебристым сиянием, повинующимся даже не словам заклятия, а, казалось, преддверию мысли. Выдох, последняя фраза, после которой колдовство обретет силу. Осталось только найти цель. Сгусток дыма стелился у самой земли, словно не мог подняться выше, и с каждой минутой все замедлялся и замедлялся, пока снова не стал лисичкой-чернобуркой. Пошатываясь, она попыталась подняться на лапы, но так и не сумела, обессилено рухнула на траву с тихим жалобным скулежом. Даниэль прекрасно знал, на что способна даже ослабленная Тень ради спасения собственной жизни. И это отнюдь не порча садов и полей. Искры сверкающей россыпью слетели с рук и очертили вокруг загнанного зверька сияющий круг. Ловчее заклинание. Рука так и не поднялась добить беспомощного врага, не сделавшего ничего ради своего спасения. Лисица вздрогнула и подняла на человека резко потускневший взгляд, полный боли, тоски и страха. Но не шелохнулась, даже перестала скулить, наблюдая, как он подходит ближе и поднимает ладонь для завершения ритуала изгнания. И словно отмерла, подорвалась на подкашивающиеся лапы, метнулась в сторону. Ярко вспыхнул контур круга, а в следующий миг звериный вой обрел смысл и ослепительным светом ворвался в сознание. «Пощади! — раздался полный боли всхлип испуганного ребенка. — Я живу лишь благодаря растениям. У тебя не прибавится от меня сил… Не ешь меня!» Даниэль отшатнулся и поморщился, словно от боли. Проклятье! …Или необыкновенный дар, невероятное стечение обстоятельств, что он мог не просто слышать Теней, но и говорить с ними так же, как и они. Мог. Но не хотел. Перед ним была совсем юная Тень, почти ребенок, если подобное сравнение вообще применимо к этим тварям. И сжавшаяся в комочек, в пышном сером, словно сотканном из графита, платье, с багровыми полосами на лице и руках — следами его заклинаний, до смерти испуганная девочка выглядела скорее жалко, чем вызывала страх. Она сама была беззащитна перед своими «взрослыми» собратьями, не брезговавшими выпить «малышей» до последней капли драгоценной энергии. Странное чувство — с одной стороны отвращение при виде паразита, уничтожающего все живое, к чему тот прикоснется, с другой — неловкость от искреннего страха у этого чудовища перед ним, возможной жертвой, внезапно обратившейся в палача. — Не собираюсь я тебя есть, — слегка раздраженно бросил он. — Всего лишь убью, как и остальных. Девочка испуганно попятилась. «Пожалуйста… Я уйду, клянусь! Я не знала, что это твоя территория, что здесь есть другие Тени…» — Их здесь и не было, — зло и горько усмехнулся Даниэль. Кончики пальцев снова наливались теплом, готовым стать заклятием. И на этот раз положить конец бессмысленному разговору. — До твоего прихода здесь не было иных Теней. И, знаешь, мне бы хотелось вернуть все, как было. Так что… — Но ты же сам Тень, — ошеломленно выпалила вслух девочка, будто совершенно забыв о собственных ранах и о том, что ее жизнь висит на волоске. Она даже встала и шагнула ближе к краю сияющего круга. — Как же…? И тут же, вскрикнув от боли, снова упала на колени, прижимая ладонь к лицу, где на щеке наливался багровый след. От волнения и внезапно вспыхнувшей ярости Даниэль не почувствовал, как утратил контроль над заклинанием. Тепло, еще мгновение назад собранное в кончиках пальцев, сорвалось неоформленным сгустком силы, недоосмысленным заклятьем, не способным нанести Тени существенного урона. — Не смей сравнивать меня с собой! — рявкнул он, чувствуя, как в груди клокочет неизбывная злость на плененную тварь. — Я за всю жизнь ни разу не причинил вреда ни одному человеку, в отличие от вас, ненасытных чудовищ, умеющих только уничтожать! Слезы, блеснувшие на глазах девочки-Тени, заставили его едва не задохнуться от гнева. Она еще смеет давить на жалость?! Этот монстр, принявший человеческое обличье?! Да ни одна Тень не отпустила ни одного человека, умолявшего о пощаде! «Я тоже никому не причинила вреда! — Тень всхлипнула, совсем по-детски размазывая слезы по щекам. — Я здесь совсем недавно и беру энергию только из растений. Я даже эти деревья тронула лишь тогда, когда совсем лишилась сил. А старшие пытаются съесть меня…» «Маленькие Тени всегда вырастают. И делают то, что велят инстинкты — уничтожают», — резко ответил Даниэль. Все это бессмысленный спор, после которого каждый останется при своем мнении. Нет, разумеется, Тени такие же разумные существа, как и люди, и тоже имеют право на жизнь. Но только в своем мире, а не здесь, где одно их прикосновение приносит лишь смерть. А он обещал сделать все, чтобы защитить свой мир и не дать его разрушить. Девочка снова села на пятки, вся дрожа. Или это только казалось в неверном свете круга-ловушки? Тонкие бледные пальцы теребили ткань платья, а губы дрожали, словно она никак не решалась что-то произнести. Но, по-видимому, таки собрала остатки смелости и тихо, неожиданно горько прошептала: «Ты ведь тоже хочешь меня убить… Тогда чем же ты отличаешься от наших собратьев, которые без раздумий лишат меня жизни?» Слова прозвучали оплеухой. Даниэль мог сколько угодно разгадывать загадку собственного происхождения, но правда оставалась правдой — у него нет полного права называть себя человеком. Но сколько общего было у него с Тенями, он сказать не мог. Это выглядело не то даром, не то проклятием, не то просто насмешкой небес, но он владел самым ценным источником для всех Теней — магией. И, наверное, именно благодаря ей Даниэль не стал чудовищем, способным лишь уничтожать. И отец учил его сражаться, а не убивать беспомощного и молящего о пощаде врага. «Я. Не. Тень», — отчеканил он, и девочка испуганно попятилась, с недоумением и ужасом глядя на него. «Но… но ты отвечаешь мне как… как остальные. Не словами. Люди так не умеют. Не умеют говорить, не шевеля губами…» Даниэль опешил, только сейчас осознав, что действительно не произнес ни слова. Нервно коснулся губ, холодея от одной только мысли, что потерял над собой контроль. Но нет… это и было очередным проявлением его двойственной сущности. Проклятой чуждой второй половины. От вспыхнувшей ярости потемнело в глазах, а кончики пальцев снова защипало от нахлынувшей силы, готовой вот-вот оформиться в заклятие. Хотелось закричать, причинить боль той, кто напомнила о собственном уродстве. Но разум оказался сильнее чувств, утверждая, что ничьей вины здесь нет. Просто нужно это понять, принять и, наконец, успокоиться, как всегда напоминал ему отец. — Пожалуйста, выслушай меня, — тихо-тихо прошептала девочка-Тень. — Пожалуйста… ты ведь не обязан меня убивать. Мы с тобой живое доказательство того, что Тени разные. И далеко не все такие бездушные чудовища, как ты считаешь… Да, отец учил сдержанности, учил думать, прежде чем что-то сделать, а не идти на поводу у эмоций. Но как же сложно этого придерживаться! Особенно, когда в душе сражаются обида на судьбу и злость на непрошеных гостей. — Пожалуй, живым доказательством останусь только я, — холодно произнес Даниэль, взмахом руки заставляя девчонку умолкнуть и снова сжаться. — А ты отправишься туда, куда тебе давно пора. Могу лишь пообещать, что смерть будет быстрой и безболезненной… Лазурные глаза Тени наполнились слезами, и, став на колени, она протянула к нему израненные руки и быстро-быстро, словно боясь не успеть, заговорила: «Нет! Прошу тебя… не убивай… Я беру энергию только от растений, от людей никогда… Я просто… просто хочу жить… Пощади!» Последнее слово она выдохнула едва слышно, но в его сознании оно раздалось громом. А в следующий миг он пошатнулся от нахлынувших образов и эмоций. Черно-бурая лисичка неслышно вспрыгнула на крыльцо дачного домика, настороженно и одновременно жадно принюхалась к свежим овощам и фруктам в глубоких мисках. Даже сорванные, они все еще хранили в себе достаточно жизненной энергии, чтобы насытить измученную Тень. Впрочем, лисичка не торопилась их пробовать, а оглядывалась по сторонам. Обыкновенные лисы не интересуются растениями, и люди сразу поймут кто она такая. И когда поймут — ей не жить. А этот мир слишком хорош для того, чтобы покинуть его навсегда. Она еще так мало увидела, так мало узнала о нем, но, в отличие от сородичей, не желала выпивать его энергию до последней капли. Маленький выродок в семье Теней, который добровольно отказался от гор дармовой пищи, чтобы любоваться ею. Неправильно, недопустимо, неясно. Сородичи не поняли ее поступка, и сделали то, что всегда делают, когда что-то не вписывается в их картину мира — напали. — Не бойся, малышка. Угощайся, — тихий надтреснутый голос заставил Тень отпрянуть. Но пожилая женщина лишь ласково улыбнулась испуганному зверьку, покачиваясь на кресле-качалке. «Почему?» — в глазах Тени беззвучно звенел вопрос. Но ответа не находилось. — Ты ведь голодна, не правда ли? — словно прочитав ее мысли, ответила старушка с теплой улыбкой. — Всем иногда бывает нужна помощь, особенно, когда остаешься совсем один. С такой доброжелательностью на нее не смотрели никогда в жизни ни сородичи, ни, тем более, люди. Последние в ужасе удирали, едва завидев поблизости сизый вихрь или странное животное с лазурными глазами. Люди видели в Тенях лишь убийц. Тени видели в людях только пищу, которая изредка сопротивлялась. Но еще никогда Тень и человек не видели друг в друге… товарищей? Друзей? Лисичка-Тень подступила к миске с овощами, решив оставить поиск ответов на потом. Довольно улыбаясь, старушка закрыла глаза и продолжила отдыхать так, словно на ее крыльце не гулял опасный монстр. Здесь не было монстров. А был всего лишь напуганный и раненый ребенок, который нуждался в помощи. Этот ребенок пока не понимал, почему враг помог ему. И лишь потом, спустя много времени юная Тень поймет, что это было милосердие. И тепло, которое оно дарит, не заменить ничем. Образы сменяли друг друга так быстро, что кружилась голова. Но одно в них оставалось неизменным — Тень, принявшая облик чернобурки, и сидящая напротив старушка. Два одиночества, два совершенно разных существа. Но что-то в них проскальзывало общее… И отчего-то мучительно ныло сердце. Обман? Внушение? Даниэль стиснул зубы, отгоняя видения. — Кто эта женщина? — резко, даже немного грубо спросил он у сжавшейся девчонки. «Ч-что?» — Она настолько опешила от его вопроса, что едва могла говорить. — Та пожилая женщина, которая кормила тебя. К которой ты постоянно ходила, — злость и раздражение на притворную невинность Тени лишали всякого желания узнать ответ. И только воспоминания об отце, который обязательно выслушал бы даже врага, заставляли охотника сдерживаться. Воспоминания не были ложью. Просто они были слишком невероятны, чтобы оказаться правдой. «Это… это Матильда… она просила называть себя так, — пролепетала растерянная девочка. — Я набрела на ее дом, когда, раненая, пряталась от другой Тени, и она… она выходила меня. Дала пищу и кров…» — И что с ней сейчас? Ты отплатила ей смертью за оказанную доброту? — не удержался от ядовитого выпада Даниэль. Он уже злился и на себя за то, что не смог быть бесстрастным охотником, а превратился во вспыльчивого мальчишку. Разве этому его учил отец? «Нет! — горячо воскликнула девочка-Тень. — Я никогда… Она была мне очень… очень дорога! Единственная из людей, кто относился ко мне не как к чудовищу, хотя она и знала, что я Тень. И все же любила меня, как… как родную. — По побледневшему лицу катились слезы, но она не обращала на них внимания, лишь шмыгала носом, как обычная девчонка. — Матильда была для меня другом. Первым и единственным. Пока… пока она не ушла… навсегда… Но только после знакомства с ней я поняла, что… что не все так, как говорят. Все может быть иначе…» Она спрятала лицо в ладонях и заплакала. А Даниэль поежился, словно от холода. Доверие. Милосердие. Доброта. Разве не это дало ему шанс на жизнь? Разве не этому его учил епископ Аден, ставший для него отцом и наставником? Судьба, насмешливо усмехаясь, подбросила ему задачку, и ответ на нее окончательно определит его место в этом мире. И как быть, когда в памяти все еще свежи собственные мольбы о пощаде? Когда данное обещание и веление сердца строго противоположны? Но, глядя на рыдающую Тень, он понимал, что уже не сможет произнести нужное заклинание. Потому что боль, накатившая на него самого, не оставила места никаким другим чувствам.***
Экзамен на получение звания охотника проводился каждый год в начале лета, когда ветви деревьев начинали гнуться под тяжестью урожая. Среди темно-зеленых листьев блестели красные ягоды черешни, в лесах и на огородах разливали свой душистый аромат земляника и клубника. Начиналась богатая пора, когда ни в чем не было недостатка. Теплые, еще лишенные палящей жары дни навевали умиротворение и безмятежную радость. В городах жизнь замедляла свой бег, становилась тише и спокойнее. Все, кто мог, выезжали в пригороды, села, курортные городки, чтобы поймать самую лучшую летнюю пору. Время отдыха. Но только не для выпускников, в том числе и охотников на Тени. Всю последнюю неделю Даниэль, как и его сокурсники, почти безвылазно сидел за книгами. От непрерывного чтения начинали болеть глаза, а от постоянных отработок заклинаний порой накатывала слабость. И, маясь бессонницей, он часто выбирался в сад при соборе, когда все остальные уже спали. Вечером прошёл дождь, щедро напоив усталую от солнца землю, омыл растения, освежил их краски и раскрыл сладкие ароматы лета. И теперь сад замер, не смея стряхнуть с себя и капли живительной влаги. Но старая, увитая плющом беседка оставалась сухим и уютным местечком, в котором так приятно было сидеть, наблюдая за звёздами. Даниэль покосился на густую крону черешни над беседкой, размышляя, не слазить ли за ягодами. Но потом отбросил эту идею — в темноте не различить спелую от зелёной, и к тому же не хотелось вымокнуть от стряхнутой с листьев воды. В висках шумело и ныло, мешая думать. Предэкзаменационное напряжение давало о себе знать в виде нервной дрожи и путаницей мыслей. Сейчас бы лечь спать, но неясное беспокойство гнало сон прочь, и оставалось только смотреть на мерцающее покрывало звезд. Легкий ветерок шевелил волосы, словно гладил по голове, принося приятное ощущение легкости. Все волнения, тревоги растворялись в захватывающем чувстве полёта. Далеко внизу остался сад, многогранная корона Собора со всеми его переходами и укромными уголками, четко очерченная фонарями паутинка дорог, а впереди — лишь безграничная свобода и восхищение открывшимся миром. Он прекрасен, он невероятно богат и полон сил, мир, способный достичь небывалых высот, мир, где есть неисчерпаемые источники энергии, способной давать жизнь и… Восторг резко сменился чувством отвращения. Не к миру, а к самому себе. За мысли, за давно забытые помыслы и желания. Обрывки видений, эмоций, не то своих, не то чужих, но одинаково сильных и разносящих в клочья реальность. Страх, желание обладать, трепетная любовь к миру, боль, угнездившаяся где-то в глубине головы, и острое чувство неправильности происходящего — все сплелось в один горячий клубок, будто заменивший сердце. Он все не мог понять, чьи это чувства, и почему так сильно хочется присвоить себе хоть крохотный кусочек этого прекрасного мира, хоть одно деревце, чтобы навеки удержать его подле себя. Да только разум кричал, что присвоить — означает уничтожить. А все естество утверждало, что жизнь и берется из жизни. Что кто-то должен погибнуть, чтобы жил другой. Странное, противоестественное желание. Желание уничтожать без остатка, не оставляя ни малейшего шанса на восстановление. Он должен взять хоть немного чужой силы, чтобы восстановиться самому. И глупые человеческие традиции, привычки ждать, пока что-то произойдет само собой, его не устраивают. И пока разум трепыхался в робких попытках доказать обратное, неукротимая душа вырвалась на свободу, желая найти лишь одно… Сильно болело плечо и разбитое от неудачного падения колено. И, глядя на небо, Даниэль пытался понять кто он, где находится, и что здесь делает. А ответы не торопились приходить, маячили где-то на грани сознания, вытеснялись все еще яркими видениями. Видениями, которые принадлежали не ему. От сна мутило, во рту был гадкий привкус крови, а на душе так мерзко, словно он сделал что-то непоправимо ужасное. Просто кошмар, просто дурной сон от переутомления, ничего более. Но откуда тогда в судорожно сжатой ладони иссушенная веточка черешни со сморщенными черными ягодками? Никакое солнце не смогло бы сделать такого, даже если бы сжигало землю все лето. Такие следы оставляют только Тени. Его затрясло в ознобе, и, сделав несколько неверных шагов, он швырнул изуродованную ветку в густые заросли, словно та обжигала ему руки. Раньше тоже снились подобные сны. Но тогда они не были и вполовину такими яркими. И еще никогда он не просыпался, уничтожив что-то живое. Снова замутило, но Даниэль глубоко вздохнул и потер виски, стараясь отбросить навязчивые мысли, от которых становилось дурно. Это просто сон. Он просто устал и переволновался, вот и приснилась подобная чушь. Перед экзаменами и не такое привидеться может. Просто глупый, пусть и жутковатый в своей реалистичности сон. А ему, пока еще есть возможность, следует пойти в свою комнату и нормально выспаться, чтобы завтра не провалиться на испытаниях. Он все пытался себя успокоить и не позволить страху овладеть им. Потому что мертвая сломанная ветка в его руке явно оказалась не просто так. Потому что, несмотря на короткий нелепый сон, он чувствовал, что его силы почти полностью восстановились. После сдачи теоретической части выпускного экзамена был часовой перерыв перед практической, и юные охотники галдящей гурьбой высыпали в сад Собора. На лицах радость — еще несколько часов, и они станут полноправными охотниками, способными защитить свой мир от Теней. А через день они разъедутся по всей стране. Кто-то вернется домой, кто-то отправится туда, где нужна будет его помощь. Но Даниэль безучастно смотрел на оживленных сокурсников и невесело думал о том, что ему некуда возвращаться, и уезжать из Собора совсем не хочется. Здесь он сделал свои первые шаги, вырос, выучился, обрел отца и дом. И потому совсем не представлял себе иной жизни. Куда его занесет судьба? Вернется ли он когда-нибудь снова домой? От этих мыслей становилось так тоскливо, что не радовало ни долгожданное тепло, ни окончание обучения, ни даже то, что он вот-вот получит почетное звание охотника. Он зажмурил глаза и, подставив лицо солнцу, старался не думать о будущем, а сосредоточился на последнем экзамене. Ночью удалось поспать всего пару часов и теперь, ближе к полудню, в глаза словно насыпали песка, а мысли стали тяжелыми и неповоротливыми. Хотелось только одного — спать. Но нельзя. Нужно собраться и показать все, на что он способен. Еще немного сил… еще совсем чуть-чуть… Солнце приятно пригревало, трава ласково щекотала руки, и каждая травинка щедро делилась своим теплом и силой. Невеселые мысли таяли, словно снег весной, а вместе с ними и невыносимое желание спать, и с каждым вдохом становилось все легче и спокойнее. Гул голосов стих как-то резко, словно Даниэля поразила внезапная глухота. И от этой неожиданной тишины екнуло сердце, заставляя сжаться от страха и открыть глаза. Столкнувшись с полными ужаса и потрясения глазами сокурсников, он растерянно оглянулся. Оцепеневшие выпускники сбились в одну толпу и старались держаться от него как можно дальше, но при этом не спускали с него взгляда. — Что случилось? — недоуменно спросил он, впрочем, начиная догадываться. Пальцы нервно сжали траву, но ощутили вместо упругой прохлады мертвую пыль. Внутри все похолодело, и в этот же момент некоторые из девчонок в толпе пронзительно завизжали. — Тень… — пронеслись шепотки. — Да ну, не может быть… — Точно тебе говорю… люди такого не сделают… — Но ведь мы же с ним учились… как он может быть… — А с виду человек как человек… — Недаром подкидыш… видать, даже мать дела иметь не захотела… В голосах звучали потрясение, страх, ненависть, кто-то недоуменно хмурил брови, но во всех глазах плескалось откровенное отвращение. А кто-то уже сплел пальцы, готовясь выпустить заклинание уничтожения, и Даниэля замутило уже от ужаса. Он понятия не имел, как подействует заклятие, направленное на него. Он ведь человек… он… должен им быть. Как ведь иначе? Даниэль медленно, стараясь не спровоцировать сокурсников на атаку, встал и тут же об этом пожалел — от напряжения дрожали колени, и земля уплывала из-под ног. Но зато стало хорошо видно, как к толпе встревоженных выпускников приближаются учителя и епископы Собора. Молодые охотники расступились и пропустили их к омертвевшему пятну газона. Шепотки стихли и все внимательно наблюдали за старшими. — Я не… хотел, — Даниэль отступил на шаг под суровым взглядом настоятеля Собора — архиепископа Даррена. — Я не знаю, как это вышло… не знаю… правда… Голос сорвался и сел, звуча до того жалко, что было стыдно продолжать. Словно оправдывался жалкий мальчишка… Но страх захлестывал с головой, топил в своих пучинах, и слова терялись где-то на полпути между сознанием и горлом, словно сжатым холодной рукой. Даниэль уже не понимал, чего боится больше — смерти, разверзшейся перед ним неизвестности или все-таки страшнее было взглянуть в глаза тому, кого называл отцом, и увидеть в них отвращение, смешанное со страхом? В один миг лишиться последней и единственной опоры, когда мир и без того перевернулся и исказился до неузнаваемости. Он опустил голову, избегая смотреть остальным в глаза, и, сжавшись, ожидал вердикта. Только вздрогнул, когда руки опутало ловчим заклинанием, лишая их и подвижности, и чувствительности, а вокруг вспыхнул контур круга, за который не выйти. Боли не было, только слабость и неуклюжесть во внезапно ослабевших ногах. Даниэль почти не слышал, что говорил архиепископ, что приказывал другим, а просто лихорадочно искал глазами одного-единственного человека, мнение которого было для него важно. И в колышущемся море белоснежных парадных мантий он встретился с ним взглядом и сразу отвел глаза, до крови кусая губы в бессильной злости на судьбу. Он с ужасом думал, что будет говорить, когда тот придет, понимал, что все слова исчезли, и остался только глупый лепет до смерти испуганного мальчишки. На лице епископа Адена не было ни кровинки, а в глазах виднелось лишь беспокойство. Беспокойство за того, кто оставался для него сыном, пусть даже оказавшимся не до конца человеком. Комната в подвале Собора отчего-то напоминала тюрьму. Не то глухой дверью с крепким замком, не то отсутствием окна. В остальном же обстановка была вполне привычной: заправленная железная кровать, стул с маленьким откидным столиком и умывальник. Но одно лишь то, что ему не позволили вернуться в свою комнату дожидаться решения Совета, говорило о том, что дела идут хуже некуда. Хорошо, хоть заклинание, сковывающее руки, сняли, и теперь пальцы неприятно покалывало, когда к ним возвращалась чувствительность. Правда, Даниэль был уверен, что на комнате лежит мощная печать, надежно удерживающая Тень в ее пределах. Что ж, вполне логично… Да только от понимания мотивов поступка епископов легче не становилось. Только горше… Мысли мешались и путались, сознание никак не хотело принять чудовищную правду и все пыталось найти оправдание произошедшему. Он — Тень. Проклятое чудовище, которых так боялся в детстве. Тень, обладающая магическим даром, столь желанным источником энергии для любой из них. Сущая насмешка судьбы… Даниэль нервно засмеялся и тут же умолк. Как бы там ни было, но погибшая этой ночью ветка черешни, уничтоженная трава на газоне — его рук дело. Счастье, что ему хватило этой малости, и никто из людей не пострадал. А если в следующий раз все закончится не так хорошо?.. От этой мысли затряслись руки, и хотелось отчаянно выть в безмолвное небо, чтобы хоть как-то облегчить душу. Он теперь никогда не сможет смотреть в глаза друзьям. Учителям. Приемному отцу. Он даже не сможет принять звание охотника — самой главной цели в жизни. Вряд ли он вообще встретит еще хоть одну весну. — За что?! — глухо взвыл он, глядя в потолок, словно пытался найти ответ. — За что мне это?! Ну почему?! Горло сдавило спазмом, отчаянный стон оборвался, и Даниэль спрятал лицо в ладонях, пытаясь успокоиться. Что бы его ни ожидало, следует принять это с достоинством, как человеку. Тяжёлая дверь открылась почти бесшумно, и лишь по пробежавшему по ногам холодку он понял — кто-то вошёл. Но взглянуть на вошедшего оказалось выше его сил. Страшнее, чем сразиться с Тенью один на один. — Расскажи мне, как все было на самом деле? Голос, все такой же спокойный и мягкий, будто за последние часы ничего и не произошло. Даниэль поежился, словно от холода, и подумал, что ему было бы легче держать ответ перед всем Советом Собора, чем ответить отцу. Какая подлость — из него растили достойного преемника, а он оказался… — Не знаю, — мрачно отозвался он, и лишь в последний момент попытался сгладить грубость. — Честно, не знаю. Даниэль искоса взглянул на епископа Адена, опасаясь увидеть хоть намек на страх или отвращение, как у многих других за сегодня. Но тот выглядел лишь озадаченным, словно пытался решить сложную задачу, а во взгляде таилась неподдельная тревога. — Мне-то можешь не врать, Даниэль. Я тебя как облупленного знаю, — епископ сел рядом, смотря все так же пристально. — Рассказывай. Даниэль тяжело вздохнул и, опустив голову, заговорил. О снах, полных восторга и неутолимой жажды. О видениях странного мира, так непохожего на привычный. О том, как проснулся прошлой ночью, сжимая в руках иссушенную ветку дерева, как утром нечаянно уничтожил траву, лишь подумав о том, что не хватает сил… А перед глазами все еще стояли искаженные страхом и ненавистью лица сокурсников. И холодный, тяжелый взгляд архиепископа. Для них он перестал быть человеком, превратился в тварь, не заслуживающую ни милосердия, ни пощады. И эта тварь ничем не отличалась от тех, кто пришли из другого мира и принесли с собой лишь гибель всему живому. И даже глаза у него, по невероятному стечению обстоятельств, были того же цвета, что и у Теней — ярко-голубыми. Очередная насмешка судьбы… — …не хочу умирать… — чуть слышно прошептал он, сжимая кулаки. — Не хочу… Разве я виноват в том, что случилось? Я же не… И тут же запнулся, чувствуя себя сопливым мальчишкой, отчаянно желающим защиты и поддержки. Глупо ожидать этого. Но разве преступно? — Ты не Тень, Даниэль. Ты человек, и останешься им. Во всяком случае, для меня. — Для вас, — он горько усмехнулся. — Но ведь вы не сможете всегда быть рядом, а остальные видят во мне лишь чудовище. И, по большому счету, они правы… Епископ Аден только покачал головой и, положив ладонь ему на плечо, внимательно заглянул в его глаза. — Ты помнишь, как выхаживал котенка с перебитой лапой, как кормил его с пипетки, не спал ночами?.. Даже несмотря на страх и отчаяние, Даниэль не смог сдержать улыбки. Тот черный мурчащий комочек уже давно вырос в здорового наглого кота, который изредка, словно оказывая великую честь, охотился на мышей в подвалах. Но по-прежнему признавал только одного хозяина. — А сколько раз ты заступался за малышей, только пришедших сюда на обучение? Как успокаивал испуганных людей, которых мы едва успели спасти от гибели… Ни одна Тень так бы не сделала. Так поступает только человек. Настоящий человек. — Но ведь я… — заикнулся было Даниэль. — Я же сделал то, что люди не могут… разве это не означает…? — Не означает, — резко ответил епископ. — Я не знаю, откуда у тебя такие способности, но они не меняют твоей сути. И ты не чудовище, как бы меня ни пытались убедить остальные. — Что решил Совет? — с трудом прошептал Даниэль, не узнавая собственного голоса. По спине пробежал ледяной холод, словно смерть уже подобралась вплотную и дышала в затылок. Мужчина запнулся и, нервно одернув рукава парадной мантии, опустил голову, не говоря ни слова. Все и так было ясно. Совет не станет рисковать жизнями людей, ради того, чтобы выяснить, опасен ли он для остальных. И уж тем более не допустит, чтобы он получил право быть охотником. Поэтому лучше всего уничтожить угрозу, едва ее обнаружили. В горле стал ком. Одно дело рисковать жизнью ради других, ради достижения цели, мечты… И совсем другое — беспомощно ждать гибели лишь оттого, что просто оказался не тем, кем должен. — Я не допущу этого, — вдруг холодно и четко произнес Аден и резко встал. — Хватит… тебя я потерять не могу. Не имею права. Даниэль ошеломленно смотрел на приемного отца. Едва ли не впервые он видел на его лице такую мрачную решимость. Куда же исчезла его мягкость и смирение, как у многих служителей церкви?.. Сейчас перед ним был человек, готовый на все. И Даниэль точно впервые понял — этот человек пережил слишком многое, чтобы чего-то бояться.***
Поднялся ветер. В воздухе запахло озоном и влагой. Где-то вдалеке нерешительно громыхнул гром. И, казалось, только от этого звука лепестки яблонь снова сорвались в свой чарующий полет. Даниэль озадаченно смотрел на тихо всхлипывающую Тень. Девочка сжалась в комочек у самого края круга, стиснула бледными пальцами подол платья. Она больше не просила, не умоляла, лишь беззвучно шевелила губами, словно молилась, не поднимая глаз. Сейчас она выглядела человеком. Такая же беззащитная и не несущая никакой угрозы. И лазурный взгляд больше не казался взглядом чудовища. Охотник нервно ходил по полянке, размышляя, как следует поступить. Впервые перед ним была дилемма — поступить как его учили, или все же поверить, дав девчонке-Тени шанс на жизнь. И что-то подсказывало ему, что верным может оказаться отнюдь не самое очевидное решение. Даниэль шевельнул пальцами, не уверенный, что же ему сейчас делать, а затем девочка резко вскинула голову и посмотрела куда-то позади него. И такого ужаса в ее глазах он еще не видел. Она вскрикнула, метнулась к дальнему краю круга, закрыла лицо руками, словно пытаясь спрятаться. А Даниэль, обернувшись, успел лишь заметить, как графитово-серый сгусток дыма налетел на него и ослепил, сбил дыхание. Он попытался было прошептать заклятие, но слова потерялись где-то на пути к горлу, а с внезапно ослабевших рук сорвалось лишь несколько тусклых искорок. В угасающем сознании зазвучал почти нежный шепот проклятий в сторону всех людей и его в частности. Каждое слово сочилось ненавистью, неутолимой жаждой и оглушающей злобой. Мир меркнул, накатывала слабость. Сил удерживать ловчее заклинание больше не было, и краем глаза Даниэль заметил, как барьер спал и освободил младшую Тень. Не самая удачная охота за его карьеру — теперь монстрам ничто не мешало спеться и убить охотника. Но, вопреки ожиданиям, девочка не воспользовалась шансом, а обратилась в лисицу, закуталась в вуаль из серой дымки и скрылась в зарослях, на прощание взмахнув пышным хвостом. Он прикрыл глаза. Прекрасно… как же быстро из палача можно превратиться в жертву! Только новый знакомый не станет слушать мольбы о пощаде. У Теней разговор с жертвами был коротким. На грани слышимости, вырывая из забвения, прозвучал далекий гром, и Даниэль пришёл в себя лёжа на траве, не в силах даже шевельнуться. Попытка подняться не увенчалась успехом: руки дрожали, голова кружилась. Он мог лишь беспомощно смотреть, как Тень приняла свой истинный облик костлявого существа с длинными острыми рогами и головой, похожей на конский череп с пылающими лазурным пламенем глазницами. Страха не было. Лишь пустота и безразличие. Шелестел ветвями ветер, а казалось, что это продолжает свой злобный шепот чудовище. Все эти бредовые россказни девчонки о дружбе с людьми… о том, что все Тени разные… какая чушь. А ведь он почти ей поверил, и в итоге оказался в ловушке. Даниэль надеялся, что малявка подавится, когда будет доедать его останки после старшего сородича. Зрение постепенно прояснялось, дышать становилось легче, Даниэль приподнял голову. И он увидел, как черно-бурая лисичка метнулась из-за деревьев так внезапно, что Тень, наслаждающаяся обреченностью жертвы, не успела отреагировать прежде, чем кроха бросилась на нее со всей яростью и вцепилась в тонкие, словно паучьи, лапы. Даниэль опомнился, словно его окатили ледяной водой. Слабость еще оставалась, но сознание снова обрело ясность и позволило соткаться ажурному узору заклятия. Одно движение, и оно активируется, однако охотник медлил. Обе Тени сплелись в единый клубок, в котором не различить, кто есть кто, а Даниэль очень не хотел задеть маленькую девчонку-лисичку: кажется, он слегка поторопился в выводах… Это, конечно, радовало, но очень удивляло. Впрочем, схватка оказалась хоть и яростной, но недолгой. Жалобный писк, и чернобурка отлетела в сторону, беззвучно сползая по стволу яблони, а Тень растеклась между деревьями, желая лишь пожирать. Но этого мгновения Даниэлю хватило, чтобы на выдохе закончить заклятие и метнуть его в атакующую тварь. От пронзительного воя заложило уши, и Даниэль невольно отшатнулся, с облегчением заметив, что на этот раз все удалось. Серебристое кружево заклятия мерцающим коконом опутало вырывающуюся Тень, лишая сил и возможности двигаться. Лазурные глаза полыхали злобой и болью, а искорки отзвучавших слов вспыхивали все ярче и растворяли дымчатую тварь, которая уже не в состоянии была принять телесный облик. Ослепительная вспышка, и заклятие, выполнив свою задачу, звездопадом осыпалось в траву. Гром все приближался, стало видно, как с востока наползают тяжелые тучи, неспешно окутывая украшенное созвездиями небо. Даниэль с трудом поднялся, пошатываясь, и на заплетающихся ногах подошел к бессознательной лисичке. Дождь должен был начаться с минуты на минуту, а разобраться в причинах как ее, так и собственного поступка, он сможет и дома.***
Гроза закончилась под утро, оставив по себе прохладу и прозрачно-свежий запах весны. По подоконнику все еще стучали запоздалые капли, когда Даниэль обессилено рухнул на кровать в съёмной квартирке — ведь он несколько часов перевязывал раны Тени и зачаровывал вокруг нее охранный контур, чтобы та не сумела сбежать. От усталости шатало и мутило, но он все же догадался поставить в круг несколько цветочных вазонов, которых у хозяйки было так много, что она наверняка не заметит исчезновения парочки. Несмотря на измотанность, вместо сна накатило какое-то мутное, тяжелое забытье, перемежающееся то картинами сражения этой ночью, то видениями прошлого. И даже когда он проснулся от тихого шороха очнувшейся Тени, в ушах по-прежнему шумело, а все тело ныло, словно после тяжелой работы. — Почему я все еще жива? Она вновь была в образе девочки, а не зверька. Ее голос звучал так тихо, что приходилось напрягать слух. Даниэль едва повернул голову в ее сторону и все еще хриплым ото сна голосом вяло пробормотал: — А почему ты бросилась меня спасать? Тень слегка покраснела и смущенно опустила голову, нервно переплетая пальцы. Губы подрагивали, словно она хотела что-то сказать, но никак не решалась. Охотник только невесело ухмыльнулся, опережая ее ответ: — Может быть, просто выбрала из двух зол меньшее? Убей твой сородич меня, то и тебе не поздоровилось бы. Даже если бы ты помогла меня уничтожить. Логичное для вас поведение. — Милосердие… — прошептала наконец она. — Поэтому спасла. — Что? — Матильда называла такие поступки этим словом. «Милосердие». И ты не убил меня, когда мог. Ты видел мое прошлое и… — девчонка с надеждой взглянула на него. — Поверил? — Не обольщайся, — фыркнул Даниэль. — Считай, что я просто решил убедиться, что ты действительно не принесешь вреда моему миру. Будешь под моим присмотром, пока я не решу, что с тобой делать. — Я должна заслужить доверие? — робко уточнила она. — Хм, вероятно, да, — он озадаченно потер виски, желая унять головную боль. Это оказалась самая болтливая Тень, которую он когда-либо встречал. — Еще одно слово, которому тебя научила та старушка? — Да! Она говорила, что между друзьями должно быть доверие. — Мы… не друзья. — Но можем ими стать, когда я заслужу доверие! — улыбка, как у настоящего беззаботного ребенка, озарила ее бледное лицо. — Как тебя зовут? Даниэль поднял глаза к потолку, чувствуя себя крайне неловко. Еще вчера он хотел ее уничтожить, а сейчас она готова дружить с ним. Странная Тень… Он горько усмехнулся — такая же странная, как и он сам… — Даниэль, — нехотя представился он. — А тебя? Девочка-Тень задумалась на целую минуту, глядя в окно. А затем печально вздохнула: — У меня нет имени… у нас не бывает имен, как у людей. — А как тебя называла Матильда? — спросил Даниэль. — Никак. Она говорила, что я сама должна выбрать себе имя, когда пойму, на кого хочу равняться… — девочка осеклась, словно внезапно осознала смысл сказанного. Глаза заблестели от выступивших слез, но когда она снова заговорила, то на губах была легкая счастливая улыбка. — Зови меня… Матильда.